Издрык. Двойной Леон. Глава шестая. 1

Леон-киллер

Пожалуйста, не умирай, иначе мне придется тоже{...} Прошу тебя, только живи, ты же видишь - я живу тобой.      
Zeмфира

Вот так-то, миста Тейба, вот так-то
Ken Kesey. One Flew Over the Cukcoo`s Nest

Обратиться к Дарье Юрьевне мне посоветовали друзья. "Все же они там ЭТО как-то лечат. Может, стоит попробовать". Я упрямился, так как знал, что ЭТО не лечат. Нигде. Никак. Человек должен сам справиться с ЭТИМ, все остальное - самообман, напрасная трата денег и времени. "Не нужно сразу ложиться в больницу. Сначала можно просто пойти показаться, поговорить. - Это были слова Карпа. - Никто же тебя силой не тянет" и т.д. Я не мог не послушать Карпа. Он мне как старший брат. Правда. А старшего брата надо слушать. Поэтому я согласился. Однажды ясным днем мы с женой в сопровождении Карпа, который должен был замолвить за нас словечко, вошли в хмурый кирпичный дом с решетками на окнах. Куцый коридор с обеих сторон украшали ряды железных дверей с засовами и конусообразными глазками. Под глазками были похожие на отверстия для почты прорези для раздачи пищи - так называемые "собачники". "Ого!" - подумал я. Хотя не исключаю, что мысленно я даже сказал WAW! Или OOPS! Или просто OUCH!
Единственная не железная дверь вела в кабинет главного врача. Им и оказалась. Дарья Юрьевна - стройная, почти блондинистая шатенка той неистово холодной красоты, которой принято наделять ницшеанско-гестаповских фрау. Задвинув в углы сознания интуитивную тревогу, я постарался утешить себя мыслью - мне посчастливилось общаться с красавицей, к тому же, несомненно, умницей и отличным специалистом, а не с какой-нибудь старой перечницей средних интеллектуальных способностей, подтвержденных дипломом о среднем же образовании. Мне даже удалось немного растрогаться и я приготовился выложить все, как на духу, рассказать о симптомах, причинах и последствиях болезни.          
Однако, первые же мои попытки наладить контакт были грубо оборваны:
- Говорить здесь буду я!
Что же это за врач, который не хочет выслушать пациента, пусть и потенциального? Разве выслушать - не первая обязанность эскулапа? Так ведь вместо того, чтобы вылечить простуду, можно запросто вырезать апендицит, или, чего доброго, ампутировать конечности, или, не дай Бог, кастрировать. Может, она хочет меня кастрировать? - думал я.
Вяло отвечая на острые вопросы, которые совершенно не требовали ответов, я разглядывал гобелен, на котором была искусно выткана Дева Мария с Младенцем. (Вероятно, дело рук благодарного подопытного кролика - перевоспитанного наркомана.) Опять Дева Мария. Может, это новое терапевтическое открытие? Может, все эти образы в медицинских кабинетах - не просто дань моде или свидетельство конфессиального единства в ордене защитников здоровья - может, в них скрыта целительная сила? Может, вместо болезненных уколов, опасных пилюль и унизительных процедур тут просто прикладываются к вытканной святыне? Тогда я - за.
- Самому вам не удастся выйти из ЭТОГО. Мы поможем вам. Когда вы последний раз пили пиво?
- Вчера, - ответил я, чувствуя вполне выносимую легкость бытия от выпитой пол часа назад бутылки GUINESS`а. Интересно, заметит ли отличный специалист мое вранье? Похоже, не заметила, так как сказала:
 - Ну, вот видите!
Что я должен видеть - неясно. "Как же мне тебя назвать, милая?" - вместо этого думал я. Клаудиа Шифер? Мисс Гнуссен? Леди Ди? Последнее, в связи с совпадением инициалов, казалось наиболее уместным, однако утонченная сдержанность покойной принцессы была совсем не похожа на вышколенную неприступность этой спокойной, как удав, больничной королевы. Она смахивала на другую леди - железную. Однако, вспомнив свои ницшеанско-гестаповские ассоциации и безошибочно чувствуя, что заветная мечта Дарьи Юрьевны - устроить тут же на месте окончательный фармакологический ANSCHLUSS, - я решил наречь ее "фрау Де" - германский вариант британской идиомы. Тем более, что такая поливалентная форма позволит мне иногда развлечься, спрашивая у воображаемого собеседника: "А фрау гДе?"
