Дневник маркизы д Юрфе

«Маркиза была красивая,  но старая».
Дж. Казанова, «История моей жизни».

Дневник маркизы д’Юрфе

30 апреля 1755г.

Что делать с зеркалами? В их гладких венецианских стеклах не отражается ни луч надежды, ни тень снисхождения. Разобью их на тысячу осколков и сварю в самой большой из печей. Сама готова прыгнуть в расплавленный металл, чтоб его жар очистил тело от унылой и позорной, одинокой старости. Множество раз на дню бываю в зале для опытов. Все растворяется, обжигается, вываривается, перегоняется и возгоняется с равным тщанием, Жером внимателен и не забывает ни поддерживать огонь, ни следовать моим указаниям, мне остается лишь молиться о том, чтобы у меня хватило терпения. Великое Деяние, способное одарить юного золотом и вернуть старику молодость, не свершается в один миг.

05 мая 1755 г.
Господь подарил мне хороший день. С самого утра ничего не болело, ни голова, ни колени. Я с аппетитом позавтракала и почти не сердилась на слуг. Перечитывала великий труд доктора Альбера, скромно названный им «Малый алхимический свод», и, как и всякий раз, нашла для себя новое, чего раньше не замечала, вот, например, эти слова, над которыми задумалась: «После очищения духи войдут в тела при посредстве веры». Свойственный рыцарским временам романтизм, в наше время кажущийся наивным, но ему трудно возразить. Поистине, нужен ли грешному телу нечистый дух, и чего стоит их союз без веры?
И, главное, сегодня у меня был великолепный гость. Высокий, сильный мужчина средних лет, изысканно одетый, крайне учтивый и обходительный. Его рекомендовал мой беспутный племянник Франсуа, позорящий славное имя своих предков граф де Ла  Тур д'Овернь, я клянусь бессмертием моей души, он не получит от меня ни одного ливра в наследство!! Шалопай представил его под именем шевалье де Сенгальта и добавил, что я найду в нем интересного собеседника, немало сведущего в искусстве химии. Что ж, гость и впрямь оказался презанимателен. Судя по легкому забавному акценту, этот названный де Сенгальт родился где-то в Италии. Его живые темные глаза выдавали натуру стремительную и мятежную, жесты были плавны и мягки, речь увлекала помимо воли. «Еще один Сен-Жермен», - подумалось почему-то. Близкое приятельство с Франсуа не могло не обречь его на подозрения в беспутстве и разврате. По мере того, как он выражал свое удовольствие от встречи, вспомнила, что уже слышала о нем ранее. В свете он был известен благодаря своему таланту рассказчика, а история его бегства из венецианской тюрьмы была так хороша, что не могла не прослыть достойной если не доверия, то всяческого внимания. Кроме плетения захватывающих сюжетов о своих приключениях шевалье занимался устройством королевской лотереи. При его ловкости это мероприятие должно было принести ему немало средств, раз уж среди министров нашелся простак, способный ему довериться. Но если так, что привело его ко мне? Уж не интерес ли к моей библиотеке, по мнению знатоков, одной из лучших, если не лучшей в Париже? Решила проверить это немедленно.
К удивлению, при виде книг его глаза загорелись искренним чувством. Сколь несвойственный нынешней молодежи интерес к знаниям! Он любовался искусным тиснением старинных фолиантов, читал вслух их громкие наименования и не скрывал своего восхищения, он просил разрешения прикоснуться к ним, в чем не мог получить отказа, и брал их в свои осторожные, сильные руки, и увлекал на стол для чтения, мягко, но пылко и решительно, словно возлюбленную на ложе страсти. В беседе ему ни разу не изменил его живой ум и пылкое воображение, на удивление обширные, если, возможно, и не слишком глубокие знания, и я была огорчена, когда через пару незаметно для меня пролетевших часов он учтиво раскланялся.
Выразила ему свое благоволение и добавила, что двери моего дома всегда для него открыты, как и страницы любой книги из моей библиотеки. Шевалье от души благодарил, и тем оставил меня полной надежд, словно молоденькую дурочку. Я ли это, седая одинокая гарпия? Смотрела ему вслед через окно, выглядывая из-под занавеси. Он вышел во двор, махнул кучеру, прыгнул в карету. Поразительно, насколько легко двигалось его мощное тело.
Едва развеялось наваждение, послала навести о нем справки.
Пишу и чувствую, что взволнована и не скоро засну. Явный проходимец. Случайность ли, божественный ли то, или дьявольский промысел, и кто создатель таких немыслимых, завораживающих мужчин? Буду молиться, пока не успокоюсь.

