А я еду...

Мне пришлось работать в различных районах голубого континента. Некоторые из них имели весьма замысловатые названия, например "Море Дьявола" или "Бермудский треугольник". Я хочу рассказать о морских экспедициях на основе личного восприятия тех или иных событий.
Поезд Москва – Новороссийск везёт меня к Чёрному морю.
Утром нас встретил Новороссийск. Вступив на борт, занялся бытовыми проблемами, а затем поехал на встречу с коллегами по «оружию». Морские гидрохимики, Юрий Лукашёв и Михаил Пилипчук пригласили нас в гости к своим друзьям из экипажа "Акванавта". Мы – это я и мой сосед по каюте, инженер-электронщик, Анатолий Волочков. Но человек предполагает, а бог располагает. Пока вспоминали прошлые походы и любовались геленджикской осенью, природа напомнила о себе. В гости Миша повёз нас своём "Москвиче". По дороге остановка. Ребята удалились за покупками в гастроном. Вдруг внезапный толчок бросил машину на пару метров вперёд. Я подумал, что какой-то лихач ударил нас в багажник. Миша весьма удивился, увидев свою машину не там, где он её оставил. Хотя Мишина колымага выдержала напор то ли ветра, то ли вежливый пинок Земли, но мы решили отменить дружеский визит на "Акванавт".
Утром узнали, что усиление шторма сопровождалось сейсмическими толчками. Ночью миницунами выбросило "Акванавт" на пляж Голубой бухты. Серьёзных повреждений корпуса и утонувших среди экипажа, слава Богу, не было.
Норд-ост разбушевался не на шутку. На следующий день уехали в Новороссийск. Пока ехали, кое-что сообразили, но поздно.
Конечно, получив штормовое предупреждение "Витязь" перешёл из Новороссийска в Геленджик, став на якорь в Голубой бухте.
Нас встретила бора. Пришлось мне с Анатолием заночевать на морвокзале. Вспомнились далёкие дни детства. Я с мамой собирался плыть на теплоходе "Абхазия" из Туапсе в Сочи. Но шторм отменил моё первое путешествие по Черному морю. Пассажиров перевозили на шлюпке с теплохода, стоящего на рейде, к причалу морвокзала. Мама очень удивилась моему поведению в шлюпке. Я, несмотря на усиливающуюся волну, задавал  рулевому какие-то вопросы, не испытывая никаких признаков укачивания. Мама позже мне рассказала, что многие пассажиры в шлюпке довольно сильно укачались. К сожалению "Абхазия" в годы войны погибла, перевозя раненых. Экипаж упорно сопротивлялся налёту немецких самолётов и ушёл под воду вместе со всеми пассажирами.
Немного утихло. Уехали к вечеру опять в Геленджик. Подавляющее большинство научного состава сотрудники Южного отделения и им удобно производить погрузочные операции в своей бухте. К тому же, "Витязю" пришлось аккуратно стаскивать "Акванавт" на воду.
Непогода успокоилась и "Витязь" направился в Новороссийск.
29 сентября "Витязь" начал свою "первую" научную экспедицию в Атлантику. Предыдущие (61 рейс) отданы Тихому и Индийскому океанам.
Притираемся к судну, он к нам. "Витязь" напоминает мне летучий голландец. Всё старо, дряхло, но очень уютно и мило, как в доброй детской и давно забытой сказке. Шелест, скрип, пыхтенье машины, напоминающее старые паровые двигатели, звон склянок, минимум всяческих команд по радио. Корабль;миф, корабль;сказка.
Окно-иллюминатор высоко над водой и постоянно открыто, так я договорился с Анатолием. Закрываем его только при шторме и соответствующем ветре с дождём. Наслаждаюсь отсутствием машинного гула. Слабо ощущаемая вибрация, как мне кажется, гасится качкой и свежестью морского воздуха.