- А гДе вы живете? - словно прочитав мои мысли, продолжает она.
 - Какое это имеет значение? Разве у вас лечение не анонимное?
- В принципе, да, но нам необходимо заполнить историю болезни, занести в нее ваши данные, координаты.
Эти слова дали мне шанс если не на контрнаступление, то хотя бы на затяжную оборону. ANSCHLUSS не пройдет. По крайней мере, сегодня.
- Понимаете, он довольно известен в литературных кругах, - вдруг поддерживает мою партизанщину Карп, - и не хотелось бы...
- К тому же, я - типичный невротик, - окрыленно добавляю я. - У меня бзик на почве гигиены, плохо переношу общество незнакомых людей.
- Ничего. У нас прекрасные условия: горячая вода, душ, одноместные камеры ...е-е-е... то есть палаты.
Все. Похоже, победа. Полностью неожиданная победа. Фрау кое-гДе проиграла, недооценив жизнеутверждающую силу GUINESS`а, помноженную на мощь поэтического братства.
- Давайте мы договоримся так, - говорю уже уверенно и непринужденно. - Если мне на этот раз не удастся выпутаться самому, я обязательно обращусь к вам. Но, думаю, пока можно обойтись без госпитализации.
Разговор - поскольку результат всем уже ясен - приобретает необязательный, светский характер, и напряжение понемногу спадает. Фрау Де выписывает мне лекарство, чтоб хоть таким образом прикрыть свое поражение.
- Оно есть в аптеке на Бельведерской - бывает только там - будете принимать в течение месяца в период абстиненции.
- Да не хотелось бы употреблять транквилизаторы, - со знанием дела говорю я. - Какой смысл из одной зависимости попадать в другую.
- Это не транквилизатор, - отвечает фрау Де, неподвижно глядя прямо мне в глаза. - Это седативный препарат. Будете принимать, если почувствуете беспокойство, страх или желание выпить.
Не могу оторвать взгляд от ее гипнотических бездонных зениц, где, словно в черных зеркалах, отражается сферически искаженная комната, гобелен, стол, а на столе - листы бумаги, канцелярский прибор и коробочка пилюль с зеркальной надписью: РОТАЗИЛИВКНАРТ.
Ничего себе, тут действительно относятся к пациентам, как к клонированным мультипликационным кроликам, полностью приструнить которых способна лишь рука рисовальщика. Прав был Гардинг, когда говорил : " Все мы - кролики разного возраста и вида, прыгаем - скок-поскок - по стране Уолта Диснея {...} Нам нужен хороший волк - волкулак, беовульф, вервольф - наподобие нашей любимой медсестры, чтоб знали свое место".
Но мне, черт возьми, не хочется, быть персонажем чужой анимации. Я еще сохранил и немного объема, и симпатию к трехмерности этого мира. Мне нравятся его нежные выпуклости, к которым можно прикоснуться, его уютные углубления, в которых можно удобно свернуться калачиком, его шелковистые заросли, которые так приятно пригладить солнечным утром, хмурым полднем или дождливым вечером.
- Значит, если появится острая необходимость, я сразу обращусь в вам, - подвожу я итог, а фрау Де на прощанье говорит:
- Желаю, чтобы необходимости не было, - явно подразумевая прямо противоположное.
Одурманенный этой неожиданной победой, забыв, что выигранный бой еще не означает выигрыш в войне, я недооценил тогда медико-мистическую силу наркологической королевы.
А зря.

