Размытая акварель

Поезд шел на Восток. Казалось, что железной дороге, проложенной по черноземной земле нет конца. Деревянные полусгнившие полустанки, в которых зимовали в холодном одиночестве путейные рабочие на переездах, да небольшие деревушки – вот и вся Россия, которая представала перед глазами. Больше поражал простор страны, в которую въезжал поезд со своими пассажирами. Бесчисленные леса- лиственные да сосновые, березовые и дубовые- они то смешанным хороводом, то однотипными рощами высились, сменяя друг друга  по обеим сторонам дороги.
В гулкой тишине монотонно стучали колеса, создавая иллюзию спокойствия и благополучия. Чуть замедляя ход на поворотах и перегонах, поезд набирал скорость на прямых участках.
Мина и Хеся ехали в купе вместе со своим дедом. Попутчик, который ехал с ними, сошел на последней станции.С каждым перестуком колес они отдалялись все дальше и дальше от родного дома. Настолько далеко, что казалось прошлого и не было вовсе, нo главное, проходил страх быть убитыми.
Медленно, но верно поезд увозил их от бывших привычных и насиженных мест в глухую неизвестность. Казaлoсь, стал глуше чеканный стук кованных сапог голубоглазых арийцев по мощенным мостовым. Мечтая пройтись победителями по всей Европе, они лелеяли мечту покорить восток,  затмить славу Александра Великого Македонского. Остались далеко позади Греция, Польша, Франция, Румыния, старинные красивые города, где живописные зеленные парки архитектурно- органично чередовались с золоченными куполами церквей, а остроконечные пики готических средневековых замков и соперничавшие с ними высотные современные здания устремлялись в бесконечную бирюзовую высь. И только, пожалуй, ярко-желтые шестиконечные звезды на левой стороне одежды людей по всей Европе, да окруженные колючей проволокой концлагеря, были явным контрастом кажущейся природной гармонии, одновременно служа пропуском в ад, в котором уже не было места ни надеждам, ни земной красоте. Сизый дым крематориев отпугивал даже птиц, не давая возможности вить рядом свои гнезда и высиживать птенцов.
Но Создатель, казалось, предусмотрел возможные людские пороки, граничащие с вырварством и мракобесием. Человек им был устроен так, что он подчас забывал пережитое. Заретушенное прошлое высвечивало светлые моменты, унося в темную глубину памяти и разбивая там на мелкие осколки тяжелые воспоминания. А иначе, разве можно было бы жить после увиденного и перенесенного тобой или твоими близкими?
Здесь, под мерный перестук железных колес длинной череды вагонов, увозивших их в глубь России, отступило куда- то в сторону чувство вечной тревоги. Не казалась зловещей тишина, не надо было вздрагивать от малейшего стука или шороха. Чувство голода? Оно было, но оно еще не успело накопиться до такой степени, чтобы стать навязчивой идеей, смыслом жизни; напротив, пение птиц, доносившееся в открытые окна еще казалось божественной музыкой покоя. Прошлое  не забывалось, но воспринималось уже не так остро, словно размытая дождем акварель. Порой появлялись мысли, что может стоило бы остаться и просто переждать все это.
-Деда Доня, сколько нам еще ехать?- младшая из внучек потянула деда за рукав, оторвав от грустных раздумий.
-Сколько? –переспросил он скорее  для того, чтобы  дать самому себе время отвлечься от пережитого. – Столько, чтобы доехать.
-А это сколько?- малышка как всегда была настырна.
Дед попытался было улыбнуться, но явно почувствовал, что губы не раздвигаются. Они нелепо задергались, сведенные судорогой. Ведь  чтобы улыбнуться, нужно не просто растянуть губы, главное, чтобы улыбка находилось внутри человека и готова была в любую минуту сама проявить себя, освещая чистотой и радостью лицо.
-А мама? Она нас догонит, правда? Только как она нас найдет? Мина, - обратилась она к сестре,- а ты  думаешь, мама как поправится сразу приедет к нам? Почему мы не могли остаться с ней? Ведь когда она проснется, ей захочется увидеть нас. Деда Доня, может мне надо было остаться с мамой? А вы вдвоем поехали бы дальше, а?
-Нет, детка. Так захотела твоя мама. –негромко произнес дед.
