Вечер

               

    Сегодня вечером Безлюдный Максим Юрьевич кутался в холод,      обнимающий его, и хватал горлом колючий белый воздух. Мороз горел легкой поволокой  на земле с твердым прибитым снегом,  пылал в атмосфере, обжигая уже нечувствительную к нему кожу, и гнал вперед болью в пальцах закоченелые ноги.
   Безлюдный Максим спешил поздним вечером под начищенными холодом звездами к своему другу. Не то чтобы другу, просто давнее знакомство и кое-какие дела переросли в принудительно приятельские отношения с «задушевными разговорами», которые никому не приносили облегчения. Но откровения, сказанные в сауне за градусом хорошего спиртного, обязывали Максима и Кирилла  при встрече хлопать друг друга по плечу и жаловаться в поздних звонках на неудачный  бизнес, проигранную «нашими» игру и разбитую накануне машину.
   Ко всем этим отношениям примешались пару месяцев назад и другие нечастые встречи. Этот самый Кирилл, Максим даже и не знал как его друга точно по фамилии,  кажется Заболоцкий, начал приводить в сауну девушку, затем двух, одну оставляя себе,  другую – товарищу. Затем появились три девушки, а позже – больше, и дело пошло еще откровенней, теперь Максим выбирал без стеснений и по-деловому. Безлюдный брал девицу даже если не хотелось, чувствуя спланированный кем-то, или установленный, порядок таких вещей. Платил щедро и даже знал сколько из этих денег достанется самой девушке.
   Кирилл по окончании пускал натянутые сальные шутки и делал вид будто горд своим приятелем и оказывает ему услугу, как бы тоже по-приятельски.
   Максим шел в низкой температуре, которая выгнала людей с улиц.  Он завернул на знакомый переулок и даже не удивился как быстро шагают его ноги. Совсем не мороз подгонял его тело.
   Безлюдный оставил свою машину, сам не понимая  зачем, за несколько улиц от назначенного места встречи. И только спустя некоторое время, когда он заметил, что намеренно, опомнясь, замедляет шаг, понял – сидеть на месте уже не мог, времени до восьми было еще сорок пять минут, а пеший ход так и не сократил лишнее время из-за быстрых, обычно не свойственных Максиму, шагов. Губы ссохлись, глаза часто слезились, все тело превратилось в одну машину без хозяина, которое двигается само по себе будто кроме цели не существует окружающего мира. У Максима было пусто в голове,  он старался смотреть как можно дальше, выставляя перед глазами отрезки  не пройденного еще пути. Сердце разливало под холодной кожей живые теплые ручейки крови и трудилось как никогда. Еще некоторое время назад Безлюдный жалел  свою главную мышцу  и даже бросил курить, теперь же он только слушал ее внутри висок, как удары  чужой работы молотом, где-то вдалеке. Воздух был как-то  особенно свеж, телу хотелось его вдыхать и даже глотать без опаски простудиться. Звезды нетерпеливо занимали положенные места, обнаженные безоблачностью.
   Максим нашел нужную арку и хотел покружить вокруг дома, но ноги сами рвались к железной, уходящей как бы в подвал, двери. Вот Безлюдный представил как уже разогретое лицо Кирилла с блестящими от влаги щеками разлетающимися  в улыбке к ушам, встретит его у дверей. Широкие плечи охранника развязано пропустят Максима внутрь, а хозяин рядом будет громко смеяться и, хлопая, тереть ладони. Вокруг запахнет хлоркой от воды из душевой, от камина сырой древесиной, от комнаты с тренажерами - потом. К этому примешается запах снятой обуви и губной помады с женских губ, которую ты будешь считывать позже со всех предметов: от сигарет, до собственной новой майки.
