Наташка
За окном бушевала гроза. Тяжелые капли барабанили по старому железному подоконнику, погнувшемуся за долгие годы службы. Где-то вдали рокотал гром. В такую погоду в домах обычно горит свет, а их обитатели сидят в уютных креслах, смотрят телевизор или читают книгу, пьют горячий чай с печеньем и всей душой радуются, что они сейчас не на улице, под проливным дождем. Но в этой комнате, погруженной в полумрак, было очень тихо и неуютно, несмотря на то, что маленький пузатый телевизор, стоявший в углу на журнальном столике, работал и показывал какой-то мультик при выключенном звуке. Очертания предметов скрадывала темнота. Телевизор был единственным источником света в этой комнате. За письменным столом, заваленным тетрадями и учебниками, спиной к экрану телика сидел подросток лет пятнадцати. Облокотившись на стол и почти упав на него головой, он бездумно и машинально перекатывал по скользкому лакированному дереву маленький, размером с горошину, серебристый шарик. Шарик послушно катился по одному и тому же маршруту, издавая ровное негромкое жужжание. Мальчик направлял шарик указательным пальцем, следил за ним глазами, но, казалось, не видел его. Длинные пряди темных волос упали подростку на лицо, но он даже не пошевелился. Его пронзительные карие глаза, в которых всегда виднелся такой живой блеск, сейчас потухли, как окна, в которых погас свет.
Еще утром все было не так плохо. День начался как обычно: надоевший завтрак (каждое утро одно и то же!), двадцатиминутная прогулка в школу под мелким моросящим дождем, потом шесть скучных уроков. В школе Валера Вершинин был обычным балагуром-девятиклассником. У него было много приятелей, он хорошо ладил с учителями, и с учебой у него было все в порядке… ну, почти в порядке. А потом…
«Кто их просил?», – с горечью думал Валера. – «Мне таких трудов стоило забыть этот кошмар… Кто их просил совать нос в нашу жизнь?»
Когда Валера пришел домой после школы, то обнаружил, что квартиру оккупировали телевизионщики. Он даже и не запомнил, какой канал. Здесь был оператор с огромной камерой, журналистка с микрофоном, от которой приторно пахло какими-то духами, по полу были протянуты кабели. Мать, сидя в гостиной, давала интервью. О чем она говорила, Валера не стал слушать – и так все было понятно. Не отозвавшись на мамин оклик, он молнией промчался в свою комнату и закрылся там. Бросил быстрый взгляд на календарь, висевший на стене. 13 сентября. До того дня ровно месяц. Очевидно, они снимают очередной документальный фильм. В коридоре послышались голоса, и мама из-за двери крикнула, что телевидение хочет взять у Валеры интервью. Пусть катятся к черту! Он ей так и ответил. Снова голоса, мамин извиняющийся тон. Потом голоса переместились на кухню – наверное, мама предложила журналистам чаю. Прошло целых полчаса, прежде чем хлопок входной двери возвестил о том, что телевидение убралось.
Какая разница, что им нужно выпускать передачу! «Общественность хочет знать»… Да плевали мы на эту общественность! «Мы вам искренне соболезнуем»… Искренне или нет – в этом еще надо разобраться.
Шарик со стуком упал на пол, покрытый линолеумом. Рука, которая должна была его остановить и катнуть в обратном направлении, бессильно упала на распахнутый учебник. Голова Валеры легла на стол, глаза закрылись. Он очень сильно хотел спать, мысли отсутствовали…
Сперва все вокруг расплывалось, как бывает, когда ты открываешь под водой глаза. Потом окружающий мир стал принимать очертания, становиться отчетливее, будто кто-то настраивал огромный бинокль. Валера находился в узком коридоре с серыми стенами и мраморным полом. Окон не было, лампочек тоже, но почему-то в коридоре все равно было светло. Дверей тоже не было, кроме одной, в самом конце коридора. Дверь была белая, с круглой ручкой такого же цвета. В коридоре стояла звенящая тишина, но из-за закрытой двери доносились красивые, но печальные звуки пианино. Несмотря на то, что Валера сам когда-то был пианистом, мелодию он не узнал, хотя что-то знакомое в ней вроде бы было. Бах? Бетховен? Гендель?