-Но она не может ходить. Кто же за ней будет ухаживать? Вот когда я болела и не могла ходить, меня папа переносил из комнаты в комнату, а мама сидела возле меня и давала лекарства. Ты помнишь, Мина?  А моя кукла Джозефина? Деда, она ведь осталась дома одна. Я не успела ее взять. Джези будет плакать. Она никогда не любила оставаться одна. Да и мне ее очень не хватает. Хотя она, наверное, тоже бы была голодной сейчас, как и я. И попросила бы у меня покушать. А я ей сказала бы:-«Знаешь, детка, нужно подождать немного. Голод можно пережить. Вот как доедем до Оренбурга, так сразу же все и купим - картошки, колбаски, маслица, немножко курятинки,  ну и конфет чуть- чуть. Совсем немного. Но главное, что купим. И покушаем». Деда, куда ты все время смотришь? А ты знаешь когда мы вернемся? Когда кончится война? Да, ты уже говорил, но когда?
-Деда Доня уже устал от тебя. Посмотри в окно лучше.- сказала Мина. Ей, обессиленной от недоедания, не хотелось даже разговаривать.
-Сколько же я могу смотреть в окно? Там ничего нового нет. Деревья. Одни деревья. Вернее, их очень много. Я пробовала их считать. Но это совсем не интересно.
Девочка замолчала. Глаза вновь перебегали от дерева к дереву, не задерживаясь взглядом. Она смотрела на них, но и как деда Доня сквозь них она видела свой дом, свою маленькую, уютную кроватку, в которой сейчас, наверное, тревожным сном за нее, спит в одиночестве красивая  Джозефина.
-Бедная мамочка, ты одна, как и моя Джези. – тихо -тихо проговорила она и заморгала глазами, чувствуя, как горячие слезки закапали ей на руки. Чтобы их не увидел никто, она положила головку на руки, сделав вид, что спит. Слезная влага попала в уголок рта. «Соленые. Это от голода. Наверное, от счастья слезы бывают сладкими. Только плачут ли от радости?»- она уже собиралась спросить об этом у деда, как услышала его негромкий скрипучий голос у себя под ухом.
-Э-э, счастье текучее. –он старческими узловатыми пальцами потер воспаленные глаза.- Вновь разрывают в клочья свитки Торы. Все в огне. На языческие алтари вновь требуются жертвоприношения, а на развалинах Храма разгуливают ненасытные идолы, которые только и ждут нашей слабости и отчаяния;  ведь там где нечего есть нет и Торы.
Он, прикрыв глаза и покачиваясь из стороны в сторону, словно читая древние свитки, тихо разговаривал сам с собой. Мир, в котором все было разложено по полочкам, рухнул разом, похоронив под собой все, а главное – воспоминания, которые заслонялись последними событиями. Ну а горше их себе и представить не возможно. С того момента, как евреи получили Тору у дрожащей от грохота раскатов молний горы Синай, всю покрытой густым дымом,  начались мучения и странствия народа. Исход, который  повторялся из века в век, меняя только страны и континенты, своих вождей и своих тиранов, но по сути оставался тем же. Проходили годы, столетия,  тысячелетия…
После Египетского рабства был Вавилон, затем Римская империя, христианская Византия, феодальная Франция. Вера евреев испытывалась на прочность жестокостью крестоносцев Германии, инквизицией во главе с великим Торквемадой в Испании, где им был дан срок в два месяца на то, чтобы покинуть страну, которую они любили, как некогда свою потерянную родину.  9 Ава (какая насмешка судьбы), в годовщину разрушения Храма, евреи вновь покинули  насиженные места. Далее, они были изгнаны из Португалии, чтобы расселиться по странам Европы, Азии и Африки.  Потом были Греция, Италия, Англия, Россия, Польша, Румыния, в которых сменилось не одно поколение евреев. Приживались, учили новый язык, растили детей, женили их, появлялось на свет новое поколение, которое еще быстрее и лучше адаптировалось к местным условиям, они уже выбивались в люди, строили дома, фабрики, школы, не забывая про синагоги, про свои обычаи и праздники. Когда открыто, а когда прикрываясь и прячась, продолжали совершать необходимые ритуалы и обряды. Но истории суждено, к несчастью, повторяться.
