Квартал Безвременье

Автор идеи – Олег Попов

1

Стеклянная громада здания сверкала и искрилась, отражая и преломляя лучи клонившегося к западу солнца.
Руслан еще никогда не бывал в этой части города – не довелось. Ни разу не бывал здесь, подумал он и усмехнулся: Луна и Марс исхожены вдоль и поперек, на Венере не осталось ни одного неисследованного бара, библиотека Меркурия зачитана до дыр и две книги даже увезены домой, а в отдаленном районе родного города он не бывал.   
Даже для конца июля было ощутимо холодно. Руслан, одетый только в обольстительную форму Звездного флота, призванную подчеркивать ширину плеч и узость талии, ощутимо озяб.
Нет, положительно, этот район интереснее Меркурия! Пустынно и ясно. Ночью был сильный снегопад, и теперь груды переливающегося, играющего всеми оттенками голубого и розового снега лежали на крышах и деревьях.
Опьяняющее чувство красоты заставило Руслана даже забыть, с каким негодованием он вылетел утром из дома. Его, капитана Звездного флота Межпланетной Ассоциации Космических Сил (МАКС), отправили, как мальчишку-курсанта, рыться в огромной сверкающей библиотеке в поисках какого-то загадочного труда (зачем – никто толком объяснить не мог)… 

Ему навстречу шли двое. Один высокий, худой, одетый в невообразимую зеленую куртку; через плечо у него висела на длинном ремне сумка, а лицо было скрыто капюшоном. Второй, коренастый, пониже, выглядел просто бородатым. Не нужно было никаких других слов, чтобы описать его, – просто бородатый. Руслан, с детства увлекавшийся древней историей, про себя назвал его Сократом. Уже потом он увидел, что Сократ одет в длинную серую куртку с поясом и тащит на себе такую же сумку на ремне.
Незнакомцы поравнялись с Русланом, проходя мимо таинственного покосившегося домика с надписью: «Шиномонтаж».
– …Софья ничего не понимает в Антониони, вот в чем я с грустью убедился, – донеслось до Руслана.
– Антониони, не Антониони… Главное – теперь по пятьдесят граммов и по домам. 
– Можно и по сто…
– Можно и по сто пятьдесят, в принципе…
– А Софья ничего не скажет?
Они растаяли. По крайней мере, обернувшись, Руслан уже не увидел их. После их исчезновения в воздухе остался незнакомый Руслану запах. Пахло чем-то пряным, сладковатым, бесконечно мягким и обволакивающим. Руслан тряхнул головой, избавляясь от наваждения, и вошел в сверкающее здание.
– Пароль, – произнес робот-охранник.
– Понятия не имею, – спокойно сказал Руслан.
– Пароль, – повторил робот. В его голосе отчетливо прозвучал легкий намек на потенциальную угрозу.
– У меня есть пропуск Канцелярии МАКСа…
– Пароль.
Никакого пароля Руслану не давали, он точно помнил.
– Зачем вообще библиотеке пароль? Не военная база, в конце концов.
– Здесь хранится огромное количество информации самого различного характера, – гордо ответил робот и спохватился:
– Пароль.
Руслан скучающе уставился на стену. Не получилось – стена была абсолютно прозрачной. С такой стены никакое озарение придти не могло.
– Апельсин. Небо. Звездный флот. Трусы.
Робот даже не улыбнулся.   
– Пароль неправильный.
– Экипаж. Капитан. Три мушкетера. Сократ. Шиномонтаж. Софья.
– Пароль правильный.
Стеклянная дверь, исписанная словом «Вход» на трех тысячах земных языков и тысяче инопланетных, распахнулась с серебряным звоном. Робот широко и очень фальшиво улыбнулся во весь хромированный рот:
– Добро пожаловать в нашу библиотеку, крупнейший центр старинной и современной литературы. Здесь собраны произведения двадцати трех миллионов авторов на четырех тысячах языков, включая семнадцать диалектов Буркина-Фасо и тридцать три наречия Цереры…
Руслан хлопнул дверью.
 
