***

Румбах Евгений       
Еще один простофиля…

До аудиторской проверки оставалось еще три дня, а я уже чувствовал себя выжатым, как новобранец на марш-броске. Я знал, что не стоит так напрягаться: мои люди прекрасно знали свое дело… и все-таки напрягался. Меня не покидало ощущение, что я вожусь с ерундой, трачу время на пустяки, а вот чего-то по-настоящему важного не замечаю.
В пятницу за завтраком, наливая себе кофе, Аня сказала:
- Ты что-то неважно выглядишь, милый. Заболел?
- Нет, - ответил я. – Просто много работы.
- Сегодня опять вернешься за полночь?
- Скорее всего. Надо закончить все до понедельника.
- Ты не должен столько работать. Это убьет тебя.
- Если что-то и может меня убить, так это счет из твоей парикмахерской, - отшутился я.
- Он не такой чудовищный, как счет из твоей автомастерской, - парировала она.
Намазывая маслом очередной тост, я сказал:
- Что может быть лучше для начала рабочего дня, чем милая семейная ссора.
Аня улыбнулась, протянула руку и погладила меня по щеке.
- Я люблю тебя.
- Конечно, любишь, - кивнул я, соглашаясь. -  У меня миллион долларов на счету в банке и «Ягуар» в гараже. Я не глуп, не скуп, не уродлив … одним словом, чертовски мил, а в наше сумасшедшее время это большая редкость. Как же можно меня не любить?!
Она опять улыбнулась.
- Еще ты скромный…
- Не стану отрицать…
- И ты опаздываешь.
Я взглянул на часы: 7.30. Она была права. Допив свой кофе, я вытер губы салфеткой и встал.
- Спасибо за тосты. Они были великолепны… Не так хороши, как мои, но вполне съедобны.
- В следующий раз они будут с толченым стеклом, - пообещала она.
Я поцеловал жену в макушку и двинулся в прихожую.
- Чем будешь заниматься?
Она вышла следом за мной.
- До трех буду дома, а потом поеду в галерею «Уфицци». Сегодня там выставка работ Марка Тиессена. Я хочу сделать об этом репортаж.
- Марк Тиессен? – переспросил я. – Кто это?
- Фотограф. Очень модный.
- Что он снимает?
Она пожала плечами.
- В основном цветы.
Я надел пиджак.
- Кому могут быть интересны цветы?
- Мне, например.
Поправляя галстук, я взглянул на нее. Она стояла, прислонившись крутым бедром к косяку. Легкий розовый халатик а-ля Памела Андерсон едва прикрывал то, что должен прикрывать халатик замужней женщины. В руке у нее была чашка с дымящимся кофе, в глазах – грусть. Я подошел и обнял ее.
- Я не дарил тебе цветов целую вечность.
- Это не обязательно, - сказала она бесцветным голосом.
- Прости. Я скотина.
Она вскинула голову и удивленно посмотрела на меня.
- Сегодня что, день откровений?
Я провел рукой по ее спине, поцеловал в шею, заглянул в лицо.
- Может быть.
Она чмокнула меня в щеку.
- Ты опоздаешь.
- На «Ягуаре»? – улыбнулся я. – Вряд ли.
Она подтолкнула меня к двери.
- Проваливай. Я хочу в душ.
;;;
В банке на меня навалилось сразу столько всего, что ни о чем, кроме работы, думать было просто некогда. В конце месяца нам предстояла аудиторская проверка, и я хотел, чтобы в делах был полный порядок. То есть все и так было в полном порядке, но когда имеешь дело с этими крысами из Министерства финансов, порядок должен быть идеальным.
