Глава одиннадцатая

   Глава одиннадцатая
   
   
   
   Свет бьёт в распахнутое окно. Играет на острие меча. Любуется им Нэлдор. Долго изготавливал этот меч - дар своему сыну, что станет завтра визаром. Никогда, ни у кого в Арвентосе не было такого меча. Духом творил. И никто не мешал... Как и венец серебряный с крупными сапфирами - синими, как глаза его сына. А однажды видел их чёрными, чернее безлунного неба.
   
   Ярко светит солнце, косыми лучами падая сквозь кроны деревьев. Птичье многоголосье создаёт чудную гармонию, и эти трели лишь подчёркивают царящую вокруг тишину и покой. 
  Едет Нэлдор с Ариэлем по просторам Арвентоса - оба любят эти неспешные, молчаливые прогулки. Нет-нет, да и отъедет Нэлдор в сторону - любуется прекрасным, юным всадником. Огненным. И конь под ним тоже огненный.
   Шестнадцать кругов Ариэлю. А два года назад...
   Привёз его Нэлдор в долину коней.
   - Смотри, лиэн, какие красавцы!
   Много их, очень много. Все хороши, как на подбор. Но один выделяется из всех. Вожак их - чёрный, как смоль. То ветром промчится, то на дыбы взовьётся - горячий, пугающий. Не сел бы и сам энар на такого коня. Только остановился вдруг конь, повернул к ним голову и понёсся прямо на них. От неожиданности схватил за руку Нэлдор сына, но Ариэль вырвал руку, сам сделал шаг навстречу коню. Подбежал к нему конь, остановился - раздуваются ноздри, горят глаза черные, но склонил голову. Гладит Ариэль шёлковую, длинную гриву, что-то шепчет коню на ухо, улыбается.
   Изумлённый подошёл Нэлдор:
   - Как же назовёшь своего друга? - а сам  другого бы коня желал сыну, вопреки всем обычаям - не столь пугающего. Взглянул на него Ариэль, вспыхнули глаза:
   - Фарном.
   Фарн... огонь. Что может знать о нём визари?
   
   Два года прошло. Только с того дня не уставал удивлять его Ариэль. Замечал, как смотрят на сына крылатые. Да и сам порой не мог вырваться из плена странного обаяния. Поэтому даже пытался одно время оградить сына от такого пристального внимания. Только не удержишь его. Не запрёшь. Да и не принято это в их свободном тане.
   Ехал с ним тогда и вспоминал все выходки юного энароса. И смеяться хотелось порой, и сердиться - при этом одновременно. Редко когда сын вызывал непротиворечивые чувства - всегда двойственные.
   
   Приехал однажды друг его, Тэссиан, в гости. Давно разошлись у них дороги; с тех пор нечасто виделись. Уехал однажды Тэссиан за судьбой и остался в том тане, где её и встретил. Радость была великая. Сидели и не могли наговориться. Конечно, вспоминали времена далёкие, когда весь мир принадлежал визарам, когда все дороги были безопасны. И в разгар беседы появился Ариэль. Взглянул Нэлдор на своего гостя и не мог сдержать улыбки. Увидел то же, что видел в глазах других визаров - изумление, восторг и что-то хмельное во взгляде. Не усидел Тэссиан на месте,  встал, подошёл к сыну, осматривает энароса с головы до ног, и даже вокруг решил обойти. Только Ариэль так неожиданно и резко вновь повернулся к нему лицом, что от неожиданности, Тэссиан отскочил, а Нэлдор, не выдержав, засмеялся и попенял сыну:
   - Что это ты так скачешь? Видишь, даже гостя напугал.
   И тут... Усмехнулся энарос и сказал:
    - Прошу прощения, дайми, но с тех пор, как я дал себе слово стать воином, я никому не позволю подкрадываться  ко мне с тыла.
   И вышел. Да... умел удивлять Ариэль. И умеет. Что-то скажет, что-то сделает - всегда непредсказуем, непостижим, всегда вызывает и восхищение, и изумление. Вот и тогда - открыли оба рты,  не сразу вернулись к прерванной беседе.
   
