Преступление и наказание - проза

            

   -Вот здесь  посиди, подумай, придет папа,  разберется с тобой.
За спиной щелкнула задвижка.
 -Ну и что делать? Барабанить руками, ногами – бесполезно. Мамино слово твердое, буду в кладовой ждать папу. Вчера мама навела здесь порядок, как будто заранее расчищала место для меня. Раньше при открытии двери приходилось выставлять руку вперед, чтобы придержать лыжи, которые пытались выпасть или  коробку, падающую сверху.
    Сколько находиться здесь - не известно, надо бы сесть… Вот это подойдет. А что? Совсем неплохое сидение из старого чемодана. Я этот саквояж помню с детства; сколько раз  залезал в него и умудрялся закрываться крышкой. Да, вырос я за это время, теперь только голова влезет в него и то без плеч.
      Надо же, ни одной щелочки нет, хорошо, что воздуха хватает. А, если он скоро закончится, что тогда? Бить руками и ногами в дверь, и звать на помощь? Но я для этого уже взрослый: мне недавно исполнилось двенадцать лет, поэтому будем переживать молча и думать.
А, впрочем, над, чем я должен думать? Когда  заехал в нос Витьке Курочкину, я уже все продумал. Вообще-то, ему давно пора было врезать: он хоть и отличник, но нравственность и уважение ему не помешает вкладывать. Понимаю, эта задача родителей,  но, если от них мало достается, то надо прибавить. Витьку учителя хвалят, ставят в пример нам. Но я, лично, не хочу равняться на него, зная его подленькую душонку; он мог подставить товарища, сделав ситуацию выгодной для себя. Витька и в младших классах был подленьким, но почему-то это мало интересовало учителей, их внимание было направлено на его оценки. Многим не нравился Витька, но его терпели. Терпел и я.
  А сегодня я не выдержал и заехал ему. Удар был сильным, Витька отлетел от парты и упал. Конечно, ему полагалось врезать, но не на уроке.  Анна Анатольевна так и застыла с открытым ртом, она в это время рассказывала о разности дробей. В классе нависла нерабочая  тишина.
 Витьку отправили отмывать кровь, нос я все-таки ему разбил, а мне поставили единицу за поведение и пригласили родителей в школу.  Я не мог стерпеть, как сделали многие ребята из класса… просто ответил ему.   
  Я внимательно слушал учительницу, когда Мишка толкнул  локтем и передал незапечатанный  конверт, а в нем…это ужасно: была обнаженная фигура с головой Анны Анатольевны. Витька видать долго трудился, склеивая кусочки  фотографий.
   Во мне все закипело; во-первых, Анна Анатольевна вела у нас урок математике, во-вторых, она была нашей классной руководительницей, я ее  уважал. 
   Маме я ничего не объяснил, мне почему-то было стыдно говорить о причине моих действий. Я прикрыл глаза и решил немного вздремнуть.
Не знаю, сколько прошло времени, потому что отключился от действительности и провалился в небытие.
- Так надо с ним поговорить.
- А ты думаешь, я не пробовала это делать? Он не хочет мне рассказывать, просто молчит. Ну, что же я могла сделать? Не бить же  его? Он все же большой.
- А запереть парня в кладовой, это метод разговора?
Этот диалог разбудил меня и заставил прислушаться. Раздался щелчок, и свет проник в помещение, ослепляя.
- Ну, пленник, ты жив? Можно устраивать допрос или подождать, пока ты придешь в себя?
Папин голос звучал мягко, с усмешкой, захотелось броситься ему на шею, повиснуть, разреветься.  Я, конечно,  так и сделал бы, если  …был маленьким.         Протерев глаза от света и набежавших слез, я принес распечатанный конверт, в котором лежало «чудовищное фото» и дневник.
Я стоял рядом с родителями и чувствовал , что мое дело правое. За несколько минут молчания, прозвучало  «Ой!» и  «М-да». Русский язык богат, но видно у родителей не нашлось слов, чтобы дать оценку «шедевру».  Папа запечатал конверт, погладил меня по голове и повернулся к маме,  я услышал оценку своему поступку: « Ниночка, у нас растет замечательный сын!».