В тот раз мне действительно удалось самостоятельно выйти из стопора непрекращающихся стопок, но лето кончалось, и я в очередной раз вошел в такое крутое пике, что выбраться из него не смог бы и самый крутой асс. Первые две недели прошли достаточно активно, что было скорее негативным, чем позитивным фактором, так как я мог самостоятельно и беспрепятственно передвигаться, посещая все доступные мне заведения - а именно самые отвратительные забегаловки выбираю я в сезон падения - поэтому ничто не мешало мне навещать их поочередно (остатки призрачного кодекса чести не позволяли мне ежедневно светится в одном и том же месте), теряя постепенно контроль над количеством выпитого и загоняя себя в глухой угол опорожненной бутылки. Мой алкогольный астрал, отделившись от физического тела, находил ободряющие оправдания:
-Видишь, - говорил он, похлопывая меня несуществующей рукой по существующему, но шаткому плечу - сегодня ты выпил первое пиво только после обеда, и аппетит у тебя хороший, все функции организма в норме, душ принимаешь регулярно, и даже не полностью утратил интерес к телевизору, и кой-какую работу можешь делать. Правда, без вдохновения, но разве можно требовать вдохновения, если через каждые пару часов необходимо дозаправляться. Завтра пойдем на уменьшение дозы. Послезавтра еще немного снизим - обратная арифметическая прогрессия - и через несколько дней будем, как огурчики.
Так утешал меня старый астральный друг, наблюдая, как я опрокидываю очередную стопку и закусываю бутербродом, стряхнув предварительно с него эти самые огурчики - терпеть их не могу.
Постепенно бутерброды теряли актуальность, как и еда в целом. Последнюю неделю я держался исключительно на одном горючем, и даже подзарядка требовалась лишь для того, чтобы, забыв о своем существовании, провалиться в темную прорубь сна. Количество уже не играло роли. Теперь это был просто заменитель крови, лимфы, мочи, пота, мозговой жидкости, меня самого, наконец. Накануне фатального и фатально неизбежного решения я уже с утра еще стал просить жену:
- Прошу, не сдавай меня сегодня фрау Де. Может, завтра мне станет лучше.
- Что еще за фрау Де? Ты бредишь. Может, это уже белая горячка? Тебе нужно в больницу. Я договорилась с Дарьей Юрьевной.
- С фрау Де? Что? Где? Когда? Пожалуйста, не сегодня. Я просплюсь, и все будет хорошо. Вот увидишь.
- Что будет хорошо? Разве что-то может быть хорошо? Посмотри на себя. Ты уже неделю ничего не ешь. Я звонила Артуру. Он сказал, что заедет на машине и тебя отвезет.
- Не сегодня, пожалуйста. Я же ничего не прошу, кроме покоя. Я просто хочу уснуть. Уснуть - и все. Дай мне пива.

На следующее утро действительно приехал Артур.
- Вставай, отец, поехали, - трясет он меня. Ненавижу, когда Артур называет меня отцом. Хоть я и на самом деле ему отец. Крестный. Спровадил парня к римо-католикам, когда ему уже было за тридцать.
- Не трогай меня, - бормочу я спросонья. И дальше автоматически: "Я же ничего не прошу, кроме покоя. Я просто хочу уснуть. Уснуть - и все. Дай мне пива."
- Старик, подымайся. У меня нет времени. Мне на работу надо. Давай, давай, вставай.
Некоторое время мы вяло переругиваемся, пока я наконец не сползаю кое-как с кровати и не начинаю натягивать штаны и рубашку.
- Не эту, - говорит жена. - Возьми свежую на диване. - И дальше без паузы Артуру: - Вещи я уже собрала. Сейчас он оденется и едем. Подожди нас в машине. Мы недолго.
Кое-как одевшись, захожу в ванную плеснуть в лицо воды. Из зеркала смотрит на меня астральный двойник непривлекательного, честно говоря, вида. Смотрит тупо, как последнее чмо. Во взгляде ни проблеска мысли, ничего человеческого. Лицо синее, сосуды набрякли, кожа шелушится. Труп трупом. Еще и недельная щетина, как у последнего бомжа. Ох, и двойничок попался. А где же я? Куда, к черту, подевался я? Может, я еще сплю? Нет времени на поиски. Артур уже, наверное, завел двигатель. Спешит, мудак. Какая там, к черту, у него работа? Курить дешевые, но пафосные сигареты, пить вонючий кофе и педерастичным голосом разговаривать по телефону, изображая крутого бизнесмена? Подождет, козел. Не помрет.