Около трех в делах наконец появился небольшой просвет. Я позволил себе выкурить сигарету и выпить кофе. Посидел, закрыв глаза и ни о чем не думая. Потом вдруг вспомнил Анино лицо – то, каким оно было сегодня утром. Вспомнил ее глаза – внимательные и грустные, как у хорошего детского доктора. Это выражение в ее глазах появилось совсем недавно. Я не мог бы с определенностью сказать, когда именно это произошло, однако был уверен, что еще месяц назад она смотрела на мир (и на меня) совершенно иначе. Что именно изменилось, я не знал, только чувствовал, что что-то изменилось – надо было поговорить об этом, но я в последнее время жил в диком цейтноте…
Идея пришла внезапно; такие идеи всегда приходят внезапно. Сначала я испугался и вытолкал непрошеную гостью, но через какое-то время она вернулась – уже с черного хода. И на этот раз выгнать ее было уже невозможно. Я обдумал последствия, потом снял трубку:
- Маша?
- Да?
- Найди мне адрес галереи «Уфицци». И отмени все назначенные на вторую половину дня встречи.
Пауза.
- Я перенесу их на завтра.
- Отлично, - я положил трубку и посмотрел на часы. 3.10. Самое время прерваться.
Я закурил еще одну сигарету и посмотрел на Анину фотографию на столе.
Через минуту зазвонил телефон. Я снял трубку.
- Записывайте адрес, шеф, - сказала Маша. – Бульвар Сальвадора Дали, 45.
- Спасибо. Знал, что на тебя можно положиться.
- Во всем, - сказала она многозначительно.
Я хмыкнул и положил трубку.
;;;
Здание галереи представляло из себя правильный куб из стекла и бетона – ультрасовременное, привлекательное и ослепительно чистое.
Стоя в трех шагах от входа, чтобы не пропустить Анино появление, я прятал за спину букет белых роз и глазел по сторонам, изредка кивая и улыбаясь проходящим мимо людям. Люди, в основном, были довольно милые: мужчины в костюмах, женщины в дорогих платьях, все вежливые, образованные, трезвые. Немного портил общую картину сам виновник торжества: джинсы на нем были слегка потрепанные, рубашка – слегка помятая, седые волосы – слегка в беспорядке. Должно быть, это такая фишка, - подумал я, наблюдая за ним вполглаза. Он разговаривал громко, тоном, не допускающим возражений, размахивая при этом руками и шаркая время от времени левой ногой.  Публика слушала его если и не восторженно, то во всяком случае внимательно, а творческой личности в нашем сухом и прагматичном обществе и это за счастье.
Стараясь не слишком удаляться от двери, я посмотрел фотографии, развешанные на стенах. Аня сказала, что Марк Тиессен снимает в основном цветы, но это было не совсем точно. Он снимал только цветы. По крайней мере, в тот вечер я никаких других снимков не видел. Он фотографировал все подряд: розы, тюльпаны, маргаритки, анютины глазки… В цветах я полный профан, поэтому не смог опознать и десятой части всех «персонажей» Марка Тиессена…
Если кого-нибудь интересует мое мнение, то скажу, что фотографии мне понравились. Они были сделаны профессионально, со вкусом и явно с любовью. Один из снимков – нежные васильки на желтом ковре из одуванчиков – я даже купил. Мне показалось, что Ане это будет приятно…
Через полчаса, когда начали разносить коктейли, женский голос за моей спиной произнес:
- Привет.
Я обернулся.
Ей было года двадцать три – двадцать четыре. Высокая, стройная, с гордой осанкой и жгучими глазами. Рыжие волосы распущены по плечам. На губах – полуулыбка. Синее шелковое платье – достаточно короткое, чтобы можно было оценить красоту длинных и загорелых ног. В такие минуты обычно думаешь: черт, ну почему я женат? Однако в тот вечер я так не подумал, мысли мои были заняты совсем другим. И все же на мгновение я растерялся - рыжие всегда были моей слабостью.
Она выдержала паузу, потом вопросительно вскинула левую бровь.
- Вы немой?
- Не ваш, - согласился я. – К сожалению.
Она улыбнулась.
- Я не это имела в виду.
- А я именно это.
Она не отвела глаз. Я тоже. Мы смотрели друг на друга довольно долго.
