Ангел небесный продолжение 17

- Найти мне этого Константина Эдуардовича, - сказал, садясь в тойоту, Поро-сов. – А, нет, ладно, не ищите. Я сегодня добрый, всем прощаю. И друзьям и врагам. А вот этого мальчика Ромочку – не прощаю. Найти и наказать. Найти, наказать и доложить. Всем все понятно?
Если бы Ромка слышал эти слова, он, наверное, предпринял бы какие-то дей-ствия, поступки, может быть, постарался скорее уехать в Москву. Кто знает? Но ведь этого не произошло, и потому события развивались своим чередом.   

- Наконец-то пришли! Где вы были так долго? Пятый час уже, - воскликнула Валентина Григорьевна. – Ну, выбрали что-нибудь? – и, увидев Зинаиду, добавила: - О, у нас гости?
- Да, познакомься, мама, это Зинаида, Ромкина мама, - ответила Рита. – Она у нас поживет немного. Ладно?
- Зина, - протянула руку Зина.
- Валя, - удивленная простым приветствием, протянула Валентина Григорьев-на в ответ свою руку. Какая милая мама у этого Ромки! Милая и добрая.
- Идемте на кухню, фруктами вас угощу. Я вчера вернулась из Геленджика. Та-кое замечательное место! Идемте, расскажу, - и Валя увела смущенную Зину на кух-ню. 
- Пятый час? – как в тумане спросил Ромка, когда женщины ушли. – Так быст-ро? Мне к пяти нужно быть у Потехина. 
- Да не пятый, без четверти четыре, - успокоила Ромку Рита. – У нас часы спе-шат. Идем, чаю хоть попьешь. Тебе нельзя в таком состоянии идти к педагогу.
Рита проводила Ромку в спальную, положила на кровать. Когда она вернулась с чаем, Ромка уже спал, провалившись в глубокий и мучительный сон без сновиде-ний. Чтобы не опоздать к назначенному часу, Рита завела будильник на без пятна-дцати пять и легла к Ромке, свернувшись калачиком. Но так и не заснула.
Проснувшись от тарахтения старого будильника, Ромка долго не мог понять, что с ним. Рита напоила его остывшим чаем, рассказала, что с ним произошло, он  смотрел на нее мутным, непонимающим  взглядом, потом вскрикнул:
- Мне же к Потехину надо! – и, вскочив с кровати, побежал в прихожую, сунул ноги в туфли и прочь из дома. Рита за ним, подхватив скрипку. Одного Ромку  ос-тавлять было нельзя.   

И снова весы Ромкиной жизни качнулись в сторону, теперь уже Гнесинки и музыки, главного и неотъемлемого предназначения Ромки. Сколько еще таких кач-ков, резких маятниковых движений будет в его хаотичной и неуравновешенной жизни? Каждый мыслит себя хозяином своей жизни, а происходит то, что происхо-дит и поправить ничего нельзя, ибо жизнь как вода, протекла между пальцев и все, нет ее. 

- Ну-с, молодой человек, посмотрим, как вы помните наши уроки. С чего нач-нем?
- С гамм, - ответил Ромка.
- С гамм? – удивленно переспросил Потехин. – Ты что, гаммы забыл?
- Не забыл, но повторить бы надо. Владислав Петрович, у нас мало времени, давайте работать.
- Давай, - повторил вслед за Ромкой Владислав Петрович. – Я слушаю тебя. Ми-минор, пожалуйста.
И началась тяжелая, кропотливая работа по восстановлению инструменталь-ных навыков, оттачиванию пластики звука, его гладкости и нежности, темперамента и изящества, о чем знает каждый скрипач и в глубине души мечтает его достичь. Но мечты и реальность – не одно и то же. В считанные часы Курицын восстановил все, чем владел в интернате, будучи воспитанником Владислава  Петровича. От гамм они перешли сначала к этюдам, затем к ученическим сочинениям Мендельсона, Чайковского, потом повторили Брамса, Сарасате, и,  наконец, подошли к Чаконе Баха, на ней и остановились. Конечно, все было проделано в некоторой спешке, но на то и был глаз у Потехина, чтобы определить, где у паренька просчеты, где пропали навыки и потерялись приемы и с каким материалом ему как педагогу предстоит работать.   
И все же Ромка был музыкантом от Бога, как то правильно подметил Потехин. Музыка, подчиняя себе Ромку, как бы заново перерождала его, делая сильнее, крепче и ясно очерчивала путь, по которому он должен идти, ибо впереди непогасаемо светила ему звезда надежды и спасения, единственный путь, для прохождения которого и родился Ромка Курицын.

