Музей
Садомазохизм был у нас в чести - так сложилось. И наш родной город - всё ещё любимый и преданный - так бывает - нами был грустен и необычайно строг в эту позднюю, промозглую осень, напоминающую покойника, которого забыли или не захотели - из вредности - похоронить. Пусть прозябает в незавершённости - ни туда. Ни сюда. И он - посиневший, мокрый и разлагающийся - лежал под ногами в чавкающей грязи и ржавых, бесформенных листьях. И это, как вы понимаете, тем более - не сближало. Удивительно - для сближения иногда достаточно одного взгляда с разрядом тока, а для разобщения - философские трактаты, уводящие от самого главного: любовь прошла - и ничего с этим поделать уже нельзя! Может, она потому и прошла, что подключились эти самые философские трактаты - как конец мира чувств. Лукавый разум потому и лукав, что понимание, как правило, отбирает то, ради чего затеялось это понимание или осознание происходящего.
Время утратило библейский смысл - не было опорных моментов. Ему ведь нужны чёткие координаты: из точки «А» - в пункт неясной цели «Б», От щемящей радости - до тупого и сонного безразличия. От перехватывающего дыхание восторга - до вялой отрешённости. От одиночества осени - до родства блуждающих миром душ. От сближения - до разобщения, от любви - к нелюбви. Или наоборот - это уж, как кому повезёт. А нам явно не везло. И город это понимал - он не так глуп, как кажется многим. И осень понимала это - тоже. Она бывает даже понятливее вас самих - научитесь ей смотреть в глаза, тогда поймёте, о чём это. Просто вы, как и мы, об этом редко думаем.
Мы молча брели по старым, раздолбанным, узким улочкам. Они переплетались друг с другом, с историческим, дореволюционным булыжником - ветшающим и заброшенным до лучших времён, которые почему-то всё не наступали. С хаотичными прохожими, тоскующими по лету и теплу, с пустыми кафе-завлекалочками и промозглой, щемящей вечерней пустотой осеннего безвременья, темой городского блюза мы сосуществовали - привычно и даже умиротворённо. Нас за живое уже мало что брало - забурели и обросли толстой кожей.
В одной из подворотен мы наткнулись на игрушечно маленький, неприметный музейчик, которого летом - я это помнила наверняка - здесь ещё не было. Вывесок с подробным указанием - или хотя бы туманным намёком, что это такое и с чем его едят, тоже не было. Но он чем-то манил. Может, просто хотелось где-то отогреться - не важно где, лишь бы не слышать мертвящий озноб друг друга. Музей был частным, как большинство на этой тихой улочке, рассчитанный явно на приезжих. Мы зашли без испуга да и без интереса - внутрь его чрева-западни.
Молодой человек - по всей видимости экскурсовод - встретил нас с задорным видом и дежурной репликой героя - любовника: «Ну, наконец-то! Где же вы, долгожданные и родные, ходите?», как будто ждал именно нас - всю свою непродолжительную жизнь. Мы переглянулись. Может, нас не за тех принимают? Или здесь - просто оазис хороших манер?
Купив билеты, мы - я и Андрюша - моя последняя любовь - с большим интересом прошли в уютную и светлую комнату. Нам сразу стало теплее и радостнее. Их было всего три, где должна была быть вся умопомрачительная экспозиция. Экскурсовод - его звали Егором - начал своё пламенное и важное повествование с голосом подпольного. Но преданного идеалам борца - за истинную правду и точность исторических фактов:
- Обратите внимание на наш первый подлинный экспонат. Это ошейник покойной, к сожалению, собачки - они долго, как черепахи, не живут, по имени Шарик, писателя с мировым именем - М. Булгакова. Он лично её выгуливал на поводке, очень любил, сам кормил - крошками и косточками - время было трудное - и воспитывал в любви к ближнему. Потом, как вы знаете, он написал популярную среди студентов филфака книгу «Собачье сердце» - именно о своём киевском друге детства. Ошейник передали в дар музею соседи по коммуналке, где жил маленький Миша. со всей своей большой и дружной семьёй, в центре Киева, ещё до эмиграции в Россию. Мы им - соседям М.Булгакова - очень признательны. Вот их - ярко-цветные - фотографии.