- Не могу решить, комплимент это был или пощечина, - сказала она задумчиво.
- У меня нет привычки бить женщин, - подсказал я.
- Значит, скорее всего, это был комплимент… - Она сделала большой глоток из своего бокала. – Вижу, вы купили одну из фотографий Марка.
- Да, купил.
- Вам нравится такого рода искусство?
- В такого рода искусстве я ничего не понимаю.
- Тогда зачем купили фотографию?
- Это не для меня. Для жены.
При упоминании о жене девица сразу же потускнела, но сделала еще одну попытку:
- И этот букет тоже для нее?
- Угу, - сказал я.
Она поджала губы и смерила меня презрительным взглядом.
- Вам надо поучиться хорошим манерам.
- Согласен. В сравнении со мной даже неандерталец выглядит выпускником Итона.
Она все поняла правильно, развернулась и пошла прочь. Я стоял, смотрел ей в спину и чувствовал себя… вы знаете, как.
В половине пятого я понял, что Аня не придет. В половине пятого это уже мог понять даже такой тупица, как я. Я вышел на улицу, вытащил телефон и позвонил сначала домой, потом Ане на мобильный. Ни там, ни там мне никто не ответил.
Я сел в машину, бросил букет и фотографию на заднее сиденье и закурил, рассеянно наблюдая за людьми, которые входили в галерею и выходили из нее. Попробовал позвонить еще раз. Дома ее не было, мобильный не отвечал. Тогда я позвонил в банк.
- Маша?
- Да?
- Мне Аня не звонила?
- Нет.
- Если позвонит, скажи, чтобы перезвонила на трубку.
- Нет проблем.
- Как вы там?
- Пока никто не умер.
- Звучит не очень оптимистично.
Она хмыкнула.
- Оптимизм для нас сейчас – почти роскошь.
- А я-то думал, ты не из тех, чей стакан всегда наполовину пустой, - сказал я и, не дожидаясь ее комментариев, отключился.
В течение следующих пятнадцати минут я без перерыва звонил домой, Ане на мобильный, потом - ее матери, потом - двум-трем близким подругам, потом – редактору журнала, в котором она работала, – её нигде не было. Я даже позвонил в ее любимый ресторан. Результат был нулевой. Она словно сквозь землю провалилась.
В начале шестого, так и не сумев разыскать жену, я начал волноваться.
Любой город таит в себе массу опасностей. Мы стараемся не думать об этом, чтобы не притягивать неприятности, но подсознательно все время помним: надо быть начеку. В большом городе опасности подстерегают тебя всюду: можно застрять в лифте, оказаться в заложниках, быть сбитым пьяным водителем или даже похищенным ради выкупа. Да что угодно может случиться, черт побери!
И когда думаешь об этом (а твоей жены нет ни дома, ни у подруг, вообще нигде нет), то становится довольно паршиво. Не так плохо, чтобы вскрыть себе вены, но достаточно плохо.
Около шести публика с выставки начала расходиться. Рыжая девица в синем шелковом платье шла под руку с каким-то парнем, который выглядел как кинозвезда. Когда они проходили мимо моей машины, девица незаметно показала мне язык. Я хотел было ответить ей неприличным жестом, но сдержался.
Вместо этого я опять позвонил домой. В трубке раздались гудки. Я сидел, слушал их и заставлял себя думать: может, она просто пошла по магазинам. Или забежала к соседке за какой-нибудь ерундой, та угостила ее стаканчиком вина. А потом – еще одним. А потом – еще. Такое могло случиться. Она могла выйти прогуляться, встретить старого знакомого и заболтаться. Могла заскочить в Интернет-кафе и застрять там – в них всегда застреваешь. Она могла… все что угодно.