- Вера Алексеевна, а вы были счастливы?
Рита сидела на кухне и пила чай с печеньем, которым угощала ее Вера Алек-сеевна, пока Владислав Петрович готовил Ромку к поступлению в Гнесинское музы-кальное училище.
- Ну, что ты, деточка, конечно. Ведь счастье – это состояние души, а вовсе не толстый бумажник или заполненный до отказа холодильник. Это сейчас изо всех уг-лов несется – живите здесь и сейчас, то есть в открытую проповедуется холодный, бездушный эгоизм. И к чему мы после этого придем? Раньше было не так – все для людей, все во имя людей. Потому что строили коммунизм. Так вот, деточка, я роди-лась счастливой. Потому что у меня было все – любимая работа, муж, великая стра-на.
- А дети у вас были? – спросила Рита и увидев изменившееся лицо Веры Алек-сеевны, поняла, что спросила.
- Дети? – Вера Алексеевна встала, прошлась по кухне, повернулась к окну. – Нет, деточка, детей у нас не было. Это единственное, что меня огорчает, - Вера Алек-сеевна вздохнула, подошла к столу, Рита заметила на ее глазах крохотные, едва за-метные слезки, - но все равно, я самый счастливый человек на свете. Потому что у меня умный, красивый и любящий муж Владичка. И я люблю его больше всего на свете. Он для меня все – и муж, и сын, и друг. Знаешь, деточка, я прожила жизнь и могу сказать, что главное в жизни - это любовь. Ты ведь согласна со мной? Чего же ты чай не пьешь? Подлить? А то, наверное, у тебя уже остыл.
- Спасибо, я уже попила, - ответила Рита и встала из-за стола, подошла к за-крытой двери, прислушалась. – Сколько можно заниматься музыкой? Два часа про-шло. Ромка, наверное, устал. Может, им передохнуть? Давайте им чаю предложим.
- Нет, деточка, не следует им мешать. Музыка - самая великая из искусств, ца-рица, и требует себе человека целиком, без остатка. Только так можно достичь вер-шин. Да ты не волнуйся, они скоро сами придут, больше двух часов обычно Владич-ка ни с кем не занимается. Ну вот, уже идут, я же сказала. 
- Чего ты там про коммунизм бормочешь? – дверь распахнулась и в кухню шагнул разгоряченный Владислав Петрович, вслед за ним появился Ромка. Как он, наверное, устал, подумала Рита. Нет, я на такие подвиги не способна. Лучше на фаб-рике работать. Отработал смену и свободен. А тут играешь каждый день и конца-края нет.
– Не воспитывай молодежь, они все знают лучше нас, - поддел жену  Влади-слав Петрович.
- Да я и не воспитываю. Так, рассказываю, - ответила Вера Алексеевна. – Ну, как позанимались?
- Нормально. Для первого раза хорошо, - ответил Владислав Петрович и сел на свободный стул. - Ну что, нас будут сегодня здесь чаем поить? Или разговоры бу-дем разговаривать?
- Конечно, конечно, мойте руки и присаживайтесь, - засуетилась Вера Алексе-евна.
Отдохнув немного и попив чаю, Потехин продолжил заниматься с Ромкой, уже более серьезно и обстоятельно. Незаметно подошел вечер, спустилась сумерки, и только когда настенные часы пробили половину десятого, Владислав Петрович за-кончил занятия, жалея Курицына и считая, что парню сегодня пора дать отдых, а завтра они продолжат. Все это время Рита читала в кресле, сначала какую-то книгу, которую ей дала Вера Алексеевна, потом журнал, который она сама взяла со стола, наконец, свернув ноги, Рита заснула, устав от бесконечных скрипичных звуков, доно-сившихся из соседней комнаты.
- Вставай, пошли. Рита, - Ромка ущипнул Риту легонько за бок. Рита тут же проснулась и открыла глаза.
- Чего дерешься! Закончили свое пиликанье?
- Это не пиликанье, а музицирование. Выбирай слова. Пошли.
- А который час?
- Скоро десять. Пошли.
Пока Рита приводила себя в порядок, Ромка подошел к Потехину.
- Владислав Петрович, вы не знаете, билет до Москвы на самолете сколько  стоит?
- Не знаю, Рома. Последний раз я летал в Москву давно, еще в советское время. Тогда билет стоил двадцать два рубля. А подожди, позвоню.
 Владислав Петрович заглянул в телефонный справочник, отыскал справоч-ную аэропорта и набрал номер. И спустя минуту разочарованно воскликнул:
- Надо же, как цены пляшут! Пять восемьсот! Совсем демократы обнаглели!   
- А я тебе что говорила? – донесся голос Веры Алексеевны. – При коммунистах мы жили лучше.
- Да при чем тут коммунисты! – крикнул Потехин в сторону Веры.
- Владислав Петрович, не расстраивайтесь! У меня есть деньги. На какое число лучше брать билет? – спросил Ромка.
- Лучше на вторник, на утро. Это у нас будет, - Потехин задумался, - шестна-дцатое. Нет, семнадцатое. Точно, семнадцатое. Если не будет билетов на вторник, можно на среду. Но не позже, иначе можно опоздать. И тогда весь год будет поте-рян.
- Хорошо. С утра иду за билетом. А завтра мне к скольки приходить?
- Завтра у нас тяжелый день, Рома, будем учить Чакону. Ты ее выучил само-стоятельно, молодец, но не так, как мне бы хотелось. И я считаю, что ты определенно можешь лучше. Вот этим и займемся. Приходи, скажем, часам к двенадцати.
- Хорошо, Владислав Петрович.