   Безлюдный, еще на расстоянии вытянул впереди себя руку, три раза с силой нажал на звонок, и широкоплечий охранник с булкой во рту открыл дверь. Он явно не ожидал гостя так рано и потому не знал что делать: дожевывать мучное или закрыть дверь с обывательской физиономией за постоянным клиентом. Но у Максима с ярко белым лицом  творилось невероятное выражение. Охранник медленно и удивленно  освободил от своей фигуры проход, под влиянием чудных глаз гостя, вгляделся откровенно в пришедшего, уже сомневаясь в его личности, и  поздоровался сквозь кусок булки:
Они будут только через час…
Через сорок минут. – Уточнил Максим, посмотрев на часы.
Удовлетворив свою огромную челюсть несколькими жевками, охранник трудно проглотил и вернулся к своему телевизору, все еще озадаченно поглядывая на Безлюдного.
   Человек прошел в знакомую сырую гостиную с креслами в коже и уставился на термометр с электронными цифрами, где температура была еще низка. Безлюдный скинул пальто и принесенный с ним уличный холод.   Отогреваясь, Максим смотрел на подвешенные часы и драл ладонями пылающиеуши. Они казалось стали больше площадью и горели теперь другим жаром – изнутри.
    Никогда раньше он не был здесь один, и теперь это помещение стало пустым и нескладным. Часы громко и неуютно работали механизмом, немые предметы кисло стояли в  мрачном свете, бормотал телевизор и часто хрюкал в себя охранник. Разная смешанная мебель безвкусно то громоздилась в пространстве, то ютилась, прижимаясь к углам. Стало очевидным то, что раньше не имело значения и не занимало мыслей.  Красивый старинный бар не сочетался с прямым  современным и немым камином, кожаные кресла и диван вообще не смотрелись в обитых деревом стенах рядом с небольшим дубовым столом. Казалось это помещение временным, необжитым, без постоянного хозяина, пропитанное запахами разных людей. Безлюдный неуверенно сел и через мгновение ему почудилось, будто за ним кто-то наблюдает, тихо затаившись в темноте, со всех углов. Предметы будто сами почувствовали это присутствие, притаились, погрузились в еще большую тьму. Стало холодно и липко находиться в комнате.
   Максим прошел в туалет, то место, где одиночество не оставляет неуютного ощущения. На предмете сантехники для умывания стояли всякие принадлежности косметики, в основном для мужчин: пена для бритья, лосьон после бритья, шампуни, мыла, в различных формах в виде гелей и брусков, дезодоранты и маленькая синяя коробочка с белыми буквами с приятным запахом и нежным белым содержимым. Он посмотрел на свое отражение,  его лицо выдавало напряжение сомкнутыми до бела губами, еще немного и зубы не выдержат такого давления и раскрошатся. В свои тридцать лет Безлюдный выглядел на все сорок пять  - редеющие светлые волосы выше лба открыли гладкие блестящие выемки, отпущенный живот, придающий солидность,  казался скорее атрибутом, чем предрасположенностью организма, нарочито сдвинутые брови с годами превратились в две глубокие вертикальные складки. Таким  вдруг увидел себя Безлюдный, безликим, типичным и даже чужим. 
 Он аккуратно раскрыл, грубеющими от возраста пальцами, крышечку крема и почерпнул прохладную массу указательным пальцем. Поставил баночку, закрыл крышечку и  кремом поводил по свободной руке, тщательно размазав все одним пальцем. Затем вновь взял баночку, скользящие жирные пальцы с усилием открыли ее и указательный палец другой руки повторил всю операцию с такой же тщательностью. Крем защипал кожу, казалось руки погрузились в прохладную воду, заблестела на свету каждая чешуйка и складочка больших рук, которые мелко дрожали от затаенного в ладонях напряжения.
    Отражение вновь показало плотно сжатые губы, Максим опять ощутил как напряглась его челюсть. Он понял чего хочет, быстро вышел из туалета и заметил как охранник укладывает поленья в камин. Он посмотрел на Максима, задержав в руке кусок дерева, и как-то спешно опустил глаза, быстрей продолжая свое дело.
   Безлюдный молча достал из бара бутылку, налил стопку водки и залпом поместил жидкость в организм, даже не морщась. 