   Спокойной до поры была та прогулка. Неожиданно ворвалась дисгармония в пение птиц и шелест листвы. Звон какой-то, едва слышный. Никто бы не заметил - только у Нэлдора обострён слух на такие звуки. Звон мечей это!
   Рванулся. Бросился на звук. Забыл, что с сыном ехал. А он обогнал его неожиданно. В ужасе крикнул Нэлдор:
   - Ариэль! Назад! Я приказываю тебе - остановись!
   Только - куда там! Разве можно догнать Фарна?
   Несётся за ним следом. Куда он? Без оружия, визари ещё. Никогда прежде не испытывал такого страха. Выехали из-под сени деревьев. На простор. Увидели селение небольшое, в нём сражение идёт. Павшие лежат на земле. Некогда смотреть.
   Ворвался в круг - глаз не ошибётся, дух не обманет - сразу отличает визаров от эвиров. Сразу же двоих уложил. И почувствовал что-то. Развернул резко коня... Успел бы парировать удар или нет? Не знает и сейчас ответа. Только ещё раньше пал эвир. Глянул Нэлдор - Ариэль! И меч в руке. Видно подобрал с земли, выпавший из чьей-то руки.
   Бился изо всех сил, чтобы закончилось всё поскорее. Понял, что визаров-то мало осталось, понял, что если бы не подоспели - глядишь, все пали бы. Только потом... Тяжело вспоминать. Потом всегда остаёшься один на один с бедой, которая предстаёт перед глазами. Не так страшно биться - страшно увидеть картину, написанную битвой -  смертью написанную, горем.
   Сколько раз Нэлдор призывал свой народ переселиться ближе к тану. Но, нет. Как можно оставить дом, который создавался для союза? В него возвращались из храма после обряда, в нём прошла первая ночь любви. Таинством называют визары огонь любви. Как можно бросить? Уйти? Дом духом создаётся, любовью. Но где взять столько воинов, чтобы оградить всю землю арвентосцев?
   
   И, как только увидел сына - сердце облилось кровью. Всё бы отдал сейчас - лишь бы Ариэль не увидел этой страшной картины.
   Визара на земле убитая. Видно не усидела в доме - к мужу бросилась. А маленькая дочка за ней. Обе лежат. Рядышком. И визар рядом стоит. Не хочет Нэлдор видеть его глаз - по тому, как сжаты кулаки, по тому, что не слышны рыдания, нет слёз, понимает - мстителем станет, тэрнедисом.  Не раз видел такое. И не отговорить. Гибнут мстители куда чаще его крылатых. Крылатое войско защищает тан - мстителями движет ненависть. А ненависть слепит глаза и разум. Безрассудно порой кидаются в бой.
   Стон услышал, обернулся. Живой! Только рана в груди глубокая, опасная. И Ариэль услышал. Бросился к раненому. И вновь изумляется Нэлдор. Видит, как сын рану врачует. Видел Нэлдор, как делали это те, кто называет себя сёстрами, но ведь его сын - визари! Откуда в нём это? Снял боль, кровь остановил, стягивает светом, струящимся с ладони глубокую рану. Не остаётся шрамов на телах визаров. Затянется - и не вспомнишь о ней. А вот в сердце раны остаются навечно.
   И знает Нэлдор, что есть сейчас такая рана в сердце Ариэля. Увидел смерть, увидел горе - разве есть страшнее оружие, разящее сильнее? Вот тогда подошёл, обнял его, заглянул в глаза, а глаза чёрными стали - чернее безлунного неба...
   
   Возвращались молча. Не мог Нэлдор найти слов, чтобы утешить, оживить. Видел на лице сына не скорбь, видел бесстрастность, как маску - такое выражение бывает, когда решение твёрдое принял, глубокое, обдуманное. Что за решение? Что у него на уме?
   - Ариэль?..
   - Отомщу, отец.
   
    Испугался тогда, похолодело в душе. Его сын станет мстителем? Будь Ариэль другим - была бы надежда, что пройдёт время - забудет, что отговорить сможет, но необычный у него сын, чувствует это. Если и передумает, изменит решение - то только сам.
   Судьба ли помогла? Только немного времени прошло, и повторилось всё. Даже не верилось Нэлдору, что это не сон. Явь. Ведь снова, просто выехали на прогулку...
   И меч был у Ариэля. Из дворца взял. Своего-то у него ещё нет. Свой он ему подарит завтра, на празднике, в честь его совершеннолетия. И венец возложит на голову энароса.
   
