Тётя Таня

Она была броско красивой, стройной и умной. Редкое сочетание в женщине. Обычно, что-то одно. Ей Творец дал зрелую рассудочность - особенно в контроле над любой ситуацией  и красоту с роковым оттенком женщины-вамп. Её звали Татьяной Валентиновной. Она была на десять лет меня старше. К тому же, она была моей единственной тётей по линии матери. С мамой они были совсем не похожи. Моя мать - Алла Валентиновна - была крупной, самоуверенной женщиной, с властным характером, с неумением приспосабливаться, обманутая судьбой и мужем - моим бедным, запутавшимся в женщинах и амбициях, отцом.
Танечка окончила трудный, но престижный на том этапе факультет столичного университета - механико-математический и считалась в нашей семье самой разумной. Другие тоже имели высшее образование. Но Танечке как-то удалось убедить всех близких и дальних родственников в том, что её учёба - была самой сложной и значимой. А работа в кибернетическом центре - самой ответственной. На благо оборонной мощи любимой, вскоре распавшейся страны.
- Тише, Таня занимается - успокаивала нас, ничего не смыслящих в высшей математике, бабушка Катя - и подсовывала Танюше шоколадки - для работы мозгов. Я с Аликом - Олегом Валентиновичем, младшим братом моей мамы и Тани - пролетали. Мы не считались такими умными. И нам маленькие шоколадки -  даже как детям - были с позиции бабушки не так и нужны: «Ешьте малиновое варенье с дачи!». Всё на благо Танечки, всё во имя её! Только Таня подавала надежды в нашем сумасшедшем на почве Танечки доме. Мы - изначально - ничего оправдать не могли - не вышли рожей и умом.
Её браки - самые непростые за счёт неудобоваримости психотравмирующих ситуаций - и нескучные суды при разводах, с дележом имущества и детей - достали всех родственников. Моя мама оплачивала услуги адвокатов, бабушка Катя ввязывалась в драки за правду. И это всё происходило на фоне полной некомпетентности примитивных мужей, так и не сообразивших, какое им выпало счастье быть рядом с чудо-Танечкой. Их у неё было двое. И они оба потихоньку крушили возложенные на математическую и прекрасную во всех отношениях тётю перспективы о реализации родового взлёта в социуме.
 Дело в том, что к тому же Танечка имела дело только с теми людьми, кого ей темпераментно и настойчиво удавалось убедить в своей исключительности. Даже при полном отсутствии оной. А эксклюзивность - беззастенчиво требует помощи со стороны. И таких - летящих скорой помощью, поверьте мне, было немало. Мир полон наивными, вечно кого-то жалеющими, чистыми до отвращения, идеалистами. Материнский инстинкт у женщин более развит, чем инстинкт неудовлетворённой похотью самки. В этом наше отличие от мужчин - те палец о палец не стукнут, если на выходе не светит бурная реализация основного инстинкта. Не в плане деторождения - это их мало интересует, а в плане самого процесса. Поэтому, тех милых дам, кто всю жизнь жалел - за счёт своего времени, своих жалких финансов, своих скудных связей, своей огромной души - Татьяну Валентиновну, было море. Она профессионально выжимала солёно-сладкую слезу с любой, подвернувшейся на её пути доброжелательницы, чтобы потом не вспоминать уже никогда её доброту. Кто только не опекал Таню! Даже моя мать - старшая сестра Алла Валентиновна - была больше занята ею, чем мною.
Из заграницы, где долго работала моя покойная мама врачом, тащились шмотки для Танюши - девушка на выданье, обязана выглядеть. Её ожидает - все почему-то в это верили - выгодная партия. Оказалось, что выгодная партия у неё была всегда. Правда, не с мужьями. А с родственниками и знакомыми.
Бойтесь подобных Танюш! Их развелось - видимо- невидимо! Потом, когда мавр сделает своё дело, мавр может уходить. Память у Тани была короткой.
 Они и уходили. Чтобы очистить место для новых дур, спешащих делать добро, ещё не объезженных мудрой тётей, умеющей удобно и без рефлексий жить за чужой счёт и не выжатых ею, как лимон, до конца.
Одеваясь очень модно и броско, с особым шиком, Татьяна Валентиновна умудрялась убеждать свою мать, мою бабушку Катю, что всё это куплено за бросовые копейки. Зарплата у тёти была маленькой. Потом - эту же неувядающую легенду она попыталась навязать мужьям, но они оказались менее доверчивыми и заподозрили, что дело - неладно - и без спонсорской помощи со стороны других мужчин здесь не обошлось. Конфликты в своей семье Таней приветствовались под «ура» - всё-таки разнообразие монотонных отношений. Не так скучно и в конце можно всегда прикинуться обиженной. Прибыльно и надёжно. А мутную корысть тётя умела для себя извлечь даже из спёртого воздуха.
