13. Обиженный Ангел

                ОБИЖЕННЫЙ АНГЕЛ
                Июньская притча
               

               

               
             "День был жаркий. В трех верстах от станции *** стало накрапывать, и через
              минуту проливной дождь вымочил меня до последней нитки.
               
             - Авось, - думал смотритель, - приведу я домой заблудшую овечку мою".   
                ("Повести Белкина")
               
  Тучи, тучи, тучи.
  Машина неслась по неровному шоссе, прикрытому пеленой облипающей серой мороси.
  В это время в Петербургских окрестностях в безумии белых ночей сумерки наступают настолько поздно, что можно мчаться почти до полуночи, не включив никакого освещения. Сейчас же, когда с Петропавловки второй раз за день отсалютовал пушечный выстрел, переливами отозвался вновь обретённый звон колоколов Н – ского собора; когда горожане после душного рабочего дня вваливаются на вечерние улицы, в парки; когда жизнь, удивляющаяся вечному свету, как в свежеющее продолжение бытия тянется к пляжам, гомонящим до утра летним кафе, -  здесь, над трассой, тучи.
  Тучи, тучи.
  Подразнив парой косых лучей, солнце уступило место предгрозовой темноте и гадливой сырости. Погода намекала на внезапный обложной дождь. Успеешь проскочить через участок болотистой низины раньше, чем догонят набухшие облака – путь и ненастье, возможно, разминутся; если нет, то...
  Автомобиль моргнул фарами, вздрогнули габаритки, неохотно вспыхнул ближний свет; нога водителя бессознательно утопила педаль газа. Форсированный двигатель, усиленная подвеска, штанги в салоне: всё проверено. "Опелёк" с виду неказистый - аппарат для работы. Свежая "Десятка" осталась позади, за ней - "Пассат". Не обижайтесь, ребята, - не дано!
  Для сидящего за рулём насупившегося мужчины сегодняшний день был долгожданным. Внезапное волнение природы настораживало, выводило из того ровного настроя, в котором успешно завершают задуманное: ни своего - ни чужого, ни правого - ни виноватого. Суета и торопливость искажают, коверкают поступки. Сейчас это понималось так ясно, будто не серая мгла застила глаза, а ярчайшая звездочка высвечивала каждый закоулок и выбоину.
  Старенький "Кадет" - всё, что осталось Саньку после злополучных игр с МММ. Ссудив компаньонам по их нервно-алчным просьбам определённую сумму стоячих денег, поставил условие: не вкладывать в акции. В итоге получил ворох незначащей бумаги, разваленное дело, крушение надежд на устроенную жизнь, долги и в качестве какой-то компенсации эту нелепую, но вскоре незаменимую машину. А затем почти три года каторги.
  Что же происходило: успел – урвал? Жадность, глупость разили наповал? Теперь не важно. Значимо одно: день отпускающий; всего тридцать километров ... – и свобода; с нуля, уже по-своему.
   "Как Россия после развала Союза - не удержав друзей в мире, терпеливо слушать их брехню, тявканье в спину, разнимать брызжущих ядовитой злобностью! - он прикусил остриженый ус. - Россия огромна. Безбрежная река: муть вынесет, русло очистит – обязательно…"  - Ему тоже пришлось оплатить не только совместно взятый кредит, но и предполагаемую прибыль закулисных спонсоров. Обидно? А-то! Впрочем, с юности горбатился за чистую идею: должен. Спорт – в кровь; армия – Ура!; завод? - как кашу из топора; политика с попыткой депутатства - человек слова. Но всё в песок. Всё! И семья - должны любить до гроба... Семья сразу кряк!
  Рушилось в самые обещающие моменты: чуть, ещё б чуть-чуть. Сдвигали на второй план. Просил поддержки и как ждал! – сдвигали на третий. В результате – общий. А общий он великолепно выстраивал сам. Сам?! - может, корень здесь.
  Саня дал влево. Заносы не пугали - резина цепко держала дорогу. Рывок. Движок прибавил обороты - никаких проблем. Развилка. Указатель. Осталось двадцать пять. 
  Под задним сидением, проложенные в ряд между двух фланелек, томились последние "берёшь чужие - отдаёшь свои"... Сегодня на Семидесятом передаст их в руки другого курьера. Не такого, как он, вырывающегося из-за флажков волчка – одиночки, а спокойного и равнодушного ко всему, кроме своего дела, служаки. Саня опять опережал запланированный ход: всё погасил годом раньше. Оставалось закрыть  начёты. Представилась возможность - тоже решил не тянуть. Решил один, минуя бюрократию. Зачем откладывать неизбежное - уже не обеднеет.
  Тучи, тучи... Не проскочить. Накроет. Хотя… Выехал с запасом – правило. Проедет, не спеша мимо, оглядится; прострочит километр – осмотрится и вернётся. Переложит деньги, ствол, сотовый в пластмассовую канистру. В семь подкатит к верстовому, где будет стоять оранжевая "Копейка" с открытым капотом. Включит аварийку, притрётся в хвост. Копейщик попросит масла - получит канистру, отдаст в обмен жетон. Отбой. Разошлись. В какую сторону направиться - подскажут обстоятельства.
  К сожалению, в азарте дела  увлекался. Доводку оставлял идиотам. Или сволочам. Больше контролировал себя, не предполагая чужой безалаберности. А зря! Заповедь "свой парашют укладывай..." - кто-то её отменял?
  Всё же он ещё впереди дождя. Осознание некоторого превосходства вернуло искомый  баланс.