Однако, делать мне уже больше нечего и VOLENS-NOLENS приходится выходить из дому, пошатываясь, спускаться по лестнице и садиться в задрипанный секонд-хендовский лимузин. Все из вторых рук. Ничего своего. А когда-то были друзьями. Он, наверное, и сейчас думает, что поступает, как настоящий друг. Везет захворавшего дружбана в больницу. Протягивает руку помощи и т.д. Козел. Все козлы и мудаки. (Понять, что я имею в виду под этим "все", мне не удается - тотальная заторможенность - однако, то, что правда на моей стороне, сомнений не вызывает.) Козлы и мудаки. Мудаки и козлы. Коз... "КОзел" - вот как называлось пиво, которое мы пили с Иоанной в ирландском пабе на улице, кажется, Медовой. И я там был, мед-пиво пил.
 - Слушайте, - слегка очухавшись, говорю я. - Если вы действительно собираетесь сделать из меня абсолют-абстинента, так дайте хоть выпить мое последнее пиво. Даже приговоренному к смерти полагается последняя сигарета. А абстиненция - хуже смертной казни.
Я заставляю Артура остановиться у ближайшего ларька и выхожу. На этот раз выбираю BEAR BEER - самое крепкое из того, что есть, хоть и противное. На нем можно дольше продержаться.
Усаживаясь в машину, открываю банку и с невыразимым наслаждением делаю первый глоток, сдерживая рвотный рефлекс - у BEAR BEER отвратительный запах.
Наше дальнейшее путешествие, словно с балкона областного музыкально-драматического театра, наблюдает мое астральное тело.

Я. Прекрасный хмеля аромат! (замечая Артура). Привет, Артурчик.
(Артур с тревогой бросает взгляд в зеркальце на мою жену, которая сидит сзади и внимательно следит за дорогой.)
Артур (с отвращением). Ты бы хоть застегнулся. Ходишь, как сексуальный маньяк с перлюстрированной ширинкой. Застегни.
Я. Ого, какие мы слова знаем! "Перлюстрированной"! Надо запомнить. Одного только не понимаю. Застегнуть? Зачем?
Артур. Как это "зачем"? Что значит "зачем"?
Я. Видишь, простой вопрос, а ты не в состоянии на него ответить.
Артур. Ну... это неприлично.
Я (продолжает пить пиво). Ну вот - твой ответ ничего не означает. Он не выдерживает мало-мальски интеллектуального анализа. Типичная банальная отговорка.
Артур. Тебе этого не достаточно?
Я. Мне - да. Я - глубоко мыслящий человек. Если уж мы начали дискуссию, то должны рассмотреть и все нюансы этой проблемы, такие, например, как кальсоны.
Артур. Ради бога, сначала застегнись, а потом поговорим.
Я. Это нарушило бы мыслительный процесс. Следствие опередило бы причину. Человек не должен жить бездумно, механически руководствуясь рефлексами.
Артур. Так и будешь ходить в расстегнутых штанах?
Я. Ага. И ничего у тебя не выйдет, сынок. Пуговиц-то нет (выпивает очередную порцию пива). Тебе известно слово "йок"? А "Йокогама"?
Артур. Какие, к дьяволу, пуговицы? У тебя джинсы на молнии.
Я. "Джинсы на молнии" - сильно сказано. Круто. А еще круче вопрос "Какие к дьяволу пуговицы"? Дьявол - это же дух. Никаких пуговиц к нему не положено. Материя, вообще, из духа не возникает. По крайней мере, в данном случае. (Моя жена протягивает руку, пытаясь отобрать у Я банку с пивом, но тот не отдает.)
Артур. Об этом, отец, я, собственно, и хотел с тобой поговорить.