Поговаривают, что нас выпустили с трудом. "Витязь" настолько дряхл, что регистр смотрит на всё сквозь пальцы. Не помню, кто так шутил. Но, тем не менее, идёт, пыхтит и миля за милей остаётся за кормой. Сколько учёных и моряков побывало на его палубе. Они уже в прошлом, а он ещё в настоящем. «Витязь» их пережил и идет, сверкая огнями в ночной мгле Чёрного моря. Живая легенда, бессмертный «Витязь»! Глядят с портрета умные глаза адмирала, и, кажется, пока он смотрит, плыть кораблю по океанам, островку бессмертия и будущих успехов.
Идём Босфором. Величаво скользят по правому борту крепостные стены и башни некогда могучей империи. Испытываю странное чувство, будто прохожу этим путём четвёртый раз, хотя это мой третий выход из Чёрного моря. Первый – в 1967 году, второй – в 1976-м.
Свободное время люблю проводить в судовой библиотеке. Просторное помещение, вдоль стен закрытые стеклянные стеллажи с книгами.
Замполит, Юрий Михайлович Кудрявцев, несколько приблизил меня к нашей действительности. За прошедшие годы библиотеку основательно подчистили. Самое ценное исчезло: книги с автографами, раритеты и т. п. Занимались этим весьма именитые люди. Фамилии он мне, естественно, не назвал, но доказательства имеет и просит мне верить на слово. Иной раз, смотря на оставшиеся ряды книг, с горечью признаю правоту древних: "Кривое не может сделаться прямым, и чего нет, того нельзя считать" (кн. Екклесиаста, гл. 1-15)
Ночью прошли Дарданеллы. Проснулся в Эгейском море. Мифы древней Греции. Прошедшие века…, исчезнувшие в потоке времён, любовь и ненависть, жадность и расточительство, добро и зло, жизнь и смерть…
Вот и подошли к Тунисскому проливу. Вчера был встречный пятибалльный ветер. Проходили Ионическое море, центр Средиземноморья. Оно почти всегда в бурном состоянии.
Жизнь корабельная  входит в свой установленный режим. Занимаюсь подготовкой к работам на полигоне. Район, где намечено проводить наблюдения, весьма интересен, – это западная часть Саргассова моря, расположен в зоне так называемого "Бермудского треугольника".
Первое моё знакомство с одним из таких районов состоялось в 1956 году.  Маршрут исследовательского судна "Первенец" лежал к юго-востоку от Японии, вплоть до тропика Рака. Как я узнал позже, это восточная часть Моря дьявола.
Нашу небольшую экспедицию возглавлял заведующий лабораторией промысловой океанографии, кандидат географических наук Гаврила Михайлович Бирюлин, океанолог от бога, человек незаурядного ума и обширных знаний.
Мы обратили внимание на малочисленность обитателей, изредка попадающихся нам по пути следования. Не говоря уже о таких промысловых рыбах, как меч-рыба, тунец, скумбрия, сардина, сайра. Наши контрольные сети и яруса изредка приносили единичные экземпляры либо собаки-рыбы, либо десяток другой летучек. Надо отметить, что летучие рыбы – вкуснейшая рыба, обладающая нежным мясом. Один раз поймали голубую акулу со своими спутниками: лоцманом и прилипалами, в другой – молоденького ската. Почему молоденького? Он имел крыловидные, расширяющиеся в стороны боковые плавники и очень выдающиеся головные, так называемые, "рога". На коже там и сям торчали костяные шипы. Типичный "портрет" манты, "морского дьявола". Эти обитатели океанских просторов могут быть размером более шести метров и весом в тонну и более. Нам попался полутораметровый глупенький малыш.
Но приятный момент для нас всё же состоялся. В субтропической зоне поймали неизвестных нам рыб. Впоследствии биологи, изучив привезённые экземпляры, подтвердили наш первооткрывательский восторг. Я всё чаще и чаще склоняюсь к мысли, что встреченная нами безжизненность не объясняется только географическими или сезонными различиями.
Всё более просто: наша уловистость показала несовершенство орудий лова, которыми мы пользовались.
Знакомство с Бермудским треугольником в Атлантике состоялось спустя несколько лет. Я работал в в/ч 42842. Расшифровка звучит более солидно – Атлантическая океанографическая экспедиция Гидрографической службы Дважды Краснознамённого Балтийского флота. Исследовательская флотилия экспедиции выглядела экзотически. Я не знаю, кто придумал этот фантастический коктейль. Думаю, что не флотский человек.