Ровно в шесть выставку покинул Марк Тиессен. Я проводил взглядом его светло-голубой «Форд» и решил, что мне тоже пора отчаливать. Строго говоря, я вообще не понимал, почему до сих пор сижу здесь. Не понимал этого и охранник, появившийся у входа в галерею. Он хмуро поглядывал в мою сторону и демонстративно поправлял кобуру на поясе. Когда мне надоело смотреть на него, я завел двигатель и поехал домой.
;;;
Дома ее не было.
Я много раз видел это в кино, иногда читал в книгах, но ведь кино и литература – это совсем другое измерение, верно? Это реальность, которую воспринимаешь не так, как мир, в котором живешь. В этой реальности возможно все: от секса с Николь Кидман до ядерной зимы… или исчезновения жены.
А в обычной жизни ничего подобного произойти не может.
Я обошел весь дом, комнату за комнатой, зажигая повсюду свет, потому что темнота вдруг стала действовать мне на нервы. Все вещи стояли на своих местах. Анина одежда висела в шкафах. Даже ее мобильный лежал на прикроватной тумбочке (по крайней мере понятно, почему он не отвечал -  она просто забыла его дома). Все было в полном порядке за исключением одной незначительной мелочи: моя жена исчезла.
Я спустился в гостиную, смешал себе крепкий коктейль и сел в кресло.
Следующие полчаса мне в голову лезли всякие приятные вещи вроде пропахших лекарством больничных палат, грабителей в лыжных шапочках, бешеных собак и темных подворотен. Мне вспомнились лица психов, которых полиции удалось задержать (разумеется, после того, как они сделали свое дело), вспомнились объявления о пропавших без вести людях и (ну да, ДА, Я ПСИХ) рассказы об инопланетянах. Одним словом, все то, чем кормит нас заботливая титька Голливуда и современной литературы…
А потом я услышал, как подъехала машина. Ещё через минуту в замке повернулся ключ.
;;;
Я знал, что это она. Это не мог быть никто другой. Вопреки всем моим домыслам. И все же я на всякий случай закрыл глаза. А когда открыл их, она стояла в дверном проеме и смотрела на меня. Лицо – чуть бледнее обычного, в глазах – смятение.
- Ты уже дома?
- Угу, - сказал я.
- Давно пришел?
Я покачал головой.
- Нет, не очень.
- Почему везде горит свет?
- Я кое-что искал.
Поколебавшись (не слишком явно, но все же заметно), она подошла и села на подлокотник моего кресла.
- Что именно?
- Неважно.
- Нашел?
- Кажется, да.
Она обняла меня за шею и прижалась щекой. Я почувствовал легкий аромат ее духов.
- Тяжелый был день?
- Бывало и лучше, - я надеялся, что мой голос звучит как обычно. – А у тебя?
Она махнула рукой.
- Ничего особенного… сначала смотрела телевизор, потом пообедала в «Опере-Плаза», потом поехала на эту дурацкую выставку… помнишь, о которой мы говорили утром.
- Угу, - сказал я, не придумав ничего лучшего.
- Фотограф оказался занудой. Как только узнал, кто я, не отпускал меня ни на шаг.
- М-м?
- Ему нужен хороший пиарщик.
- Угу, – сказал я.
- Вот тебе и угу, - устало сказала она и встала. – Пойду приму душ. – Уже на лестнице она остановилась и посмотрела на меня. – С тобой все в порядке? Ты бледный какой-то. Заболел?
- Нет.
- А почему так рано вернулся?
- Надоело все. Захотелось немного побыть в тишине.
- Опять повесил на себя всех обезьян?
- Похоже на то.
- Ладно, я пошла наверх.
Она вышла. Я смешал себе еще один коктейль и спустился в гараж.
Фотография, которую я купил, - нежные васильки на желтом ковре из одуванчиков – и букет белых роз все еще лежали на заднем сиденье «ягуара». Я вытащил их оттуда, постоял, задумчиво потягивая коктейль, а потом отнес свои подарки в «шевроле» жены.
Она увидит их завтра утром.
И мы наконец поговорим.
Кажется, уже пора.