2

Из библиотеки ему удалось выбраться только часам к семи вечера. Воздух был чист, вечер свеж, и так и тянуло слепить снежок и бросить куда-то… Руслан обладал счастливой способностью сохранять в себе детскость, не отрицая жизненного опыта. В нем Дон Кихот прекрасно уживался с ученым.
В детстве он мечтал стать мушкетером. Выяснилось, что в двадцать пятом веке это не так просто, как в семнадцатом. Позже, подростком, он хотел сражаться в рядах какого-нибудь сопротивления. Но к двадцать пятому веку человечество прекратило борьбу не только с гвардейцами кардинала, но и с фашизмом, терроризмом, экстремизмом, коррупцией и прочими бедами.   
Оставался один путь, тоже уже не новый, – космос. Доблестно окончив гражданское космическое училище, Руслан, уже не гадкий утенок, но пока и не герой-любовник… так и не задумался о будущем. Немного летал на почтовом корабле (сентиментальные письма инопланетянок статным земным звездолетчикам); немного развозил деликатесы типа красной икры на Марс (основной продукт экспорта), немного работал пилотом на детских экскурсионных кораблях («Ха-ха, розовый снег… Фигня!», «А можно повертеться у вас под ногами?», «Ничего себе!»)…      
В Космические Силы его привела исключительно страсть к приключениям; в Академию вообще еле поступил, с треском провалив экзамен по высшей астрофизике. Взяли за горение. Дальше стало проще – во многом благодаря известной романтизированности физики. Чего стоили одни термины – «очарованные частицы», «осцилляция странности», «радиус ливня», «солнечный ветер» и, наконец, «каскад в атмосфере». Потом ввели спецкурс «Философия звезд» – сверхновый и сверхмодный предмет. И Руслан погиб. Он забыл все на свете, часами и сутками просиживая над книгами; чуть не защитил диссертацию на тему: «Философия звезд как неизученный аспект учения Платона». Не защитил и даже не начал толком, конечно, но порыв имел место. 
Руслан был истинным героем своего времени. К двадцать пятому веку Печорин трансформировался в высокого, атлетически сложенного молодого человека с холодно сверкающим на груди серебряным знаком Звездного флота. Разумеется, под холодным знаком билось горячее сердце, жаждавшее приключений и подвигов. Но вот совершать их было уже незачем.   
За последние четыреста лет жизнь во Вселенной изменилась коренным образом.
Колонии на Марсе, предсказанные Хокингом, уже давно отслужили свое – еще в те времена, когда люди не подозревали о том, что Марс вовсе не так пуст, как кажется на первый взгляд. Земляне строили колонии в районе Лабиринта Ночи. Марсиане, тогда еще довольно отсталый рабовладельческий народ, умело прятались в Долине Маринера и около Древнего моря и наблюдали за людьми. Перестали бояться, подошли, полюбопытствовали, подружились, развились. Очень быстро. Первые контакты с другими планетами дали похожие результаты: кто-то стоял на более высокой ступени развития, чем Земля, кто-то – на более низкой, но суть была одна. Все хотели мира и взаимопомощи. И общими усилиями, спустя пару веков, была создана МАКС.   
Но, увлекшись космическими проблемами, человечество потеряло контроль над Землей. Наводнения, ураганы, засухи, повышенная солнечная активность – все сбылось. Дальше – хуже. Соединенные Штаты Америки затонули в океане, подобно Атлантиде. Почти мгновенно, в считанные часы. Антинаучно? Ученые не поверили свои глазам и расчетам. Но с фактами пришлось смириться. Развернулись невиданные диспуты; столицы мира организовывали крупнейшие конференции по вопросам спасения Земли; все – от студентов до академиков – вносили несуразные предложения, требовавшие миллиардов долларов (хотя долларов уже не было) и не гарантировавшие успеха… А потом все закончилось. Без всяких видимых причин.