Экспедиции подчинялось четыре корабля: "Створ" – плоскодонный венгерский тисс, предназначенный для плавания по озёрам, водоизмещением в 1200 т, "Экватор" – знаменитое немецкое океанографическое судно "Метеор", такого же водоизмещения, как и "Створ" и  два четырёхмачтовых барка "Крузенштерн" и "Седов",они как компенсация, за потерянные в войне парусники.
В экспедиционные планы входили заходы в иностранные порты. Они являлись основной причиной озабоченности начальства. Прошло много лет, но я до сих пор с чувством личного оскорбления и собственной неполноценности помню позорный эпизод на барке "Седов" в начале сентября 1960 года. Наш второй заход был экзотическим. Мы стояли в столичном порту Гамильтон на Бермудских островах. До этого побывали в Галифаксе, где остро ощутили нашу нищету и убожество. Выданные нам несколько долларов удивили не нас, а в большей степени жителей Галифакса. Потрясённая местная газета писала: русские моряки и учёные бедны, как церковные крысы. Мы наивно думали, что в последнем заходе нам прибавят пару другую долларов. Увы, наши мечты остались мечтами. В защиту наших интересов, выступили Володя Сидоренко и Юра Лысенко. Их уважали за честность и порядочность. Володя, мальчишкой партизанивший в лесах Белоруссии, обладавший, я бы сказал, повышенным чувством справедливости, председательствовал в профсоюзном комитете. Юра, сын академика Лысенко, отличался скромностью и честностью. Очевидно, по схожести характеров, они были очень дружны. Окончив физический факультет Московского университета, по рекомендации своего учителя академика В.В. Шулейкина, попали в экспедицию на "Седов", как перспективные специалисты в области физики моря.
Начальство, надеясь утихомирить кипение эмоций, разрешило провести профсоюзное собрание. Решение чрезвычайное в условиях захода в иностранный порт. Володя прямо спросил руководство, почему по валютной плате вольнонаёмных инженеров и техников приравняли к рядовым срочной службы. Спор решился просто. Начальство пригрозило ко всем членам профсоюза применить политическую статью: бунт или мятеж в условиях захода в иностранный порт. Сломались все, за исключением Юры Лысенко. Он отказался получать причитающую ему валюту и выходить в увольнение на берег. Конец истории обычен для того времени. По окончанию экспедиции Володя и Юра уволились, мы остались без премии, хотя работали помногу и на совесть.
Но наша молодость помогала одолевать однообразную тягость рабочих вахт.
"Поёт пассат, как флейта, в такелаже, гудит, как контрабас в натянутых снастях…" Эти стихи напевно возникают в  моей голове, когда после окончания рабочего дня, выйдя из лаборатории на палубу, я усаживаюсь у бизани, закуриваю сигарету.
После многочасовой работы (сутки мы с Володей, техником-океанологом, поделили пополам) в духоте гидрохимической лаборатории, расположенной в недрах бывшего трюма, когда-то возившего селитру и прочие массовые грузы, лаборатории со стальными переборками и одной дверью, очень хотелось перед сном глотнуть океанского свежака полной грудью.
Ради экономии топлива, "Седов" шёл под парусами, что в какой-то степени облегчало работу гидрологов и гидрохимиков. Под парусами в сутки "Седов" выполнял 4-5 гидрологических станций. Ежесуточный поток из трёхсот проб морской воды – необходимый минимум нашей программы.
Иногда поток набегавших склянок прерывался отдыхом. В девять часов вечера по судовому времени шли киносеансы. Экраном служил второй грот. Свободные от вахт располагались на палубе в живописных позах. Мерцают над головой созвездия, светиться парус-экран, вовлекая нас в иную жизнь. Среди однообразия казённо-патриотических фильмов попадались шедевры русской классики. Отдельные сцены из комедий А. Н. Островского особо любы морякам.
