Записки обреченной...

- Здравствуй, Надежда, меня зовут Мария Игоревна, можно просто Маша – сказала молоденькая медсестра. На вид девушке было лет 19, не больше, как в принципе позднее оказалось, ее биологический возраст не сильно отличался. 20 лет она справила совсем недавно, в августе.
- С этого дня я буду заботиться о тебе – продолжила она. Ее голос был тихим, каким-то успокаивающим. Таким, что Надя на пару минут забыла о главной проблеме своей жизни, приведшей ее сюда, в эту обитель сердобольности, о которой она думала с отвращением. Что она, в рассвет своей жизни, забыла здесь, на этих уродских, государственных койках, покрытых старыми, выстиранными с хлоркой до дыр простынями, на которых лежали до нее тысячи других больных, а потом – она боялась об этом думать – умирали на них, так и не увидев в последний раз солнца из-за грязных (вот парадокс) занавесок…
- Спасибо, я пока что в состоянии сама о себе позаботится – грубо процедил сквозь зубы подросток. Она осознавала, как глупо звучит это заявление, от худенькой, лысой девочки на инвалидной коляске. Но тетенька в халате, почему то не посмурнела, а даже наоборот – улыбнулась и сказала:
 - Мне кажется, мы подружимся.

-Здравствуй, дорогой дневник. Что тебе рассказать о новой больнице? Все как всегда. Кормят здесь как обычно: не хуже и не лучше чем в других. Персонал такой же… нет, не злой… равнодушный. Я привыкла. Хотя, из общего стада выбивается Машка – она классная. Читает мне книжки, подолгу разговаривает о такой ерунде как мальчишки, одежда, косметика. Ты не поверишь, но мне этого так не хватало… *зачеркнута целая строчка *за все время моей болезни ни одна подруга не вспомнила обо мне и не пришла. Мне так не хватает обычных девченачьих разговоров. А Машка, *перечеркнуто* Машка - она классная…Она мне даже занавески постирала…

Запись прервала та самая Машка. Занеслась в палату, чуть не уронив стойку с капельницей. Ворвалась, чмокнула Надю в щеку и начала рассказывать. Говорила долго: про свежий воздух, чуть желтоватые листья,  разноцветных людей в пальто.. вдруг она увидела, что девочка погрустнела. На секунду задумавшись, она вдруг так же быстро выбежала из комнаты и буквально через минуту вернулась с инвалидной коляской. Надя смотрела на нее с восхищением.

Еще через пять минут две фигуры плыли по запыленному, окаймленному золотистой листвой парку. Осень в этом году наступила рано. Но Наде это нравилось. Ей, как это не цинично, было приятно знать, что помимо ее жизни в этом мире еще чья то подходит к концу. Она не верила в идею этого последнего шанса, этой операции. Умные врачи кидались умными фразами, но ничего внятного так и не сказали. А родители… Родители есть родители. Они, цеплялись за нее, как за последнюю ниточку жизни. А что оставалось Надежде? Лишь плясать так, как дернут эту самую ниточку.
От грустных мыслей её отвлек голос Маши. Она что-то говорила. Она часто говорила. Наде это было на руку. Она привыкла молчать. Жизнь приучила. Хотя, однажды ночью, когда по правилам в палатах кроме пациентов никто не должен находиться, они сидели на ее кровати и болтали. Тогда-то Надя разговорилась. Она говорила долго и страстно. Как ораторы из кинолент, которые огромным потоком приносили ей родители. Она говорила обо всем что наболело. О забывших ее подругах. О родителях, которые своей заботой лишь продлевают ее муки. О врачах, которые только делают видимость лечения. А затем она долго плакала на плече у Маши. Утро было солнечным… в это утро ей впервые захотелось бороться за свою жизнь

Знаешь, дневник, я наверно попробую….

- Доктор, я согласна на операцию.

В тот вечер, перед операцией, они дольше обычного говорили с Машей. Именно тогда она узнала, что рак в семье Нади передавался через поколение по женской линии. Ее сестра умерла в прошлом году. В этом, возможно, умрет она…

С утра, когда Мария должна была доставить на операцию, назначенную на 11 часов, маленькую и беззащитную девочку, ставшую ей родной, за эти пару месяцев, она жутко нервничала. Слишком полюбила она этого грустного, несчастного и совсем безобидного ребенка, как родную сестру.

Операция была серьезная, длилась шесть часов. Маша не находила себе места. В тот день у нее был выходной. С утра она пошла в церковь и поставила свечку… за здравие….

А те шесть часов, которые она провела у двери в операционную вместе с родителями девочки, она запомнила на всю свою жизнь.

Час за часом: пять седых волос и семь чашек кофе.
В конце 6 часа в коридор вышел врач. Он был угрюм. Маша поняла все сразу. Сдерживая слезы, она выбежала. Неслась, куда глаза глядят. И плакала, как в первом классе, когда сказали, что ее мама скончалась. Именно тогда она решила, что станет врачом. Мечты воплотились в явь, но принесло ли ей это радости?
Она протерла глаза рукой и увидела, что сидит в том парке, где они гуляли с Надей, на скамейке. Она вновь заплакала.

Через день Маша сидела на кровати Наденьки и собирала ее вещи. Вот ее милые побрякушки. Любимая книга – «Алиса в стране чудес».
«Моя маленькая девочка, теперь ты там» - грустно подумала девушка.
Вдруг она наткнулась на толстую тетрадь, заполненную мелким убористым почерком взрослого человека. Через минуту прочтения до Маши дошло – это Ее дневник!
Она устроилась на подушке, как когда они болтали с Ней, и погрузилась в чтение…  может, это было аморально, но Маруся чувствовала – ключик к душе Наденьки находится там.
Слезы потекли из ее глаз. Они ручьями катились по ее щекам, теряясь в волосах и на подушке. Но она их не замечала.

Знаешь, дневник, я наверно попробую….
Я дам себе шанс выжить! Маша научила меня многому, что жизнь это не только боль. И если у меня получится я стану такой же, как она. Счастливой и… здоровой…
Сегодня я впервые поверила в Бога. Спасибо тебе большое за такого друга.

«Так вот в чем загадка. Ты дала себе шанс, моя милая девочка». До утра она спала на ее кровати. А с утра, когда хоронили девочку, она вложила ей в руки ее дневник, поцеловала в лоб и тихо прошептала ей на ухо: «Спасибо, Наденька. Ты научила меня многому».

В будущем Мария, а точнее Мария Игоревна, стала известным в стране специалистом. Не один человек ей обязан жизнью. Но та девочка Наденька, с начала ее карьеры, когда она была только медсестрой-практиканткой, осталась в сердце молодой девушки до конца жизни.