Стерва

«Чего я добился за прожитые годы?
С каждым из нас случаются такие моменты в жизни, когда приходит время задать себе этот вопрос. Простой и в то же время главный вопрос. Он не дает покоя, гложет и истощает. Он не имеет временных рамок, поэтому может вечно сводить с ума. Человек по своей природе не может не влиять на окружающий себя мир, не изменяя его. Человек – это творец с большой буквы, который рожден, чтобы создавать, делать мир лучше, а жизнь ярче. И так как его стремление к познанию, своего бытия, связи времен, их причин и следствий безудержны, то поиск ответа на поставленный вопрос продолжается до тех пор, пока не найдется выход, ключ к правильному ответу. А потом все повторяется, как в дежавю, только с новыми задачами и путями их разрешения. Это замкнутый круг. Здесь поиск истины не сама цель, а лишь средство для решения проблемы, некий алгоритм, помогающий строить реальные планы на будущее. У каждого в сознании заложены свои идеалы, стереотипы и правила жизни, которым человек следуют и которыми он оперирует при принятии осознанного решения. К сожалению, я сделать осознанный выбор в жизни не смог. Не смог встать на правильный путь. Наверное, в силу того, что был слишком молод или далеким от мирских забот, а может потому, что был слишком доверчив и открыт к людям, которых принято называть друзьями. За свою сравнительно недолгую жизнь я то и делал, что ошибался, опускал руки, спотыкался и падал лицом в грязь. Я никогда не пытался этому противостоять. Я никогда не шел против ветра, против тех, кто считал себя правыми. Я всегда считал, что быть в рядах неудачников – это мой рок, моя ноша, которую я должен пронести через свой век, отведенный мне высшими силами. С каждым новым провалом в своих начинаниях я все сильнее в этом убеждался. Мне было плевать на всеобщее мнение так же глубоко, как и на твое. Я знал, чего хотел, но не стремился к этому, боясь вновь потерпеть фиаско. Это моя главная ошибка, ошибка всей жизни. Ее нельзя исправить, так же, как нельзя исправить то, что было много лет назад; то, о чем не хочется вспоминать, но что невозможно забыть. Эту ошибку лишь можно предотвратить сейчас, не допустить ее совершения вновь.
Только сейчас, находясь под следствием, я начал задумываться об этом. Не случись эта история, я бы так и продолжал жить в своем иллюзорном мире, таком беззаботном и не к чему не обязывающим. Теперь, осмыслив и проанализировав свой образ жизни, могу сказать наверняка, чего я добился за прожитые годы. Не очень-то много на самом деле. Опуская конкретику, это сравнимо лишь с каплей в море. Зато я твердо знаю, чего хочу теперь. И мой жизненный опыт сыграет важную роль в осуществлении задуманного. Не даром говорят, что горький опыт – это тоже опыт. Впрочем, обо всем по порядку.
Я знаю, ты хочешь узнать, как все произошло. Я расскажу, только позже. А сейчас слушай.
Стояло прекрасное зимнее утро. На голубовато-розовом небе мерцал серебряный полумесяц, тающий в обрывках пышных облаков. Я возвращался с ночной смены. До дома оставалось метров триста и я, вдыхая морозный свежий воздух, замедлил шаг, наслаждаясь красотой здешних мест. Деревья, нарядившись в белоснежные шубки, изящно выстроившись в ряд, осыпали меня утренними снежинками. Они будто крошечные осколки зеркал кружились в январском вальсе. Под ногами хрустел снег, покрытый пеленой страз. Играя на солнце, он переливался всеми цветами радуги. И я готов был поверить в радугу, если бы не знал, что сейчас зима. В это утро стояла сказочная погода: морозная и светлая. Единственная, пожалуй, запомнившаяся мне строка из стихотворения Александра Сергеича: «Мороз и солнце: день чудесный» здесь как раз кстати. Я не умею описывать природу так, как этого бы хотелось на самом деле, ровно так же, как не умею подобрать нужные слова, когда хочу с кем-то поделиться о сокровенном либо наболевшем. Теперь ты знаешь, что не могу поделиться даже с тобой. Но ведь это и не суть, к тому же развернутая описательная сторона вывела бы немало изъянов моего мировосприятия. Так что будет лучше, если я начну сначала. Что я пишу, что пишу. Расскажу все коротко и по существу, без этих лирических отступлений; все так, как рассказывал прокурору. К тому же и времени нет заниматься писаниной. Забудь все, что было написано до этого. Читай дальше.
В прошлом письме я многого тебе не рассказал. Я посчитал тогда это лишним, но теперь понял, что тебе необходимо знать все. Тем более еще не известно, как все сложится дальше. Знай, я тебя ни в чем не виню. Знай это. Скажу даже больше того. Прости меня, если сможешь. За все, что я тебе натворил, прости ради бога. Понимаю это сложно, но …Да, взять бы сейчас все и вернуть назад, хотя бы лет на пять. Как поздно я понял, что оступился, что ошибся с Надькой. Правильно ты тогда говорил, что она мне не пара. А я-то дурак думал, что ты просто хотел ее отбить у меня таким образом. Глупец. Какой же я был все-таки глупец. Ведь из-за нее я сейчас в сизо. Я опять отвлекся, извини. Не так уж часто письма пишу. В армейке и то так не строчил, как сейчас. Просто я чувствую, что не скоро еще смогу написать, поэтому стараюсь обо всем тебе поведать. Хотя тебе это, наверное, не интересно.
