Серое утро

Серия ПЕРЕВОДЧИК

Утро было таким же серым, как обычно. И настроение было соответствующим. Я проснулась,  заставила себя встать с кровати и подошла к окну. Серое утро, серый асфальт, серые стены домов и такая же серая жизнь. Серая коробка двора, замкнутая с трех сторон громадами блочных домов по двадцать с чем-то этажей и с несчитанным количеством подъездов, a с четвертой стороны – таким же типовым двухэтажным длинным зданием, на первом этаже которого были магазины, а на втором когда-то размещался комбинат бытового обслуживания, включающий в себя химчистку и разные ателье, пользоваться услугами которых у меня никогда не было ни средств, ни желания, за исключением мастерской по ремонту бытовой техники, куда я пару раз обращалась с неисправным утюгом и откуда пару раз вызывала мастера из-за неисправности холодильника и поломки швейной машинки. Утюг мне отремонтировали так, что я им и сейчас еще пользуюсь, холодильник и швейную машинку тоже починили, но мастер по швейным машинкам, обнаружив, что я живу одна, начал проявлять ко мне настолько навязчивое внимание, что мне пришлось сделать вид, что я вообще переехала из этого района. Последнее событие настолько испортило мое, в общем-то, неплохое отношение к пресловутому комбинату и его сотрудникам, что когда этот комбинат закрылся, а его помещения сдали в аренду неизвестно каким конторам (кажется), я даже обрадовалась, хотя теперь с ремонтом бытовой техники пришлось бы обращаться неизвестно куда, случись такая неприятность, что она вышла из строя. С химчисткой проще – теперь продается столько разных средств, что практически все можно отчистить дома, а если это не удалось, то нет никакой гарантии, что пятно вообще где бы то ни было отчистят, так что можно даже и не напрягаться и не тратить деньги на дорогие и сомнительные услуги профессионалов. Сейчас на втором этаже вместо комбината и его мастерских размещаются не то какие-то конторы, не то вообще неизвестно что. Во всяком случае, здание остается по-прежнему серым с когда-то мокрыми, а теперь высохшими, более темными и от этого еще более серыми подтеками на стенах, а окна его второго этажа остаются по-прежнему серыми, пыльными и неумытыми. Шторы нарядных цветов и радостных оттенков эти окна тоже не украшают, поскольку их там по-просту нет. За окнами просматриваются неуютные помещения, в которых стоят шкафы и столы, за которыми иногда работают люди. И все.

Не думайте, что я – любительница разглядывать чужие окна. Вовсе нет! Я, как сказал классик, «ленива и нелюбопытна». Просто проснувшись утром, я каждый день подхожу к окну и смотрю через него на наш двор и на это длинное серое здание с черной битумной крышей, потому что больше из моих окон смотреть просто некуда. Мое парадное – второе от угла, и с моего шестнадцатого этажа лучше всего видна плоская крыша пресловутого комбината, на которой после дождя еще долго остаются лужи, да небольшая автостоянка возле него. А его окнами я имею возможность любоваться, когда хожу в магазин за продуктами или прохожу вдоль здания, чтобы обойти его и дойти до автобусной остановки, которая, как кафе, кулинария, дорога и вообще вся жизнь, находится по другую его сторону. С той, другой, стороны проходит большая магистраль, по которой несется транспорт. Там – жизнь. За дорогой, по ее другую сторону, раскинулся пустырь, на котором, кажется, что-то было запланировано построить, но то ли средств не хватило, то ли руки не дошли, и пустырь и так остался пустырем. А за ним – снова большие дома, такие же, как те, которые стоят в нашем блоке. Но это уже далеко. Так что из моих окон каждый день видно только небо, иногда голубое или звездное, а иногда, как сегодня, серое, серые коробки наших скучных домов, длинное, серое с черной крышей здание бывшего комбината бытового обслуживания, закрывающее от нас дорогу, по которой движется транспорт, не забитая машинами автостоянка и наш залитый асфальтом двор с небольшим количеством деревьев, скамеек, мест для сушки белья и парой детских площадок. Спальный район, одним словом.

На первом этаже пресловутого здания бывшего комбината бытового обслуживания когда-то располагался вход в ныне пустующий кинотеатр, в котором сейчас ничего не показывают, потому что кинотеатр прогорел еще в незапамятные времена, и теперь он стоит, закрытый на замок, а его помещение сдали в аренду. Слева от бывшего кинотеатра, со входом на углу, находится продуктовый магазин, который работает и до сих пор – людям нужно есть во все времена. За продуктовым магазином, точнее, по соседству с ним, распологается небольшой хлебный магазин. А вот овощной магазин почему-то находится на противоположном углу здания, рядом с нашим домом. Так что прогулки вдоль всего здания бывшего комбината бытового обслуживания – неизбежный моцион для жителей нашего микрорайона.

С другой, выходящей на дорогу стороны этого здания, занимающего центральное место в общественной жизни моих соседей по микрорайону, расположены кулинария и небольшое кафе. Туда мы заходим, когда нет желания готовить или хочется выпить чашечку кофе с пирожным или кусочком торта или с приятельницей. А больше с той стороны дверей нет, только большие плотно зашторенные грязные окна. Все остальные помещения имеют вход со двора.

Самое же главное место на первом этаже здания бывшего комбината бытового обслуживания занимает то ли ресторан, то ли казино, имеющее, кстати, тоже вход со двора. К своему стыду должна признаться, что никогда там не была, и поэтому не знаю точно, что именно там находится. Не то, чтобы меня туда никогда не тянуло, просто средств у меня таких нет – опять-таки, я сужу с внешней стороны, глядя на нарядных и веселых женщин, которые туда заходят и оттуда выходят, и на марки машин мужчин, их сопровождающих. Эти люди уж точно никакого отношения к нашему микрорайону не имеют, у нас такие не живут. Спальный район... А раз мне средства не позволяют туда заходить, то зачем, спрашивается, интересоваться и заглядывать? Чтобы еще раз почувствовать свою ущербность? По одёжке, как говорят, протягивай ножки... Сколько таких, как я? – Большинство! Так что все в порядке – поэтому я и прохожу мимо этого не то ресторана, не то казино, не глядя, не интересуясь, и не задумываясь над тем, что же там такое происходит.