  Вдалеке замаячил виадук. Новая трасса огибала небольшой городок и сокращала путь километров на пять. Ни скоростных ограничений, ни светофоров, ни лезущих под колёса аборигенов. Весь поток транспорта уходил в сторону: с треском, шумом взбирался на бетонную горку, потом, ухая, исчезал. В несчастный городишко вернулись покой и размеренность жизни.
  "Городишко" - высокомерие жителя мегаполиса засквозило в пренебрежительном сравнении. Саня был рождён не в столичном округе. В детстве Москву с Питером видел только в фотоальбомах да кинохронике. "Городишко, - снова насупился. - Брякнул, как предал". Было. Не вечно ж ходить по центральной улице «отвернув голенища и заломив картуз». Тянуло вдаль, подсасывало, стонало. Неясные желания и стремления бродили, как молодое шампанское. Суровый отец, зачумлённая мать, братья: теснота. Он старший – ему первому вылетать из-под родного крова. Хлоп! "Опостылели Марусе петухи да гуси".
  Санёк глянул на часы. На двадцать километров тридцать минут. Задел большой. Захотелось свернуть: притулиться на окраине, вдохнуть аромат провинции, нагнуть ветку свисающей над щербатыми досками яблони или сливы – они пока в завязи, однако приятно само ощущение вороватого удальства. Стоп. Не мальчик, за сорок перевалило. Подгоняет дождь. Дело рядовое: ни клиентов, ни посредников, везёт своё. Но правило "повернуться – оглядеться, вниз нагнуться – осмотреться"  дождь усложнит. "А может, успею? Пропылю сквозняком по грунтовке!"       
  Он круто потянул руль, свернул на первую попавшуюся улицу; рванул... И резко ударил по тормозам. Чёрт!
  Метрах в восьми преспокойно, не обращая на возможную опасность внимания, чинно, одна за другой, чётко соблюдая дистанцию, вышагивали через дорогу две собаки.
  Саня изумлённо вперился в них взглядом, вылавливая в ворохе ассоциаций ту, которая вызвала кратковременный столбняк. Знакомая ситуация: впереди, опустив нос к асфальту, нервозно подёргивая ушком, как бы не желая видеть окружающее, деловито семенил миниатюрный шнауцер. Сзади подчинённо, развально, не напрягая и мысли, не задаваясь вопросом куда - просто так надо, вышагивала огромная рыжеватая псина с обрубленным до половины хвостом.
  Санёк рассмеялся: два пса, такие разные, а вместе – организм. Впереди интеллект, поодаль охрана. Ор-га-ни-зация! Этих надо пропустить!
  Собачки дошли до обочины, нырнули в кювет, потом истаяли в густой зелени кустов. Улица стала пустынной.
  Надсадно зашипела, перемешанная порывами наглеющего ветра, обиженная листва патриархальных берёз.
  Он расслабленно уперся лбом в рулевое колесо, прикрыл веки. Казалось, задремал.
  -  Уснуть и ...