Итак, вечер был прозрачным и синим, как поддельный сапфир, и Руслану меньше всего хотелось возвращаться домой. Домой. А что – дома? Парящий диван – последнее слово техники, вечная звездная карта, мерцающая на стене, бутерброды с копченым древопрыгом 1, одиночество…      
Улица была по-прежнему странно пуста и тиха. На легком ветру колыхалась обшарпанная синяя вывеска «Магазин «Электрик». Угрюмо чернел загадочный «Шиномонтаж». Длинные ряды похожих друг на друга серых домов, выстроенных, судя по всему, лет триста или четыреста назад, моргали подслеповатыми и в то же время зоркими окнами. Тогда везде строили пятиэтажки – нефункциональные, но удобные для обитателей домики. 
Вдалеке печально зазвенел трамвайбус. Руслан прищурился. Красное допотопное чудище, облупленное и сияющее огнями, медленно ползло по путям. Изогнутые рога цеплялись за провода.
И тут до Руслана дошло: это не трамвайбус, а самый настоящий трамвай. Когда-то, еще школьником, Руслан ходил на выставку «Двадцатый век сегодня» и поэтому точно знал, как в старину выглядели телефоны, холодильники, патефоны, радиоприемники и трамваи; но он не мог себе представить, что они могут существовать и функционировать сейчас.
«Наверное, готовят нечто вроде праздничного парада, – подумал он, шарахаясь в сторону. – Странное дело…»
Но трамвай уже отгромыхал за угол. «Диковинный район, – снова подумал Руслан. – Диковинный…» 
Вспыхнувший фонарь высветил маленькую вывеску «Рюмочная». Руслан с любопытством приоткрыл дверь и заглянул внутрь.
– Ну заходите же, дует, – сказал чей-то голос.
Руслан оказался в небольшом полутемном зале, заставленном столиками и стульями. Где-то в полутьме тянулась барная стойка.
– Добрый день, – продолжал голос. – Присаживайтесь, меню сейчас подам.
Руслан мимоходом глянул на часы. Время было. Он присел за ближайший столик и начал осматриваться.
С виду – бар как бар. Темное дерево. Чахлые растеньица на окнах. Пыльные стекла. С потолка свисают длинные лампы, которые как раз сейчас зажигает немолодая официантка. В углу – вешалка, стойка с потрепанными журналами. Словом, ожившая старина. Руслан с трудом оторвался от созерцания стен, раскрыл принесенное немолодой женщиной меню и скользнул по нему взглядом. Десяток салатов с майонезом («Наверняка залили по самое некуда, хорошо, что в приличных местах больше нет места этому проклятому майонезу»), спагетти, запеченные овощи, картошка с селедкой. Кексы, эклеры, заварные булочки… 
 – Вон-вон… космонавт… – донеслось из угла, и, обернувшись, Руслан увидел у окна тех двоих, в длинных куртках.
– Присаживайтесь сюда, – помахал ему Сократ. – Мы сами только что вошли. Холодно сегодня!
– Добрый день, – произнес Руслан, смахивая с синего рукава несуществующую пылинку. – Не думал, что вы меня заметили.
– И все же заметили, – сказал зеленый капюшон неожиданно мягким голосом. – Вы что заказали?
Руслан предпочел ответить туманно:
– Еще не определился.
– Рекомендую арманьяк, – посоветовал зеленый капюшон. – Текила здесь хороша, но не по карману. По крайней мере, мне.
Руслан употреблял почти исключительно лунный ликер – собственно говоря, слабое вино, изготавливаемое на Венере и названное так только для красоты, а об арманьяке он вообще никогда не слышал.
– Два арманьяка, – сказал Сократ подошедшей официантке.
– Один лунный ликер.
– Нет у нас лунного ликера. И этого… жареного прыгодрева тоже.
– Принесите молодому человеку белого полусладкого, – вмешался зеленый капюшон. – И бутерброд с семгой… Для начала.
– Хм, – ответила официантка.
– Да, мы ведь так и не познакомились! – вспомнил Сократ. – Сергей Иванович Запольский. – Он слегка наклонил голову.      
– Воронцов, Михаил Алексеевич, – произнес капюшон и открыл, наконец, лицо. Оно было удивительным – мягким и хитрым одновременно, веселым, но с некоторым подтекстом. Оно располагало к себе с первого взгляда.
Руслан улыбнулся.
– Руслан Дементьев, капитан Звездного флота Межпланетной Ассоциации Космических Сил.
– Ого! – воскликнул Сократ. – За это надо выпить.
– Выпить всегда не помешает, – добавил Воронцов, откидывая назад поразившие Руслана длинные, почти до плеч, темные волосы. – Как в том анекдоте…
За пыльными стеклами снова падал снег. Причудливо мерцала семга, украшенная ломтиком лимона. Руслан маленькими глотками пил обжигающее золотое вино. 
– Так вы космонавтом работаете, Руслан? – нарушил тишину Воронцов.
– Звездолетчиком.
– А есть разница?   
– В принципе, нет. Космонавт – это звучит как-то более расплывчато и уж слишком старомодно.
– И далеко летаете?
– По-разному.
– И как оно?
Руслан не понимал, что ответить.
– В каком смысле?
– В самом прямом: как вам это нравится?
– Мечта!
– В самом деле? Я думал, сейчас эта профессия считается далеко не такой романтичной, как в моей молодости.
Странно, подумал Руслан, подсчитывая в уме. На вид Воронцову около пятидесяти; полеты в космос – что сейчас, что тридцать лет назад – все одно и то же: для романтиков – романтика, для прагматиков – сложная и не всегда увлекательная работа. Примерно это он и произнес вслух. Воронцов прищурился:
– А все-таки, очень любопытно… Курите? – спросил он, извлекая из сумки длинную трубку.
– Что?
– Курите?
– Нет, – истово ответил Руслан.
Воронцов усмехнулся:
– Почему?
– Вредно.
– Ну что вы, это очень приятно. Знаете ли, расслабишься, набьешь трубку табаком и сидишь, а дым плывет под потолком… 
– А запрет?
– Для нас, эстетов и интеллектуалов, подобных запретов не существует. Ну это ничего, привыкнете попозже… И все-таки, расскажете о космосе?   
– Это красиво, – начал Руслан. – Правда, красиво. – Он запнулся. – Красиво и романтично, особенно поначалу. Долгая учеба. Необычные тренировки. И – наконец – небо. Бесконечное, бархатное, неласковое небо. – Сам не понимая почему, он говорил так, как будто писал роман. – А потом вдруг осознаешь, что каждая звезда – всего лишь плазменный шар, а не богиня. Это написано на первой странице учебника по астрономии, а ты понимаешь только во время первого полета. Знаете, когда-то самым таинственным миром считался подводный. Романтики изобретали снаряжение, позволяющее погружаться как можно глубже и оставаться там как можно дольше… – Руслан посмотрел на Воронцова и Запольского, пытаясь понять, знают ли они хоть что то из его любимой истории, но их лица не выражали ничего. – Я сам подростком увлекался подводным плаванием, но космос дает несравненно больше – хотя бы потому, что он ничем не ограничен…   
– А вы только в Солнечной системе летаете или дальше? – хрипло спросил Запольский.
– Разумеется, и дальше.
Руслан лукавил: он еще ни разу не летал дальше Нептуна, потому что не был ни крупным ученым, ни поп-звездой, ни политиком. Рвался, конечно; но было велено сначала пройти особый курс особой подготовки, удовлетворить особым требованиям, выбить особое поручение и все такое прочее…       
– Приходите к нам в гости в воскресенье, – мимоходом сказал Воронцов, пожимая Руслану руку. Потом сосредоточился, словно что-то обдумывая, и добавил как бы рассеянно: – Моя дочь, Софья, никогда не видела звездолетчиков… 

3

Снова выпал снег.
Руслан сам не знал, почему он так мечтает о следующем воскресенье, и когда оно пришло, проснулся необычайно рано. Слетал к приятелю, помешанному на разведении редких растений, и выпросил у него пышный букет только что срезанных марсианских нарциссов. Хотя, подумал он, черт ее знает, эту Софью, может, она страшна как смертный грех.    
Над присыпанными снегом крышами висело безвременье. Это щемящее чувство отсутствия времени, заключенное в стеклянную тишину, поразило Руслана еще тогда, когда он впервые оказался здесь, но тогда он этого не осознал.
Припоминая указания Воронцова, он пересек заброшенную железную дорогу, миновал давным-давно опустевшую фабрику и свернул в переулок.
…Она медленно шла вдоль железнодорожных путей в приталенном пальто, пробивая каблуками тонкую корку льда. Ярко выделялся красный шарф. На воротник мягко падали волнистые каштановые волосы. В этом неживом, застывшем мире она была единственным пятном, наложенным на серый фон, единственной актрисой, появившейся на сцене, чтобы подчеркнуть искусственную блеклость декораций.    
– Вам нравятся эти цветы? – вдруг услышал он чей-то вопрос и понял, что сам задал его.
– Нет, – ответила она, устремляя на него нездешний взгляд карих глаз.
– Вам вообще не нравятся цветы? – зачем-то спросил он.
– Я люблю розы.
С первым звуком ее голоса вокруг них словно вырос хрустальный замок, рассчитанный только на двоих, но Руслан во мгновение ока разбил его, снова задав вопрос: 
– Вы не подскажете, как пройти на улицу Булгакова?
Она оторвала взгляд от его лица:
– Вдоль путей, а потом первый поворот налево.   
– А вы здесь живете? – внезапно крикнул он.
Она уже снова шла, по рельсам, но в противоположную сторону, обернулась, щурясь на солнце:
– Недалеко…   
 