Про заброшенный кинотеатр, кстати, это я зря сказала. Его регулярно открывают, и в его зале то и дело проводятся собрания и предвыборные митинги. Так что он не всегда стоит закрытым. К тому же, существует и второй вход в его фойе – прямо из «предбанника» продуктового магазина. Так что, хотя бывший главный вход в кинотеатр обычно стоит запертым, поскольку его открывают только для предвыборных собраний, на которых старичков агитируют за очередных кандидатов в депутаты, да определенная часть молодежи выражает свое мнение, подогретое бесплатным пивом и агрессивными лозунгами, а снаружи выглядит, что в помещении бывшего кинотеатра ничего не происходит, все-таки зал не совсем заброшен, люди там иногда бывают, хоть это и не всегда заметно снаружи.

Я на выборы не хожу, собраниями тоже не интересуюсь, да и вообще стараюсь держаться подальше от всей общественной жизни, благо моя работа дает мне такую возможность.  Приедешь в редакцию, возьмешь текст на перевод, потом домой – и можно обложиться словарями и забыть обо всем остальном мире. Единственное сложное во всем этом – дотащить заказ домой, а потом отвезти работу обратно в редакцию.

Я люблю свою работу. С устными переводами у меня не складывается, темперамента не хватает, что ли, а вот письменные переводы я люблю. Сидишь себе спокойно, никто над душой не стоит и не контролирует, как и что ты делаешь, да и платят нормально – что еще человеку надо? К тому же, всегда есть возможность выкроить себе свободное время – ну, подумаешь, в другой день посидишь подольше!..

Единственное, что я не люблю, так это брать короткие и срочные заказы. Даже не так срочные – за них лучше платят – как короткие. Во-первых, на них всегда дают меньше времени, так что в любом случае больше напряжения во время работы. Во-вторых, только вработаешься, войдешь в тему и в лексику – работа закончилась, и снова надо врабатываться в совершенно иную тематику, стилистику и словарный запас. По счастью, у нас в редакции работают хорошие люди, которые знают особенности своих переводчиков и понимают, что людей лучше использовать оптимально, а не создавать им трудности на каждом шагу; так что обычно каждый – по крайней мере, хороший – переводчик может расчитывать на то, что его пожелания при распределении работы будут учтены. Я люблю работать с большими и очень большими текстами. Поэтому и говорю, что для меня главная трудность заключается в том, чтобы дотащить тяжелую сумку с заказом домой, а потом еще более тяжелую сумку с готовым переводом – в редакцию.

Вчера я как раз заработалась – перевод долго буксовал на одном месте, и вдруг пошел. Мои коллеги прекрасно понимают, что я имею в виду, и как это бывает. Каждый из них, уверена, неоднократно переживал то же самое. Не всегда работа идет с первой страницы гладко и спокойно. Иногда перевод вдруг останавливается, и работа буксует. Ты ходишь, мучаешься, не можешь подобрать правильные слова и выражения, а если подберешь – все равно сомневаешься, а те ли они?..Особенно неприятно, когда такое случается со срочным переводом, потому что тогда ты уже просто вынужден работать – сроки поджимают – и работа проходит при таком стрессе, что... Когда время есть, то период врабатывания тоже действует на нервы, но тогда есть еще в запасе время, и когда, что называется, перемкнуло, и работа пошла, тут уж работаешь не отрываясь, и боишься не только лечь спать пораньше, но даже встать и поставить чайник и, извините за подробность, в туалет лишний раз сходить. У меня работа пошла несколько дней тому назад, так что я как раз сейчас работала «запоем». Потом напряжение первого вдохновения спадет, и работа пойдет спокойнее, но обычно за эти первые дни успеваешь переделать такую львиную долю работы, что потом уже остаются семечки. Ну, не совсем, конечно, семечки, но все равно, за эти первые несколько дней сделать удается многое.

Я не выспалась, и усталость и напряжение последних дней пока еще тоже не отошли – пока не была выпита первая за день чашка кофе. Я стояла, медленно просыпаясь, и смотрела в окно – серый день, серая коробка двора, сверху прихлопнутая низким, затянутым серыми тучами небом... Надежды на то, что день разрешится дождем, не было, тучи были просто серые, а не серо-дождевые. Настроение было никаким, и я пошла под душ просыпаться дальше.

Я раздевалась и регулировала воду, а до меня все еще доносились чьи-то истерические вопли, пропущенные через мощный усилитель и невероятно усиленный благодаря этому. Ну вот, подумала я, очередные лозунги и снова призывы идти на митинг и демонстрацию. Все-таки в моем полном отсутствии любопытства и интереса к общественной жизни есть свои недостатки. Например, сейчас я совершенно не представляла, что они там вещают, и о чем вообще идет речь. А ведь видела же сверху автобусы с грузовиками возле продуктового магазина и нездоровое оживление в нашем дворе!.. С другой стороны, какая мне разница? Все равно я ни в чем этом принимать участия не собираюсь и не буду. Я отрегулировала воду, залезла под нее и весь внешний мир перестал для меня существовать.

Я стояла под душем долго, наслаждаясь его теплом, падающей водой и постепенно просыпаясь. Усталость тоже постепенно отступала, давая место улыбке и ощущению беспричинной радости. Говорят, что находясь в воде организм способен впитать в себя через кожу до двух литров – удивительно, правда? Может быть, именно с этим связано замечательное чувство, всегда возникающее после душа? Кто-то даже поет, когда принимает душ или находясь в ванной – во всяком случае, так говорят.

Полностью проснувшаяся, посвежевшая, улыбающаяся и голодная я завернулась в свой любимый, уютнейший махровый белый халат, выпорхнула из душа и пошла на кухню варить себе кофе и делать завтрак.

Истерических воплей из репродуктора уже не было, значит, успокоились. Ну и слава Богу. Я включила радио, чтобы послушать музыку, но оттуда полилось такое, что я поскорее его выключила. Ничего, обойдемся внутренней музыкой, благо она звучит независимо от погоды.

