Параллельные миры 16

16

– А, это ты, – ворчливо встретил Ван Ваныч внука, – а почему один пришел?

Алексей удивленно посмотрел на деда.

– Без девочки, с которой ты на днях заходил, –  пояснил тот.

– Без Ани? Она что, понравилась тебе?

– Ребенок она еще, а ты свой сальный глаз на нее положил.

– А может, я ее люблю?

– Знаю я, как ты женщин любишь.

– Нет, дед, здесь другое.

Дед раскурил трубку, пыхнул дымом, откашлялся.

– Ну, дай Бог. Только мне не верится, что у тебя может быть что-то по-другому.

– Ты что-то сегодня не в настроении. Что-нибудь случилось?

– Ничего не случилось. Просто, увидел тебя, вспомнил Аню, вот предупредил, чтобы не обижал ее.

– Ну если ты предупредил, то я, конечно же, обижать ее не буду, – засмеялся Алексей. – А зашел я к тебе, дед, отдохнуть. У меня до ночного дежурства три часа свободных. Времени не хватает, как не торопись.

– Да, время всегда идет быстрее тебя, и чем больше ты спешишь, тем быстрее оно идет.

– Это ты точно подметил, дед. За временем не угонишься. Хочу отдохнуть здесь, устал что-то. Домой ехать далеко, вот я и зашел к тебе.

– Не заболел ли ты часом?

– Нет, устал я. Последние дни много работы было. – Алексей потянулся, подняв руки вверх. – Ты бы мне чаю согрел.

– Это я быстро соображу. Бутерброд делать?

– Что, у тебя деньги на бутерброды завелись? – засмеялся Алексей.

– Деньги у меня не заводятся, но кусок колбасы на бутерброд найду.
 
– У тебя и гробовых денег, наверное, нет в запасе?

– А зачем мне они. Это те, кто верит в бога, хотят, чтобы их похоронили по-христиански, с отпеванием, с поминками. А я в бога не верю. Вон моих друзей хоронят без всяких денег. Закопали – и все. Пусть так и меня похоронят. Зачем тратиться.

– Ну, дед, ты рассуждаешь, как бомж. Вот уж действительно, с кем поведешься…
 
– Что ты против них имеешь? – насупился Ван Ваныч. – Я с ними дружу, не ты.

– Ладно, дед, не обижайся. Просто уже все знакомые наши знают о твоих друзьях. Получается, что мы бросили тебя одного, ничем не помогаем.

– Ну и пусть говорят. Ведь про меня говорят, не про вас.

– Не совсем так, как ты говоришь. Многие тебя не знают, а нас расспросами донимают, слухи проверяют. Ты бы к сыну своему переехал, там хорошо. Вот там и выпить будет, и закусить чем найдется.

– И ты туда же. Не хочу жить за чужой счет, чтобы за мной ухаживала прислуга. Сам-то Борька, как полагается у людей, за мной ухаживать не будет, он выше этого, он депутат, у него прислуга на это есть, – ехидно говорил дед, разводя руками.

– Ну ладно, не горячись. Не хочешь – не надо. Кстати, дед, я все забываю тебя спросить, отец переводит тебе деньги, как обещал?

– Я его об этом не просил. Наверное, переводит, но я ими не пользуюсь. Как он только стал переводить на сберкнижку, я сразу написал заявление, чтобы мне пенсию приносили домой. Что сейчас на сберкнижке творится, я не знаю.

– Покажи мне сберкнижку.

Ван Ваныч, шаркая ногами, вышел и через минуту вернулся со сберкнижкой.

– Дед, ты бы ноги выше поднимал, ты же еще здоровый. Это совсем старые, обессиленные люди шаркают ногами, поднять их не могут.

– У стариков это не бессилие, а рационализм, – ворчливо говорил Ван Ваныч, по-прежнему не поднимая ноги.

– Вот как? А я думал, что у них сил нет.

– Есть у них силы, но они их экономят. Вот она, сберкнижка, смотри.

– Дед, это же пять лет назад ты последний раз отмечал, – внук замолчал, что-то подсчитывая. – Дед, ты же сейчас, если отец продолжает переводить тебе деньги, миллионер, правда, рублевый.

– Слава Богу, хоть не рублевский.

– Правда, дед. У тебя уже около миллиона рублей, а ты у меня по сотне занимаешь.