«Улица Булгакова», – гласил покосившийся указатель. Дом номер пять, спрятавшийся в зарослях рябины, нашелся быстро.   
Воронцов отворил дверь, и волна сладкого обволакивающего запаха нахлынула на Руслана. В прихожей было темно, и Руслан немедленно запнулся обо что-то и едва не полетел на пол. Воронцов нащупал на стене выключатель, и подрагивающий темно-желтый свет осветил узкий коридор, заканчивавшийся кухней и имевший характерные для построек того времени ответвления ванны и туалета. 
– Вы проходите, проходите, не стесняйтесь, чувствуйте себя как дома, – засуетился Воронцов, предлагая Руслану порядком изношенные тапки. – На кухню, на кухню проходите… А цветы сейчас поставим в вазу, если не возражаете… 
Руслан втиснулся между холодильником и столом. Воронцов открыл кран, и вода зазвенела о дно чайника.
– Чай, кофе? Вы, конечно, хотите есть… Соня должна скоро вернуться и принести нам что-нибудь… – Он немного отодвинул занавеску, поглядел в окно, на чахлую рябину. – Сегодня холодно.
Руслан сделал руками неопределенный жест.
– Впрочем, холодно, тепло ли… А что происходит во внешнем мире?   
– Все как обычно: мы отправили гуманитарную помощь на Альдебаран, получили десяток ящиков с консервами из Долины Маринера… Да, из интересного: вчера прибыла учебная экспедиция с Альтаира, собираются заняться нашей флорой.
– А вы собираетесь куда-нибудь лететь? Хлеб, булка?
Руслан замялся.
– Не в самое ближайшее время. Консервы я уже возил, теперь хотелось бы подождать интересного предложения. Булка.
– И какие они, эти марсианские консервы?
– А вы никогда их не пробовали? Надо было прихватить.
– В следующий раз прихватите… 
– Добрый день, – произнес женский голос, и Руслан поднял голову. – Я так и подумала, что это вы, – продолжала Софья, снимая серое пальто. – А цветы эти все таки прекрасны.
– С Марса, – сказал зачарованный Руслан. – Они с Марса… 
И снова вокруг них начали подниматься хрустальные стены, но на этот раз их разбил Воронцов: 
– Позвольте заметить, копченая курочка, не древопрыг.
– У вас странный дом, – заметил Руслан.
– В самом деле? – спросила Софья, вытирая руки. – Мы всего лишь стараемся жить, как жили люди раньше, в старину. Конечно, мы немного отличаемся от тех… от вас, живущих на той стороне, но так уже сложилось.
– Кто же вы?
Руслан не заметил как, словно из воздуха, в руке Воронцова возникла трубка. Он долго чиркал спичкой, наконец, пламя вспыхнуло и осветило его желтоватое лицо.
– Вот вы, Руслан, как учились?
– В каком смысле?
– Ну, как у вас проходили занятия?
– Хм… Как у всех, в общем-то. В училище нас много тренировали, больше всего времени уходило на физическую подготовку, а в Академии занимались астрофизикой, звездной географией, галактическим правом… Каждый день решали задачи, тестов выполняли столько, что компьютеры сходили с ума…
– А преподаватели?
– Преподаватели? Как обычно, отлаживали компьютеры.
– Знаете, когда-то преподаватели читали лекции. Студенты приходили, скажем, на историю, и слушали рассказ преподавателя. 
– В самом деле?
– В самом деле. Помимо того, студентов водили на экскурсии в музеи, учили их думать и видеть… И делали это такие же люди, как мы. – Он поднял глаза, наблюдая за кольцами дыма, парившими под потолком. – Да. Как мы.      
– Так кто же вы?
– Интеллигенты, эстеты, интеллектуалы. – Одно из колец, точь-в-точь силуэт дракона, проглотило другое. Воронцов слегка зевнул. – Соня, налей, пожалуйста, мне еще чаю. И…
Он не успел договорить, а Софья уже доставала из шкафчика бутылку.