Помню, когда грянул Чернобыль, я с полуторагодовалой, болеющей дочерью оказалась в августе месяце в Адлере. Лучше бы я пережидала радиацию где-то в средней полосе Нечерноземья. Но вышло именно так - жара, отсутствие детского питания и куча праздного народа, упивающегося отдыхом у моря. Судьбе было угодно, чтобы со мной рядом оказалась Танечка со своим пятилетним сыном Вовочкой. У неё были путёвки в иной пансионат - рядышком. Взглянув на мои проблемы - маленький, воющий, больной ребёнок, невозможность заселиться - путёвок выдали из-за форс-мажорных обстоятельств - в два раза  больше, чем было мест в гостинице «Весна», она, взяв Вовочку за руку, на прощанье промолвила унылым голосом вселенской скорби:
- Ну, я тебе здесь помочь ничем не могу. Мы будем тебя навещать! Крепись, детка. Ты же понимаешь, что я о тебе всегда помню!
В своих проблемах я, конечно, постепенно разобралась. Хотя для этого мне пришлось делать то, чего я никогда не делала - воровать детское питание в чужом номере торговых работников местной столовки, прямо с их переполненного холодильника. Ключи от наших номеров совпадали. Мой ребёнок ничего не ел с взрослого, мало съедобного, жирного и пережаренного стола, купить молочные продукты - было негде. Выписывали молочные смеси только детям до года. А Женечке - так зовут мою дочь - было полтора года отроду. И Танечкина помощь - ой! - как бы пригодилась. Но тёти не было. За месяц подобного отдыха моя дочь, весившая до прибытия в Сочи пятнадцать килограмм, стала весить - одиннадцать. Жара и голод сделали своё дело, но мы выстояли. И без чьей-либо помощи. В соседнем пансионате - час езды от нас - она, моя милая и единственная тётя, с сыном нежились на море. Потом всё же Татьяна появилась. У неё завёлся - как и в любом месте, где она находилась - страстный, молодой и поджарый - хороший петух должен быть худым - кавказский любовник. Вовочка мешал своим чрезмерным присутствием - детское любопытство в сочетании с ревностью.
Как-то, приехав ко мне в гостиницу под вечер, Танюша, пропахшая французскими духами, эросом и негой, попросила - вкрадчиво и с жалкой ноткой в голосе:
- Попаси Вовку сутки. А то под ногами вертится всё время - никакой личной жизни! Ты же понимаешь, я обделена в женском счастье!
Предложений о помощи мне - не последовало. Да я их и не ждала. Я знала свою тётю хорошо. Высший пилотаж потребительского искусства. Всех и каждого, кто оказался волею судеб под рукой. На сей раз она использовала меня.
Когда Вовочка понял, что мама его бросает у чужой тёти - пусть даже родной племянницы - и отправляется на тайное свидание, он метнулся из моего закрытого номера разъярённой фурией - настигнуть исчезающую в дымке разврата мать. Удержать мне его так и не удалось - мальчик оказался сильнее и проворней. Я никогда не могла бы подумать, что в ребёнке столько злости и не вскрытой вулканической энергии ждало своего часа. Его вылавливали - по моей просьбе пятнадцать взрослых человек - пять часов по этажам гостиницы «Весна». И нашли на крыше двадцатиэтажного здания - дикого, плачущего и ненавидящего весь мир. Вниз головой Вовочка всё-таки не сбросился - отвело. Ночью он утопил в унитазе - из страшной и роковой мести - мои французские, пробные  духи, какие-то документы и билеты на самолёт обратно, мелкие деньги, которые нашёл в нашем с дочерью номере. Я уступила ему свою взрослую кровать, разместившись с годовалой дочкой вместе, но Вова не спал. Всю ночь он простоял на балконе, вглядываясь в южное ночное небо, как пограничник, тихо зовя вольную маму стонущим, скулящим, сопливо-слезливым волчонком.
- Вовочка - хороший и послушный мальчик - говорила мне Танечка, вернувшись из кавказского гостеприимства на реальную почву проблемного материнства - пусть он у тебя ещё побудет. Ты только корми его - получше. Видишь, какой он у нас?! - худой. К тому же, его отец - такая гадина, ты не представляешь!
 Она любила мальчика, особенно - чужой любовью. Так выгоднее и привычнее - мир полон потусторонней доброты. И, слава Богу, что это так!
Затянутая в резиновый пояс даже в сорокаградусную жару - торчащего, рожавшего дважды, женского живота не должно быть и в помине, накрашенная с самого раннего утра  даже в булочную или на пляж, Таня считала себя неотразимой. Пахнущая - грубым, мужским и вполне откровенным - после всего, она вызывала у меня  лишь стойкую жалость. Ни женской зависти - она всегда, в отличие от меня, умела сексапильно и молодо выглядеть, ни раздражения, которое обычно возникает при непонимании образа,  у меня не было никогда.  Только жалость: на что уходит столько творческой энергии!