На нас смотрели стёртые, отёчные лица каких-то странных, явно бомжеватых и пропитых до нельзя, людей. Они выглядели - по типу - глаза, рот, нос, черты, овал - всё это есть. А самого лица - увы - в целом, и нету. Оно - лицо - исчезло, растворилось в сутолоке будней или аншлаге похмельного синдрома, будто его и сроду не было. Или вообще не предполагалось никогда - рука Творца отдыхала от работы или глина закончилась. Такое тоже бывает. Вся семья - бригада сантехников, отличившихся на разворовывании труб из ЖЭК-а № 190645-ШЮ. Или они попросту были кровными родственниками той самой собачки, которую выгуливал сам мэтр, кто знает?
- Когда Булгаков уехал в Москву, собачку с собой он не взял. Время было трудное, не всем под силу. Гражданская война, разруха и произвол власти - почти такой же, как и сейчас - не прибавляли света в окошке. Голод на всё, кроме истинного, не воодушевлял. Женщины - попрошайки плотских утех; наркотики - человек - слаб, как вы можете догадываться, вытягивали последнее. Театр - всё время требовал чего-нибудь гениального и новенького - для затравки. Актрисочки и балеринки из кабаков и притонов - это не при детях, это отдельный разговор - абсолютно всё, что я перечислил, было против чистой дружбы собаки и человека с большой буквы.
Она, как могла, тосковала, ничего не ела и героически погибла от вселенской, нечеловеческой печали. И это событие так и осталось на совести известного писателя, о чём он потом жалел всю жизнь. Наш Егор был явно в ударе: попахивало отсебятиной и доморощенным занудством.
Наш странный музей действительно расположился рядом с Андреевским спуском, где уже был вполне приличный музей М. Булгакова. И дом писателя был рядом. Почему ошейник не отнесли туда? На том этапе нашей экскурсии в голове ещё возникали разные вопросы.
- Следующий экспонат - отрезанное ухо Ван Гога, знаменитого французского импрессиониста, художника с мировым именем, гения кисти и дружеских шаржей - он на них и разбогател, купил себе маленький остров в Тихом океане, чтобы его там не доставали поклонники, поклонницы и кредиторы. Остаток жизни там и провёл, как в ссылке. Зато творчество его расцвело пышным цветом - нам, его почитателям, на радость. Думал всё-таки о будущем. И Гаити прославил на своих полотнах. «Чунга - Чанга - чудо - остров! Жить на нём - легко и просто!» - зачем-то пропел Егор писклявым голосом.
Под стеклом лежало что-то сморщенное, в виде овальной, коричневой устрицы, невероятно крупных - как для уха - размеров.
- Вы, может быть, уже слышали эту душераздирающую и правдивую историю. Он любил её. Она его не любила, ибо однажды сказала ему зло и коварно:
- Всё, что мне в тебе нравится, это твои уши, дорогой. Какова гадина, да?
Художник выдержать этого надругательства над своим талантом не смог, поэтому отрезал бритвой одно ухо и прислал ей на память о себе. Вот её, коварной и подлой, портрет. Кстати - ей в подарок. А вот его знаменитый портрет - уже без уха, с тоской в глазах и правдой поискав себе истинного гения. Нет пророков в родном отечестве!
- Оригинал, конечно? - съязвила я - как и ухо, впрочем. Чего оно - такое крупное у вас? Слепили бы из глины - поменьше и правдоподобнее.
- Ну, что вы! - экскурсовод был без чувства юмора - оригинал нам не по карману. Но мы ведём переговоры со спонсорами - они обещают выкупить на аукционе картину и подарить нашему музею. А ухо - полностью настоящее - она нам его прислала лично, прямо из Парижа. Вот и письмо, квитанции - всё в порядке. Зачем же нам брать грех на душу? Всё, как в аптеке!
- А вы потом их портреты - спонсоров - повесите в вашем музее? - я не унималась, в голосе у меня звучало надругательство над их святынями.
- Конечно! - Егор был серьёзен - мы умеем помнить наших меценатов.
- Я вас прошу, сообщите нам, когда всё выгорит - я ликовала - так хочется взглянуть на спонсоров, если такие найдутся, конечно. Воочию, очень хочется!
- Кстати, его пассия явно просчиталась - это уже был голос моего мужчины - ей нужно было сказать правду, которая так очевидна в вашем дивном музее.
Что в художнике лучшее - все его картины, а не уши. Состоятельной бы была дамочкой. И дожила бы - при таких деньгах - до наших дней.
- Конечно, при хороших деньгах, кто же не проживёт - лет двести, а то и триста, как сложится! - это мои слова, украденные у Островского из «Женитьбы Бальзаминова». Я быстро сообразила, что здесь - возможно всё!