На следующий день Ромка еще до завтрака убежал к Потехиным. Рита про-спала и осталась дома, день был воскресный, захотелось немного поваляться в посте-ли, побыть с мамой, в общем, отдохнуть перед рабочей неделей. И так в последние дни она напереживалась, нужно успокоиться и придти в себя. А Ромка пусть гото-вится к поступлению в училище, раз ему надо. Какой он все же молодец, в Москву поедет! Как она ему завидует! Ромка обещал, если поступит, заберет ее с собой. На-до бы отпуск к этому времени подгадать. Второго такого раза не будет.

День выдался для Ромки напряженным. Сначала он пошел в авиакассу за би-летами, действительно, перелет подорожал, но если брать сразу туда и обратно, да-ется скидка, притом значительная. Если в один конец пять восемьсот, то туда и об-ратно всего восемь триста. Ромка заказал два билета, шестнадцатого в Москву и де-вятнадцатого назад. Поступит, не поступит, все равно возвращаться придется. Потом Ромка купил два мобильных телефона, кто знает, как он в Москве устроится, надо иметь связь с Ритой и с мамой, пусть у них будет хотя бы один телефон на двоих. И уже оттуда пошел к Потехиным и все остальное время провел у них, простоял со скрипкой, не отрывая руки от смычка и переучивая заново Чакону. Возвратился Ромка за полночь, когда обе мамы уже спали и только Рита сидела на кухне, ожидая своего Ромку. 
- Ну, как поиграл? – спросила Рита, вставая подогреть чай.
- Не знаю, устал очень, - ответил Ромка. – Завтра надо музлитературу повто-рить и по сольфеджио пробежаться. А потом Москва. Даже не верится, что я лечу. Никогда бы не подумал. И деньги откуда-то взялись, просто чудо какое-то!  Да, столько событий сразу завертелось – кошмар! Дай попить что-нибудь.
- Чай будешь?
- Ага.
Рита налила Ромке чаю, он отпил немного, взял бутерброд.
- А ты чем занималась, весь день дома просидела?
- Отдыхала, с мамой твоей общалась, гуляла, - ответила Рита. - Да, кстати, проходила мимо твоего дома, ничего подозрительного не заметила. Может, и нет никакой слежки?
- Может, и нет, не знаю. Только Константин Эдуардович зря говорить не ста-нет, он человек серьезный. Нужно, чтобы пальцы отдохнули, не слушаются и поду-шечки с непривычки разболелись. Хроническая болезнь скрипачей, -  задумчиво сказал Ромка, рассматривая истертую в мозоли левую руку.   
- Как ты играешь? Ума не приложу. Я бы так не смогла, - вздохнула Рита.
- Поиграешь с мое, сможешь.
- Ладно, идем, я постель постелила, - Рита обняла Ромку, прильнула к нему щекой. – И как я без тебя жить буду? Привыкла, как к самой себе.
- Четыре дня всего, пролетят быстро, не заметишь, - ответил Ромка. – Ладно,  иди спать, а я посижу немного, полистаю учебники. Времени совсем нет, боюсь, не успею завтра музру повторить.
- Не сиди долго, я одна не засну, - улыбнулась Рита.
- Я быстро, иди.
Между тем перемещения Курицына уже фиксировались поросовскими бое-виками. 
- Витюня, объект  на крючке. Какие последуют указания?
- Какие, какие! Сами, что ли, сообразить не можете! Поросов ясно сказал – найти и наказать.
- Что значит – наказать? Наказания бывают разные. От шлепка по попке до контрольного выстрела в голову.
- А ты позвони сам Поросову и спроси. Он быстро тебе все объяснит.
- У нас ты главный, тебе и звонить. Наше дело выполнять.
- Ну, достал, спасу никакого нет. Выполняй, как понял. Других дел у меня нет, как звонить шефу.
- Слушай, Витюня, объект улетает в Москву, может, в Москве его, ну, ты сам понимаешь, или все же здесь?
- А об этом Поросов ничего не говорил. Здесь у тебя широкое поле для манев-ра и импровизации. Все, конец связи.

