Маша и Мария
- Чужая душа - потёмки - подумала она, разглядывая себя саму.
- Почему - чужая? Неужели своя душа - не потёмки? - промелькнула ещё одна не очень свежая мысль. Никакой глубины в изображении не было и в помине. А был - размытый овал с выраженной сутулостью лица: всё опущено - глаза, губы, нос, брови - немного печали и много вопросов, на которые никому и в голову не пришло бы отвечать - а зачем? Девушка - независимо от возраста - в меланхолии. Отсутствие любви - на лицо! - вернее, на лице. А ещё там затаилось что-то собачье - преданное, одинокое, беспомощное - бесполезное при отсутствии хозяйской руки и надёжности. У самодостаточных женщин таких взглядов не бывает: они знают себе цену, всё время её ловко и незаметно для иных - завышают её, и пытаются окружающих убедить, что их планка - недосягаема простыми смертными. Выраженное клиническое одиночество, возведенное в культ - вот какие мы! В этом выплеске - всегда всего много. Безликой суеты, плохого актёрства, модных психоаналитиков, скрытых неврозов, диких диет, буксующей скорости. Брошенных без сожаления любовников - любых, и постоянных подсчётов - не продешевить бы! - там тоже достаточно. И боль - скрытая или выплеснутая наружу - эпатажем броской независимости. Плохая игра в привычное и не тобой выбранное состоянии.
Скучновато всё это. Они больше похожи на откормленных и спокойных рыб из океанариумов - тихо живут своей холодной жизнью подводного царства - и смотрят на нас оттуда без любви и даже интереса. Мы просто уже не пересекаемся в одном пространстве. Иногда прозрачность - незримо разделяет очевидные стены или границы. А нам они всё же любопытны. Много загадок хранят в себе глубины океана в контексте их обитателей. Хотя океан внутри нас - не более изучен.
Она не стремилась к этим чудо - дивам с выраженными пропорциями куклы Барби. Она привыкла к себе такой, какой она была. Ей даже казалось, что это не она в зеркале, а её подруга или сестра, похожая на неё, но другая. Её звали Машей, а подругу, её отражение, звали Марией, что в принципе, одно и тоже. Хотя судьба у Марии и Маши - разная. Ей, Маше, было слегка за тридцать. Для женщины - это уже возраст. И он часто с женщинами, не умеющими стареть или просто жить своём возраст, играет дурные шутки. Им всё ещё кажется, что молодость их обволакивает своей невидимой паутинкой, а зрелость, степенность и торможение - за горизонтом. И они живут в дымке или ауре этого предательского самообмана - пока однажды не столкнутся в зеркале со своим собственным взглядом.
- Почему эта старуха так похожа на меня? - пробежит первая мысль. А вторая задавит своей шершавой правдой. И тогда в жизни появится новая точка отсчёта.
И это не связано со временем. Скорее, что просто нужно будет приспосабливаться к новым обстоятельствам. Нужно будет научиться не смотреть на молодых или просто ухоженных и зрелых мужчин. А начать заводить умные, тоскливые разговоры с занудными отцами семейств. Перестать носить вычурный андеграунд, развевающий фантазии у любителей сладкого и завести кошку Мурку или Клотильду. Сделать попытку ещё одного падения - попробовать выращивать на всех подоконниках колючие кактусы и жирные фикусы и уже отзываться на - «женщина». А про игривое - «девушка» - позабыть навсегда - неужели это когда-то было? И со мной ли?
Маша пригласила Марию на зелёный чай с розовым зефиром - прямо таки художественный коллаж старой девы. Та отказалась. И правильно сделала. Если ты не нужна сама себе, то кому ты вообще нужна? Если ты не успела полюбить себя, то тебя вряд ли полюбит кто-либо другой.
- Ну и ладно, сиди в своём зеркале и смотри на меня, что б у тебя слюнки текли. Вкушай своё неполноценное одиночество - сказала Маша своему отражению - без особого раздражения, от которого появляются преждевременные морщины.
Она вообще была настолько мудра, что не раздражалась без особого повода. Да и с поводом - тоже. Чай был английским, свежим, с жирными пятнами сверху, почти что тягучим. Маша любили хороший чай, дорогие чашки, никогда не клала сахар. Но конфеты или зефир - совсем иное дело. Мария часто разделяла с ней эту традиционную трапезу, но сейчас была не в настроении. Она устала из своего зеркала - аквариума смотреть на чужую жизнь. Та, другая, которую звали Машей, была похожа на неё. И не более. С годами их различие возросло до неприличия.
Все её жесты, привычки, манеры были изучены до мелочей и стали надоедать. Хотелось разнообразия. Хотелось выйти из этой непонятной игры - созерцания. Она устало закрыла глаза. Но, когда вновь открыла их, картина не изменилась.
- И даже пульта нету, что б переключить картинку - подумалось ей - какая страшная судьба у этой женщины - ходит по привычной, чистой, как операционная, кухне. Потом куда-то исчезает, появляется опять. И всё время что-то ест, пьёт или смотрит на меня. Занялась бы чем-то, а то… Зануда бестолковая!