- Да, да, а то и все - триста! Миллионы всё-таки - это говорил мой спутник, уже ушедший в прошлое, но всё ещё тёплый и живой.
- Вы зря иронизируете - наш экскурсовод смотрел на нас с жалостью - она и так дожила до наших дней. Вот её фотография, с дарственной надписью - для нашего музея. Читайте, там всё понятно. Милая женщина, хоть и в возрасте.
- А почему на русском? Она же - француженка! - я еще хотела добиться истины.
- Что вы - Егор воскликнул горячо - она как раз была русской! Это полностью установленный факт. Все красивые женщины во Франции - из России.
- Ага, и все - княгини, графини. Даже Мадам де Помпадур - гордость Франции, великая куртизанка - время было такое! - я радовалась, как ребёнок, которому объяснили, как устроен этот мир. Все - из Тульской губернии.
- Про Мадам де Помпадур я ничего вам сказать не могу - Егор впечатлял - но мы проработаем и этот вопрос. Истина должна восторжествовать!
- Дальше - это кирпич из Великой Китайской стены, самый первый. Его заложил в стенку сам император Лао-Цзы, чтобы его империя была всегда могущественной и не поддавалась на провокации иноверцев. Считайте, что с этого кирпича весь Буддизм начался - глаза Егора сияли огнём вечности.
- Вот это да! - это мы одновременно воскликнули, перестав, наконец, задавать глупые вопросы и отпускать реплики ни к месту. Конфуций бы нас оценил!
Кирпич был с соседней стройки - тех же размеров, цвета, треснувший и с дыркой. На нём ещё рука прораба не остыла, а он уже в музее - здорово!
Потом мы осмотрели персиковые косточки - пять штук - с картины самого Репина - «Девочка с персиками». Персиков, правда, уже мы не застали. Осень всё-таки - не сезон. Кто-то умял эти фрукты ещё до нашего прихода сюда. Затем нас ошарашили подлинной щёточкой для расчёсывания усов Гитлера, коробочкой от ночного, плацентарного крема Мэрилин Монро - за дневной просили слишком много, музей себе такого позволить не смог - а зря!
Было в богатой экспозиции и зелёное мыло, которым пользовался Ленин в ссылке - в Швейцарии. Вполне приличное на вид, до сих пор с запахом хвои. Видно, вождь не часто им пользовался - хорошо сохранилось. И кусочек газеты «Искра» - правда, без текста, но это не так важно. Главное, Ильич и Надежда Константиновна - прикасались лично к этим немеркнущим святыням.
Ещё музей нас обрадовал трупиком первого клонированного на Украине таракана, засушенной мышкой из сказки про Курочку Рябу, ресницами из века самого Вия, тройкой семёркой и тузом - сами знаете откуда, пером, которым А.С.Пушкин написал «Евгения Онегина», ещё одним пером - на вид таким же, которым композитор П.И.Чайковский написал одноименную оперу, апельсином - слегка подпорченным - с которого началась - опять новая - история нашего европейского государства, носовым платком Екатерины Великой - обронила ещё при жизни, он до земли не долетел, почитатели её таланта подхватили тоненькую, кружевную тряпочку и отнесли - через пару веков - прямиком в музей. Ещё там были сабли саблезубого тигра, бивни мамонта, сожравшего этого самого саблезубого тигра. Восковая статуя директора местного казино - отдал даром, чтобы не покупать билет в этот музей, бюстгальтер его восемнадцатой жены, на котором она и повесилась, когда сам директор казино - Маразм Сидорович Роттенберг - застукал её с любовником, директором сауны - Хреном Васильевичем Шпоком - украшали экспозицию и оживляли потухшее воображение экскурсантов.
Как знали, что всё это добро - пригодится потомкам! Думали о нас, молодцы!
Потом мы рыдали над осколками разбитой посуды - чашкой и блюдцем великого Кобзаря, привезенных им из солнечного Казахстана, где он отбывал воинскую повинность пятнадцать лет, вместо двадцати пяти: лечился от алкоголизма и блуда. Он в ней - чашке с малиновыми цветочками - смешивал краски. Когда не было, что смешивать и растирать, он из неё просто пил - установленный учёными факт. Тем самым он подымал уровень культуры на Украине, чем и вошёл в историю доисторического быта феодальной страны.