Старик не заметил, как стал разговаривать вслух:
-Исход… Вот и на нашу долю выпало это пережить. Неужели это  и есть  наш гешефт? И сколько можно молчать свое горе? Но ведь мы еще не добрались, куда же меня снова тащут?! Где же оно, наше еврейское счастье? А где же мои…
-Деда Доня, ты с кем говоришь? Про какой такой исход? Это что, действительно наше счастье? И оно поможет нам найти маму?
Старик не сразу понял, что это вновь маленькая внучка теребит его за рукав старого тяжелого черного пальто. Уже лето на дворе, а он все мерзнет. Да и разве можно сказать, что пальто его согревало. Может тело немного, но не душу. Для нее другие одежды нужны.
-Деда Доня, ты же не спишь, я вижу. У тебя глаза открыты.
-А я смотрю. А что мне еще остается?
-Ой, деда Доня, погоди, что- то слышно мне.
Дед прислушался.
-Да, и я тоже слышу.- поддержала Хесю Мина. Только не пойму что это за шум.
Они стали смотреть в окно, но кроме пробегающих в грязных
разводах стекла деревьев, да серого неба в проплывающих рванных клочьях облаках, ничего не было видно.
Дед, словно предчувствуя недоброе, понизив голос произнес:
-Смотрите, детки, чтобы со мной не случилось, у каждой из вас в подоле монетки спрятаны. Это на самый крайний случай. Сколько можете, старайтесь их не трогать. Вот когда совсем невтерпеж- порите подолы.
-А разве может быть хуже, чем сейчас?- казалось вопросам этой маленькой непоседы не будет конца. « Она похожа на свою мать. Хотя, нет, моя Рахель была красивее. А как она пела… Эх, майне Рохеле, где ты, дочь моя? Да и жива ли? Ведь врач, снимая ее с поезда, сказал, что шансов мало. Острая пневмония. Если организм справится, то может выживет. А с чего ее организму быть сильным, когда последний кусок хлеба деткам своим отдавала, чтобы не видеть их голодных глаз. А какого мне видеть свою дочь  голодной? А что мне оставалось с того? Лучше бы меня сняли с поезда. Я уже вдоволь налюбовался этой жизнью. Эх, счастливица ты, Фрида! Ушла под наши слезы и плач, легла и не проснулась. Не видела болезни своей дочери, голодных глаз и оборванных платьев своих внучек. Да и если бы только это…- его воспоминания прервала Хеся.
-Я вижу самолеты! Они так низко летят! Деда, они что нас провожают?
Мина, казалась, безучастно взирала на все, только перебегая
глазами с деда на Хесю. Старшая, она от рождения имея одну ногу короче другой, примирилась со своей участью и словно уступила право старшинства своей младшей сестренке. Та даже по росту уже опережала ее. 
-Деда, ты думаешь что- нибудь об этом?
-Глаза мои  видят, а голова думает. Ей всегда есть о чем подумать.- Последние его слова были заглушены взрывами, которые последовали один за другим. Может впервые, Хеся не успела задать новые вопросы своему старому деду. Вагон, в котором они ехали дернулся и остановился, а потом, как в страшном сне,  сквозь разбитые стекла окон, через покареженные  двери, под детский плач и нечеловеческие крики стали выпрыгивать на откосы люди, хватая свои тюки, детей, одежду. Протяжный, хватающий за душу стон повис в воздухе, прерываемый только двигателем низко летящих самолетов, которые продолжали сбрасывать свой смертоносный груз на поезд с людьми.
-Бегите, милые! Не ждите! Подальше от поезда бегите, чтобы  не попали под бомбы! Не успел я до конца выполнить волю вашей матери. Видит господь, не не моя в том вина. Не думайте обо мне. Я уже никому не нужен. Я отжил свое.
Старшая внучка, в страхе от увиденного, только теснее прижалась в угол скамьи, тогда как младшая выглянула в коридор поезда, набитый людьми. В их вагон бомба не попала, но от страха, люди, спеша выпрыгнуть на землю, топтали сами себя, создавая  непрходимые заторы. Больше всего доставалось детям, которые не могли сопротивляться силе и отчаянию взрослых и не в состоянии были пробивать себе дорогу среди толпы. Матери истошно звали своих детей, а те, видя кровь и слыша стоны, цепенели, не в силах двинуться с места, зажатые со всех сторон 
Время замедлило свой бег, давая людям возможность сполна ощутить и прочувствовать всю боль и страдания, отпущенные им жестокой судьбой.