Канцелярия, в которой Руслан делал вид, что работает, находилась в десяти километрах от города, рядом со звездным полем. Здесь, в скромном невысоком здании, решались текущие вопросы и производилась работа с корреспонденцией. Проще говоря, если нужно было подписать приказ об отправке гуманитарной помощи на Плутон или перевести письмо, присланное каким-нибудь отсталым (или не очень) племенем с Луны, обращались сюда. Неподалеку, в штабе, разрабатывались крайне внушительные проекты, в том числе, готовилась экспедиция в неправильные галактики, но Руслану не светило перевестись туда еще лет десять, по меньшей мере. Поэтому он, если не было полетов, три раза в неделю сидел в кабинете, пил кофе и якобы переводил чьи-то письма, а на самом деле, читал книжки или мечтал, глядя на огромное пурпурное солнце, откровенно влезающее в окно.
Было бы нелепо утверждать, что у Руслана, здорового русого звездолетчика двадцати шести лет от роду, не было романов. Были, а один даже совсем пошлый – с золотистой атласной марсианочкой, родившейся из света звезд и все такое прочее.
Какая марсианка, золотая кожа, сиреневые глаза! Там, на диване в темной комнате, – кареглазая Софья, простая и сложная, чужая и близкая, как старый портрет…   
Софья опьяняла. Это было наваждение в духе старинных романов, туман, огонь, запахи, шорохи, полутона. Для Руслана началась новая жизнь, абсолютно отличная от той, которую он вел раньше. Внешне многое осталось по-старому: часы отсидки в Канцелярии (на случай чего-то экстренного, чего не случалось), ничего не значащие поручения, бумажки, суета.
Но изменилась его внутренняя жизнь. Сидя на диване в полутемной гостиной и сжимая его ладонь в своей, Софья говорила что-то своим изменчивым голосом: то быстрым, заговорщицким, то медленным, волнующим. На закате они вставали и шли гулять по снегу. Темнело быстро, на проводах повисали звезды и месяц, загорались мигающие оранжевыми глазами фонари; улицы были, как всегда, пусты, любой звук отдавался в них эхом, и в окнах мерцали золотые венцы люстр. Возвращаясь, пили чай с Михаилом Алексеевичем и обсуждали литературу. Софья давала Руслану свои книги, которых он никогда не читал и не видел в библиотеках: «Идиот», «Красное и черное», «Мастер и Маргарита». Они, как и многие другие, были в числе запрещенных; Руслан прочитывал их запоем и долго спорил с Воронцовым на разные темы. Воронцов усмехался и доставал бутылку, наполненную темной мерцающей жидкостью. Руслан не пил, а налегал на Софьины пирожки с картошкой и грибами.
Чувствовал ли Руслан, что его нежно, исподволь воспитывают? Понимал ли он, что Софья и ее отец, несмотря на все свои странности, по сути, выше его? Безусловно, да. И ему это несказанно импонировало. Ему нравился этот серый дом с небольшим садиком вокруг, нравился Михаил Алексеевич, нравился иногда заходивший Запольский. Руслан осознавал, что все они живут в своем мирке, а он как бы отдельно, но это его не смущало. Они ни разу не дали ему понять, что он лишний, и при его появлении старались перевести свой странный разговор на тему, понятную и ему. Да что разговор – Руслан привык даже заливать практически любое блюдо майонезом.
Воронцов и Запольский были худощавы и бородаты; их лица имели желтоватый оттенок; от них ощутимо пахло спиртом. Руслан, в облегающей синей форме с переливающейся эмблемой Звездного флота, русый, плечистый, благоухающий туалетной водой «Межпланетная роза», выглядел рядом с ними странно и даже вызывающе. Софья загадочно улыбалась. Кстати, она тоже не носила нормальной одежды, предпочитая длинные юбки и свободные шали. Однажды Руслан видел ее в джинсах. Но ему, равнодушному к женской одежде, нравилось и это, особенно в сравнении с полностью обнаженными марсианками, чьим единственным покровом служил золотистый крем, который они намазывали на кожу для защиты от обжигающего солнца и создания эффекта мерцания. Нет, марсианки были решительно в прошлом.
Софья и не думала мерцать и при этом полностью подчинила его себе. Мягко, нежно, действуя в точности как хозяева венерианских баров, ласково уговаривающие гостя выпить еще чуть-чуть лунного ликера. И еще чуть-чуть… Пока не окажешься лежащим на улице в призрачном зеленоватом свечении снега.