До него - тёмный и мало образованный народ - пил брагу или самогон просто из рук, сложенных лодочкой. Поэтому трезвость в народе была редкостью. Так же его помнят потомки - как гениального поэта. Правда, стихи до нас не дошли. Но это не так важно - важен исторический, не фальсифицированный факт. А он - как вы видите - налицо. Гений всё-таки, хоть и крепостной - с рождения, от природы. А по образованию - так даже академик, художник. Судьба надругалась над ним - художника обидеть каждый может. Зато потомки помнят и ценят - великий был человек, хоть и слепой. Тогда все слепые играли на кобзе. Поэтому его и назвал народ - за слепоту и тягу к искусству - Кобзарём, в память о тех трудных временах, когда ещё не было чашек и компьютеров.
Потом мы осмотрели косточки от яблока, которое упало на голову Ньютону, фиговый лист Адама - он был украинцем, а Ева - еврейкой, поэтому была - без фигового листка, что не помешало смешанному браку дать чистокровное арийское потомство. Также мы увидели перо с левого, если смотреть с головы, крыла голубя, долетевшего до земли - смотри библейскую историю про Ноя и его не потопляемый ковчег. Фотографии всех этих, доживших до наших дней в своих потомках, животных: каждой твари по паре - висели на стенке в виде фотообоев. Правда, у нас появилось сомнение, что на фотографиях изображены именно пары, а не одно и тоже животное в двух экземплярах - уж слишком похожи! До хвостиков и мелких чешуек, клювиков и длинных хоботков.
Но экскурсовод Егор и тут был на высоте. Он развеял все наши сомнения, предоставив письменные заключения учёных-зоологов, лауреатов премии «Клык и дикая пасть». Самцы и самки - все, без подвоха!
Потом мы осмотрели пояс верности - чугунный и с амбарным замком - самой Ярославны, которая верно ждала князя Игоря, поэтому так и страдала - он ей жал немилосердно в запретных зонах, вплоть до пролежней. Пока она его носила, то успела родить князю Игорю пять наследников - виртуальное соитие. Но дети получились хорошие, правда, были похожи на охранника веснушками и дурными наклонностями - ковырялись в носу во время обеда и ругались матом при взрослых. Но это - такая малость, о которой и вспоминать не следует. Дети, что с них возьмёшь! Пусть шалят, раз охота!
Мы ещё искали в экспозиции череп коня вещего Олега, но - увы! Черепа не оказалось, а жаль! А шкурка злой и коварной гадюки, укусившей Олега, была. Куда ж без неё такой славной экспозиции - хоть в прорубь!
Когда мы осмотрели всё, что там было - и даже повторно взглянули - мой друг предложил музею щедрый и своевременный подарок. У него в кармане случайно при себе оказалась ручка, которой М.Горбачёв подписывал бесценные документы о полном распаде Союза Советских Социалистических Республик. Как подобной ручки ещё у них ещё не было, я не знаю!
Вещь - незаменимая в музее, как и просто в хозяйстве. А документы - истинные, с гербовыми печатями - на всё это он донесёт завтра. Весь набор, даже с рекомендациями от всех президентов - процветать и развиваться в том же исторически достоверном духе. Нам нужны такие музеи - ведь правда - превыше всего! Главное, что у каждого - она своя.
Да и какая разница, какими грёзами нас потчуют новые политики, заумные историки, идеологи новых религий - со старым душком, духовники, спасители всего человечества! Какими фантазиями запудривают наши слаборазвитые мозги, каким новым правилам выживания учат, перечёркивая старые и отработавшие уже, чтобы осчастливить нас - бедных и нелюбимых, таких одиноких - по своей же - выстраданной и любимой до рвоты, потому и бесценной, дурости! - абсолютно не имеет значения.
Осень нас больше не пугала. Предстоящая разлука - тем более. В конце концов, главное, чтобы у человечества было побольше экспонатов - для таких познавательных музеев. А остальное - всё приложится, не так ли?
Любовь - это от Бога, единственно незыблемое ощущение или состояние - не имеющее чёткого определения. Все остальное - имеет свою трактовку, свою правду или ложь, свою позицию или отказ от всякой позиции.
Я где-то на досуге прочла, что история - это то, что происходит сейчас. Через двадцать минут - это, независимо от нас, станет уже - фальсификацией истории! Так устроен мир - и ничего тут не попишешь. Да здравствует музей правды и точных исторических данных, с его замечательным экскурсоводом - Егором!
Свидетельство о публикации №209010600415