Этот сон Валера видел уже не в первый раз. Он терзал мальчика весь минувший год. Вот сейчас он подойдет к двери… Его шаги гулким эхом отдавались в коридоре. Главное – не проснуться…
«Хоть бы я дошел до этой двери… – молился про себя Валерка. – Хоть бы дошел…»
И он дошел. Дверь была совсем близко – старая, облупившаяся, загадочная… Валера взялся за ручку и вздрогнул – она была холодной, как лед. Замок со скрежетом провернулся, и дверь медленно, со скрипом отворилась. Еще одна ступень сна была пройдена – часто Валера, уже готовый войти внутрь, просыпался именно в этот момент. Но на этот раз сон не прервался. Мальчик переступил порог. Это была даже не комната – просторный зал, такой же светлый, как и коридор, с той лишь разницей, что здесь были окна, занавешенные легкими шторками светлого оттенка. Пол был покрыт серым линолеумом, потолок и стены выбелены так, что больно смотреть. Мебели не было никакой, даже стульев, но в дальнем конце зала была сцена – невысокая, больше похожая на подмостки. Но кулисы, занавес, задник – все было, как на настоящей сцене. А еще там стоял рояль. Черный блестящий рояль с поднятой крышкой. За роялем на мягком черном пуфике сидела девочка и играла ту самую мелодию, которую Валера слышал все это время. Она была нарядно одета – в кружевной белоснежной блузочке, черном платьице и с большим белым бантом в волосах. Когда Валера видел девочку в последний раз, ей было десять лет, и с тех пор, казалось, совсем ничего не изменилось.
Она играла наизусть, без нот. Подросток наконец узнал мелодию. Как он мог ее забыть! Ведь он столько раз слышал ее дома – в те, счастливые дни. Почти год она не звучала в стенах их квартиры. Валера умел играть на фортепиано, он закончил музыкальную школу, и он знал, где лежат ноты, но не мог заставить себя сесть за пианино, чтобы не нахлынули опять эти тяжелые воспоминания…
Музыка внезапно смолкла.
«Это на нее похоже, – подумал мальчик. – Сколько раз я ей говорил, что нельзя обрывать посреди такта…»
Сидевшая спиной к двери девочка обернулась и произнесла нежным голоском:
– Привет, Валерка!
Просто так произнесла, бесхитростно. Как будто бы все было, как прежде. Как будто ее брат пришел за ней, чтобы забрать ее из музыкальной школы и отвести домой, как было всегда… до того дня.
– Ты за мной пришел? – спросила она.
Хотя вопрос был неожиданным, Валера точно знал, что должен ответить. Может быть, помогала та уверенность, с которой мы совершаем разные поступки во сне, как будто по написанному кем-то сценарию, даже не подвергая этот сценарий сомнению. А может, он и сам прекрасно знал ответ.
– Да, – коротко ответил он и, сглотнув, продолжал: – Да, Наташа, я пришел за тобой. Идем.
Девочка молчала.
– Пойдем со мной, Наташа, ну! – повторил он погромче и шагнул навстречу ей, протягивая руку. – Мама ждет тебя, я по тебе соскучился. Идем же!
Девочка слегка помотала головой.
– Нет, Валера, – тихо ответила она и слегка улыбнулась, но улыбка была грустной. – Извини, но я не могу с тобой пойти. Ты же и сам понимаешь…
Валерина рука дрогнула и опустилась. В молчании он сделал еще несколько шагов по направлению к сестре и бессильно осел на пол, прислонившись спиной к сцене. В горле стоял ком, он едва сдерживал слезы.
Неслышными шагами Наташа спустилась вниз и присела на корточки перед братом, глядя ему прямо в глаза своими пронзительно-голубыми, как небо, глазками (мамино наследие, не папино).
– Ты не представляешь, как нам без тебя плохо, – отрывисто произнес Валера. Голос дрожал немилосердно. – Мама до сих пор иногда плачет по ночам. Скрывает от меня, конечно, да я же не глухой…
Наташа молчала, понимающе глядя на брата.
– Мне стала невыносима наша квартира с тех пор… с того дня, – продолжал он.
– Но почему? Я ведь остаюсь с вами, – мягко сказала девочка и взяла Валеру за руку. Валера слегка вздрогнул – сестренкина ладошка была теплой и вполне осязаемой. – Что ж это – я была, и вдруг меня не стало? Какая глупость! Разве мои картинки с лошадьми уже больше не висят в нашей комнате?