4

Потрескавшийся асфальт – здесь не было никакого пластикового покрытия, «Шиномонтаж», розовый дом с колоннами, оставляющий впечатление чего-то громадного и незыблемого, заброшенные железнодорожные пути, ведущие в никуда, пыльные окна рюмочной… Снежная тишина этого района притягивала Руслана, и он прилетал сюда каждый день – назначала ему Софья свидание или нет – просто прилетал и бродил по узким улочкам.   
Группы желтых и оранжевых домов с резными балкончиками. Летом, должно быть, эти балконы и окна увиты цветами. Кое-где приоткрытые ситцевые занавески позволяли увидеть краешек комнаты, заставленной старинными шкафами, застывшие брызги люстры, угол письменного стола. Во всем этом была какая-то тайна, а может быть, ее и не было, но Руслана не покидало то, первое ощущение странности всего окружающего. 
Проспект пересекали улочки. Большинство из них уходило в никуда. На некоторых углах исчерченные ржавчиной таблички сообщали: «Проспект Мандельштама», «Перестроечный бульвар», «Переулок Попова», «Площадь Туманов»… Дома, по большей части, выглядели нежилыми, и за ними реял туман. Что находилось там, разглядеть было невозможно, и Руслан, погруженный в свои мысли, медленно и бесцельно зашагал по путям. В тишине его шаги звенели так, словно дорога была вымощена серебром.   
Перед ним был пустырь, заваленный грудами побуревших листьев. На местами выщербленный, неровный асфальт, присыпанный снежной пудрой, медленно летели последние яркие звезды клена и сердца лип. В припорошенных снегом проводах гудел ветер. Определить свое местонахождение Руслан не мог. Ватные облака тумана скрывали от него все, к чему он не приближался ближе, чем на метр, а указателей, даже тех, покосившихся, не было видно.    
Откуда-то струился ярко-оранжевый свет. Руслан резко обернулся в поисках его источника и тут же приставил козырьком руку к глазам, моргая сразу заслезившимися глазами. Это был фонарь – старинный, словно сошедший с картинки в книге сказок. Заходящее солнце пронизывало его стеклянный плафон, и казалось, что он горит, освещая какую-то далекую, неизвестную осень, в которой на фоне золотистого шелка двигаются черные силуэты. Свет косо пересекал скамейку с резной спинкой, стоявшую неподалеку. 
Руслан много раз видел солнце, и совсем не так, как его видят обычные люди, – пылающей лодкой, золотой струей. Руслан пролетал совсем рядом с его добела раскаленным лицом, он (разумеется, благодаря разыгравшейся фантазии) ощущал на лице солнечный ветер, он чувствовал нестерпимый жар его дыхания, но такого солнца, далекого, отражающегося в каждом предмете и золотым шлейфом стелющегося по воздуху, он еще не видел.
В воздухе висел запах, вкус, цвет заброшенности. Руслан почувствовал щемящую грусть; этот пустырь почему-то казался ему давным-давно увиденным сном, всплывшим на поверхности памяти в самый неподходящий момент. 
Наконец, он увидел хоть какой-то указатель – черную вывеску с крупно выведенными белыми буквами: «Комарово», под которой грозно нависла над рельсами темная морда старинного паровоза. За ней тянулся и обрывался где-то массивный вагон. В отверстии окна вагона, словно зубы, торчали осколки стекла. Руслан заглянул внутрь. Там царил полумрак, пропитанный затхлым запахом легкой сладковатой гнили. Стараясь заглянуть глубже, Руслан подтянулся на руках и по пояс оказался в вагоне. Влезая, он задел локтем раму, и стекло посыпалось на листья и снег. Серебристо-голубой рукав прорезало, словно тонким лезвием, но кожу не задело. Скупой свет, пробивающийся внутрь, еле-еле обрисовывал очертания дивана, обитого зеленой тканью, и прибитую над ним узкую полочку. Больше ничего нельзя было разглядеть. Руслан спрыгнул и задел ногой огромный колокол, стоявший тут же, у рельсов; колокол тут же отозвался тусклым звоном.
Руслан сделал несколько шагов в сторону, но вдруг увидел занесенные прямо над своей головой мощные лошадиные копыта. Ничего не понимая, не разбирая, он инстинктивно отпрянул, но внезапно, в один миг, облако тумана, до сих пор скрывавшее обладателя ног, развеялось, и Руслан поднял голову. Ноги принадлежали верхней половине бронзовой лошади, установленной на высоком постаменте; нижней половины не было вообще.   
– Чертовщина… – пробормотал Руслан.
– Это Площадь Туманов, – сказал Софьин голос. – А этот фонарь иногда даже зажигают, вспоминая о былом. – Она вышла откуда-то слева и, протянув руку в перчатке, погладила фонарный столб. – А отсюда раньше била вода, – добавила она, указывая на золотую львиную пасть. – Но починить его уже нельзя…
Она заскользила по легкому снегу; за ней змеились четкие следы каблуков. Остановилась у скамейки, подняла с нее газету, которую Руслан не заметил, поманила его пальцем.
Листы пожелтели давным-давно, а под снегом к тому же промокли, но крупные черные заголовки выделялись еще достаточно ярко.
– Кто-то забыл… – тихо произнесла Софья. – Может быть, еще тогда…
– Когда? Софья, когда?
– Тогда,  пятьсот лет назад.
– Люди жили здесь так же пятьсот лет назад?
– Живут здесь так же уже пятьсот лет. Те же люди.      
– Твой отец…
– Он мне не отец.
– А кто?
– Прапра…дедушка.
– Я не понимаю… Но как?..
– Понимаешь… весь этот коньяк… и табак… Ты же видел, дедушка все время то курит, то пьет. И Запольский… И другие тоже.
– Подожди… А они делают это специально?
– Мне рассказывали, что сначала, когда начались катастрофы, они пили и курили, чтобы забыться, а потом, в естественное время, почему-то не умерли. Пожелтели, конечно, немного, но выжили и продолжали жить. Дедушке пятьсот пятьдесят лет.   
– Ужасно, наверное, – сказал Руслан, ощутив возвращение дара речи.
– Не знаю… Он, в общем, доволен.   
Руслан помолчал, глядя на пианино, грустно улыбавшееся желтыми клавишами. Его крышка была поднята, и в нее сыпались листья, припорошенные снегом. Вдруг ему пришло в голову:
– А ты тоже пьешь?
Она улыбнулась:
– Немного. Интересно, что будет, понимаешь?