  Каждому из нас однажды захочется проснуться иным: чистым, свежим, беззаботным, откровенно послать своё прошлое ко всем собачьим предкам и, хоть на часок, зарыться под распалившемся солнцем в высокую, ещё не кошенную луговую траву, слиться с трескотнёй кузнечиков, жужжанием мухи, ощутить ласку освежающего лёгкого ветерка – ускользнуть из времени, согреваясь теплотой Земли–матушки и потоком жизнь несущих лучей небесного Светила. Я есьм! Я есть Я, Я – нега. Я – мысль, Я – смысл. Я – сила и слабость. Я – миг и бесконечность. Только Я... Всё - Я!
  Всё? А тот? Тот, - кто также лежал тысячу лет назад в такой же траве, под этим же Солнцем, на той же Земле? И он был? И Он - Он? И Он – нега, мысль, сила и слабость? – Застывшее мгновение в вечности движения, таинстве пространств, времён и смысла? Ведь я – всё! Я!
  Или, может, мы братья?..
  Или я – это Он, он – это Я? Мы – всё?!.

  Мысль растеклась не к добру.
  Что-то настораживало. Это не касалось встречи. Тут Саня был абсолютно уверен, несмотря на недопустимый сиюминутный каприз. Но звериная интуиция и склонность к анализу переплелись, никак не желая прийти к согласию: что? Вместо ответа - едва ощутимый холодок в верхней области шейных позвонков. Кажется, всё нормально. Ага... - вот оно!
  Со стороны пассажирской двери послышался лёгкий, но настойчивый стук по стеклу.
  Саня, не меняя позы, выжал сцепление и плавно опустил  руку на рычаг переключения скоростей – бережёного бог бережёт. Медленно повернул голову.
  -  Барин, не спи, замёрзнешь, – в окне мелькнула бородатая рожа, потом исчезла в белом вихре:   
  -  Гони, покуда пурга не закрутила. Занесёт – лошади залягут. Околеешь.
  Мужик проявился опять: высокая крестьянская шапка, тулупчик, снег на воротнике.
  -  Ох, и лютует! До Почтовой верст семь. Поспеши, часа через пол совсем укроет. Дуй лучше по старой, вернее будет, и хуторок по дороге. Не сгинешь.
  Саня тряхнул головой: наваждение? Растудыть в тудыть! Мираж! Глюки? Так ведь не наркоман и не пьяница. Откуда снег? Какой барин, какие лошади? Пух это. Тополиный пух позёмкой, его сейчас везде. А мужик кто? - Он снова закрыл глаза, стукнул ладонью по лбу и обернулся второй раз: в стекло упёрлась чёрная кошачья морда. От неожиданности перекрестился. "Прости и помилуй!" Теперь появилось милое, если не сказать очаровательное, вполне современное девичье лицо.
  Нажал кнопку – стекло медленно заскользило вниз. В салон устремились белёсые мохнатые мушки.
  -  У вас такое выражение лица. Я вас испугала? – девушка держала взлохмаченного чёрного котёнка, пытаясь укутать его полой короткого бежевого плащика:
  -  Меня вы? Нет! А где этот, с бородой?
  -  Кто?
  -  Мужик в тулупе.
  Она по-детски фыркнула:
  -  В тулупе? Летом? Да вы устали. Но возможно. Бродит тут один местный. Дурачок, - нежно погладила котёнка, - в станционного смотрителя играет.
  Создание мяукнуло.
  -  Кот?
  -  Наверное. Головка маленькая, а ушки кроличьи, будто с египетских статуэток. Доверчивый, глупенький.
  -  Почти Абиссинец. Вырастет крупным. Худой только.
  -  Маленький бездомный. Собаки загнали. Шипел. В трубу залез и лапкой: цап, цап. Не возьмёте?
  -  Я сам, как этот Барсик, - он пожал плечами, - и у меня ни кола, ни двора. На раскалённой крыше. Всё наново строить...
  -  В новый дом первыми кошек впускают. Котик добрый, ещё наивный.
  -  Говорите наивный? А лапкой цапает, – он улыбнулся. Девушка кого-то напоминала. - Первые уроки! Садитесь в машину. Холодно.
  -  Вы через виадук? – Она села на край сидения, обстучала туфельки, только потом захлопнула дверь.
  -  Допустим.
  -  По нужде завернули?
  -  Почему по нужде?
  -  Нервно ездите. Тормозите резко. Потом ждали. Оглядывались?
  Он снова рассмеялся. Девчоночья непосредственность и прямота успокоили. Когда-то подобное было. Когда?..
  -  Тихо. Никого. Дома расселили. Я отвернусь.
  -  Да нет. Не по нужде. Задумался.
  -  Хорошо, – она неожиданно ушла в свои мысли.
  Пользуясь моментом, Саня украдкой изучил её профиль: волнистые светлые волосы, высокий ровный лоб, зеленоватые глаза, точёный носик. Кажется, он вспомнил эти пухленькие губки. - Сладостное, нежное тепло разлилось в мышцах, словно от первого поцелуя. Он наклонил голову и, посмотрев снизу, окликнул шёпотом: 