– Висят, никто их не тронул!
– А мое пианино?
– Мама каждую неделю протирает его от пыли и меняет воду в банках, как всегда.
– А ты на нем играешь?
– Нет…
– Почему?
– Не знаю… не могу себя заставить. О тебе опять вспомню…
– А ты что же, забыть меня пытаешься? – в голосе Наташи слышался упрек.
– Нет… Нет, конечно… – вздохнул Валера. Одна слезинка все же вырвалась наружу и покатилась по щеке. Мальчик быстро утер ее тыльной стороной ладони. – Но вспоминать о тебе так больно… Как вспомню, так по сердцу будто ножом полоснут…
– Но почему? Ведь все мои вещи на месте, все так, как и было прежде! Значит, и я есть...
– Но ведь мы с мамой не можем с тобой поговорить… увидеть тебя…
– Как не можете? А мы с тобой сейчас что делаем?
– Но ведь мы не сможем видеться так каждый день! – воскликнул Валера.
Наташка загадочно улыбнулась и слегка сжала ладонь брата.
– Кто знает… Может быть, и сможем… И не нужно этого траура. Представь, что я с вами, просто… ушла ненадолго. Я ведь и так всегда с вами – всякий раз, как вы обо мне вспоминаете. Я видела, как плачет мама… смотрит на мою фотографию и плачет. Разговаривает со мной иногда, с фотографией или так… Я так люблю, когда она со мной разговаривает! Только… ты скажи ей, что не надо… не надо плакать. Все хорошо, я была с вами весь этот год и всегда буду. Вы только не забывайте меня…
– Забыть тебя? Это немыслимо, – пробормотал Валера и судорожно вздохнул.
С полминуты ребята молчали. Им столько всего надо было рассказать друг другу, но оба чувствовали, что сейчас лучше помолчать. Наконец, Наташа поднялась на ноги и Валера, не желая отпускать ее руку, последовал ее примеру.
– Тебе пора, – сказала она и прямо на глазах погрустнела. Опустила голову, потупила глаза, даже голос стал тихим и неуверенным.
Валера обнял ее, свою любимую и единственную младшую сестренку. Промолвил:
– Я счастлив, что мне удалось увидеть тебя… поговорить с тобой… – хотел сказать еще что-то, но голос пресекся.
– Ты заходи ко мне в гости, навещай меня, – попросила Наташа. – Я буду рада тебе… И говори со мной почаще, только про себя говори, а то тебя за сумасшедшего примут, – добавила она и засмеялась сквозь слезки. – Я тебя услышу. И та бусинка… Ты сохранил ее?
– Да… Это все, что мне осталось на память о тебе…
– Береги ее и никогда не теряй.
– Я не потеряю… – промолвил Валера и, помолчав, задал вопрос, который мучил его все это время: – Скажи, это сон? Или… на самом деле?..
Наташа слегка задумалась, а потом ответила:
– Как тебе сказать… Помнишь, ты как-то рассказал мне на ночь сказку, которую сам сочинил? Про страну Детства, куда попадаешь во сне, про драконов, леших… И эта страна снилась мне всю ночь. Я проснулась рано утром, ты еще спал. Я разбудила тебя, рассказала про свой сон и спросила, была ли я в той стране на самом деле или мне это только приснилось? А ты не рассердился на меня за то, что я тебя разбудила на рассвете из-за такой ерунды. Ты ответил (я не забыла): «Может быть, ты побывала там во сне, но кто сказал, что этого не было на самом деле? Сны – это тоже реальность».
Не успела она договорить последнее слово, как все вокруг заволокло белым туманом, и не прошло и секунды, как Валера проснулся. Приподнял голову над столом, в недоумении огляделся. Все было по-прежнему, в углу телевизор показывал все тот же мультик, остальная часть комнаты была погружена во мрак. Сон это был? Да, скорее всего, сон. Хотя… «кто сказал, что этого не было на самом деле? Сны – это тоже реальность»… А если даже и сон, то самый лучший сон в его жизни!
Нагнувшись, Валера пошарил ладонью по полу и наконец нашел то, что искал. Осторожно, чтобы опять не уронить, поднял и положил на стол. Тот самый серебристый шарик размером с горошину, с крохотным сквозным отверстием посередине – Наташкина бусинка.
Свидетельство о публикации №209010800195