Я взглянула в окно. То ли это у меня настроение исправилось, то ли тучи стали потоньше, но день становился светлее и радостнее. Даже солнце, кажется, стало намечаться. Автобусы и грузовики уже уехали, да и оживление пропало, двор снова был пустым и тихим. Только теперь уже это не навевало на меня уныние, все было в порядке, жизнь продолжалась.

Я с удовольствием выпила свой кофе с любимыми бутербродами и с сожалением констатировала, что до того, как снова садиться за работу, мне придется пройтись в магазин, потому что хлеб практически закончился, да и салатиков больше не осталось, так что для того, чтобы не отрываться во время работы на никому не нужные походы в магазин, потому что есть все-таки иногда хочется, надо сделать это теперь, сразу же. Я имею в виду, что надо сходить в магазин сейчас, пока еще не начала работать, чтобы не отвлекаться потом. Я оделась и пошла в магазин.

Вот тут уже началось странное. Еще когда я ехала в лифте, то обратила внимание на непривычную тишину и какое-то ощущение пустоты во всем доме. Понимаете, когда рядом живут люди, они постоянно что-то делают – ну, ходят, дышат, перекладывают что-то с места на место, разговаривают, роняют что-то, в конце концов... В общем, создают какой-то звуковой фон, на который не обращаешь внимания, пока он присутствует. Зато когда он пропадает – возникшая на его месте пустота не просто режет ухо, она действует сразу на все органы чувств, заставляя поеживаться от недоброго предчувствия. Примерно такое ощущение возникло у меня, когда я ехала в лифте. Я еще не понимала, в чем дело, но мне уже начало становиться не по себе. А когда я вышла во двор, ощущение стало еще сильнее. Тишина пустоты стала давить не только на уши, но и на все тело, а привычные окна квартир вдруг стали ощущаться пустыми глазницами, через которые никто не смотрит, потому что за ними – звенящая пустота мертвого черепа. Все дома были пусты, и во всем нашем огромном дворе не было ни одного человека.

Я пошла к магазину. Не может такого быть, чтобы все уехали, и никто ничего не знал, в чем дело.

Этого не могло быть, но тем не менее было. Все было пусто. Все – взрослые, старики, дети и даже, кажется, домашние животные исчезли. Магазин был закрыт, и только поперек выездов на главную магистраль висела желтая пластиковая лента, преграждающая не то въезд в наш двор, не то выезд из него. Более того, по дороге не шли машины. Такого я еще не видела... Да что же случилось, в самом-то деле?!!

Неожиданно я услышала за спиной шаги. Я обернулась – от подъезда соседнего дома по направлению ко мне двигался мужчина. Он был невысокий, худой, какой-то растерянный, и он почти бежал.

- Простите, вы не знаете, что произошло? – спросила я, когда он был уже достаточно близко, чтобы услышать меня. Сама я в это время старательно осматривалась по сторонам, в надежде увидеть кого-нибудь еще или хотя бы догадаться, что произошло.
- А вы тоже не успели собраться? – спросил он меня, переводя дыхание и тоже растерянно пооглядывая по сторонам.
- А что произошло? – снова спросила я.
- Вы разве не слышали объявлений? – переспросил он. – Я должен был собрать бумаги, ну, чтобы взять их с собой, документы какие-нибудь, ну, еще там надо было закончить чуть-чуть... пока провозился – все машины ушли...
- А в чем дело-то? – снова спросила я.
- Так вы что, совсем не в курсе? – удивился он.
- Нет, – ответила я.
- В нашем районе началась эпидемия, – сказал он. – Сначала думали, что это просто какая-то форма аллергии, а потом люди стали погибать так быстро, что скорые не успевали приезжать. Вот сегодня утром пригнали машины, и всех вывезли. Говорили, что отвезут в какой-то лагерь и будут наблюдать. Может удастся определить, с чем это связано, и как бороться. Врачей, говорят, там полно, и лаборатории развернуты...

«Так вот почему был такой крик утром... Это они народ собирали, чтобы увезти...» – догадалась я. Эх, мое вечное отсутствие любопытства... Но может, ничего страшного? Ни со мной, ни с этим мужчиной ведь ничего не произошло?..

А тем временем к нам постепенно подходили еще люди. Так же, как и мы, они или не успели собраться, или вообще пропустили события. Всего нас собралось около двадцати человек.

Мы стояли и разговаривали, обсуждая происшедшее, и что же нам теперь делать. Не могли же нас здесь просто так взять – и забыть! Тем более, если положение настолько серьезное, что все эвакуированы, и обрезан контакт со всем внешним миром. В конце концов, мы пришли к выводу, что наверняка пришлют еще одну машину, чтобы забрать таких, как мы, или – в крайнем случае – поисследовать место происшествия. Тогда мы и уедем. Только надо всё собрать и действительно быть готовым, чтобы не пропустить машину, когда она придет.

Про эпидемию тоже рассказали. Говорили, что сначала у людей появлялись покраснения на коже рук, обычно там, где она была открыта доступу воздуха. Потом кожа, вздувалась буграми, потом появлялись пузыри, и эти пузыри очень быстро, буквально на глазах росли, меняли цвет, лопались, и из них начинала сочиться какая-то зеленовато-мерзкая слизь. А зона покраснения и вздутия кожи распространялась, захватывая все новые участки, причем происходило это все быстрее и быстрее. Смыть эту слизь было невозможно ничем, хотя и боли, в общем, не было. Но впечатление было такое, что эта зеленая гадость просто съедала тело человека. К тому же, однажды появившись, она не исчезала, а если кто-нибудь оказывался неподалеку, то вскоре и у него на открытых участках тела тоже начинали появляться покраснения и вздутия. И пузыри с зеленой мерзостью. Таким вот образом эта зараза распространялась. По вздуху, что ли?.. Самое ужасное, что когда участки зеленой слизи оказывались на голове, напротив сердца или других жизненно важных центров, человек умирал.