   Охранник подошел к электронному термометру сауны и убедился, что воздух почти  прогрет до нужной температуры и уже  без тревоги посмотрел на гостя, как бы одобряя его действия.
    В груди что-то напряглось до такой силы, что стало походить на мелкое икание. Безлюдный взял еще водки из бара и налил порцию, чувствуя в этом нужду. Жидкость испаряясь из внутренних глотательных органов обожгла даже нос и это отвлекло внимание.
   Охранник закрыл экран камина, проверил тягу в трубе и вернулся на свое место возле телевизора. Зазвучала изо всех углов с колонками какая-то музыка и помещение приобрело знакомый  вид. Все здесь будто погрузилось в ожидание: готовый воздух в сауне, привычное звучание проигрывателя, освещение яркими невидимыми частичками заполнило комнату, запах смолы и дерева напоминал все дни, что бывал здесь Максим. Ему стало немного совестно за то, что здесь происходило и теперь это все казалось ненужным и отвратительным.
   Дрожь завязалась маленькими узлами в теле Безлюдного и переходила в локтевые суставы.   Максим сел в кожу кресла и, как всегда, слишком  раздвинул ноги, как бы с усталостью и обыденностью. Но тут же скрестил их, положив одну голень на другую, и даже скрестил руки, так Максиму показалось в эту минуту удобней. Холодная водка отпустила напряжение, но дала прохладную дрожь, хотя одно осознание присутствия в организме алкоголя уже действовало успокаивающе.
   И тут впервые за весь день он начал думать о предстоящей встрече:
  « Ведь ОНА ничего не знает…. Максим сам попросил Заболоцкого ничего ЕЙ не говорить, чтобы все было почти как всегда, не хотелось чтобы их встреча уподобилась той душещипательной передаче с первого канала, где люди находят друг друга. Он действительно нашел ЕЕ совершенно случайно, через самого же Заболоцкого и знал чем она  занимается.
    В какой-то степени у Максима осталась та детская обида, когда его сестру удочерили почти сразу как они с ней попали в детдом. Оно и понятно – девочка, младше него на четыре года, такая хрупкая и маленькая, которую хочется защитить. А он все ждал, что придет его маленькая сестра за старшим братом, хотя она в пять лет толком и говорить-то не умела.
    А он ждал, ждал, вырос, почти дождался самостоятельного возраста и сбежал…. Попадал в разные истории и, как все дети из приютов видят в прохожих матерей, он подсознательно приписывал девушкам черты лица сестры.
   Сидя в подъезде среди подростков, ждал, что она найдет его здесь, чудесным, но в то же время ни чуть не удивляющим Макса в то время путем. Может шестым чувством, долгими поисками, но она должна вот в эту секунду придти за ним, он слышал как грохочет его сердце и боялся пошевелить головой, казалось  повернет голову, а там она, уже взрослая, даже старше него. И возьмет его за руку как маленького, отведет к новым родителям. Он слушал, считая удары сердца, и напряжение дорастало до той степени, когда звенит в ушах и все звуки становятся глуше, он резко поворачивал голову, устремлял немигающие глаза в то место где по расчету должна быть его сестра… но там никого не было. И тогда Максим начинал плакать. Ребята посмеивались над его слабостью и уже скоро он остался один.
Прошли года, про сестру не забыл, но и не вспоминал, а относился к этому как к прожитому куску времени и уже не знал, была ли она на самом деле. В детдом возвращаться за информацией не хотел, уж больно тонкие и забытые струны задевали одни только воспоминания про это место, да и стыдно как-то уже.
   Теперь Безлюдный Максим Юрьевич неплохой, не крупный – не мелкий, но предприниматель. Без высшего образования, но с другой жизненной школой, что посещал время от времени, чего последние несколько лет удавалось избежать.
  А Она – проститутка. Самая обычная, та, что давно работает с Заболоцким, но по счастливой случайности еще не была представлена Максиму. И он попытался себе представить как выглядит его сестра.