-Мама!!! - звенел разными голосами детский крик. 
-Мама, - закричала Хеся, вторя им. – Деда Доня, Мина, что же делать? Куда бежать? –Ее голос в ту же минуту заглушила бомба, разорвавшаяся в соседнем вагоне. Осколки и взрывная волна разбили стекло их купе. Хеся зажала голову, спрятавшись у деда на груди, который своей спиной загородил окно.
-Бегите, девочки мои. Скорее. В поезде оставаться нельзя.- слабым голосом заговорил старик.
-Мы все вместе должны бежать,- Хеся одной рукой схватила за плечо сестру, а другой деда.- Господь поможет нам. Вставайте, скорее!
Следующая бомба разорвалась прямо на их глазах, закрыв облаком дыма толпу людей, что бежали с откоса в поле. Крики и стон перемешались воедино, как и  окровавленные тела детей и взрослых, комья земли, корзинки со скудной провизией, вырванные с корнем кусты и деревья. 
Мина тихо шептала :-Мама, мама…Как мне страшно.
Хеся услышала, а скорее прочитала по губам сестры произнесенное. Но ведь и ей тоже было страшно! Еще как страшно! Как во сне она вспомнила слова матери перед посадкой на поезд, когда они только занимали свои места, надеясь обрести спасение, уезжая на Восток. Та, обнимая головку младшей и любимой дочки, так похожей на нее, тихо прошептала ей в густые шелковистые волосы: -«Крошка моя, ты у меня самая смелая. Ты сильная. Ты всегда должна помогать своей сестре. Будь всегда рядом с ней. Протяни ей руку. Ты моя умница. Я верю тебе». И сейчас, казалось сам бог вложил силу в ее маленькую душу. Она  схватила металлическую кружку и стала ею бить по разбитому стеклу в окне.
-Что ты делаешь?- закричала Мина, -Дура, зачем ты ломаешь стекла?
Но девочка ожесточенно продолжала свою работу. Острые осколки царапали ей кожу, кровь тонкими струйками потекла по руке, но она, казалось не замечала этого. « Я верю тебе. Протяни ей руку. Помоги.» -звенел в голове такой родной голос. Ему вторили хрустальным звоном стекла, падая на железнодорожную насыпь. Вскоре только по самым краям окна торчали острые куски стекла. Основное пространство было достаточно большим, чтобы выпрыгнуть.
-Нет, нет!- попятилась от страха старшая. –Я лучше здесь останусь. С дедом. Оставь меня!- закричала она, видя, что сестра тащит ее к окну. Ослабевшая от недоедания, она с трудом сопротивлялась.- Не трогай меня! Ты хочешь, ты и иди! Зачем я тебе нужна! Я хромая, я никому уже не нужна! Я останусь здесь! Мне все равно! Слышишь?
Но младшая тянула ее с настырным упорством. Дед, казалось был равнодушен к происходящему. Напрасно старшая просила его помочь, прося разрешения остаться с ним. Хеся подталкивала ее все ближе к окну, а потом в отчаянии, что не может ничего сделать, сильно укусила за руку. Мина закричала, отцепившись от деда, который успел произнести едва слышно:- «Бегите, скорее. Слушай Хесеньку. Она знает, что делает». Это были последние слова, которые услышала старшая девочка. Уже в следующее мгновение она, не удержав равновесия, летела по крутому спуску, переворачиваясь и сдирая кожу на руках и на больной ноге. Песок и глина залепляли истошно кричащий от ужаса рот.
Самолеты, сделав круг, вновь летели в направлении поезда, стремясь разнести все в щепки и сбрасывая бомбы целеноправленно в места, где группировались люди.
-Деда Доня, -позвала девочка. Старик едва смог поднять голову. Тяжелые желтоватые веки нависли над большими выпуклыми глазами. Она прижалась к нему и тут же почувствовала, как сквозь толстое сукно его пальто просачивается кровь, заливая ее платье.- Деда, а как же мы с тобой?
-Беги, детка. Ты сильная. – еле слышно прошептал он, - Я… я уже все. Тебе жить. Сестра твоя… Помоги ей. Помни, детка, в подоле платья…- его голова бессильно упала на грудь. Хеся на мгновение прижала руки к лицу, а потом, словно очнувшись, бросилась в изрезанное острыми краями окно. Кубарем скатилась по откосу, ища глазами сестру.