– Я же занимаю с отдачей. – Он вытряхнул пепел из трубки и принялся набивать ее. – Я так подумал: раз Борька пересылает их мне без моей просьбы, то они у него лишние, поэтому я их и не возвращал. После моей смерти получишь их ты, так я завещал.

– Ну, спасибо тебе, дед. Только ты лучше живи подольше, не умирай.

– Хорошо, не буду.

– И деньгами пользуйся. Если деньги у тебя, то они твои.

На это замечание Ван Ваныч не ответил.

 – Я пошел чай готовить.

Не успел он дойти до кухни, как в дверь позвонили.

– Кого опять черт принес? – ворчал он, открывая дверь. – А, это ты, Сигизмунд, проходи. У меня здесь внук пришел, я ему чай обещал. Заходи в комнату, я сейчас. Кто же тебя так разукрасил? – спросил его Ван Ваныч, увидев разбитое в кровь лицо гостя.

– Да так. Поскользнулся, упал, встал – морда разбитая. Как обычно.

– Шутник ты. А я подумал, что ты снова открытый люк нашел. Зубы после того случая не выросли?

– Не, не выросли, – раскрыл в улыбке беззубый рот Сигизмунд.

– Ну, проходи в комнату, с внуком поговори, я чай приготовлю, теперь и для тебя. Только мне теперь в магазин надо будет сбегать.

Сигизмунд разделся в прихожей и заглянул в комнату Ван Ваныча. Алексей удивился еще больше, чем дед.

– Красив. Что, в боях без правил участвовал?

– Да, немного.

– С кем, если не секрет.

– Да с Хромым, – нахмурился Сигизмунд. – Понимаешь, повадился рыскать по нашим ящикам, вот я его и проучил.

– Но по твоему лицу не скажешь, что ты его проучил, быстрее он тебя.
– Не, я ему тоже морду расквасил.

– Вы подрались? Кто же у вас вышел победителем?

– Не знаю. Мы потом пошли в рюмочную, выпили по стакану красненького. Он обещал, что больше по нашей территории шастать не будет.

– Ну, проходи, садись. Что нового в твоей жизни, кроме этой разборки?

Сигизмунд уселся на стул у дальнего края стола, ближе к выходу.

– Да что же у нас нового может быть. Ничего.

– Так уж и ничего. В жизни всегда что-нибудь случается.

– Случается, а сейчас ничего не случилось. Если не считать этого, – он дотронулся до разбитого лица. – Живем, как жили. Никто из знакомых не помер, слава Богу.

Алексей долго смотрел на беззубую улыбку, довольного собой Сигизмунда.

– Скажи, Сигизмунд, ты сейчас доволен жизнью, чего тебе не хватает?

– Ну как вам сказать? Сейчас у меня все есть, мне ничего не надо. Теплое жилье есть, а остальное – выпить, что-нибудь пожрать мы всегда достанем.

– А вот раньше, когда был молодым, тебе тоже ничего не нужно было? – не отставал от гостя Алексей.

Тот немного подумал, поскреб бороду.

– Не, когда я был молодым, то мне многое нужно было. У меня был велосипед, а мне хотелось мотоцикл. Потом, я любил ездить в разные места, путешествовать любил. На Кавказ ездил, в Крым, даже на свою родину в Прибалтику ездил по туристической путевке. Но это тогда было, а сейчас мне этого не надо. Хлопотно все это, мотаться туда-сюда.

– Значит, в молодости ты любил путешествовать? Везде побывал, где хотел?

Сигизмунд вновь задумчиво почесал бороду, затылок, смущенно улыбнулся, потупив глаза в стол.

– Не, не везде. У меня была мечта побывать на Сахалине. Есть такая песня «А я бросаю камешки с крутого бережка далекого пролива…» – он остановился, вспоминая слова песни. – Вот, уже забыл, как это место называется.

– Пролив Лаперуза, – подсказал Алексей.

– Вот, Лаперуза. Мне тоже хотелось бросить камешек с его крутого берега в воды Тихого океана, но не удалось. Сначала жена не пускала, а потом перестройка помешала. А теперь вот, у меня ни денег, ни документа нет.

– Да ты романтик, Сигизмунд, – с грустной улыбкой сказал Алексей. – Ты выправляй себе документы, а с деньгами я тебе помогу.

– Да как же их выправишь? Хожу, хожу, а мне говорят, что еще не готово, нет каких-то бумаг, какой-то закон еще не вышел. Вот я и без документов. Да они мне уже и не нужны, я и без них обхожусь.