   До сих пор не может ответить - сам ли Ариэль дал ранить себя эвиру, или это случайность? Думает, потому что то, что за этим последовало, было, более чем, необычно. Увидев кровь на одежде сына, Нэлдор взмолился всей силой своей души - к сёстрам воззвал! Даже не осмотрел рану, которая, к счастью, не была опасной. Увидел кровь, увидел бледность на лице сына, видел, как Ариэль осел на землю - этого хватило.
   Нет, не сестра явилась. Подбежал целитель - благо в Арвентосе был не один целитель. Обучились у сестер, как магически оказывать помощь. Подбежал - только Ариэль остановил его.
   Вот тут-то и вспомнил Нэлдор, что Ариэль и сам себе бы мог помочь. Только почему и сам медлит,  продолжая терпеть боль, и целителю не даёт подойти? А то, что ему больно - Нэлдор видит. Даже боль не снял. Наконец, сдался, закрыл глаза. Из-под ресниц стекла слеза.
    И снова подошёл, обнял - обессиленного, на этот раз какого-то беззащитного. Настоящего визари.  Открыл сын глаза - нет черноты, что не исчезала из глаз всё это время.
   Спросил  потом, уже дома - почему не давал себе помочь?
   - Я хотел запомнить, дайми, что такое боль. Мне это было нужно, чтобы никогда, никому не принести её, если только кто-то сам за ней не придёт...
   Схватил тогда его в объятия, возблагодарил небеса! Нет, не тэрнедис его сын! Крылатый!
   
   ...Ариэль. Кто ты? Откуда пришёл? Вспоминает снова и снова ночь зачатия, волю, что подавила его дух, вспоминает наречение сына, когда жрец взглянул лишь, и прозвучало имя. Сам пришёл? Сам назвался?
   
   Незаметно время в мире визаров, а тут промелькнуло стрелой быстрой - вроде бы, лишь вчера Ариэль был маленьким визари, а уже вырос. Печально на душе Нэлдора, и светло. Печально, потому что чувствует - недолго останется с ним сын. Всё чаще уезжает из дворца, ездит где-то, будто ищет что-то. И догадывается - что. Эльтэ свою. И о другом тоже догадывается - не простая судьба будет у его сына, не положит на руки своего отца лиэн ли - внука.
   
   Когда это понял? Совсем недавно, когда дворец посетил один аттар. Странный аттар.
   
   - В этих союзах и кроется причина всех бед, энар. Изменили визары свою природу, а вместе с ней и весь мир изменили. Недаром сами визары неоднократно организовывали походы; искали отряды неведомый тан, да только так и не нашли. Вот и думай, энар - почему не нашли? Не светом, значит, окружён их тан! Тьмою! Будь иначе - разве бы не нашли? Разве бы не почувствовали светлые барьер, созданный светом же? Вывод один - чуждые это союзы, опасные для мира. Не просто, видно, собираются  где-то. Вспомни? Разве эвиры не уходили также когда-то? Не собирались вместе? Не создавали своих танов? И к чему это привело? Думаю, что тебе это известно, как никому. Постоянно терпишь от них. Поэтому будь бдителен. Не дай этой заразе распространиться в своём тане, если такое, не дай Вышние, произойдёт...
   - Что ж, аттар, есть в твоих словах логика. Но только Арвентос всегда был свободным таном, никогда в нём не было ни одного закона, кроме закона, по которым мы врагов казним.
   - Что я слышу, энар?.. - гость возмущенно вскочил с кресла, заходил взад-вперёд, точь-в -точь, как любил это делать Ариэль, когда был растерян. Разве что локон на палец не наматывает. Вспомнил об Ариэле - улыбнулся.
   А он и сам, оказывается, вошёл незаметно, стоит, слушает гостя, и взгляд очень странный...
   - Что я слышу? - аттар остановился, возмущённо взглянув на Нэлдора. - Если ты не хочешь понять зла, к которому может привести такое попустительство, то, может, твой народ будет куда мудрее? Собери визаров и дозволь мне обратиться к ним.
    - Народ Арвентоса всегда чтит своего правителя, - раздался голос Ариэля.
   Аттар повернулся,  увидел... да, и аттар не избежал очарования.  Только Нэлдор смотрел не на аттара - смотрел на сына, и вновь испытывал изумление. Ни за что не скажешь, что это ещё не визар, что визаром он станет, пусть и скоро, но - только станет.
   Подошёл, опустился в кресло. Странный взгляд у Ариэля - сник под ним аттар, озираться начал...
   - Говоришь, что не светом окружён тан? - тих голос, спокоен, но даже Нэлдору стало не по себе. - А, может, потому и найти не могут, что ищут тьмой? Разве не тьма это, когда отец с мечом в руке ищет сына своего, чтобы убить? Даже эвиров не убивали. И, скажи мне, аттар - разве может тьма сотворить любовь? Сотворить судьбу? Любовь только светом даётся! Кстати, о свете, - усмехнулся Ариэль, - вот ты отцу моему намекнул сейчас на то, что Арвентос, как ни один другой тан, терпит нападения врагов. Не иначе сама судьба привела тебя к нам. Ведь ты же аттар, а, значит, сможешь оградить Арвентос барьером?
    Побледнел аттар, заметался взгляд...
   Вскочил тут Нэлдор, выбросил вперёд руку - наложил на лже-аттара невидимые путы.
   - Вот ты какой, гость любезный. Судить тебя будем. Завтра же!
   