  -  Ксана?..
  Ответила внимательным взглядом. Бережно переложила котёнка на заднее сидение.
  -  Мчатся, мчатся. Проносятся со свистом. Никто не возвращается.
  -  Тебя зовут Ксанкой?
  -  Автобуса нет. Скоро ливанёт – вымокну до нитки. Мне на шестьдесят восьмой. Не подбросите?
  -  Скажи, как тебя зовут?
  -  Разве важно? - она дерзко сощурилась.
  -  Наверное не важно, – он отыскал затылком подголовник. – Похожа. Июнь, тринадцатое. Пятница. Двадцать два года прошло. Тебя давно нет.
  -  Неужели? Вот я: живая, здоровая, - она сбилась. - Странный вы. Действительно устали. Так подбросите?
  -  Нельзя! – Саня встрепенулся. – На работе. Брать попутчиков категорически запрещено. Еду быстро - это опасно. И времени совсем нет.
  -  Время – категория абстрактная. Возможно, в действительности его вообще нет. Всё усложняем. Несёмся, как загнанные лошади. Куда, к чему?
  -  Дело, дело, дело.
  -  Ещё скажите: долг, долг, долг.
  Саня вздрогнул.
  Глаза девушки сузились: умные, пронзающие, глубокие глаза.
  -  Ну… - он тоже сощурился, - осталось двадцать пять минут...
  -  Только не говорите, что ровно через сорок пять с перекуром в перемену вернётесь и доставите, куда пожелаю. Не получится! - и отвернувшись. -  Не езди через новый мост. По пути гнилое болото - Ведьмина долина. Сегодня гроза, непредсказуемый туман. И пятница.  А число?.. Четырнадцатое  - завтра. Через город вернее.
  Она открыла дверцу, легко выпорхнула из машины, остановилась возле угла покосившегося дома и махнула в противоположную от магистрали сторону.
  -  А ты так и не изменился, Султан! – фраза прозвучала совсем рядом.
  Он поджал губу. Так его называли только в юности. Крутнулся. Пусто. Оторопело посмотрел девушке вслед и едва слышно выдавил:
  -  Я тебя еще встречу?
  Она зябко пожимала плечами.
  Кто-то со спины: "Скорее, я!"
  И над самым ухом, теперь знакомо:
  -  Не повезёшь?
  -  Оползни! Нельзя, - Саня узнал и свой голос. -  До четырнадцатого ремонт. 
  -  То есть до завтра?
  -  Да, - вытянул Ксанку за рукав из кабины. - Кто разрешил?! Обижусь!
  -  Это я обижусь! Сам-то едешь.
  -  Мне можно. Одному не так страшно. За себя отвечу.
  -  Вот и я - отвечу... Трус!
  -  Отвезу завтра!
  Замелькал калейдоскоп картин, всё закружилось, забряцало...
  Сашка увидел, как гладил Ксанкино окровавленное лицо и тупо повторял:
  -  Мы кувырнулись... кувырнулись!!
  Потом кричал. 
  -  Я же выгнал! Выгнал! Откуда ты в кузове?!!
  -  Там котёнок пищал, - она с трудом приподнялась. - Ты и меня-то не слышал... Ведь я дорогу знаю. Всегда некогда.
  -  Я же думал, что выгнал. Совсем!! Не брать тебя - это мой долг!!! Не прощу! И себя не прощу!! И кота твоего... Никого!
  -  Простишь... Всех... И врагов и себя. Обид не будет - страха не будет. Теперь твой долг - это! - её речь путалась. – И киску... Не брось. Нам хорошо будет. Потом. Я девочку хотела... Жаль. Не гони. До завтра...
  Стихло.
  Он цепенел.
  -  Дьявольщина. Неужели чердак продуло? Бред. Я спокоен.      
  Опять пронесся пуховый смерч. Саня покосился на место, где несколько мгновений назад виднелся женский силуэт – столб пыли. Откуда-то сбоку сквозь шелест крон вновь невнятно пробился хрипловатый мужицкий басок: «Не...  спи...»
  В открытое окно начали падать первые увесистые капли догнавшего дождя. Пора отсюда.
  Басок окреп: "Они рядом: она?.. или?.."
  Вмиг в памяти девичий бежевый плащик подёрнуло чёрно-алым.
  -  Всегда нежданная гостья... или? - черноту рассекло:  заискрила, переливаясь нежнейшими оттенками шафрана, янтарная лава. – Ангел?
  -  Выбирать тебе.
  Санёк зажмурился и бешено закрутил головой. Когда угомонился, никого не было. Говорил с собой.   
  Невдалеке громыхнуло. Пора.
  Взревел мотор. Машина задним ходом резво выскочила к шоссе. 
  "Эх, барин-барин". 
  Потревоженные торопливым срывом колёс, подхваченные вихрем, разлетелись брызги песка, комья сухого суглинка и завесой поглотили окружающее, скрыв в предгрозовом затмении. Загремело совсем рядом. Небо расщепилось и разрешилось потопом. Сверкнуло. Обострились грани. Пространство вновь разделилось на свет и тьму. Обозначились начала… Оформились и концы.