Вторым страшным моментом оказалось то, насколько быстро эта зараза распространялась. Когда она только появилась, что произошло всего лишь несколько дней тому назад, она развивалась медленно, и люди еще успевали попробовать помазать пораженные участки кожи йодом или зеленкой, присыпать их стрептоцидом или принять антигистаминные препараты в надежде, что все пройдет. Однако с каждым днем процесс поражения шел все быстрее и быстрее, и сегодня утром люди уже умирали прямо на улице, выйдя из магазина. Поэтому и были приняты такие чрезвычайные меры.

Я прикинула – получалось, что все началось вскоре после того, как я взяла работу. Конечно, одно к другому никакого отношения не имеет, это понятно. Просто так совпало по времени. Потом работа несколько дней у меня не шла – и вот тогда-то я и услышала разговоры о появившейся заразе. Страдая и мучаясь в размышлениях и пытаясь чем-нибудь себя занять, я выходила пару раз в магазины и в кафе и, когда шла домой, действительно слышала, как бабки у подъезда что-то говорили о какой-то заразе, которая летает по воздуху и кляли американцев, которые отравили продукты и продают их нам, чтобы мы здесь все повымерли, а наши дураки покупают, потому дешево и потому, что им самое главное, чтобы ободрать деньги у народа. Тема была не новая, так что я благополучно пропустила все мимо ушей. А ведь и в магазине тоже что-то говорили об этом!.. Нет, ну уж действительно, нельзя быть настолько невнимательной к жизни своего города... Потом работа пошла, и я сидела уже не отрываясь ни на магазины (до сегодняшнего утра), ни на новости, ни тем более на разговоры соседей.

В общем, мы договорились так: составили список всех оставшихся – кто где живет с адресами и телефонами. Прицепили список на видное место прямо возле входа в магазин, чтобы если кто подойдет позже, тоже мог себя туда дописать, и договорились встретиться часа через два – раз они недавно уехали, то надежды на то, что сразу же придет другая машина, не было никакой. И все разошлись по домам собираться.

Я вошла в свой подъезд, и сердце у меня упало – ну конечно! Электричество отключили. В общем-то, я их понимаю – огромные дома, людей – никого, и если что-то где-то закоротит, то сгорит все вообще, даже пожарную бригаду вызвать некому будет. А поди знай, кто что оставил включенным – тем более, что эвакуировали жителей в спешке, и территория, вероятно, представляет собой зону бактериологической опастности. Но забираться на шестнадцатый этаж пешком, без лифта!.. Кошмар...

Пока я добралась к себе наверх, я устала и разозлилась. Судя по тому, что рассказывали у магазина, зараза ни по какому воздуху не летала, иначе все мы уже лежали бы трупами, покрытыми зеленой слизью. А все, насколько я видела, были живы и совершенно здоровы. Так что наверняка это кто-то что-то крутит. Я поставила чайник и сняла трубку телефона.

Ну естественно! Чего же еще можно было ожидать? Телефонная связь не работает (а это, интересно, зачем? Чтобы никто никому ничего не рассказал, что ли?), и воду тоже отключили – мне едва хватило на пару чашек.

Впрочем, мне и одной чашки хватило. Кофе я пила, задумчиво глядя в окно и думая, что же теперь делать. Уезжать надо, это без вопросов. А вдруг и в самом деле какая-нибудь зараза прицепится? К тому же, своим ходом я отсюда никуда не выберусь, наверняка все предусмотрено и перекрыто. Работу с собой тоже не потащишь – во-первых, много бумаг и словари неподъемные, во-вторых, неизвестно, будет ли вообще возможность работать. Так что я просто взяла свой паспорт и записную книжку, зубную щетку и смену белья и пошла вниз. Все равно власти должны что-нибудь придумать. Нас ведь и в самом деле очень много, эвакуированных, в смысле, и вряд ли все могли взять с собой всё необходимое.

Выснилось, что и остальные оказались такими же нетерпеливыми, как и я. Первым из нашей команды я увидела того же мужчину, что и в прошлый раз. Только теперь он был в накинутом плаще и с портфелем в руках. Но по-прежнему взлохмаченный и растерянный.

- А вы паспорт взяли? – спросила я его.
- Ой, хорошо, что вы напомнили! – воскликнул он. – А то я всё думаю, что же это я забыл?

Он повернулся и снова побежал в дом. Он жил на пятом этаже в первом подъезде дома, стоящего напротив моего, слева от длинного здания, так что почти напротив входа в продуктовый магазин. Наверное поэтому он и пришел первым, когда увидел меня. Остальные жили дальше, в глубине двора. Но и они уже вышли во двор и шли сюда, к магазину, чтобы и во второй раз не пропустить возможность уехать из зачумленной зоны, к тому же отрезанной от всего мира и от города. Да это и вообще легче – находиться среди людей и не чувствовать себя в одиночестве, когда ситуация критическая.

Я подумала, а что если где-то внизу в подвальных помещениях комбината тоже остались люди? Вдруг они, так же как и я, заработались и не слышали, что произошло? По времени сейчас – середина рабочего дня, так что когда они закончат работу, будет уже поздно что-то предпринимать!

Я зашла в «предбанник» магазина посмотреть, не открыт ли случайно вход в фойе кинотеатра. Если он заперт, значит там точно никого нет, можно не переживать.

Дверь была закрыта, но не заперта. Я вошла внутрь.

Помещение бывшего кинотеатра было совершенно пустым. Через большие грязные окна мутно просачивался дневной свет – наверное, дождь сегодня все-таки соберется. Я прошла в зал. Я точно помнила, что где-то в кинотеатре был выход в подвал. Когда-то его регулярно затапливало после дождя, и это было предметом бесконечных разговоров. Но вот где искать этот вход?..

В зале было совсем темно, но я оставила открытую дверь, через которую вошла, и при слабом свете серого дня, проникающем через нее стала осматриваться.

Двери, ведущие к выходу из зала кинотеатра оказались открыты, но они были мне не нужны. Я точно помнила, что в этих коридорах никаких дверей больше не было. Была в зале еще одна дверь. По идее, она должна была вести как раз тот коридор, куда мне надо. Туда должны были выходить двери подсобных помещений, и там же должен был быть выход на лестницу, ведущую в бывшую будку киномеханика и, соответственно, в подвал.