    По законам Арвентоса...
   Нет, не суров закон - ни против врагов, ни против предателей. Не убивают в Арвентосе безоружных - пусть даже сами порой погибали от руки осуждённого. Меч дают в руку - защищай свою жизнь. Только плохо получается защищать. Страх мешает, обречённость. И визар побеждает не потому, что лучше умеет драться - попадались порой в плен и настоящие воины-эвиры, а потому что визар чувствует - на его стороне правда, не он пришёл проливать кровь. Поэтому судьёй никогда не выбирается тэрнедис.
    Утром приведён был аттар на площадь. Ничего не скрыл Нэлдор от народа. Но сначала обратился к аттару:
   - Вчера ты хотел говорить с народом. Я сам передам ему слова, что слышал от тебя. И те, что слышал от моего сына.
   Нет, никто не сказал и слова в защиту аттара.
    Вернул Нэлдор аттару его меч. Вытащил свой. Сам решил стать судьёй. Встали друг против друга. Притихли арвентосцы.
   Только не успели и шага сделать друг другу навстречу.
    - Отец! Позволь мне - это мой бой. Не на тан посягнул аттар - на любовь...
   Расступаются визары перед энаросом. И не смеет возразить Нэлдор, как ни страшно стало за сына. Свой меч вложил ему в руку.
   Не было боя. Враз вышиб Ариэль меч из рук аттара - следующим ударом поразил его в сердце.

   "Кто ты, сын мой?.."
   
    Играет солнечный луч на лезвии меча, горят синим огнём сапфиры в венце, что завтра возляжет на голову Ариэля.
   