   Имя Маша в детстве ей подходило, у нее должно быть русское круглое лицо, серые глаза и капризный с опущенными уголками ротик. Сейчас ей двадцать шесть, она должна войти хрупкая и улыбчивая, будет скромно улыбаться чистым ртом  и не знать о чем говорить. Максим немного подождет и когда она расскажет про свою нелегкую судьбу, возьмет ее ладони и скажет:
 -  Я твой брат.
   Она сразу поверит или может даже узнает, хоть и видела только в детстве. И они начнут долгие разговоры, со слезами и прочей бабьей, такой нужной им, требухой. Тогда он даже полюбит Заболоцкого, Максим уже ощутил как благодарен этому человеку».
   Безлюдный заметил, что на его лице присутствует улыбка, напряженные брови выдавали внутреннее состояние, но все уже приходило в должное настроение.
   
   Неизвестно по какому сигналу охранник открыл тяжелую дверь и наполнил прихожую, образованным от перепада температуры, паром. Ввалили гостьи и подвыпивший, но в меру, как всегда, хозяин.
   Женщины в длинных шубах на почти голых телах захламили тихую атмосферу гулким смехом. Три девицы, пышущие морозом, громко топча, прошли в гостиную. Максим уже давно плотнее вжался в кресло и положил ногу на ногу, чувствуя как пропитывается рубашка испариной в душном сиденье. Он даже не знал как сказать приветственные слова, а их от него никто  и не ждал.
Вот, познакомьтесь дамы, - громко и румяно сказало лицо Заболоцкого, блестя глазами: - Мой уважаемый друг, Максим, можно просто Макс или Максимка, кому как нравиться или позволено.
Максим кивнул, но не встал. Он сразу понял, что ни одна из них не его сестра. Посмотрел на дверь с мыслью, что сейчас Заболоцкий хлопнет громко в ладони, и как циркач пригласит сестру.
 Девушки продолжали жарко дышать и каждая старалась привлечь к себе внимание. Одна скинула шубу и, с большими медленными, шагами сказала фальцетом:
Как здесь жарко!
Вторая сразу прошла к бару и налила себе напитка, видно знает помещение наизусть.
Третья пудрила шею дорогой пудрой.
Ну, что же вы, девушки, представляться будем? – спросил Кирилл, сделав заинтересованное и хитрое лицо для друга, как бы интригуя.
Максим поглядел на дверь, может ОНА стоит там из скромности, не решаясь войти, но в прихожей был только низкий пар.
 Маша, - представилась одна. Та, что у бара. И Безлюдный стал всматриваться в ее большое, обтянутое красной кофточкой тело.
Она смотрела из-под густой челки яркими накрашенными глазами и развязано улыбалась, считая свою голую коленку небольшим кокетством.
 Заболоцкий обратился к остальным, усаживаясь на черный диван: - А вы чего же?
Да, мы все Маши, чего уж там, – сказала с напудренной шеей  женщина, явно потертая Жизнью, но как видно еще молодая. Она сняла серьги по одной, поворачивая голову  то в одну сторону, то в другую.
Вот так, – раздвинул руками Заболоцкий. – Специально подобрал, – и он громко засмеялся, потом произнес что-то вроде «И-И-Х», вставая, и вывалил закуску из принесенных с собой пакетов на стол: - Маши…. – многозначительно добавил он другу, указывая ладонями на девушек.
Но Максиму было не до шуток и игр. Он долго проследил выражение глаз Кирилла, которое хитро поглядывало на всех присутствующих. Чему-то улыбаясь, Заболоцкий молчал.
Тут Безлюдный проглотил ошеломляющую мысль, что кто-то из этих женщин и есть его сестра. Он округлил глаза и с ужасом стал смотреть на присутствующих. Заболоцкий обрадовался догадке друга, про которую он понял по выражению лица Максима. Видно было, что он доволен собой и всем этим представлением.      
    Макс отпустил напряженные руки и его тело бессильно вмялось в мебель.