5

Со дня той встречи на Площади Туманов мало что изменилось. Софья пригласила Руслана на свой день рождения, и он долго ломал голову над подарком, пока вдруг не пришло, не осенило. Когда-то, в свою первую экспедицию, он нашел на туманной Эриде, в метановых снегах, разработанное месторождение матово блестящих розовато-сиреневых камней. Тогда его сочли подающим надежды в области космической геологии; только вот на следующий день оказалось, что технику к указанному Русланом месту привезли зря – шахта исчезла. То ли неизвестные жители Эриды не захотели видеть у себя пришельцев и спрятали месторождение, то ли Руслану все приснилось… Подобранный камень лежал в его каюте и переливался одинаково ярко и при электрическом освещении, и в ночной темноте, не нуждаясь в источнике света. На Эриде Руслан бывал еще дважды, но ни жителей, ни месторождения обнаружить не удалось, пришлось ограничиться взятием образцов пород и улететь на Дисномию. А камень в ювелирной мастерской оправили в лунный металл, напоминающий серебро, и прикрепили на цепочку.               
Против обыкновения, прихожая была ярко освещена, и даже тапки стояли ровным строем, дожидаясь гостей. Дверь открыла Софья, нарядная, в белом платье, благоухающая.
– Хорошо, что не в форме, тебе так больше идет, – шепнула она, оглядев его джинсы и кожаный пиджак, чудом раздобытые в магазинчике, прятавшемся в квартале от дома Воронцова. Руслан был в корне не согласен, но возражать не стал.
Букет сирени, самой обыкновенной сирени, произвел на Софью неизгладимое впечатление: кажется, большее, чем алые нарциссы.
– Проходи, – она поцеловала его в щеку. – Проходи… 
Судя по выкрикам, доносившимся из кухни, некоторые гости уже прибыли.
– Революция!
– Во всяком случае, бархатная.
– Бросьте! Не бывает никаких бархатных революций.
– Запольский? – улыбнулся Руслан.
– Запольский.
– Брежнев! 
– Вы еще и Брежнева вспомнили…
– Глупости.
– А социализм кто строил?
– Развитый социализм…
– Все строили, все!
– Чушь собачья. Вы, может, и строили, а мы Высоцкого слушали…
Сели за круглый стол, раздвинутый до овальной формы. Как сторожевые башни, возвышались бутылки красного и белого вина, коньяки, ликеры, стеклянная водка. На фарфоровой ракушке переливалась икра. 
Начал, по обыкновению, Сократ. Неуклюже поднявшись, он вытянул вперед руку с зажатым в ней бокалом.
– Я буду краток, – сказал он. – Здоровье Софьи Михайловны!
Софья улыбалась, за столом шумели, а Руслан ощущал бесконечное умиротворение и растворялся, понемногу потягивая густое красное вино. С небес на землю его вернул чей-то выделившийся из гула голос: 
– Вот молодой человек мечтает другие галактики осваивать, найти там жизнь, да, молодой человек?
И все одновременно поставили бокалы, положили вилки, заговорили:
– Вы космонавт?
– Так вы космонавт? К звездам летаете?
Руслан смутился:
– В общем, да…
– Неужели и на Луне были?
– И на Плутоне, и на Нептуне, и на Эриде, – ответила за него Софья. И в других галактиках.
– Соня, зачем…   
– А истину там нашли? – спросил кто-то густым басом.
– Истина в вине, – засмеялась Софья и осушила бокал.

Скрывшись от гостей, Руслан нашел Софью в ее комнате. Ее темный силуэт окружало свечение фонаря, и она была так прекрасна, что у него перехватило дыхание.
– Ты меня встретил тогда, на улице, и я сразу догадалась, что это тот человек, о котором говорил дедушка. А ты не удивился мне?
– Я предчувствовал здесь неожиданные встречи.
Софья смотрела в окно, и Руслан знал, что если бы сейчас, в эту минуту, она согласилась принадлежать ему, он навсегда бросил бы космос, поселился бы в таком же домике и вел неторопливые беседы с Воронцовым на кухне…
– Твои цветы, те, еще прошлые, не вянут. Прошло уже полгода, а они так и не умерли. Я не понимаю…
– Они никогда не завянут.
– Почему?
– Они растут на Марсе и выживают там, на холоде, с трудом. А на Земле для них самые лучшие условия. Привыкнув к атмосфере Марса, они уже бессмертны в любом другом месте.
– Ты видишь очень много красоты в других мирах.
– Это естественно. Представь себе: ты приземляешься на незнакомой планете – пусть ты даже прочитал о ней тысячу книг, – выходишь, ожидая увидеть стандартную звездную площадку, а вместо нее перед тобой расстилается поле ярко-красных цветов…
– Вы идете? – спросила голова Запольского, засунувшись в дверной проем.
– Иду! – ответила Софья и выскользнула из комнаты, оставив Руслана в одиночестве.
Он немного постоял, глядя за окно, на засыпанную снегом рябину, и пытаясь осмыслить счастье, свалившееся на него в последние месяцы. К чертям Марс. К чертям неправильные галактики. И вообще, пора вернуться в гостиную.       
Он вышел, аккуратно прикрыл за собой дверь и уже готовился было окунуться в праздничный гул, как вдруг звон бокалов и тарелок сделался приглушенным, а совсем рядом, за соседней дверью, Руслан услышал тихие, но четкие слова и, не сразу узнав голоса Воронцова и Запольского, застыл на месте:
– Уже скоро…
– Ну, положим, это еще неизвестно…
– Тут и полагать нечего. Надо действовать, пока она удерживает его.
Действовать? Руслан, мысленно умоляя половицу не заскрипеть, сделал еще один шаг по направлению к двери.
– Сомнительные средства, сомнительное будущее…
– С будущим нам, кажется, уже все ясно, и средства здесь годятся любые… Тем более, космонавт. Софья умница, у нее хватает ума делать дело и держать свои мысли в себе. Аналитический ум и самообладание…
– Руслан! – весело и громко произнесла непонятно откуда появившаяся Софья. – Ты где? Иди сюда!
Он схватил ее за рукав.
– Это правда? Софья, это правда?
Она повернула к нему голову нарочито медленно.
– Что правда?
– Что меня использовали?
– Тебя? Использовали? – Софья засмеялась.
– Но для чего? Чего вы от меня хотите?
– Сейчас это не так важно. На, выпей.
– Что вам от меня нужно?
– Выпей.
Руслан подчинился и взял из ее рук рюмку. Одним глотком осушил ее, глядя Софье в глаза. Поперхнулся. В голове помутилось.
– Что… это?.. что?.. – спросил он, чувствуя, как пол начинает ходить ходуном.
– Коньяк, – нежно улыбнулась Софья. – Это коньяк…
И все исчезло.