 Хотя, конечно, у неё была своя правда выживать. Я выживать не хотела. Я просто жила - сама по себе. Но это - ещё сложнее. Без оглядки на кого-либо. У меня свой внутренний диалог - с Творцом. Он меня любит такой, какая я есть. Значит, какое я имею право не любить себя - и этот мир, созданный Всевышним, вокруг меня? Я всегда прекрасно представляла, кто такая по своей сути - моя родная тётя. И любила её такой, какой она была. Она не успела стать иной. Ей не хватило любви. И в этом - её основная проблема. И основная боль.
Те, кто не захотели или не смогли под неё - всецело, на все сто - ложиться, переставали для Тани существовать. Она не любила тех, кто её раскусывал - как примитивную приспособленку за чужой счёт - и опровергал - как явление жизни. Заканчивалась игра в - помогайте мне все! А других форм отношений она не признавала и не знала. Не хотела знать.
Хотя, конечно, у нас у всех впереди - вечность. И в следующем воплощении шансы тёти, надеюсь, возрастут. Как ни крути, мы все обречены на увеличение любви в душе. Поэтому, ничего страшного с нами не происходит никогда. Бог только даёт. Даже тогда, когда нам кажется, что - отбирает! Всё уже состоялось - мы ведь вернёмся к любви, из которой вышли. Дело только во времени!
Умирала тётя Таня, как и все классические потребленцы, одиноко и тяжело. Как и её первая свекровь - Лидия Николаевна, дожившая до девяноста двух лет. Танюшу оставил её любимый сынуля Вовочка, а мужей она давным-давно бросила сама. Непослушный старший сын Саша был изгнан матерью и судьбой в дальние страны, что и сохранило ему хоть часть рассудочности. Таня была из тех матерей, которые любят только благополучных, удобных и понятных детей. Остальные у неё вызывали стойкое отторжение и ненависть.
Таня старела, сходила с ума, завела море облезлых, беспородных, уличных кошек, снующих по всем уголкам её одинокой, трёхкомнатной, оставленной ей ещё родителями, квартиры. Её сухие, морщинистые, заострённые черты когда-то миловидного лица всё больше напоминали звериный оскал Бабы Яги. С помоек Таня тащила в своё логово всякую всячину - мусор явный, вонючий до обморока, обглоданный и безобразный. Таня родилась в год Крысы, поэтому любая помойка для неё была родным домом. Вонь раздражала соседей, но ничего поделать они не могли. Закон был на стороне Танюши. И за квартиру она платила исправно. Тётя всегда была законопослушной, чем и гордилась.
Мыться она самостоятельно уже не могла - или не хотела? Поэтому соседи по очереди, чтобы только не нюхать всё это мусорное изобилие, хотя бы раз в месяц пытались отмыть это сокровище, которое когда-то было женщиной. Таня впускала их неохотно - стала мнительной и упрямой. Ей казалось, что они все - враги и хотят её обобрать. Они действительно желали выбросить всё её мутное имущество на помойку, но дальше желания дело не пошло. С тётей никто связываться не хотел - затаскает по милициям.
Когда сквозняком выбило открытое настежь кухонное окно, ей всю зиму пришлось проходить в промёрзлой квартире в шапке-ушанке. Стекло она не вставила - жалко было денег, которые у Танюши водились - пенсия была приличной. Соседи забили открытую щель фанерой. На голове у Тани бессменно восседал любимый кот Боря - обжора и негодяй. Он ни на грош не ставил свою хозяйку-кормилицу, умудряясь гадить Тане прямо на белую от седины голову.
Тане не обращала на это внимания - была выше мелких дрязг и неудобств.
Но привычка быть красивой и желанной у Танюши сохранилась. Она густо красила яркой помадой, найденной на помойке, губы. Иногда контуры получались на пол-лица. Но это не смущало тётю. Красота - это страшная сила!
Ещё она любила завязывать себе игривый, прозрачный шарфик на шею - пусть завидуют недоброжелатели её неувядающей женской прелести.
В руках она тянула немыслимое количество ярких, в крупную клетку, сумок, набитых всякой всячиной, годной только для безнадёжного мусора.
После её смерти были вызваны специальные грузовики, которые вывозили весь её хлам стройными рядами на городскую свалку. Они сделали около двадцати ходок, пока не расчистили всю Танину территорию. «И как столько мусора смогло вместиться в её трёхкомнатной хрущёвке?» - удивлялись толерантные соседи.
Таня хранила своё добро на «чёрный день», который у неё длился всю жизнь.