-Мина!!- закричала она, больше всего боясь в эту минуту остаться одна. –Мина!- Но ее голос заглушил взрыв снаряда, точно попавшего в вагон, из которого она выпрыгнула минуту назад. Фейерверком взвились в воздух куски металла, стекла, доски, перемешиваясь с телами людей. Она побежала, не понимая куда несут ее ноги. Главное- подальше от этого ада. Неподалеку, росло  раскидистое дерево, возле которого она увидела людей. Мужчина и женщина, обняв шероховатую кору ствола, что- то кричали ей. В шуме и криках, оглушенная взрывами снарядов, она только поняла, что они не хотят ее принять.
-Отойди от нас. Трое- это много.- кричал ей мужчина, - Они увидят нас. Уходи немедленно отсюда!
Девочка не в силах была спорить. Она побежала дальше. Надо
было найти сестру. Резкая сила взрывной волны бросила ее на землю. Падая, девочка успела заметить, что очередная бомба попала в дерево, возле которого она только что стояла. Щепки вместе с кровью разлетались во все стороны. Все взлетело в воздух. –«Надо бежать дальше».- шептали ее окровавленные губы. Она подняла голову. Совсем рядом были огороды с ровными красивыми грядками, на  которых уже виднелись кое- какие овощи. Мозг лихорадочно думал, что делать. На это ей было отпущено несколько мгновений. Она вскочила и побежала, не желая больше видеть самолетов, падающих снарядов, не слыша предсмертных криков. Кто- то крикнул ей:- «Дура, прячься! Убьют же! Ложись быстрее на землю!» Но она нагибалась, собирая с грядки в подол, выпрямлялась и снова бежала, вырывая вместе с землей, набирая с грядок не до конца созревшие овощи. «Это для Мины».- шептали ее губы.-«Она же такая голодная».
Снаряды рвались со всех сторон. Но девочка уже их не видела. Она бежала по грядкам. В мозгу была одна мысль- найти и накормить сестру. Зацепившись ногой за корень, девочка упала на землю, уронив вокруг себя драгоценный клад…
Она очнулась от того, что что кто- то гладил ее по волосам.
-«Мама» - подумала она не открывая глаз,  но сознание быстро вернуло ее на место. Мама не могла быть здесь. Она была далеко от этих мест. Уже не было слышно взрывов падающих снарядов, шума летящих самолетов с черной  свастикой на крыльях. Девочка приоткрыла глаза. Рядом сидела ее старшая сестра. Увидев, что Хеся зашевелилась, сестра тихо сказала:- «Тебе нельзя двигаться.  Лежи спокойно. Тебе очень больно?»
-Мне? – несколько удивилась девочка, - Не очень. А почему ты спрашиваешь?
-Ты ранена. –Мина показала глазами на пятно крови на груди своей сестренки.
-Это не моя кровь.  Это кровь деды Дони. Ты знаешь…
-Не говори ничего. Я видела все.
-Мина, я  собрала для тебя овощи. Правда, потом уронила, но ничего. Мы сможем сейчас все собрать.
-Я видела. Ты молодец. Мама очень гордилась бы тобой.
-Ты думаешь?- глаза Хеси наполнились слезами.- Мина, посмотри, какое чистое небо! Самолеты улетели, значит, значит…мы выжили, мы выполнили все то, о чем нас просила мама и деда Доня. –Она засмеялась, тонко, надрывно. Этот детский смех среди обломков покареженного поезда, среди рытвин и ям от снарядов, среди отчаяния и боли людей был гимном победы. Это был вызов судьбе. Она, маленькая девочка смогла выжить!
-Мина, -обратилась она к сестре, - ты знаешь, это мне мама помогла. -Слезы, прорвавшись сквозь долго сдержанный заслон, пролились теплой влагой на щеки, подбородок, перемешиваясь с пылью и землей, оставляя тонкие бороздки на лице. Несколько слезинок попала девочке в рот.
-Мина, а ты знала, что слезы радости тоже соленые?
Сестра покачала головой.  Она смотрела на ровный розовато- фиолетовый овал от укуса зубов, который оставался на ее руке.
-Я раньше этого тоже не знала.