6

Улыбаясь ветру и солнцу, Руслан почти бежал к огромной стеклянной громаде библиотеки.
– Добрый день, – неразборчиво произнес робот-охранник, не выпуская из хромированного рта сигарету.
– Добрый, – сказал Руслан. – Как дела?
Робот вздохнул:
– В последнее время просто аврал какой-то. Всем теперь надо читать. И всем подавай раньше запрещенное. А мы с главным библиотекарем устали ездить на семнадцатый этаж за Булгаковым и Уильямсом.
– Так переведите эти книги в общие залы, – посоветовал Руслан и добавил: – Мне тоже, что ли, Булгакова взять…
Стеклянная дверь, исписанная словом «Вход» на трех тысячах земных языков и тысяче инопланетных, распахнулась с серебристым звоном.
– Добро пожаловать в нашу библиотеку, крупнейший центр старинной и современной литературы. Здесь собраны произведения двадцати трех миллионов авторов на четырех тысячах языков, включая такие шедевры, как «Война и мир» Льва Толстого, «Мастер и Маргарита» Михаила Булгакова и многие другие…
Из окна читального зала Руслан видел, как на ладони, увитые нежной зеленью балкончики, и голубые заросли колокольчиков, пробивающихся сквозь рельсы, и далекий туман, и «Шиномонтаж», и еще сотни разных «и»…   
Конечно, Руслану удалось сделать все, что было в его силах. Всего за три месяца упорной работы Земля преобразилась настолько, что ее трудно было узнать. Разумеется, не так внешне, как внутренне, хотя перемены были везде.
Все оказалось не так трудно, как представлялось. Руслан, Воронцов и Запольский совершили революцию. Слова Воронцова о том, что самое достойное занятие интеллигента – лежать на диване и философствовать, слегка разошлись с реальностью. Он руководил восстанием – как идейный вдохновитель, конечно, но его влияние было весьма серьезным. Именно с его подачи Руслан практически сколотил армию звездолетчиков, и однажды ночью они ворвались в Стеклянный дворец и свергли правительство. Дальше все шло как по маслу.
Воронцов сразу после восстания отошел в тень, предоставив другим решать государственные дела. Совет был сформирован без его непосредственного участия, но под его скрытым влиянием. Он продолжал, насколько было известно Руслану, жить в том же доме и неспешно пить коньяк и только после долгих уговоров согласился занять невысокий пост, связанный с культурой. Одним из первых его нововведений было открытие винного погреба на месте прежнего клуба здоровья. Стеклянный дворец старого правительства был оставлен; Совет заседал в старинном особняке на окраине Старого города. Руслан слышал мельком, что самые громкие споры ведутся вокруг звездного поля, но пока никаких изменений не происходило; только почему-то вдруг начала протекать крыша, но на это никто не обращал особого внимания. Текущие дела шли своим чередом, и Руслан по привычке продолжал что-то писать и переводить, сам не зная, для чего, пытаясь себя чем-то занять… Он был героем и не имел представления о том, куда себя девать.   
Он не видел Софью все это время. С того дня рождения они ни разу не встретились. Воронцов теперь предпочитал приходить прямо в Канцелярию, в гости особенно не звал, Софью упоминал вскользь – и говорил о делах. Довольно часто Руслан сталкивался с Запольским в рюмочных и закусочных. Еще более бородатый, приобретший явно античный облик, всегда навеселе, Запольский громогласно читал стихи. Месяца два назад он вернулся в свой театр и в бешеном темпе реализовывал планы безумных постановок. Публика ломилась на его спектакли.
– Руслан! – орал он, размахивая руками, отчего рюмки летели на пол. – Руслан, иди сюда!
Руслан мгновенно исчезал, а Запольский пояснял:
– Толковый мальчик… Без него мы бы это дело так быстро не провернули… 
Руслан встречал и других – тех, кто бывал в гостях у Воронцова. Они пили, курили, подзывали его к себе, хлопали по плечу, поили вином, кормили салатом «оливье»… А его мысли устремлялись к Софье. Софья, как и положено женщине, перевязывала раны и готовила еду. Где-то там, у заброшенных путей. Софья забыла его. 
«Ты отлично сделал свое дело, – думал Руслан, глядя на кровавый шар солнца, разбивающийся о стекло, – ты сделал свое дело, положил начало новой эре, вот и все. Тебя упомянут в учебниках истории – напишут что-нибудь о чутком руководстве Воронцова и твоей исполнительности. В историю ты уже вошел. Неужели тебе мало?»
Ему было мало. Если бы он мог снова оказаться неподалеку от заброшенных путей, вдохнуть безвременья, погулять под бледными звездами, подержать Софью за руку!    
До звездного поля теперь приходилось добираться на трамвае, что было долго и утомительно, но Руслану ничего не хотелось так, как усталости. Такой усталости, чтобы ничего больше не хотелось.
В Канцелярии было, к его удивлению, шумно и суетливо. Оказалось, отправляют корабль на Эриду. Вспомнили о месторождении сиреневых камней и, увидев Руслана в коридоре, нехорошо устремились к нему за консультацией. Руслан махнул рукой и, сделав вид, что это не он, по черной лестнице выбежал на поле. Умываю руки, как Понтий Пилат, подумал он. Хватит! Давно пора выбросить весь этот интеллектуальный хлам из головы и заняться делом. «Напрошусь в полет на Венеру и Марс, отдохну как следует, переквалифицируюсь. И тогда улечу в другую галактику, а то все топчусь на одном месте…»
Он окинул взглядом поле – как-то горестно и равнодушно, сделал несколько шагов по направлению к Канцелярии и обернулся. На другом конце поля он увидел Софью. Она стояла в сером приталенном пальто и махала ему рукой, отбрасывая назад трепещущие концы красного шарфа.
И тогда он бросился к ней.

1 Древопрыг – ныне почти исчезнувшее юпитерианское животное, мясо которого весьма вкусно и полезно.