– Стареешь, Сигизмунд, документы не нужны, желаний никаких, даже ничего в твоей жизни не происходит. Вспомни, когда был молодым, всегда что-нибудь случалось. Так?

– Так. Я когда молодым был всегда куда-нибудь вляпывался.

– Расскажи про что-нибудь.

– Да про что же рассказывать, я и не знаю теперь, позабыл все.

– Дед мне говорил, что в молодости ты хорошим работником был, у тебя даже грамота есть. За что тебя наградили?

– Это было. – Он немного помолчал, вспоминая с улыбкой молодость, когда всегда что-то случалось, и когда грамоты давали, потом начал рассказывать: – Я, когда работал стрелком военизированной охраны завода, глаз цепкий имел. Сразу видел, кто несет что-то, а кто пустой идет, все замечал.

– Ружье-то было у тебя? – спросил Алексей, в предвкушении интересного рассказа.

– Нет, винтовку нам не давали.

– А почему же тогда военизированная охрана?

– А потому что наш завод был важным с военной точки зрения. Мы для военных продукцию выпускали. И винтовки у нас были, только они в железном шкафу стояли.

– Стрелял хоть раз из ружья-то? – допытывался Алексей.

– А как же. Два раз в год по три патрона. Но главная цель у нас была не попасть в нарушителя, а задержать его.

– Много ты задерживал нарушителей?

– Не много, но задерживал. Но все они наши ребята, заводские. Кто пьяный идет, кто какую-нибудь деталь через проходную тащит. Как-то раз я поймал несуна, так мне за это благодарность и дали.

– Какого же ты несуна поймал, что благодарность тебе дали?

– Сейчас расскажу. Дело было так. Был обед, и через проходную много народа туда-сюда бегало. У нас в такое время выставляли одного охранника перед проходной, чтобы он был на подхвате: вдруг кого-нибудь нужно будет отвести в караулку. Так вот, стою я и внимательно смотрю на выходящих за проходную, вдруг вижу, какой-то мужик тяжелый портфель несет. Я его под руку и требую, чтобы он портфель открыл. А он мне говорит, что я не имею права его задерживать, и какой-то пропуск мне под нос тычет. А вокруг нас уже народ собрался, и знакомые мужики смеются и кричат: «Карлович, веди этого несуна к начальнику караула». Я взялся за портфель, дернул его, а оттуда посыпались детали из нержавейки: краны, сгоны, трубки разные. Испугался задержанный и сам побежал к начальнику охраны. Оказалось, что это заместитель директора, у которого дома был ремонт, и он слесарям, которые его ждали за проходной, детали выносил. Заместителя отпустили, а мне благодарность выдали, так как при задержании я шум очень большой поднял, все знали, кого я задержал, и интересовались этим. А нарушителю объявили выговор и удержали из зарплаты тринадцать рублей сорок две копейки, как сейчас помню. А потом, через полгода, говорят, ему премию дали триста рублей за хорошие показатели в работе. Вот так я получил благодарность, бумажку красивую такую. А меня больше на проходную не ставили.

Алексей смеялся от души, представляя эту сцену.

– А премию тебе за это не дали.

– Не, не дали. Сказали, что благодарность ценнее, чем премия.

– Это у тебя, наверное, первая и последняя благодарность была?

– Нет, я еще одну заработал. Примерно через полгода после этого случая меня отправили охранять склад цветного металла за городом. Вот там мне винтовку в первую ночь дали, и я в ту же ночь корову из нее застрелил. Насмерть.

– Так тебе благодарность за корову дали?

– Не совсем за корову. Я в ту ночь стоял на посту и смотрел вдоль забора, чтобы никто через забор не перелез, вдруг с другой стороны, где темно было, кто-то идет на меня через кусты и тяжело вздыхает. Я говорю: «Стой, стрелять буду», а оно остановится, вздохнет и снова идет на меня. Кругом никого, с одной стороны лес, а с другой – забор склада, и темно там, где я стою. Я снова ему: «Стой, стрелять буду», и пальнул в воздух. Вроде притихло, а потом снова идет на меня и громко дышит, я не выдержал и пальнул прямо в него. На выстрелы прибежали из караулки с фонарями. Оказалось, я корову убил. А я снова смотрю вдоль освещенного забора, и вижу, мужик без штанов убегает. Хотели догнать, да какой там. Воры, как потом говорил народ, корову специально пустили, думали, что пока я с ней буду возиться, они сделают дырку в заборе и пролезут на склад, а когда я стал стрелять, они испугались и убежали, а один штанами за колючую проволоку зацепился и сразу убежать не смог. Дергался, дергался, а потом штаны снял и побежал без штанов. Мне снова дали грамоту. Больше грамот я не получал, потому что больше меня никуда на ответственные посты не ставили, а потом и сократили.