По счастью, эта дверь тоже была открыта. Я уже подумала, что если она будет заперта, мне придется идти искать другой выход в этот коридор, который должен был находиться за сценой, хотя что и как я там увижу в такой темноте, я даже представить себе не могла.

В коридоре окон не было, поэтому я пробиралась почти на ощупь. Слабый свет от открытой в зал двери сюда почти не доставал. Я шла, пробуя открыть все двери по левой, противоположной от зала, стороне коридора. Наконец, одна из них поддалась, и мне сразу стало светло. Я попала, куда хотела –  на лестницу. Спокойный белый свет заливал самую нижнюю ее площадку, которая была на удивление чистой, как и стеклянные двери, отгораживающие нижний коридор. Собственно, свет шел именно из этого коридора. Я вздохнула. Значит, я не ошиблась, там и в самом деле были люди. Просто некоторое время тому назад, как-то случайно, краем уха я услышала разговор, что сюда прокладывали отдельную, независимую линию телефона, и что электрический кабель здесь тоже был отдельным, не связанным с подачей электроэнергии по всему району. Когда-то услышала, и информация накрепко засела в памяти. Специфика работы переводчика! Что-то где-то когда-то слышишь, и потом оно всю жизнь лежит у тебя в голове на отдельной полочке, чтобы потом, когда возникнет необходимость, неизвестно откуда всплыть в памяти. Я пошла вниз.

На нижней площадке действительно было чисто, тихо, тепло и спокойно. Широкая стеклянная дверь запиралась номерным замком, но когда я подошла, она тихо отъехала в сторону. Я вошла.

Больше всего этот подвал напомнил мне лабораторию из футуристического фильма или один из этажей хорошо финансируемого научно-исследовательского института. Разве что мне никогда не приходилось бывать в таких институтах. В тех, где работают мои подруги и знакомые, финансирования обычно катастрофически не хватает, поэтому о такой чистоте и изобилии приборов можно только мечтать. Причем приборы работали! А вот людей не было...

Я шла по коридору, заглядывая через стеклянные двери в кабинеты с работающими или выключенными приборами и пыталась найти людей. Наконец, я дошла до самого конца коридора. Здесь передо мной было что-то другое...

Это было большое темное помещение, освещенное почти исключительно светом работающей аппаратуры, да парой настольных ламп на гибких ножках, бросающих свет на разложенные на столах бумаги. Вдоль всех стен зала шли широкие столы, на которых все так же стояли какие-то приборы, какая-то, наверное, измерительная, аппаратура и какие-то приспособления. На выдвижных консолях на потолке тоже было закреплено какое-то оборудование. Было ясно, что «идейным» центром помещения был мощный продолговатый стол, стоявший у противоположной стены помещения почти напротив двери, через которую я туда смотрела. На столе был закреплен большой ящик с невероятно толстыми и прочными стенками – во всяком случае, так мне казалось. Ящик имел форму куба. Его верхние створки были открыты, и...

Нет, я не права. Именно из этого открытого сверху куба и шел тот зеленоватый свет, который, в основном, и освещал это помещение – не считая, конечно, того света, который попадал туда из коридора, по которому я сюда пришла. Именно на этот ящик были направлены многочисленные датчики приборов, заполнявших стоящие вдоль стенок столы; именно к нему подходили – или от него расходились – пучки проводов ко всей аппаратуре, находившейся в помещении; и именно на него были направлены локаторы, щупы и манипуляторы оборудования, закрепленного на потолке на консолях.

Вдоль дальней стенки зала, но тоже на некотором расстоянии от нее, стояли другие столы. Они размещались перпендикулярно тому, на котором стоял ящик, и на них стояли емкости, но уже стеклянные, напоминающими аквариумы. Там что-то колыхалось, подсвеченное зеленоватыми лампами, а может светилось самостоятельно, не знаю. Оттуда, где я стояла, рассмотреть это было невозможно. К тому же мое внимание было направлено совершенно не на это – я, наконец, увидела человека. Он стоял вдали, как раз возле этих аквариумов, и что-то делал.

Это был мужчина в белом халате, и чем-то он походил на соседа из дома напротив, с которым я познакомилась сегодня утром – он выглядел таким же не то растерянным, не то потерявшимся. Хотя меня от него отделяло две пары дверей – перед темным залом был еще один кабинет, и туда я пройти не смогла, эти двери передо мной не открылись – я была уверена, что он меня заметит. Я-то ведь стояла в освещенном помещении, и довольно сильно загораживала собой свет. Он не мог не заметить мою тень.

Я помахала рукой, стараясь привлечь к себе внимание. Мужчина обернулся, прищурился, как бы стараясь меня рассмотреть, а потом решительно пошел в мою сторону. Кажется, даже рукой махнул, когда принял решение.

Он вышел из темного помещения и подошел к той двери, за которой я стояла. Я обратила внимание, что ему пришлось набрать код, чтобы выйти из зала, но как только он оттуда вышел, дверь сразу же снова встала на место.

Мужчина в белом халате был не просто худощавый – он был очень худой. Он немного сутулился, как всякий человек, проводящий много времени за письменном столом, и рабочий халат на нем почти болтался. У него были темные, немного взлохмаченные волосы и воспаленные глаза за стеклами очков. Кроме резкого взгляда, на его лице выделялись острый нос и скулы. Кисти рук у него тоже были худые и нервные.

- Хорошо, что вы пришли, - сказал он. – Раз уж так сложилось – я сделаю это.

Несмотря на звукоизоляцию, слышимось была прекрасная: у двери были предусмотрены переговорные устройства. А сразу я этого и не заметила!.. Поскольку я не была уверена в том, что переговорное устройство с моей стороны тоже было включено, я закричала:

- Послушайте! Вам надо срочно уходить отсюда! Уже всех вывезли! Тут какая-то эпидемия!

Мужчина на мои слова прореагировал странно. Он поморщился и как-будто отмахнулся от моих слов.

- Я знаю... Никакая это не эпидемия, просто все умерли...

У меня на голове зашевелились волосы. Что он имеет в виду? Неужели это все отсюда?!!

- А что случилось? – спросила я, и он стал рассказывать.