Когда я возвращался домой с работы в тот «сказочный» день, у подъезда меня ждал мусорской бобик. Я и слова сказать не успел, как менты меня затолкали в уазик. Привезли в отделение, где до вечера просидел в обезьяннике с тупорылыми абреками. Потом, ну что потом. Потом завертелся, закрутился механизм судопроизводственного аппарата, скрипя ржавыми шестернями. Следаку сознался в ограблении. А ему все мало, так он мне еще и убийство пришить к делу решил. 
Мне бы адвоката хорошего. Да насрать какого, лишь бы толковым был и заинтересованным. Нет, ты только не подумай, что я у тебя пытаюсь вызвать сострадание, просто рассказываю, как все обстоит.
Ведь понимаешь, кроме тебя у меня никого не осталось. С тех пор как мы с Надюшкой уехали из Горы, я так ни с кем и не общался. Решил начать новую жизнь. Что называется, сжег все мосты. Да и здесь в Петербурге нет друзей. А как пришла беда, я и делать-то не знаю что. Что мне оставалось делать? Зарабатываю я мало, в долг взять не у кого, вот и пошел на преступление. Обчистил инкассаторов, какие-то недоноски попались, и свалил. Все, как мне показалось, грамотно сделал, ан нет – вычислили. Без всяких там церемоний и повязали. Не верят мне они, что я бабки отдал Надьке, но хоть убейся, не верят и все тут. Я не вру, ты же знаешь, я сам лжецов не терплю. В общем, идиот я. Кинула меня Надя. Сразу после того, как сумку с деньгами получила. Я, окрыленный любовью, доверился ей. Кретин. Говорила, что операция там какая-то ей нужна, что если не хирургическое вмешательство, то дни ее сочтены. К тому же здесь и опытные специалисты имеются и берут недорого. «Кому недорого, а для кого год работать придется» - сказал я ей тогда, а она все настаивала на своем. Ради Надьки я готов был пойти на все. Вот я и взял грех на душу во имя любви. Мужик я простой, деревенский и повелся на ее псевдострадания или как их там называют. А недавно узнал, что ее убили. Только теперь понял, что она мной воспользовалась. Но я не убивал ее. Конечно, мне никто не поверит, но я не убивал. У прокурора мотив на лицо: месть за предательство. Какое предательство? Самое что ни есть, обыкновенное – изменяла мне женушка, с кем ни попадя. А я жил и не знал, радуясь каждому дню, проведенному с ней. Как же был ты прав, не пара она мне. Влип я в это дерьмо по уши… Все, больше нет времени писать. Если не трудно, чиркни пару строк, они для меня сейчас очень важны.
Твой брат Николай».
- Чавой-то ты тут делаешь? – прокряхтела бабка, втискиваясь в узкий дверной проем кухни.
- Чавой, чавой. Письмо читаю – ответил дед, выдержав немую паузу. Он повернулся к бабке, посмотрел на изрытое оспами лицо и добавил:
- Не пугай меня так больше Маруся, а-то кондратий раньше времени хватит.
- Опять взялся за старое? – нахмурившись, буркнула старуха и плюхнулась на стул.
- Старое, не старое: кому дело-то есть до этого. Тем более письмо не найдет адресата, если только что на кладбище – протянул дед Егор и засмеялся, обнажив кривой ряд желтых зубов.
- Как так?
- А вот так! Помнишь Бирюковых?
- Ну да, конечно и что?
- А то, что весточка пришла Ивану.
- Так он же помер два года назад. Бедный мужик, довела эта стерва городская, а потом и вовсе с братцем его непутевым слиняла, как его…  с Колькой. Как же не помню?! Все помню, как вчера было. Хоть и старая, а память еще не изменяет. Такие события в деревне не скоро забываются. С ножом на брата, на кровь родную никто не ходил, окромя Бирюкова-младшего. Колька безумец окаянный таки совсем голову из-за Просовой Надьки потерял и ошалел на этой почве. Слава боженьке, делов не натворил чертенок. Пацаненком ведь еще был, голова-то пустая, бестолковая.
- Да и сейчас не поумнел – сухо подытожил причитания старухи дед Егор – в тюрьме он.
- Судьба такая. Знала я, добра от него не жди. Зачем он пишет, не уж-то не знает, что Ваньки нет. Да, что я говорю, не знает, конечно. Как уехал, так и с концами как будто и не было вовсе. Так ведь и не знались с тех пор, а дед?
- Откуда я ж знаю, не всевидящий – съязвил дед Егор, слюнявя клейкий шов на конверте.
- Ну, ты как никак почтальоном уже тридцать с лихвой лет отработал.
- А ну если письма, то да, не писали. Остального не ведаю, может и общались.
- Если с ножом кидаться из-за бабы и поливать грязью, то думается мне, Ванька вообще хотел все забыть: и о брате, и об истории этой нелепой. Николай и бабу у него увел, и родителей больных бросил, да еще и несгладимый след оставил в памяти... Не жаль. Нисколько мне его не жаль. Так ему и надо. Тюрьма может, образумит.
- Не суди старая. Не тебе судить его и не этим как там их – блюстителям правопорядка. Небо его осудит. Небо – проговорил дед Егор, тыкая пальцем в черный от копоти потолок.