Меня будут звать Марией, - сказала рыжеволосая носатая девушка с тонким голосом.
 Она подошла к дубовому столу с закуской и, скрутив пластинку мяса, сунула ее в рот. Дожевывая, отвинтила крышку бутылки с прозрачным как вода потеющим алкоголем и наполненную стопку принесла Безлюдному:
 За знакомство? Как полагается.
Женщина была стройна, но все же далека от идеала сестры, который воображал Максим.
Будьте. – Сказал Безлюдный и залпом округлил сосуд с водкой. Подозрительно окинув взглядом рыжеволосую, он встал  к столу с закусками и принялся глотать все подряд.
Вот это уже лучше, - опять слишком громко сказал Заболоцкий, - а то ты какой-то кислый. Ладно, девочки, кто со мной попариться?
   Он скинул одежду и в одном войлочном колпаке пошел в душевую. Там  завершил свои громкие реплики оханьями и смарканиями.
   Тут Максиму стало немного неуютно за голое тело приятеля. Все Маши вели себя обыденно и без смущений. Он решил пойти в парилку раньше чем там появятся девушки, чтобы поговорить с Заболоцким наедине. Быстро неслушающимися руками снял одежду со своего тела слоями, бросил ее на пустой стул и кинулся в душевую.
Выглянуло красное лицо из парилки:
        -Да, девушки, здесь курить нельзя, кто хочет, вон, к Васе, охраннику. Поняли?
Хорошо. – Отозвались покорные Маши, одна из которых даже никогда и не курила.
Безлюдный ошпарил сначала себя  холодной водой и выгнал весь хмель. Задрожали косточки, захотелось тепла, довел температуру воды до нормальной, и вышел из душевой посвежевшим. Девушки о чем-то говорили, кушая, и он отправился в парилку.
Ну, что? Узнал? – улыбаясь и стирая катышки с рук, сам спросил Заболоцкий.
Издеваешься? – влезая наверх, отрезал Максим: - Ей тогда лет пять-шесть было.
Ладно, я двух сейчас уведу, а ты поговоришь. – Сказал Заболоцкий, слезая.
Кирилл! – остановил его Максим: - Погоди…
Они сели рядом на одно полотенце. Жар копился и впитывался в деревянные стены, которые отдавали тепло вдвойне.
Это точно она? – опустив голову, тихо сказал Максим.
Точно.
Ты ей ничего не сказал?
Как договорились…
Два приятеля замолчали, тяжело вдыхая горячий воздух. Когда Заболоцкий задышал чаще, Безлюдный кивнул головой, и тот  вышел.
Ну, что, Маши. Да! Вы! Мои хорошие. Пойдемте, человеку поговорить надо. А ты, Мань, иди, попарься, дверь, если хочешь, открой потом еще нагреем.
Дверь закрылась, и девушка прошла сразу в парилку уже раздетая.
Максим отвел взгляд от ее тела.
   Это оказалась первая представившаяся Максиму, которая не отходила от бара.
   У нее были широкие плечи, объемные руки и большая грудь. Накрашенные глаза и густая челка выглядывали из-под колпака, зрительно уменьшая ее круглое, как сковородка, лицо. Помада была съедена, но оставалась тонким слоем на губах молодой женщины.
Так тебя зовут Маша?
Конечно. – Ответила девушка и встала открыть дверь, затем она повернулась и внезапно положила свои руки на плечи мужчине.
Подожди…. – сказал Максим и не верил, что это его сестра.
Ему захотелось дать ей пощечину, выругать последними словами, выгнать вон…. Он почувствовал такое отвращение, омерзение
жидкое, внутри желудка, на столько, что возненавидел эту Маши. И всё ее имя и эту гладкую разжиженную кожу. 
   В глазах появился туман, и ком застрял в горле вместе с воздухом в легких. Он вышел, тяжело дыша, сел на теплый диван.