Настал понедельник, последний день проверки готовности к экзаменам, по-следний день перед вылетом в Москву. Как и предыдущие два дня, он прошел в бес-прерывных занятиях, муштровал Владислав Петрович Ромку безжалостно, следуя суворовскому правилу – тяжело в учении, легко в бою. Лишь к вечеру, часам к шес-ти, Потехин прекратил занятия и обратился к Курицыну с речью.
 - Ну вот, дорогой Рома, подготовка наша подошла к концу и соответственно мучать я тебя больше не стану. То есть я хочу сказать, что все зависит теперь от тебя самого. Ну, и как повезет, конечно. Я тут записку написал для Жени Стеклоцкой, пе-редай при случае. Может, сыграет свою роль. Хотя, писать я не умею и просить тоже никогда не просил. Так, теперь главное - куда ехать ты знаешь?
- Нет,  - ответил Ромка. – Я в Москве никогда не был.
- Прекрасно, - сказал Владислав Петрович. – Вот карта московского метро, еще с советских времен. Думаю, она не очень сильно изменилась. Ну а если изменилась, в общем, сам разберешься, не маленький. Тебе нужно на Поварскую, 38, это метро Баррикадная, вот примерная схема, как добраться до главного корпуса Гнесинки. Вот и все, абитуриент. Сядем на дорожку. У тебя во сколько самолет?
- В восемь сорок Москвы.
- Значит, в одиннадцать тридцать ты вполне можешь быть в Гнесинке. Да, чуть не забыл, вот тебе рабочий телефон Жени, то есть Евгении Юделевны Стоклицкой. Смотри, не назови ее Женей, тогда все пропало, только Евгения Юделевна, ударение на второй слог. В общем, если что, звони, представься, так, мол и так, я от Потехина, Стоклицкая должна помочь. И вот тебе мой телефон домашний, позвони, когда все закончится. Хочется верить, что у тебя все получится и ты поступишь, должен поступить. С твоими данными да не поступить! Ну все, Курицын, желаю удачи!
- Нет, не все. Ромочка, - обратилась к Ромке Вера Алексеевна. – Деточка, иди сюда, я перекрещу тебя по старому обычаю. Хоть и не хожу я в церковь, но здесь та-кой случай, надо бы поберечься. 
Ромка послушно подошел, наклонился, так как был выше Веры Алексеевны на голову и Веры Алексеевна перекрестила его. 
- Ну, чего ты, старая, вздумала, - проворчал Владислав Петрович. – Если па-рень толковый, то он и так сдаст, а если голова пустая, то и крещение не поможет.
- Не скажи, Владичка, - мягко возразила Вера Алексеевна. – Поможет, обяза-тельно поможет. Главное, Ромочка, ты не нервничай, ты способный мальчик, та-лантливый, если соберешься с мыслями, обязательно поступишь. С Богом! 
Какие замечательные люди, подумалось Ромке. У самих детей нет, так они ему, чужому, помогают. Насколько же он теперь перед ними в долгу, что же должен такого сделать, чтобы их порадовать? И почему они его выбрали, кто он такой? А вот что, пришла в голову мысль, поступить в училище и это будет лучшим подарком для этих прекрасных людей. Нет, мир все же не из одних Поросовых состоит.
- Спасибо вам, Владислав Петрович, и вам, Вера Алексеевна! За все спасибо! – порывисто и от души сказал Ромка. – Я обязательно поступлю в Гнесинское учили-ще, обещаю!
- Не говори гоп, пока не перепрыгнешь, - заметил Владислав Петрович. – Но, вообще-то, хорошо, что ты настроен по-боевому. Нельзя идти в бой и думать о по-ражении.   
- До свидания, я позвоню, как приеду, - и Ромка в счастливом головокружении выбежал из дома Потехиных на улицу. 

Ночью Ромке снился сон. Он в незнакомом зале, на сцене, в зале много людей, все смотрят на него, он поднимает скрипку, ставит смычок и льется, звучит музыка, Чакона. Сначала тихо, потом все громче и громче, музыка захватывает пространство, зрители аплодируют, но кто этот человек в углу, почему он не хлопает, а смотрит так внимательно и недоверчиво и что у него в руке, револьвер? Да это же Серега, охранник Поросова! Да, это он. Серега смотрит, словно чего-то ждет, и вдруг спускает собак, двух здоровенных догов, собаки бросаются к сцене, они близко, уже совсем рядом, Ромка слышит их разъяренное дыхание, видит налитые кровью глаза, оскаленную пасть, но тут раздается выстрел и один дог падает, выбрасывая вбок костлявые ноги, второй с визгом исчезает в толпе. Кто стрелял? Да, точно, это Константин Эдуардович, это он предупредил, защитил Ромку от неизбежной погибели. Но почему, что случилось, все же было так хорошо, спокойно?
Сон оборвался внезапно, как и начался.

(продолжение следует..0