– И что же ты с грамотами делал? На стенку повесил?

– Не, на стенку я их не вешал, – серьезно сказал Сигизмунд, – но помогли они мне здорово. Когда моя очередь на квартиру подошла, то мне сначала не хотели давать, хотели отодвинуть на потом, но моя жена – она тоже на этом заводе работала – шум подняла: рабочему с благодарностями не хотят давать квартиру. Здесь мне и пригодились эти грамоты, и профсоюз с парткомом заступился.

– Да ты у нас был почти Героем социалистического труда.

– Не, до героя мне было далеко. Героем стал тот заместитель, когда директором завода его назначили. А у меня только две грамоты. Этот директор меня и уволил, как только началась перестройка. Тогда профсоюз уже не заступался ни за кого.

 Пришел Ван Ваныч с чайником и с бутербродом для Сигизмунда.

– Ну как дела, неудачно упавший? – обратился он к Сигизмунду.

– Все нормально, Ван Ваныч, уже подсыхаетт.

– Это он с каким-то Хромым подрался за территорию. Все закончилось подписанием мирного договора и демаркацией границ, – весело пояснил Алексей.
– Это что такое? – не понял Сигизмунд.

– Вы же договорились, где чья территория будет? Вот это и есть демаркация границ.

– А, – протянул Сигизмунд, – я думал, что это другое.

Дед расставлял на столе чашки для чая.

– Дед, ты знал, что у Сигизмунда две грамоты?– спросил Алексей.

– Конечно, знал. Что из этого?

– Да то, что хорошую работу раньше отмечали. Я сейчас работаю, говорят, очень хорошо, а перед другими похвастаться не могу – грамот не дают, – смеялся Алексей. – Ты гордился своими грамотами, Сигизмунд?

– Ну, обмывали их с ребятами, как положено, – Сигизмунд улыбнулся беззубым ртом. – Это что, вот у некоторых всю комнату можно было грамотами залепить.

– Вы пейте чай, пока не остыл, – Ван Ваныч подсунул Сигизмунду бутерброд в половину булки, – ешь, рассказывай и ешь.

– А где ты работал, когда тебя с завода уволили? – Алексей продолжал интересоваться судьбой Сигизмунда.

– Потом я работал в больнице охранником в морге и дворником – это вы уже знаете. Делал, что скажут: днем убирал двор, морг, ночью сторожил, мертвецов принимал, выдавал. Как-то в ночную смену пришла ко мне дежурная нянечка и говорит, чтобы я нашел Степку, дежурного санитара, и мы вместе отнесли умершего в морг. Я тогда хорошо выпил на ночь, а Степка, тот вообще не просыхал. Мы пошли в указанную двухместную палату для ветеранов войны, взяли того, кто с накрытой головой был, уложили на качалку и отвезли в морг. Выпили со Степаном еще по сто грамм, и я пошел в свой угол спать, тут же возле морга, а Степан к себе. Сплю и слышу, будто кто-то стучит в дверь, да так сильно. А я уже был пьяный в метелку, еле глаза открыл. Слышу, стучат из морга. Открываю – там стоит умерший, тот, которого мы со Степаном только что принесли, и матом меня кроет. Начали разбираться. Оказалось, мы не того взяли. Этот, Данилыч, с вечера попросил, чтобы ему снотворный укол сделали, а потом укрылся с головой и спал. Я ему объяснил, что у нас укрывают с головой только жмуриков, так что он сам виноватый. Ну, мы познакомились, хорошо выпили, как полагается, – он остался доволен. Я нашел Степана, и мы поменяли Данилыча на настоящего мертвеца. Тихо так, что никто и не заметил.

– Тебя, Сигизмунд, не переслушаешь. Пойду я немного посплю. Дед, ты меня разбуди часа через два.

– Разбужу. Иди, отдыхай, Алеша. Разбужу, не волнуйся.