Ночь. На носу у бушприта двое вперёд смотрящих. За штурвалом четверо рослых рулевых. На ходовом мостике вахтенный офицер. До ушей вахтенного доносится голос одного из вперёдсмотрящих:
- Матрёна…!-
-Что…?; - вопрошает ходовой мостик.
-Небо лопнуло…!-
-Лопнуло? Так починим, батюшка, починим…-
Затихает в ночи негромкий хохот.
Бесшумно скользит "Седов" под шипение обгоняющих волн, стремясь к очередной гидрологической станции.
Нам доставляли радость воскресные дни, вернее радость нашим желудкам. Хозяйственный старпом, с разрешения командира держал на барке свиней. Молодые свинки хорошо росли и обеспечивали команде отличные воскресные обеды. Борщи и свиные отбивные, держась в нашей памяти, позволяли одолеть безвкусицу недельных будней.
Воскресный отдых, когда можно заняться рыбной ловлей, просто великолепен. Отдельные эпизоды запоминаются надолго. За борт был брошен крюк, с насажанным на него куском свежей свинины. Свежее мясо всегда в цене у любителей хорошо покушать. Сразу попалась крупная рыбка. Пришлось изрядно попотеть, чтобы немного вытащить её из воды. Большая голубая  акула, вытянутая до половины семиметрового борта, висела с разинутой пастью, вытаращенными глазами и мелкой дрожью в теле. Уставшие рыбаки и их жертва набирали силы перед последним боем. Но в противоборство вмешались извечные страсти, отстранившие нас от финала. Внушительная зубная челюсть, как сувенир, плавники в качестве первого блюда, печень для второго, кожа для шлифовки, повлияли по закону на исход. Закон гласит: рыбка тому, кто её вытащил. Командир нашего барка, капитан 2-го ранга Нечаев не выдержал нашей бестолковщины и принял команду на себя, как и положено командиру в критических ситуациях. В белых перчатках, красивой форме, с румянцем во всю щеку, стал лихо руководить матросами из боцманской команды второго грота. Все замерли в ожидании. Накал борьбы какой-то акулы с офицером флота достиг апогея. Видимо, ничего не оставалось, как отдать последнюю команду: "Захлебнуть…её…!!!" Мощная струя солёной воды из пожарной магистрали хлынула в глотку бедной рыбине, не ожидавшей такого везенья. Она вздрогнула, резко рванула вверх, сорвалась с крюка. И, не забыв проглотить на ходу свинину, с шумом ударившись о воду, исчезла в голубой пучине. Надо отдать должное командиру. Изящно отряхнув брызги с кителя, он достойно удалился с места поединка.
Однажды я нёс ящики-переноски с пробами морской воды. Вдруг услышал крики и возглас, нашего легендарного боцмана К. С. Якубова:
-Полундра!!!-
Обернулся и увидел несущегося на меня окровавленного хрипящего кабанчика. Неопытные матросы-первогодки не удержали предназначенную для обеда очередную жертву. Она раненая, вырвалась и бежала, куда глаза глядят. А глядели они на меня. До сих пор я вспоминаю всё не только со страхом, но и с некоторой гордостью, как мне удалось стремительно взлететь по крутому трапу, не разбив ни одной склянки. Бедная жертва на бегу с такой силой ударилась о ступеньку, у которой я стоял секунду назад, что тут же упала замертво.
Попавшийся в календаре майский праздник внёс немалое оживление. В целях экономии пресной воды(150 суток плавания с двумя трёхдневными заходами) даже в банные дни мылись морской водой, для чего выдавалось специальное мыло.
В праздничном концерте, сияющий после пресного душа, я читал стихи. В них говорилось о нападении чужеземного фрегата на одесский порт в период Крымской войны. Престарелый канонир со своей пушкой одолел супостата. Мне очень нравились заключительные слова: "…тогда захлебнулось британское знамя последним глотком черноморской воды".
С удовольствием принимал участие и в выпусках корабельной стенгазеты, с кратким, но выразительным названием: "ЭОС". Говорят, что наша была одна из лучших на Балтийском флоте.