Я. После, после (допивает пиво). Ты можешь ехать помедленнее? Хочется насладиться последними минутами свободы (впадает в дремоту).

Когда мы наконец оказываемся в кабинете фрау Де, она предлагает сесть, и задает мне вопрос, который я так надеялся услышать во время нашей первой встречи:
- Скажите, почему вы пьете?
- Непроясненность основных мировоззренческих принципов, - неохотно отвечаю я, разваливаясь в кресле и, так и быть, застегивая джинсы.
Мой астральный двойник от нечего делать решил развлечься и, разнообразя игру, разделился на двоих близнецов. Чтоб не запутаться окончательно, одного я назвал BEAR VOLENS, а другого - BEER NOLENS. Поскольку численное преимущество было у них, то зрителем с этого момента оказался я. Узрев мой помятый вид, меня не пустили даже на галерку, поэтому пришлось сиротливо торчать за дверью кабинета, прислушиваясь к тому, как BEAR VOLENS разговаривает с присутствующими. Нет ничего более унизительного, чем ожидание в коридоре, особенно если мимо тебя шляются не обычные просители, а очумевшие наркоманы и убитые горем алкаши. Хитрый BEER NOLENS тем временем уже улегся на койку в палате номер, ясное дело, шесть - чего еще ждать от этого никчемного кичмена - и оголил задницу для укола. Похоже, он так до последнего и не застегивал штаны, зная, что их все равно придется снимать. В кабинете в это время происходило нечто странное. BEAR, очевидно, еще не очухавшись после раздвоения, решил, что это не его, а Артура привезли на лечение.

BEAR. Артур слегка утомлен, но скоро все придет в норму. По местам, смирно! Никаких изменений в сценарии! Мы все держимся твердо. Каждый, как и надлежит, застегнут на все пуговицы, сверху донизу, раз и навсегда. Фрау Де даже хотела надеть корсет. Выше голову, Артурчик.
Фрау Де. Послушайте...
Артур. Бабы, тихо! Я не спрашиваю о своем происхождении, ни о духовном, ни о физическом! Меня интересует... (Он глубоко о чем-то задумывается и замолкает).
Я (осмелившись наконец зайти в кабинет). А этот опять за свое. Не видите? - он набрался, как свинья, придурок ты недоделанный. Мое воспитание! Мое воспитание!
Артур (опускаясь перед Я на колени). Прости, отец. Я был не в себе! Нет возврата, нет настоящего, нет будущего.
Я (отступая от Артура). Что это еще за говеный нигилизм?
Фрау Де (делая пометки в журнале, с любопытством исследователя) А я? И меня тоже нет?
Артур (разворачиваясь и ползя на коленях к столу фрау Де) О! И вы меня простите!
Фрау Де (бесстрастно констатируя) Алкоголик, мальчишка, трус, невротик. (После паузы). Возможно, импотент.
Артур. Нет, нет. Не надо так говорить, не надо. Я не боюсь, я только не могу поверить... я всю... свою жизнь ... но возврата нет, нет, старая форма не создаст нам новую реальность, я ошибся! Я не оправдал ваших ожиданий. Но, поверьте мне, это невозможно.
Фрау Де. О чем это вы?
Артур. О сотворении мира!
BEAR. Возьми себя в руки. Встань, разведись, женись! Заведи новую семью, чисть зубы, ешь ножом и вилкой! Вот увидишь, у тебя все получится! Артур, ты теряешь последнюю возможность.
Артур. Не было никакой возможности. Мы ошиблись, это безнадежно...
BEAR. Артур, ты пьян и сам не понимаешь, что несешь.
Артур. Да, я пьян, потому что в трезвом виде я ошибся. Я напился, чтобы прекратить эту ошибку. И ты, отец, налей-ка себе.
Я. Я? Никогда!...Разве, что капельку... (Наливает себе из графина воды и выпивает залпом).
Артур. Я напился от трезвости.
Я. Не свисти. Ты напился от отчаянья.
Артур. И от отчаянья тоже. От отчаянья, что форма не спасет мир.
BEAR. А что же его спасет?