  Но конец – делу венец. А венец - не надгробная плита. У всякого конца своё, может, и долгое начало... в бесконечное движение. И если не рубить сук, на котором...
  В сумраке обозначились очертания фар, два луча нащупали кособокий забор и край неглубокой канавы. Из серого облака выполз "Опелёк" и, будто заплутавшись в раздумьях, вернувшись по кругу к тому же распутью, опять остановился: оставался один, давно забытый и многими уже покинутый путь - неизведанное.
  Издавна Саня доверял только привычному расчётливому или прозорливому голосу - своему, упёртому Я, и в своём кубометре бывал прав. Сегодня, наперекор, в такой важный день, поддавался.  Чему? - Другому, никогда не виденному, некоему огромному Я, скорее походившему на Мы. М-маразм! Маразм! Ослепление!
 Машина дёрнулась, пару раз качнулась и, утицей перевалившись с кочки на кочку, скатившись на второстепенную, набрала скорость.
  Саня не видел, как сзади на виадуке и дальше за ним постепенно образовывался многокилометровый затор. Истошно срываясь, вопили клаксоны, продирались по обочинам "скорые". Да и зачем ему? Вперёд!
  Среди стуков лупцующей по крыше дождевой дроби с заднего сидения просочился чужеродный шорох. Улучив момент, водитель сбросил газ и обернулся: прямо в него выстрелили жёлтым кошачьи глаза. Что-то оторвалось. Будто навсегда. Мать моя! Так это... - все мысли исчезли.
  - Простил?..
  Исчезли мысли - исчезли сомнения.
  - Простил...
  Может, и есть истинная свобода: простил - простили. И в жизни никто никому не должен. Игра.
  Но дела, так или иначе, совершаются - движение продолжается. Мы вовремя отдаём - отпускаем, и неожиданно оплачиваются уже наши запылённые векселя, мы обретаем новые силы, обретаем иной путь, минуя трясину повторений. Просто: Бытие оказывает  бескорыстную услугу... Бытию, - не из чувства долга, Бытие не вежливо, оно любит, уважая, лелеет, – и Земля продолжает вращаться.
  Зазвонил мобильный. Внеплановая встреча отменялась: перерасчёт. Чудеса! Процентная ставка была снижена и поглошена прошлым платежом, аккордно. Бульдо - сальдо - зеро. Сопутствующий реквизит сдать в установленном порядке поздней. Всё!
  Всё?! Почти прежний, спокойный, хоть и утомлённый, Сашка опять в полприщура вгляделся в изгибы этой, теперь главной, когда-то заброшенной, неухоженной, но вновь открывшейся дороги. Настоящей дороги к Себе.