Некоторое время тому назад на территории нашей страны было зафиксировано падение метеорита. В общем-то, падение метеорита – не такая уж и редкость. Их собирают, изучают, и за находку метеорита законодательно назначена награда пропорциональная его весу. Таким образом, даже те метеориты, падение которых приборами не зафиксировано, обычно попадают, куда надо – к ученым.

Падение этого метеорита приборы зафиксировали. К месту его падения была направлена поисковая группа, которая и вытащила обгорелый кусок камня из болота. По счастью, болото было неглубоким, а в составе метеорита присутствовало железо.

Метеорит оказался странным. Что-то в нем было определенно не так, и это заинтересовало не только ученых, но и правительство, в смысле, военных. А может быть наоборот – военных, в смысле, правительство. Были срочно выделены средства, и построена лаборатория – вот эта самая. Ее специально соорудили на отшибе, чтобы поменьше привлекать внимания спецслужб – настолько необычным оказался метеорит. Тем более, что нашлось помещение, подходящее во всех отношениях, и оно было свободным.

Лабораторию строили сверхсрочно, практически круглосуточно. «А мы-то думали, что это ресторан-казино ремонтируют» – подумала я. Оборудование для лаборатории, препараты и материалы для работы с метеоритом предоставлялись любые, но и сроки были очень жесткие. Со странностями метеорита надо было разобраться, и чем быстрее, тем лучше. Ученые работали напряженно, но отрицательных результатов было намного больше, чем положительных.

Странность метеорита заключалась в том, что его плотность никак не соответствовала его объему, да и с химическим составом что-то было не в порядке. Не было таких метеоритов еще! Никогда не было.

Сложность заключалась еще и в том, что взять пробу с поверхности метеорита обычными способами почему-то оказалось невозможным. О том, чтобы взять пробу из глубины, речь вообще не шла. Обугленная «скорлупа» метеорита была настолько прочной, что никакими инструментами и технологиями, применявшимися в подобных случаях, проткнуть ее оказалось невозможно. Ее даже невозможно было поцарапать!..

Тогда стали применять более изощренные методы. Метеорит простукивали, просвистывали и просвечивали всем, чем только возможно. Потом начали комбинировать воздействия, причем со временем стали варьировать освещенность, температуру, давление и состав внешней среды. Вот тут – не сразу, конечно, но кое-какие результаты были достигнуты. Оказалось, что внешняя оболочка метеорита и в самом деле напоминает скорлупу грецкого ореха – настолько она превосходит плотностью его внутренность. А в самой середине метеорита – еще одна загадка. Как будто ядрышко в орехе – маленькая, но твердая сердцевинка. Причем самое интересное, что и внешняя «скорлупа», и внутреннее «ядрышко» имеют совершенно четкие границы.

В последнее время удалось подобрать способ воздействия, при котором внутренняя – менее плотная часть метеорита – начала «отзываться», то-есть реагировать на воздействия. Кроме того, удалось отколоть кусочек оболочки, и можно было начинать с ним работать, но как раз в этот момент возникли неприятности. У людей... Да, правильно, несмотря на защиту, у людей на руках и на лицах стали появляться красные пятна, которые со временем вздувались, захватывая все новые зоны, потом превращались в пузыри... – да-да, та самая «эпидемия».

Тех ученых, у которых появлялись покраснения на коже, увозили в больницу, а их место занимали новые. Платили здесь столько, что... К тому же не надо забывать, что речь идет об ученых – о людях, для которых работа является прежде всего хобби, для которых, по словам классиков, «понедельник начинается в субботу», и для которых сначала – работа, а уже потом, в свободное от нее время (если такое окажется) – все остальное.

Но неожиданно стало происходить страшное. С каждым не только днем – часом! – зараза, или что это было, становилась все более активной. Сегодня люди начали погибать, не дойдя до своих машин на автостоянках. К тому же, зараза распространилась на жителей микрорайона. Вызвали военных, и всех увезли. Он – руководитель лаборатории и ее мозг – остался один. По какой-то невероятной случайности осталась и я. Более того, я пришла в лабораторию. Теперь – поскольку больше терять все равно нечего – он произведет опыт, который он бы еще не рискнул проводить, если бы у него еще оставалось время на дополнительные исследования и сотрудники, которые могли бы с ним работать. Но теперь ясно – проект закроют, а значит,  у него есть только эта последняя возможность провести эксперимент. К тому же, по счастью, есть я – свидетель, который все увидит своими глазами и сможет рассказать, что получится. Если что-то получится.

Я подумала – у лаборатории другого выхода нет, значит, входили и выходили они через тот же вход, что и я, то-есть через «предбанник» продуктового магазина. Именно там они сталкивались с жителями нашего микрорайона. Наверняка, именно так и начала распространяться зараза, погубившая людей. Насколько же все типично! Предусмотрено всё для секретности и достижения результата, но слишком мало – для охраны жизни и здоровья людей. Причем расплачиваются, как обычно, люди, совершенно не имеющие отношения ни к чему происходящему. Сказать я ничего не успела, да это и не имело смысла, он все равно не стал бы меня слушать. Для него все было уже решено, и мой приход оказался той самой мелочью, которая и стала определяющей.

Ученый отвернулся от двери – я даже не узнала его имени! – и больше уже на меня не смотрел, как будто бы вычеркнув меня и весь внешний мир из своей жизни. Он подошел к столу в первой комнате, заглянул в какие-то бумаги и стал настраивать приборы. Потом он перешел в зал, и стал работать там. Несколько раз он проверял себя, сверяясь с бумагами, лежащими на двух освещенных столах в темном зале, но ни разу больше он не взглянул в мою сторону.

Наконец, настройка аппаратуры была закончена, и все нужные приборы – если бы я еще понимала, какие! – отрегулированы. Мужчина отошел в дальний конец зала и сдвинул стеклянные двери, отделявшие ящик с метеоритом и столы с «аквариумами» от остального помещения.

Интересно! А я эти двери даже и не заметила... Теперь мне было плохо видно, что он делает –угол зрения был неподходящим, да и темнота мешала. По-моему, он работал на компьютере. В принципе, это было только логично, все процессы должны были контролироваться из одного центра, как иначе можно было бы управлять ими синхронно и с высокой точностью?