Артур. (Подымаясь с колен, торжественно). Идея!

Мне в конце концов надоедает весь этот балаган и я захожу в палату - ничего не поделаешь - номер шесть. BEER посапывает, заткнув уши наушниками моего плеера. Я выдергиваю из под него провода и сталкиваю его с кровати. Он исчезает в просторе за стенами. Я ложусь и только теперь чувствую, насколько меня вымотали эти суета и абсурд. Спать, спать. Фрау Де обещала, что я буду беспробудно спать несколько суток. Такая у них метода. Чтоб алкаши с бодуна не шлялись по коридору.
Входит медсестра и делает мне укол прямо через джинсы. Зачем же я, спрашивается, ходил пол дня с расстегнутой ширинкой?
С трудом поворачивая голову, осматриваю палату. Кроме меня, тут еще двое - один храпит, укрывшись одеялом, другой лежит, уставившись в потолок.
А где же обещанные персональные апартаменты? Где душ, фрау Де?
 - Здесь душ есть? - спрашиваю у соседа, который не спит.
 - Есть. В конце коридора. Там и туалет. Тут в палате тоже есть, но бачок сломан, а в кране только горячая вода. Я набираю в бутылки и охлаждаю на подоконнике. Так что по малой нужде можно тут сходить - бутылки всегда полные, я слежу, а по большой - лучше туда идти, - он машет рукой в неизвестность.
Пока я осмысливаю услышанное, входит еще одна медсестра с тетрадью.
- Фамилия, - говорит она мне. Я называю. Она листает страницы и слегка обиженно говорит:
- Нет такого.
- Может, еще не записали, - оправдываюсь я. Она исчезает, но через минуту появляется снова.
- Ваша фамилия!
Я вдруг вспоминаю разговор с женой. Перед отъездом она как раз втолковывала мне, что я должен отвечать на подобные вопросы: вымышленное имя, вымышленный адрес, вымышленная профессия. Как же, черт возьми, все это звучало?
 - Щезняк, - вдруг всплывает из глубины памяти. (Как же это я забыл? Так звали одного из моих персонажей.)
- Орест Щезняк, - и добавляю, оправдываясь: - Наверное, жена записала на свою девичью фамилию.
- Есть такой, - удовлетворенно говорит медсестра, закрывает тетрадь и насмешливо добавляет:
- Что, забыли, как звать? Бывает.
Не успел собрать вместе мысли, как снова входит первая медсестра.
- Приспустите штаны, я вас уколю.
- Что это?
- Снотворное. Дарья Юрьевна сказала - вам надо спать.
ОК. Спать, так спать. Следующие несколько часов проходят в ожидании. В ожидании сна или чего там еще? Однако, сон не приходит. Никто меня больше не беспокоит.
- Извините, - обращаюсь к соседу, который с тех пор тоже не сомкнул глаз, - а капельниц здесь не ставят?
- Тут - нет, - отвечает он. - Рядом психушка - там ставят, а тут - нет.
Странно, думаю я. У меня острый токсикоз, обезвоживание организма, а меня накачали химией и все. Ну, хорошо, подождем еще немного.
- Раньше и тут ставили, - продолжает сосед. - Когда я работал санитаром на скорой помощи. Как-то забрали одного алкаша прямо из дому - жена вызвала - а он сидит в машине рядом со мной, шатается и держит в руках бутылку из под минералки, где еще граммов 100-150 осталось. Я за ним слежу. У нас жгуты резиновые на всякий случай, смирительных рубашек не хватало, так мы буйных жгутами скручивали. Так вот, уже на подъезде к больнице он берет и допивает залпом из горла. Я знаю, что там не вода, а водка. Но молчу. Если сейчас ляжет под капельницу не похмелившись, начнется белая горячка. Сто раз это видел. Люди вены себе иголками раздирали, увечили себя, на персонал бросались. Всякое случалось.
- А теперь вы сами тут лечитесь?
- Да, так вышло. Мне уже давно пора выписываться, но, думаю, побуду еще недельки две. Я тут подрабатываю помаленьку. Помогаю медсестрам, санитаркам. Меня тут все знают. Вас, кстати, как зовут?