7 мая 1755г.
У него дурная репутация, если можно говорить о репутации человека столь неопределенного происхождения, ведь он лишь незаконный сын богатого венецианца. Надежные и сведущие источники сообщили также, что новоиспеченный шевалье еще в Венеции был известен как чернокнижник, волокита, картежник, дуэлянт, не оставил он свой предосудительный образ жизни и во Франции. Полагают, но без достоверных сведений, что он шпион австрийской империи и испанской короны. Едва появившись в Париже, он имел наглость открыто презентовать Его Величеству найденную им где-то в трущобах хорошенькую девчонку, и, следует отдать должное его вкусу, подарок был принят благосклонно. Картины его брата-художника недавно стали иметь успех у влиятельных заказчиков, и шевалье де Сенгальт немало ему способствует. В юности он готовил себя к духовной стезе (кто бы мог подумать!), был даже аббатом, но неодолимая склонность к разврату уже тогда проявила себя в нем так ярко, что святая Церковь была избавлена от этого негодяя.
Жду, когда он придет снова, он обещал. Только все его обещания стоят не больше, чем вексель полного банкрота.

09 мая 1755г.
Он снова посетил меня. Красноречивый, стремительный, галантный, ночи греха не лишают его большое тело силы, ни его ум - остроты. Мы говорили о химии, алхимии, магии и  прочей блажи. Ни для кого в Париже не секрет, что я занимаюсь опытами в поисках Философского камня, как полагают несведущие, способного обратить металлы в золото, но мои искания имеют иную цель, и нет никакой иной, кроме тайной надежды вернуть молодость.
Красный Лев  не нужен мне ни для чего другого, ни Prima Materia , ни свинец, ни сера, ни Aqua Regna ; биржевой маклер помогает мне выплавлять золото из простой бумаги, осаждая на ней эфиры человеческой глупости, жадности и дурных страстей.
Мы провели немало времени в зале для химических занятий. Джакомо сам интересуется опытами, и, похоже, не раз обводил вокруг пальца доверчивых простаков, мешая ртуть с золотом.
Он не смог бы поразить меня познаниями в искусстве химии, я уже и сама знала, что платина способна устоять против общения с духами.
Я показала ему несколько простых, но по-своему эффектных опытов (растворила золото и платину в Aqua Regna), полагаю, если не сложность, то стоимость моих упражнений произвела на него впечатление.
Чем можно объяснить его тягу к опытам, если не мечтами о богатстве?
Он говорил, что общается с духами стихий и может вызвать покорного ему духа Паралиса, что ж, ему лучше знать.
Де Сенгальт намекнул о своей причастности к ордену Розенкрейцеров, если это и не ложь, эти любители таинственности только бы выиграли от принятия в свои ряды столь талантливого мистификатора.
Однажды, задав ему довольно сложный вопрос, сделала вид, что занята поисками фосфора, и этот ловкач не преминул воспользоваться предоставленной возможностью поискать недостающие ему знания в лежащем на столе манускрипте. В ином случае, боюсь, он бы не смог изобразить магическую пентаграмму с такой точностью и изяществом. Книги не могли скрыть от него своих тайн. А женщины?
Не раз смогла отдать должное игре его живого, быстрого ума. Мы сможем стать друзьями? Пригласила его бывать так часто, как только ему будет угодно.

2 июня 1755г.
Он бывает у меня по два, по три раза на неделе, сожалею о каждом дне, что его нет. Великолепный Джакомо! Я так и не могу понять, что ему от меня нужно. Коли так, ему просто нужны мои деньги. Всем нужны мои деньги! Моей неблагодарной дочери Луизе, которую я уже несколько лет не пускаю на порог. Шалопаю и бездельнику Франсуа, готовому проматывать чужие деньги в любых суммах, ибо своих у него уже давно не водилось. Докторам, управляющим, биржевым маклерам и стряпчим, с которыми можно вести дела только если заранее не доверяешь ни одному их слову. Что ж, в окружающем меня бестиарии алчных тварей воцарился настоящий лев.
Выслушиваю его самонадеянные вымыслы с притворным доверием, были времена, при дворе я славилась не только красотой, но и скрытностью в интригах, а этот итальяшка - всего лишь наглый проходимец... При своем высоком росте он великолепно сложен и ловок в движениях,  лицо не отличается правильностью черт, но выражает натуру незаурядную и тем уже приятно, ему трудно усидеть на месте, он свободно жестикулирует своими могучими руками, он исполнен энергии, бесовской или ангельской, он говорит с забавным акцентом и несколько вычурно, но даже и неточное употребление некоторых слов лишь притягивает внимание к его вдохновенным речам, он сыплет каламбурами и парадоксами, легко меняет предмет беседы, когда может предугадать, что тем окажет большее впечатление, декламирует стихи на красивом итальянском, и я чувствую трепет, он рассказывает для меня одной знаменитую историю о своем героическом бегстве из ужасной венецианской тюрьмы, я слежу за каждым его словом и будто бы наяву вижу его сильное и гибкое тело, прижавшееся к скользкой поверхности круто обрывающейся в бездну свинцовой крыши, и пытаюсь удержать его от неверного движения… но моя помощь ему не нужна, его отвага чувствуется во всем, он улыбается как мужчина, которому отдаются женщины и завидуют соперники...
Он хочет обмануть меня, выманить мои деньги, они нужны ему для девок, он не думает ни о чем, только о девках, а я - старуха.