               ***

  Заметил их вовремя, сбросил скорость: на краю обочины стояли, прикрывшись одним куском полиэтилена, девочка годиков четырёх и женщина. По прикидке разница между ними лет в двадцать. Нет – в двадцать пять...
  Женщина невыразительно помахала рукой. Он притормозил.
  -  На шестьдесят восьмой? -  глупо опередил вопросом.
  Она улыбнулась, помотала головой:
  -  Километра два прямо. Рядом. Там поворот. Подбросите?
  -  Замечтался, простите... - он смутился.
  -  Устали? - сочувственно посмотрела в его глаза.
  -  Ничего, - тоже улыбнулся. - Потихоньку доедем, - открыл заднюю дверь.
  Девочка радостно взвизгнула:
  -  Барсик!.. А мы тебя искали! - бойко полезла в машину. - Нашла, нашла!
  Женщина успела её ухватить:
  -  Ножки о травку оботри!
  Малышка очистила сандалики и уселась на плотный «диван», покачалась:
  -  И мы! И мы! Устали! Устали!
  Женщина, стряхнув, сложила накидку под ногами. Замок дверцы щёлкнул почти беззвучно.
  -  Ки-иса... - она почесала спинку котёнка. - Кажется, целую жизнь этого усатого прохиндея кликали. Домой приедем, молочка налью.
  Девочка перелезла на переднее сидение.
  - И тебе тоже, - нагнулась и искоса поглядела на Саню. - Ты тоже... - переползла назад и доверительно шепнула матери. - Он тоже с усами.
  Женщина прыснула. Стянула на плечи влажную косынку: заструился золотистый водопад. 
  - Саша, - представилась она.
  - Саша. - ответил он.

  Последняя отставшая капелька мягко шлёпнула в уже не сжимающий лепестки, но пока не открывшийся бутон. Дыхание затаилось от накатившего предчувствия. Тишина.  Вечное свернулось в ничто. Тишина. Клубившаяся пелена расцветилась. Вспышка! Ещё!! - Слепящая белизна! Ещё!! Через мгновение белизна опять преломилась и исчезла в радужном спектре мягким сапфировым сиянием тончайшей короны, растворилась в нежном оранжево-розовом ореоле разметавшихся пшеничных волос... - Пробуждённое, словно заново рождённое, Солнце возвращалось. Запели птицы.


               ***

  Сказка. Это сказка... В жизни такое случается? Если что и случается, чаще об этом не рассказывают. Разве можно рассказать. А может, забывают. Просто забывают, как давние сны - хрипим зашоренные в гонках суетливых дней. Облипающая морось сумеречных буден подчас окончательно скрывает тот верный невзрачный проулок. Да и что за изгибами, стоит ли риска сойти с чётко проложенной трассы невидимая цель, будет ли радость от её достижения? -  меркантильный вопрос звучит, как пугливая отговорка пассажиров, смирившихся с монотонностью трамвайного маршрута. Просчитано, оплачено. Доедем. Потом обратно. Кольцо смыкается. Какой поворот?.. И на хрена?
  Однако глубоко внутри нас, едва уловимо, очень тихо взывая, кто-то всё-таки пытается терпеливо достучаться в запорошенное боковое стекло: "Главное - не пропустить поворот!"


 
  Зачат: 2001.