- Какое глупое зеркало - промелькнуло в голове у Маши - всё время следит за мной. Повторяет мои движения, так же стареет, прячет от меня свои глазки и уверена, что может прожить без меня хотя бы полдня.
Они устали друг от друга. Как супруги, которые живут слишком долго вместе и утратили чувство разъединённости. Они растворились друг в друге навсегда, обменялись привычками, характером, мутным прошлым, предсказуемым будущим. Они выпустили на волю своих детей, а сами остались в клетке соития душами, как сиамские близнецы - без шансов на хирургическое разъединение. И когда какая-то мысль возникала в голове у одного, другой её слышал изнутри. И не мог уже сообразить, кто её придумал первый. И зачем вообще эта мысль ему нужна? Не его ведь! Мысли отражают чувства, которые единым - без водораздела - океаном хлюпались в душах у обоих, поглощая их, выплёвывая наружу, укачивая, забавляя невесомостью и мнимой лёгкостью. Они давно утонули друг в друге. Их просто не стало. Как и миллионы иных, думающих, что они ещё есть.
Когда Маша закончила пить чай, взглянула в зеркало, то никого там не увидела. Пустота ошеломляла, била незащищённостью пространства.
- Так сходят с ума - подумалось ей - но куда же делось моё изображение?
Недоумение её длилось недолго. Она вспомнила, что сама называла ту, другую, Марией. И часто с ней спорила, ругала её, утомляла собой, посылала - куда подальше. И ещё одно она знала очень хорошо - у Маши и Марии - разные судьбы. Их нельзя объединять, их нельзя растворять друг в друге. Возможно, поэтому Мария исчезла. Скорее всего, что - навсегда! Она ушла в своё соизмерение, не оставив никакого следа. Если бы кто-то ей рассказал, что такое бывает - не поверила бы!
- И кто из нас - более виртуален? Я - или она? Ещё надо подумать - пробурчала Маша, вытирая красивую чашку и ставя её на прежнее место. Вечер утопил кухню тёмными полосками теней. Часы на стенке ритмично отстукивали вечность. Кран гудел, чревовещал, заводил сказ о мёртвой красавице и благородном рыцаре, который однажды её расколдует и выпустит на волю - из недр этого страшного пещерного крана - минотавра, где схоронилось от глаза столько всякой всячины, что всё и не расскажешь. Для этого нужен спаситель мира - сантехник и горючая, трудная вода - для принятия внутрь этим же сантехником, заколдованным из благородного принца в ободранного алкоголика, мастера на обе левые руки - правой руки у него не было сроду. И столько на помятом лице пренебрежения к кранам у чудо-мастера, что сразу видно: он - голубых, водосточных кровей!
Цветочки на занавесках вздрагивали от сквозняка. Бродил по углам ленивый, рыжий кот, который хорошо перекусил и давно не интересовался никакими Мурками, был всем доволен и понятия не имел о раздвоении личности. Как и о судьбах теней, которые живут с нами, живут в нас, навевают нам сны - и после долгой жизни, в которой больше вопросов, чем ответов, уносят нас - уже навсегда - в те миры, где всё обретает смысл и соединяется в одно целое, ведомое абсолютной гармонией.
В окно пыталась проскользнуть лунная дорожка. И она была удивлена увиденным. Две женщины, абсолютно одинаковые, не замечающие друг друга, вторгались в ощущения, перетягивая на себя реальность и отвергая ирреальность.
- Какие они обе глупые! - подумала мудрая луна - ведь две стороны целого - неразделимы. И когда это уже люди смогут понять? Как две стороны одной медали, как день и ночь, как любовь и желание, как грех и исповедь. Главное - пропорции. Не надо заигрываться - ни в то, ни в это. И всё будет в порядке. Почему все норовят тянуть одеяло на себя? Ведь то, что откроется - может перепугать до смерти. И кому хочется знать правду о себе самой? Вы действительно готовы к этой правде?
Маша - настолько же Мария, как и Мария - Маша! Бедняжки, что вы делите? Что вы пытаетесь подглядеть вскользь или перечеркнуть? И что это за привычка - убеждать себя, что ты - не такая. А какая? Что вы знаете о себе? Особенно, отрицая свою потустороннюю часть, тайное и истинное - одновременно. Вы готовы к правде о себе? То-то и оно, что нет. Эх, Маша, дорасти до Марии! Эх, Мария, научись любить несовершенных. Мы все и всегда - чьё-то потустороннее отображение. Пусть на каком-то этапе. Без этого нет эволюции, движения - не имеет значения, куда - вверх или вниз. И мы - только проводники чьих-то помыслов, чьих-то талантов, если они у нас есть, чьих-то целей, чьей-то задумки, несогласованной с нами, чьей-то тьмы или, если повезёт, света. Пусть даже лунного.
Свидетельство о публикации №209010600419