красное небо

«Небо – бесконечное, выспреннее пространство, окружающее землю нашу; вся ширь и глубь вселенной  <…>  видимый полный шар, внутренняя плоскость его, к которой мы относим и всё зримое а пространстве  <…>  пространство… где пребывают души умерших, тот свет, духовный мир  <…>  промысл, провиденье, высшие силы…»
Владимир Даль.
1. Небо.

Такого страха она еще не испытывала ни разу в жизни. Это был не просто страх перед чем-то неминуемым, нет. Это был страх перед прекрасным. Эта бесконечность, представавшая перед ней каждый раз, когда она делала это, настолько пугала ее, что всегда казалось, будто всё происходит впервые. Но любовь к нему, такому бесконечно-прекрасному и чистому, казалось, была сильнее всех остальных чувств. В предвкушении этого она не жила – она существовала. В эти последние минуты в ней жило только чувство предвкушения наслаждения, смешанное со страхом, и от этого на душе становилось еще приятней. Просто это был не тот страх, который люди испытывают перед чем-то страшным и неизвестным. Это был страх перед прекрасным и известным. Скорее, это был даже не страх никакой, а поклонение, обожествление его красоты. Да, все последние минуты, а особенно, самую последнюю, она существовала лишь этим сладким с горчинкой страха чувством, объяснять которое не имеет смысла. Его нужно пережить…
- Пошла! – услышала она будто во сне голос инструктора, почувствовала толчок в спину и… в этот момент время остановилось. Сердце больше не билось, а она не дышала. Именно этот затянувшийся стоп-кадр и был целью ее подвига. Она увидела его.. бесконечное, как ее сердце, и прекрасное, как ее любовь к нему… небо! Его чистая голубая лазурь простиралась до самого горизонта, лишь только там резко обрываясь красным восходом. Этим моментом она и жила. Только теперь, именно сейчас, она жила по-настоящему. Жила только ради него. Только чтобы увидеть это ещё когда-нибудь.

2. Полет.

Теперь пленка, у которой отключили функцию стоп-кадра, начала слишком быстро мотаться вперед. Но, на самом деле, так только казалось. Эмма раскинула ноги и руки в разные стороны и еще несколько секунд наслаждалась полетом и небом. Небо… им она могла любоваться бесконечно…
Когда Эмма была еще совсем малышкой, она дала себе слово, что обязательно покорит эту волшебную синюю гладь. И вот теперь она летела. Она научилась летать, и сейчас небо принадлежало только ей. Она по-настоящему любила его. Его необъятные просторы, которые так любила сжимать в объятиях взглядом, его необычные и причудливые узоры облаков, его вечную чистоту и искренность, такую понятную и милую сердцу. Но больше всего она любила именно это небо. Небо, в котором она сейчас летела, улыбаясь такой улыбкой, которую не встретишь на земле. Это было предрассветное  небо. Такое разное и необычное. Там, немного левее от нее, всё еще можно было разглядеть темно-синюю бесконечность ночи, сияние звезд. Над ней небо становилось всё синее и синее, давая понять, что погода будет отличная. А справа было красное небо. Да, это небо было алым. Розово-оранжевые развода акварели растекались по голубой лазури, становясь ей самой. Солнце нехотя поднималось из-за горизонта, будто не хотело или не могло проснуться. Эмма протянула к нему руку и улыбнулась: солнце грело ей пальцы. Да, погода будет замечательная. Эмма еще раз взглянула на голубую лазурь над собой и теперь уже подумала о чем-то совсем земном.

3. О нем.
Я люблю тебя и небо, только небо и тебя,
Я живу двойной любовью, жизнью я дышу, любя.
В светлом небе – бесконечность: бесконечность милых глаз.
В светлом взоре – беспредельность: небо, явленное в нас.
Я смотрю в пространство неба, небом взор мой поглощен.
Я смотрю в глаза: в них та же даль – пространств и даль времен.
Бездна взора, бездна неба! Я, как лебедь на волнах,
Меж двойною бездной рею, отражен в своих мечтах.
Так, заброшены на землю, к небу всходим мы, любя.
Я люблю тебя и небо, только небо и тебя, -
вспомнилось Эмме стихотворение Валерия Брюсова. Да уж, знал мужик, о чем писать надо! И как точно: «…к небу всходим мы, любя…». Ведь она научилась летать только с Антоном. Это он подарил ей это беспокойное чувство в сердце, мечущееся каждый раз перед прыжком. Он привел ее в парашютный спорт, он подарил ей это небо, он научил летать. Антон… Казалось, Господь, создавая его, одолжил кусочек неба для его глаз. Таких бесконечно-прекрасных и чистых! В его мысли Господь поместил свет звезд – таких холодных, но тоже прекрасных. С его рассудительностью не мог поспорить никто. А сердце… О, что это было за сердце! В нем было все: и весеннее солнце, и летний звездопад, и запах опавших листьев, и первый снег! Это было не сердце, а центр мироздания. Эмме всегда казалось, что ничего этого нет, что она все выдумала, ведь не бывает же таких парней! Но Антон, доказывая каждый раз свое существование в реальности, дарил ей столько любви и заботы, что Эмма уже начинала верить в свое счастье…

4. Земля.

От всех этих мыслей Эмму оторвало ответственное сознание, наблюдавшее одновременно со всеми этими мыслями еще и за приблизительным расстоянием до земли. Было пора опомнится и дергать за кольцо. Она вздохнула, еще раз окинула взором уже совсем голубое небо и дернула за кольцо. Оно со шнурком осталось в руке, и привычного толчка Эмма не почувствовала. Теперь рука потянулась к кольцу запасного парашюта… Шнурок снова остался в руке, и ничего не произошло. Эмма посмотрела на «коллекцию» колец и с ужасом осознала, что… нет! Не может быть! Ведь это учебный парашют! Он должен раскрыться!.. В глазах появились слезы, которых вы не встретите на земле. Нет, не надо, пожалуйста! Не нужно! Так не умирают!.. Эмма посмотрела вниз: как быстро приближается земля! Она будто сама летит навстречу девушке!..
Еще никогда земля не казалась Эмме такой твердой. Казалось, это не Эмма упала на землю, а земля упала на девушку. В то мгновение, которое она еще жила, упав, она успела пожалеть, что так и не научилась летать. Во рту появился солоноватый вкус крови. Эмма стала противна самое себе… Где-то вдалеке она слышала голоса людей: они становились все тише и тише. Она открыла глаза, чтобы в последний раз взглянуть на неб. Оно почему-то снова было красным… Перед тем, как потерять сознание, Эмма пообещала себе, что теперь уж точно покорит небо и научится летать.


5. Снова небо.

Теперь она летала. Теперь она по-настоящему летала, не боясь, что парашют не раскроется. А еще теперь она могла бесконечно долго любоваться предрассветным небом и глазами Антона.