 - Леон, - в очередной раз вру (или не вру?) я. Он не спрашивает, почему я назвался Орестом, и я благодарен ему за это.
- Николай, - протягивает он руку. - Будем знакомы. Если что нужно - говорите. - И, немного помолчав:
 - Леон - это то же, что и Лев?
 - Да, вроде, - говорю я. После долгой паузы спрашиваю:
- А на улицу не пускают? Воздухом подышать, покурить?
 - Нет. У нас тут Лечебное Учреждение Закрытого Типа.
Ага, медицинская тюрьма. Рудимент совдеповской наркологии. Терапия за решеткой. Хорошо, хоть не принудительная. Раньше бы просто менты загребли и дело завели, биографию испортили. Николай снова уставился в потолок, а я напрасно продолжал ждать сон.
Чувствовал себя более-менее нормально. BEER с BEAR`ом, кажется, вернулись в физическое тело, а, может, исчезли навсегда. Ну и черт с ними. Так спокойнее. Вот только время идет как-то странно - то непрерывно, то дискретно, но вряд ли упорядоченно - все время меняет систему отсчета.
Секунды то невыносимо-прочным гештальтом повисают в пространстве, а то начинают утомительно мелькать, словно цифры на барабанах игрального автомата. Ясное дело, о том, чтоб выпали три семерки, или хоть одинаковые символы, не могло быть и речи. Джек-пот не для таких, как я.
Привыкнуть к этому было нелегко. Человек может многое вынести, если ориентируется во времени. Хронологическая же анархия полностью обезоруживает нас. И любой занюханный знахарь или даже ведьма-санитарка с крашенными хной патлами получают над нами почти безграничную власть.
Долго ли, коротко ли, а я решаю более подробно ознакомится с территорией. Нет никакого смысла, как бревно, лежать тут без сна. Но попытки встать с кровати оказываются не слишком успешными. Меня шатает из стороны в сторону, как при сильном шторме, и я едва не падаю на пол.
Николай вскакивает с постели.
- Осторожно, - говорит он. - Я вам помогу.
Что они , к черту, мне вкололи. Наверное, сильный транквилизатор - это всегда на меня так действует.
 - Ничего, спасибо, я сам.
 - Нечего стесняться. Вы же больной, а я уже почти здоров.
Я отвергаю его помощь, но он выходит за мной в коридор.
- Вот так, осторожно, по стеночке, - наставляет он, а я и в самом деле могу передвигаться только держась за стенку, едва переставляя ноги. Кое-как мне удается доплестись до конца коридора, слава богу, расстояние небольшое.
           Уборная, которая до сих пор, наверное, в оставшихся от старого режима реестрах именуется санузлом, выглядит не слишком привлекательно, в первую очередь именно с точки зрения санитарии: тесная комнатка с лавкой для курильщиков и за ней собственно уборная: в углу загаженный донельзя унитаз без сидения и душевая кабина без дверей, без ширмы, без полочек и крючков. Вверху затянутая проволочной сеткой лампочка. Из стены торчит кран и змеится голый шланг, судя по всему, изначально предназначенный для мытья скота. Ну, разве только это местная модификация душа Шарко. Да-а. Будет трудновато. Пока потребностей у меня никаких - обезвоживание, семидневный пост и тэдэ, но рано или поздно придется воспользоваться благами отечественной цивилизации. В конце концов, до этого еще надо дожить. К сожалению, сомневаться в том, что доживу, не приходится.
Возвращаюсь в палату. Лежу молча, безразличный и одурманенный лекарствами. Вечером приходит черед новым пыткам - инъекции, пилюли, анализ крови.
- Знаете, утром мне дали снотворное, но я почему-то совсем не спал, - говорю я, изображая беспокойство.
 - Вам снотворное не кололи. Дарья Юрьевна сказала дать только перед сном. Ложитесь на топчан.
Теперь я и в самом деле обеспокоен. Что происходит? Говорят одно, делают совсем другое. Надо быть начеку.

с украинского