15 июня 1755г.
Мы легко стали друзьями. Зову его просто по-имени, Джакомо, а он смеется моему произношению и говорит, что уж лучше я бы звала его простонародным французским именем Жак. Не удержалась и познакомила его с графом Сен-Жерменом, мне очень хотелось посмотреть, как они поладят. Я не прогадала, вечер удался на славу.
Эти два прохвоста достойны друг друга. Еще неизвестно, кто из них больший обманщик, и они сразу почувствовали себя соперниками. Трудно найти более интересного рассказчика, чем граф Сен-Жермен, он красноречив до такой степени, что способен увлечь своим искусством самого себя и проговорить целый вечер, так и не притронувшись к пище. Но Джакомо, при его забавном акценте и вычурности фраз, смелее и предприимчивее, чего ожидать от него и от его историй - никогда не узнаешь заранее.
Между ними загорелся спор о большом магните, что я ношу на шее. Женщине в мои годы приходится искать внимания мужчин и более причудливыми выдумками, чем странное, нелепое украшение, вызывающее любопытство и вопросы о причине, по которой оно заменяет собой привычные всем бриллианты. Я отвечала с убедительной серьезностью, что рано или поздно магнит притянет молнию, а я вознесусь к солнцу.
Граф подтвердил, что мои ожидания подтверждены всеми тайными знаниями, кроме того, после обычных в таких случаях рассуждений, Сен-Жермен  добавил, что лишь он один в  мире способен тысячекратно усилить притяжение магнита в сравнении с тем, что могут заурядные физики.
Я не успела и головой кивнуть, как де Сенгальт очень холодно заявил о своей готовности поставить двадцать тысяч экю на то, что его соперник даже  не удвоит силы магнита.
Какая бестактность! Надеюсь, он не собирается грабить или, что того еще хуже - разоблачать моих гостей? Если так, он должен понять, что я ему этого не позволю.
Прежде, чем граф успел вымолвить хоть слово, я остановила его и на правах хозяйки заявила, что не потерплю никаких пари относительно моего сокровища, ибо их магия способна нарушить эфирные связи магнита с духами огня.
В отличие от графа, при всем его проверенном самообладании явившим признаки облегчения, де Сенгальт был явно недоволен таким разрешением пари. Все же, как бы там ни было, он мой друг, всего лишь друг... Позже, наедине, я поведала ему со всей наивностью, что Сен-Жермен известный чародей, и я лишь спасала его от неизбежного проигрыша. Нужно отдать должное моему Джакомо, который или поверил в женскую искренность, или обо всем догадался, но, в любом случае, возражать не стал.
Пожалуй, в де Сенгальте есть именно то, чего так не хватает Сен-Жермену и всем подобным выскочкам. Поразительно - он заботится не только о репутации в обществе, но и о собственной чести, как ни трудно это применимо к незаконорожденному. За это стремление к благородству я готова простить ему многое.

28 июня 1755г.
На днях нанесли визит господину Руссо, большому оригиналу и удивительному невеже. Обедали с ним и его девкой, гораздо более знаменитой благодаря его сочинениям, нежели собственным достоинствам. Месье Руссо выражает столько презрения аристократам, что, будь ему пожалован дворянский титул, вынужден был бы отказаться с большим шумом и в тайном отчаянии. Его фальшь и неутоленное честолюбие прозрачны всякому, кто бывал в свете.  Последнее время в обществе стало модой ездить к нему с визитом: готовность терпеть подчеркнуто равное обращение со стороны этого неотесанного и поверхностно образованного мужика служила подтверждением высоких духовных стремлений и подлинного аристократизма. Мы с Джакомо немало смеялись по его поводу на обратном пути. Наши души так близки, но сколько еще продлиться наша дружба?