Наконец, он повернулся лицом к ящику с метеоритом. Я замерла. Скажу честно, мне было страшно интересно. Точнее, страшно и интересно. Подобное приключение было у меня впервые. Не каждый день, знаете ли, присутствуешь при экспериментах, вполне вероятно имеющих эпохальное значение, хотя, возможно, и смертельно опасных.

В темном зале начали происходить изменения. Из металлического ящика, в котором лежал метеорит, поднялся прозрачный куб с зеленоватой жидкостью, и я наконец его увидела. Метеорит был черный, обугленный, круглый, но не гладкий, и по размеру он был немного больше футбольного мяча. Почему-то он казался мне неимоверно тяжелым.

Хотя до меня не доносилось ни звука, у меня было такое ощущение, что воздух в помещении стал густым и завибрировал. Напряженность в воздухе росла, а у меня по всей коже забегали мурашки – или это мне так показалось?..

Внезапно тонкий луч лазера коснулся верхней части метеорита и стал  медленно по ней двигаться. Он отрез;л у метеорита крышку, как у арбуза! В негустом тумане, наполнившим помещение во время начала эксперимента, луч лазера был хорошо виден. И вдруг...

Руководитель лаборатории, внимательно наблюдавший за ходом эксперимента схватился за лицо и закричал. Мне не было слышно его голоса, но я видела, как он корчится и кричит. Он уже ничего не видел, а его лицо вместе с руками расползалось пузырчатой зеленоватой слизью. Вскоре с ним было все кончено. Точнее, вскоре его больше не было – а эксперимент продолжался! Луч лазера все так же медленно отрезал верх метеорита. Человек погиб, а установленные им приборы продолжали выполнять задуманную им работу. Я смотрела, как завороженная, не в силах оторваться.

И вот тут действительно произошло «и вдруг»... Внезапно из щели в меорите стала вытекать слизь, чем-то похожая на ту, которая съела тело руководителя лаборатории. Она все лезла и лезла, и текла в ящик... Больше всего это напоминало сцену из фильма ужасов – темное туманное помещение, залитое зеленоватым светом, узкий красный луч лазера, медленно срезающий вершину черного обугленного шара, светящаяся под лучем лампы зеленоватая жидкость в прозрачном ящике, где он лежит, и медленно вытекающая из взрезанного метеорита слизь... И никого, не считая мертвого и практически разложившегося человека, который придумал и начал этот эксперимент, но так и не сумел его остановить.

Слизь всё текла и текла, и было удивительно, как же она умещалась в в общем-то небольшом метеорите? Она заполнила собой стеклянный куб и потекла дальше, вниз, в массивный металлический ящик, в котором раньше находился метеорит.

Нет, это именно вот здесь произошло «и вдруг!..». Внезапно я почувствовала чье-то присутствие. Это ощущение я не испытывала уже давно и даже не думала, что мне снова придется с этим столкнуться. Это было ощущение присутствия инопланетного разума.

Это не правда, что инопланетные цивилизации не посещают нашу Землю. Посещают, к тому же не так редко, как мы могли бы этого ожидать. И наша Земля действительно не единственная обитаемая планета во Вселенной. Но меня каждый раз поражает, насколько люди не замечают эти посещения, а также изменения, вызванные ими. Я не раз видела, как порой исчезают целые населенные пункты или участки земли, и люди тут же совершенно забывают об их существовании. И другой вариант, когда на Земле остаются сооружения, построенные инопланетянами для своих целей, или происходят значительные изменения ландшафта, а люди придумывают для них совершенно нелепые объяснения и оправдания и включают в свой жизненный цикл, как будто бы ничего не произошло. Или то, что я это все вижу и помню объясняется именно тем, что я когда-то пережила, случайно оказавшись в эпицентре событий?..

И здесь я хочу сказать вот еще что. Не существует никакой волшебной вавилонской рыбки, позволяющей понимать все языки и разговаривать с обитателями иных планет, о чем так славно написал классик. Нет никаких универсальных приборов-переводчиков, которые что-то как-то анализируют и выдают готовые результаты, помогающие понимать любой язык, в том числе речь представителей иных цивилизаций. Все дело в ионах, газообмене и обмене веществ в мозге, который после определенного воздействия вдруг начинает работать в несколько ином режиме. Возможно, впрочем, что это воздействие задевает весь организм полностью. Когда-то я испытала это на себе. Это случилось во время первого пережитого мною вторжения инопланется на Землю, но об этом я расскажу как-нибудь в другой раз.

Так вот, однажды испытав ощущение присутствия инопланетного разума, его невозможно перепутать ни с чем. Вот это было тем, что я в тот момент ощутила.

Человек – потому что другого слова у нас нет, каждый ощущает себя человеком вне зависимости от планеты своего происхождения – был страшно растерян, в ужасе и в полном отчаянии. Единственное, что его обрадовало – что он так же ощутил мое присутствие, как и я – его. Он стал рассказывать мне свою историю, а я слушала его и думала, чем же я могу ему и всем нам помочь. А луч лазера по-прежнему медленно двигался, отрезая верхушку метеорита, который, как оказалось метеоритом вообще не был, а зеленовато-коричневатая слизь все так же продолжала вытекать из щели и, заполнив металлический ящик, пузырясь, начала стекать сначала на стол, а потом и на пол...

Мир, из которого он прибыл, находился страшно далеко от Земли. Я так и не поняла, где он находится – наверное потому, что человек и сам не очень себе это представлял. Он слишком недавно попал сюда, к нам, и еще не смог провести необходимые измерения для того, чтобы определить свои координаты во вселенной. Боюсь, что теперь он этого уже не сможет сделать никогда...

Развитие их цивилизации шло совсем другим путем, не так, как наша, поэтому понять принципы, на чем базировалась их техника, я тоже не смогла. Я ведь все-таки переводчик, а не инженер-конструктор и не специалист по биотехнологиям.