Иногда я достаю из ящика письменного стола неброское на вид удостоверение, к памятному знаку «За походы на «Седове», и строчки стихов погружают меня в прошлое:
«Кто услышал раковины пенье,
Бросит берег и уйдёт в туман
Даст ему покой и вдохновенье
Окружённый ветром океан…
Идём в западной части Средиземного моря. Самое чистое в мире море оказалось далеко не чистым. За 10 минут траления трал набрал порядочный комок нефтяной грязи весом не менее ста грамм. Танкерная дорога!? Кроме нефти есть синтетика: шарики, куски плёнки и прочее…
Прошли Гибралтарский пролив и вот она моя кормилица, Атлантика! Нас обогнало несколько американских военных судов вспомогательного назначения. Гоша Гамсахурдиа говорит, что они искали подводную лодку, затонувшую недавно в Средиземном море. Всё то он знает! Погода успокаивается, никакого сравнения с оставшимся позади Средиземным морем, где дуло как в трубе. «Витязь» идёт и идёт, не спеша, со скоростью десяти узлов.
До Азорских островов остаётся трое суток хода. В порту Понте-дель-Гада назначено рандеву с "Академиком Курчатовым". Рандеву своего рода смена научных кораблей для продолжения наблюдений, которые должны идти целый год.
Пока я размышлял о высоких материях день подошёл к концу. На палубе наблюдал интересный закат. Метеорологи правильно предсказали погоду. Мы на подходе к фронтальной зоне. На западе стоит стена облаков чёрного цвета. Чётко видна граница, отделяющая облачную массу от чистого синего неба. Облака и вода сливаются. «Витязь» баюкает океанская зыбь.
День несётся за днем как годы жизни, исчезая, словно чайки в голубом мареве. Вспоминаю, как 15 лет тому назад, я возвращался домой на экспедиционном океанографическом судне «Полюс». Где-то в этих местах встретили одинокого путешественника, французского журналиста Рене Лекомба. Делая его снимок, я не подозревал, что это последнее фото отважного моряка.
Ночной шторм, не стихая, бесновался весь день. По каюте летали кресла, чемоданы, разные вещи. Жалко банку с джемом, разбилась вдребезги. В лаборатории порядок, слава Богу, всё цело.
К вечере подошли к Понто-дель-Гада. Встречи с коллегами, хождения в город. Глядя на скалистый берег с набегающими океанскими волнами, вспомнил о Рене Лекомбе. Его нашли на скалистом берегу острова Флёш. Опознали по документам. Узнав о его гибели знаменитый Ален Бомбар высказался о его плохой подготовленности к этому плаванию. Мэтр, ты не прав! Сам то уцелел благодаря удачному стечению обстоятельств.
Вечером пошли далее, в свой район работ. Курчатовцы провожали нас со слезами на глазах. Техническое состояние корабля вызывало некоторые опасения. Мне после непотопляемого эос «Створ» сам чёрт не страшен!
Целый день штормит. Шторм 7 баллов.
Уфф! К вечеру океан успокоился. Держим курс на Бермуды.
Семнадцать лет тому назад первый раз посетил эти великолепные острова. Увижу их в четвёртый раз.
Стоим у пирса города Сент-Джордж, расположенном в дальней части острова. Очень жаль, что не в порту города Гамильтон, где когда-то стоял "Седов". Если хорошо подумать, о чём жалеть? И тогда и сейчас вынужден экономить каждый доллар. Застенчивая покупная способность советских учёных вызывает у местных жителей не жалость, а насмешку.
Пришли к месту работ. Это западная часть Саргассова моря, северный район известного всем под именем Бермудского треугольника. Перед восходом солнца увидел завораживающее зрелище. Иссиня-черную толщу мощных кучевых облаков перечёркивала подобно радуге ярко-красная полоса. В просветах синело утреннее небо. Через некоторое время краски поблекли. Вода, воздух, облака приобрели белесоватый оттенок.
Я решил выкроить время для работы, не касающейся моих прямых обязанностей. Как когда-то в Море Дьявола, но теперь уже в свободное время, я на верхнем мостике наблюдал за окружающем меня пространством.
