Завещание

Если смотреть на себя со стороны, то вряд ли можно различить хоть что-то стоящее. Все компоненты твоей самобытности и неординарности не выдерживают никакой критики. Сознание расчленяет твои же составные - целостные и трудно доступные из-за эмоциональной изменчивости - на допускаемые и запредельные зоны - подсознание подобно космосу, в которые лучше не выходить ни при каких обстоятельствах - вакуум, чужеродная среда обитания себя в себе. Так легко заблудиться в самом себе без поводыря. Лес так дремуч, что выбраться из него уже не будет никаких шансов в здравом рассудке.
Она - Брета - любила блуждать внутри собственных ассоциаций, выискивая ту, которая дала бы толчок её чувственному - недоступному большинству - творчеству. Она была талантливым дизайнером разностороннего и не уживающегося вместе - интерьера, садовой зоны, одежды, бижутерии, бенгальских огней, блюд восточной кухни или приватной, закрытой вечеринки. Всё, что попросят и за что заплатят. Даже за похороны - такое тоже было в её карьере авантюрных шоу не для слабонервных. Брета была модным и дорогим дизайнером. Очередь на её творческую мысль была огромной. Ещё бы! Брета в свои тридцать два года вспарывала общепринятое, привычное и доступное - с той лёгкостью, с какой атлет-тяжеловес подымает килограммовую гирьку - одним мизинцем и без оглядки на зрителей. Вес взят! А вы и не заметили, как он это сделал. Высший профессионализм всегда незаметен.
Она любила эксперименты и никогда не повторялась. Она - на самом деле - любила экспериментировать с собой, со своим внутренним «я». Оно бросало ей - Брете - ежедневный, ежеминутный вызов. И ей ничего не оставалось делать, как достойно ему отвечать на его всплески - собственным творческим выбросом. Так они и сосуществовали в ней - её осознанное с её же - бессознательным.
Этот заказ удивил даже Брету. Нужно было обосновать с точки зрения модного дизайнерского искусства завещание довольно богатенького дядечки, чтобы оно убедило родственников не затевать тяжбы финансового толка. А это было не так-то просто - покойник всё нажитое в кропотливых трудах и беззастенчивом воровстве оставил на развитие своего любимого, но редкого хобби - распространение крокодильих питомников в наших умеренных климатических широтах. Для этого Петр Абрамович сооружал повсеместно искусственные озёра с подогревом воды, чтобы дикие твари не промёрзли с приходом матушки-зимы.
Они её почему-то не очень жаловали. Снег их не восхищал, а к катанию на коньках они вообще относились скептично. Эти чемоданы из крокодиловой кожи порядком надоели всем соседям Петра Абрамовича. А про родственников и говорить нечего. Они ждали, когда это всё вместе с любимым Петром Абрамовичем завершится. Можно будет честно разделить все миллионы и отправиться куда-нибудь в Швейцарию проматывать нажитое не ими. Они уже заочно продали всех крокодильчиков - около тыщи. Кого на сумки с кошельками, а кого - в дорогие рестораны. Не для экзотических блюд - крокодилов не едят даже черви, а для витрины или бассейна. Привлекает посетителей. Особенно намёком незатейливых официантов, что если за ужин не рассчитаетесь, то крокодильчик сегодня отужинает вами. Аппетит у них отменный!
Петр Абрамович был шустрым малым, негодяем и аферистом. Но он не был, к огорчению родственником, дураком. Поэтому он понимал, что после его смерти будут наняты отменные адвокаты, которые разнесут его завещание в пух и прах. Крокодильчики пролетят - на их содержание нужны немалые деньги, их милые, удлинённые тушки будут выброшены на помойку, а чемоданы из нежной кожи аллигаторов украсят собой любую прихожую или салон кожаных изделий.
Ещё до смерти он был у Бреты и заключил с ней нотариальный договор - при чтении завещания она должна присутствовать с группой его юристов тоже, чтобы дать возможность родственникам поучаствовать в аттракционе на выживаемость.
Когда все кровожадные - не хуже крокодильчиков - милые дети и внуки, сёстры и братья, племянники и племянницы, любовницы и жёны собрались вместе делить серьёзный куш, нотариус огласил в присутствии многочисленных адвокатов завещание Петра Абрамовича. Нет, в прозрачную  клетку с живым пятиметровым аллигатором залазить не нужно было - это ни к чему. Что мы - звери? Всё гораздо проще. Брета должна была отпрепарировать сдохшего своей смертью от старости крокодильчика, чтобы все внутренности - наружу, всё разложившееся его дерьмо было видно в полной первобытной красе. А дальше - каждый получил бы именно такую долю наследства, сколько смог бы слопать этого самого сдохшего крокодила на вес. Не запивая и не заедая чем-то, чтобы прочувствовать всю вкусовую гамму - до конца, до последней точки. До отвращения от самого себя.
Петр Абрамович был извращенцем, скрытым садистом. Но его родственники ему не уступали. Они скорее бы съели труп самого Петра Абрамовича, чем кого-либо из его рептилий. Известный факт в природе - мясо крокодилов такое вонючее и гадкое на вкус, что его не жрут даже местные черви или трупные мухи. Их тошнит и выворачивает от вкуса и запаха. И это в голодной и жаркой Африке, где съедают любого - зазевавшегося хоть на секунду. Закон джунглей!
Аллигатор был таким огромным, жирным и зловонным, что команда Бреты, которая была в респираторах, чуяла эту тошнотворную, мутную жуть сквозь средства защиты. Юристов вывернуло наизнанку первыми. Они бросили своих богатых клиентов - ну, их! Нотариус пришёл с противогазом. Его очки запотели, глаза слезились и багровели. Он держался молодцом. Половина родственников покинула поле сражения за огромные деньги сразу, вторая половина - явно держалась с трудом. Многие теряли сознание. Их вытягивали, как брёвна. В коридоре дежурила скорая помощь. Дамы подносили кусочки разложившегося мяса ко рту, всматривались в него и начинали рыдать крокодильими слезами.
И вот здесь сработал талант предвиденья Петра Абрамовича. Всё досталось одному человеку - смотрителю крокодильей фермы - Коле. Он единственный смог у всех на глазах пережевать и проглотить огромный кусок мёртвой плоти рептилии. Шок от увиденного у родственников был такой, что лучше бы Коля съел живого аллигатора. Или аллигатор - съел бы живого Колю.
Когда-то, в раннем детстве, он выпил по неосторожности матери уксусную концентрированную кислоту - и обжёг себе всю носоглотку и пищевод. Его выходили, но ни запаха пищи, ни её вкуса он уже никогда не различал. Так и жил без всего этого, не сильно огорчаясь. Столько ещё радостей осталось в судьбе! Одни крокодильчики, чего стоили. Красавцы длиннотелые - такие прожорливые и такие злопамятные, что держись! Кроме Коли и Петра Абрамовича, никто их так преданно и нежно не любил. И твари отвечали им взаимностью с любовью.