Они делали интересную вещь – для того, чтобы изучать вселенную, они рассылали разведчиков. Вот с одним из них я сейчас и разговаривала. Корабли разведчиков с неимоверной скоростью выбрасывались в пространство практически наугад, а если они проходили вблизи планеты, вызывающей интерес согласно заранее заданным параметрам, то корабль входил в атмосферу и приземлялся. Его внешняя оболочка, расчитанная на вход в плотную атмосферу, постепенно сжигалась, а если, когда корабль достигал грунта, она была уничтожена не полностью, то корабль просто сбрасывал ее с себя, высвобождая датчики для проведения исследований. Таким образом то, что мы принимали за обугленную «скорлупу» метеорита, как раз и было верхним слоем корабля, содержащим массу сверхточных датчиков для полного исследования как атмосферы планеты, так и ее грунта, воды, и тех ее обитателей, которые могли оказаться поблизости. Не удивительно, что она была настолько прочной! Она как раз и была расчитана на экстремальные перегрузки и агрессивные воздействия!

«Да... – подумала я, – проанализировав то, что наши ученые вытворяли с «метеоритом», его датчики получили весьма искаженные представления о нашей планете».

 Войдя в контакт с атмосферой планеты и, желательно, получив представление о ее животном мире, биологическая субстанция корабля формировала корпус, в смысле, организм живого существа, хорошо приспособленного для жизни в условиях данной планеты. Впрочем, при необходимости форму можно было подкорректировать, что называется, вручную – то-есть по усмотрению разведчика. Потому что – и вот тут мы подходим к самому главному! – плотное и хорошо защищенное ядро метеорита, надежно закрытое внешним корпусом корабля, который выстраивался каждый раз заново, когда корабль покидал очередную планету, сверхтвердым слоем «скорлупы», содержащим датчики и анализаторы, а также приборы для наращивания внешнего корпуса, биологически активным слоем, который находился под твердым корпусом и выращивал тело обитателя планеты – все они надежно защищали разведчика – точнее, его мозг и что-то еще, что образовывало личность человека и позволяло ему оставаться самим собой вне зависимости от корпуса, в котором он в данное время находился, и который «накладывал» на него все необходимые рефлексы и правила поведения в каждом конкретном мире. Плотное ядро метеорита как раз и было тем, что содержало квинтэссенцию личности человека. Не знаю, как еще это объяснить. Говорю же, что развитие этой цивилизации шло совсем другим путем, и продукты этого развития были совершенно иными, не такими, как у нас.

Когда исследования планеты были закончены, биологическая субстанция снова «сворачивалась», безопасно уничтожая свои излишки; корпус-анализатор, который при работе на планете растягивался в кожный покров разведчика, снова принимал форму шара и наращивал внешний корпус, и корабль снова уходил в поиск, а разведчик «засыпал».  На самом деле, он, конечно, не спал, его работа продолжалась – он передавал к себе домой собранные и обработанные данные только что покинутой планеты и планетной системы. Когда передача данных была закончена, он засыпал по-настоящему. Просыпался разведчик только тогда, когда корабль, приземлившись и проведя необходимые анализы и измерения, приступал к формированию организма местной жизненной формы. После определенного числа миссий (или времени, проведенного в пространстве, я не очень поняла этот момент) разведчик возвращался к себе домой.

Мой вопрос о том, как они преодолевали проблему пространства-времени остался непонятым. Очевидно, в этом вопросе они тоже пошли своим путем, и наши проблемы у них не возникли.

Однако в этот раз произошел сбой. Корабль попал в руки нашим ученым. Когда Разведчик пришел в себя, данные приборов противоречили сами себе (Наверняка отколотый кусочек оболочки тоже внес свою лепту, – подумала я), а биологически активная субстанция вышла из подчинения.

Когда я объяснила Разведчику, что произошло, он пришел в еще больший ужас.

- Она сформировала себя в вещество, ядовитое для всего живого на вашей планете, – кричал он, – и она растет под влиянием вашего нормального воздуха!!! Это именно ее образцы вызвали у ваших людей уничтожение организмов!!! Она выстраивала сопротивление агрессивной среде!!! Самое страшное – ОНА МНЕ БОЛЬШЕ НЕ ПОДЧИНЯЕТСЯ!!! Я БОЛЬШЕ НЕ МОГУ ЕЮ УПРАВЛЯТЬ!!!

В этот момент лазер закончил свою работу, крышка метеорита отвалилась, и вязкая масса полилсь бесконечным потоком...

Я увидела, как она стала заливать пол в зале, дошла до дверей и остановилась, стала подниматься, наполняя комнату смертельно опасным омерзительным желе.

Я повернулась и побежала наверх. Как долго продержатся двери?.. А вторые?.. А что будет, если она поднимется наверх?..

Я бежала, а в ушах у меня звенел крик Разведчика:

- УБЕГАЙ!!! Я НЕ МОГУ ЕЮ УПРАВЛЯТЬ!!! НАЙДИ КОГО-НИБУДЬ!!! ЭТО НАДО ОБЯЗАТЕЛЬНО ОСТАНОВИТЬ!!!

Когда я выбежала на улицу, мои соседи уже сидели в автобусе. Выглядело так, что автобус давно был готов уехать, но мои товарищи по несчастью дружно уговаривали еще немного подождать – пока я не подойду.

Неподалеку стояли крытые грузовики, и молодые мужчины в белых костюмах с лицами защищенными щитками из прозрачного пластика собирались не то мыть территорию, не то собирать ее верхний слой в больший пылесосы. Во всяком случае, они стояли со шлангами в руках, готовые начать работу.

Ну правильно, пригнали войска, как же иначе?.. 

А что будет, если ТУДА попадет вода? КАК прореагирует органическая масса на среду, в которой, в наших условиях, растет вообще всё?!!! И не менее важный вопрос – КАК ПОМОЧЬ РАЗВЕДЧИКУ?!!!

К КОМУ Я ПОЙДУ РАЗГОВАРИВАТЬ, И КТО МЕНЯ ПОСЛУШАЕТ? Ведь я – не генерал, не академик и даже не професор. Я просто – внештатный переводчик редакции технической и научной литературы. ТАК ЧТО ЖЕ ДЕЛАТЬ?!!!

(Продолжение следует)

07.01.2009