   
   И мысли Элистеля созвучны мыслям Нэлдора. Также улыбается, дивится, восхищается тем, кто на долгие годы связан с ним. Но ни разу не ощутил в нём дара проклятого. Нет - что бы ни делал, что бы не думал Ариэль - всё лишь его собственное, его душой рождённое, его характером непостижимым, непредсказуемым.
   Также, как и Нэлдор, любит вспоминать выходки своего любимца. Купание одно его вспомнил...
   Купался Ариэль в озере, визары подъехали. День жаркий - тоже захотелось окунуться в свежую прохладу. Ариэль же к берегу поплыл, вышел из воды. Не до купания стало и визарам - сразу из воды повыскакивали. Оглядел их Ариэль, опустил ресницы, а на губах едва заметная усмешка. Только не оставляет Нэлдор сына без присмотра, подъехал неожиданно. Визары сразу мечи схватили - отсалютовали своему эвиру. Подошёл к нему Ариэль, вроде бы и тихо сказал, но так, чтобы все услышали:
   - Дайми, а мне, как энаросу, они тоже отсалютовали... мечами.
   Засмеялся и исчез за деревьями. И ведь прижилось это иносказание юного энароса. До Эльвиона дошло. Слышал Элистель одну песенку.
   Не лучше ль жить в любви и мире?
   Сраженье - ложно.
   Давай объявим перемирие -
   И меч - да в ножны...
   Смотрит и на Эмилиса, и сердце подсказывает, что недолго им жить вместе. Радуется за друга и опасается. Правда, опасения эти не несут тревоги - напротив, вызывают улыбку. Но волнение, и любопытство... Ведь сколько уже времени наблюдает за союзами, что живут рядом с ним. А частенько ошибается, когда пытается угадать - кто из двоих вистани, а кто - эверни, пока это уже совсем ясным не станет. А кто Эмилис? Ведь, если полистать Летописи до того момента, когда  двое лишь едут навстречу своей судьбе, то оба - визары! Оба имеют природу эверни - мужа. Вот поэтому и смотрит Элистель на друга с улыбкой. А Эмилис, встречая этот лукавый взгляд - то удивляется, а то просто ничего не видит, потому что его взгляд всё чаще устремляется вдаль.
   
   
    И далеко-далеко от Эльвиона и далеко от Арвентоса, тишина леса нарушается весёлым смехом. Юные девушки-эвирки гуляют по лесу. На головах пёстрые венки, у некоторых в руках плетёные корзинки. И в мире эвиров есть земли, что богаты своими подношениями. Зазвучала песня - звонкая, весёлая, пусть в ней и поётся о грустном. О юноше, что ушёл в мир визаров и не вернулся.
   
    Одна из них - краше всех. Платье на ней изумрудное, под цвет листвы, на голове венок, не из цветов -  из листьев.  Не поёт, не смеётся, лишь улыбается  задумчиво. О чём-то своём думает - сокровенном. И не заметила, как оторвалась от подруг, зашла за деревья. Увидела ягоды красные, наклонилась, чтобы собрать их.
   Только вдруг смолки голоса, стихла песня, вздрогнула земля от стука копыт. А потом услышала крики своих подруг. Прижал страх к земле, проползла лишь немного вперёд, затаилась за ветвистым кустом.
   Стихли крики, но будто стоны слышны. Колотится сердце - кажется, что услышат, заметят. Но кто? Не удержалась, раздвинула ветви. И увидела. Проносятся совсем рядом всадники, увозят её подруг. Странные всадники - одежды на них чёрные, а на груди эмблема - белый круг, с заключённой в него, чёрной же, короной.
   Не сразу поднялась - даже когда давно всё стихло, продолжала прижиматься к земле. Потом вскочила и бросилась прочь, к дому.
   Быстро разнеслась скорбная весть. Собрались эвиры. Лица у всех суровы, легли руки на рукояти мечей. Проклятия слышны. Проклинают визаров. Доколе терпеть им пропажу своих детей? Разве мало пропадает народу? И все, как сгинули! Даже тел невозможно отыскать.
   Вот только... Рассказывает им эвира о тех всадниках, что видела:
    - На них одежды чёрные были, а на груди белый круг. А в нём корона чёрная...
   И бледнеют лица. Многие встречали таких всадников, многие жаловались им на потерю своих родных. Воины тёмного энара...
   Верят и не верят. И всё же многое начинает всплывать в памяти. Исчезает с глаз пелена, что долгие годы застила глаза ненавистью к заклятым врагам - визарам. А ведь ни разу, ни один визар не попадался в плен на их землях. Нет, слышали они о тех, что пересекают порой границу, неся с собой смерть. О тэрнедисах. Но только и они не забирали никого с собой.
   В страхе стоят эвиры. Понимают, что эта новая опасность куда более страшна.
   Нет, не все, конечно, поверили перепуганной девушке.  Но те, кто поверил, на другой же день оставили свои дома. Тронулись в путь, подальше от царства Старлога. И несли с собой весть. Страшную весть.
    Радовались ещё совсем недавно эвиры расколу между визарами, теперь и среди самих эвиров раскол пошёл. И тот, кто прозревал, чувствовал себя зажатым между двух огней...