   Маша вышла вслед за ним, в соседних комнатах было тихо от происходящего там, и потому стало жутко. Водка хорошо уже разместилась в кровеносных сосудах Максима, и ему не хотелось говорить. Не хотелось и дышать, не хотелось жить…, он еще раз посмотрел на закрытую дверь, уходящую в прихожую, на тонкий ручеек света, скользящий из-под щели двери и ждал ЕЁ, с еще большей надеждой чем вчера, чем сегодня, чем тогда в детстве.
А сколько тебе лет? – наконец спросил он.
Маша ответила:
 Женщине столько, на сколько она выглядит, избито, но верно!
Он оглядел ее сверху вниз и наморщил носогубные складки лица. Маша не заметила.
«Это не она!», подумал Макс. Он почти выхватил из рук водку, принесенную девушкой и тут же выпил, съел кусочек сыра и уставился в пустоту. Она тоже закусила сыром и улыбалась уже смелее.
«Это все Заболоцкий»,- продолжал в уме Безлюдный, - «все дурака валяет, не может раз в Жизни нормальным человеком побыть».
   Теплые руки девушки касались его колен, потом поднялись выше. Максим почти этого не замечал.
    - «Ведь он и в прошлый раз говорил, ведь был такой случай!» - вел в уме с собой беседу Максим, - «Говорил, «Познакомлю тебя с Сухарем, мы с ним на короткой ноге», ага!  Знакомит уже целый год. Да, к черту все это!
   Живу нормально, все у меня есть».  - Закрыл глаза Максим, - «Ничего не боюсь. Друзья, какие-никакие; работа; дом; столько людей от меня зависит, скольких на ноги поднял. Что мне еще нужно? Здоровье… здоровье нормальное, полечу, возьму и полечу завтра на Красное море. Все у меня хорошо. В церковь в воскресенье пойду даже… Голова завтра болеть будет, черт побери! Что у нас там завтра? Пятница?  Надо в клуб куда-нибудь или что-нибудь вроде этого, замотался совсем с этой работой, ишачишь, ишачишь, для кого?..
Все-таки не плохой этот Заболоцкий». – Максим вслушался в пищание музыки из ближайшей колонки. – «Все у меня хорошо, я - Король своей Жизни…».
   Прошло некоторое время без мыслей, а потом Максим открыл глаза когда Маша включила воду в душевой.
   Вода там привычно зашелестела, мирно бормотал телевизор  у охранника, пели колонки тихонько, так, что даже слышно было размеренное тиканье стенных часов, приятно пахло водой и теплый воздух парилки действовал на все тело – и внутри, и снаружи.
Прошли медленно  девушки из соседней комнаты в душевую. Маша вышла, укутанная в полотенце, все еще с шапкой для парилки на голове. Села за стол и принялась жевать закуску, запивая водкой.
   Прошагал Заболоцкий с полотенцем на туловище и, закрыв за собой дверь в парилке, уселся скатывать руками чешуйки кожи со своего тела. Максим дождался девушек из душевой и пошел мыться.
   Сердце билось ровно, почти не слышно, теплая вода привычно касалась кожи. Он вышел, улыбаясь, в компанию женщин и медленно начал обсыхать. «Надо же, - думал он, - На Красное Море, умора!»
   Позже нашел  свою одежду и, распределив ее по телу, пожалел, что машина так далеко.
   Маша в разговоре с подругами чему-то громко засмеялась и тоже стала натягивать тонкие капроновые колготки. Коротко выругалась на стрелку, что белой полосой на черном фоне оголила полоску кожи, и со скрипом натянула их до конца. Влажное из-за воздуха тело протиснулось в красную кофточку, модная юбка совсем неплохо смотрелась на ее, не таких уж, широких бедрах. Она достала зеркальце и помаду и обвела губы ровными движениями. Потом посмотрела внимательно на себя в маленькое, умещенное в ладони окошечко, и сказала:
А глаза-то у нас с тобой похожи…. – и Мария Юрьевна грустно пристально посмотрев на Максима, подмигнула.
Он оставил деньги на столе, бросив их среди еды и вышел вон.

               
 24 января 2001.