Я фотографировал форму и расположение облаков, и состояние приводного слоя атмосферы. Если меня интересовали какие-то количественные характеристики, то метеорологи мне их любезно давали. В итоге мои усилия даром всё же не пропали. Прав оказался французский учёный Шлюмберже. Быстро развиваются мощные кучевые облака, а на поверхности океана часто возникают локальные завихрения в виде водяных смерчей. Больших вихрей, к счастью, не встретилось, а микросмерчи я наблюдал.
Вчера вечером избежали крупной неприятности. Инженер В. Трощенков во время увидел в прачечной раскалившуюся коробку сопротивлений. Старый «Витязь» мог бы сгореть дотла.
Уходим от урагана с милым именем Грэси. Ночью ожидается соприкосновение с этой дамой. Появляется слоисто-кучевая облачность, а где перистые когтевидные Cirrus-ы?!
Заканчиваем работы и уходим на Багамы в порт Нассау запасаться водой и продовольствием. Итак, первый этап закончен. К нашему счастью Грэси в ураган не развилась.
Стоянка в порту Нассау наверняка вызвала краску стыда у капитана и начальника экспедиции. Из-за отсутвия специальных емкостей для сбора сточных вод во время стоянки судно загрязняло воды бухты.
Мы снова на полигоне. Впереди дни напряжённой работы. К концу ноября пошли на заход в Галифакс. В ночь с 26-го на 27-е разыгрался сильный шторм. В каюте кое-что разбилось. В лаборатории всё на своих местах, всё цело
Понял, насколько стар и дряхл «Витязь», но великолепен своими мореходными качествами. Откуда-то сверху проникала вода, стекая по переборкам, трапам и парадной лестнице в центральном вестибюле. Символично, ручейки воды текли по портрету адмирала. Но он не казался плачущим, будто стоял на мостике, глядя вперёд сквозь ветряные дождевые струи.
Снова я в Галифаксе. И снова беден, как церковная мышь, но несколько богаче по сравнению с седовскими заходами.
Трудимся снова на полигоне. Погода осенне-зимняя. Временами сеется дождь из тяжёлых мощных облаков. К полудню выглянуло солнце. Свежий ветер заставляет одеться потеплей. Очутились между двумя циклонами, в их тыловой части.
Короткое время вели совместные работы с американцами на научно-исследовательском судне "Endeover".
Капитан получает 50000$/год. Студент-практикант получает 1000$/мес . Для сравнения: моя зарплата в экспедиции  143$ в месяц(230 руб.) Наши ребята двухнедельным пребыванием в гостях весьма довольны. Перед Рождеством американцы ушли домой. У них не приняты продолжительные рейсы, поскольку снижается  эффективность научных исследований.
3 января 1978 г. в 17 часов по судовому времени встретили лежащий в дрейфе танкер «Joanus Carros», порт приписки Монровия. На сигналы не отвечал. Всё огни на нём ярко горели. Мы тихо и молча медленно прошли мимо него, и нераскрытая тайна исчезла за кормой.
Покинули район полигона и к вечеру, 10 января, вышли из Саргассова моря. До Канарских островов осталась неделя хода.
Затруднительно советскому учёному отовариваться в Санта-Крус-де-Тенериф всего лишь в течение одного светлого времени. Что делать, деньги-то копили длительное время?
Снова тёплое Средиземное море.
Неаполь, Рим, Помпеи… Время стирает всё. А что остаётся? Надежда? Любовь? Вера?… Ответа у вечности нет…
6 февраля вступили на камни Новороссийска! Ещё одна страница перевернута.
Что больше впечатляет? Физические затраты, творческие усилия или, если хотите, научные открытия? На мой взгляд, простая статистика, как в политике…
Израсходованы часы, сутки. Преодолены значительные расстояния по воде. Истрачено топливо. Физические усилия экипажа и учёных компенсированы тоннами съеденных припасов и выпитой воды. Но тайна не с нами, а маячит по-прежнему где-то впереди.
Осталось загадкой, почему так мало выпито воды, а съедено в семь раз больше?


2008г.