14 июля 1755г.
Могла бы я стать его любовницей? О, Господи, я едва ли не гожусь ему в матери, а ведь и он уже не юноша, я же убогая старуха... сколько мне лет? Можно спросить служанку, но я не собираюсь этого делать. Зачем? Даже всегда бывшие снисходительными ко мне зеркала в гостиной не прячут от меня этой горькой истины, зеркала из спальной я уже давно велела убрать прочь, я велю завешивать шторы, чтобы в полумраке мои морщины не были так заметны. Когда он у меня, я стараюсь держаться к нему чуть в профиль, от усилий начитает болеть шея, затем - голова, и, когда он уходит, оставляя меня в одиночестве и тоске, служанки подолгу обхаживают меня.

25 июля 1755г.
Он увлекается вольнодумным де Вольтером и Монтескье, впрочем, о первом из них он перестал упоминать после их личной встречи. Боюсь, клинок остроумия моего друга встретил отпор великого мастера словесного фехтования, всем известно, что господин де Вольтер может быть не только любезен, но и уничтожающе язвителен. Джакомо так самолюбив... Он искренне считает себя лучшим мужчиной на свете и готов побеждать всех и везде: на любовном ложе (я живо представляю себе моего героя на том знаменитом ристалище, где на глазах множества зрителей он поставил на кон свою репутацию жеребца и победил здоровенного конюха), в красноречии (едва одев панталоны и успокоив дыхание, он в лучших выражениях объяснил свою блистательную и всем собравшимся очевидную победу силой не тела, но духа и знания... не без этого, ведь для скачек мой герой выбрал особу не слишком знатную, зато моложе и красивее), в карты, на дуэли, в искусствах ли химии или стихосложения, в интригах и политике, в общении с духами и философии... Де Вольтер поколебал его уверенность... Это поражение для него не легче долгих месяцев в тюрьме под свинцом. Он такой еще ребенок!

14 августа 1755г.
Мой друг понимает, насколько я богата, сколь щедро я способна одарить его, но, похоже, выказанное мною расположение он не решается обратить ни во что вещественное.
У него свои представления о чести. Принять от женщины благодеяние шевалье считает недостойным. Мой брак с ним был бы ничем иным, как облагодетельствованием. Гордость этого игрока позволяет ему взять мои деньги лишь обманом. Пусть так!
Это не может продолжаться долго. Любая случайность разлучит нас безвозвратно, если мы не станем ближе. Нужно решаться.

15 августа 1755г.

Не ведаю, что будет дальше, я лишь сделала то, что было в моих силах. Сего дня мой Джакомо посетил меня за обедом, немного уставший (после бурной ночи?! Этот мужчина сводит меня с ума!). Внешне колеблясь и искренне волнуясь, я поведала ему сокровенное. Моя душа трепетала между сном и бодрствованием, когда таинственный дух стихий Паралис сообщил мне удивительную тайну. Мой гость, чудотворец и маг, властен переселить мою  душу в  тело ребенка  мужского  пола, рожденного от философского   соития  бессмертного  со  смертной  либо  смертного  мужа   с божественной супругой.
Я надеялась, что слово «соитие», каковое в иной фразе могло бы иметь даже и непристойное значение, наконец, как магическое заклинание, выведет его из оцепенения.
Чтобы дать ему чуть времени на раздумье, потребное в такие минуты и самому быстрому уму, спросила его, какое из тайных снадобий послужит эликсиром для этого соития. Он заговорил с обычной для проходимцев уверенностью, подтверждая, что в моей власти изготовить малое, но достаточное количество заветного снадобья в моей зале посредством возгонки, перегонки и последующего сгущения.
Я выразила радость и продолжила, не давая ему ускользнуть.
- Вы видите, мой друг, не  хватает  единственно ребенка носителя божественного семени.  Я знаю, это в вашей  власти, и не верю,  что вам не достанет мужества решиться из-за неуместной жалости  к дряхлому моему остову.
Закончив фразу и глядя ему в глаза, я ждала ответа, о, как билось мое старое сердце! Как оно бьется всякий раз, как я думаю о нем!
Джакомо встал  и отошел к окну, что выходило на набережную. Он стоял там не менее четверти часа, закрывая собой свет, я глядела на его большое, но ладное тело - широкую спину, крепкие ноги - и молчала, молчала изо всех сил – он должен был дать мне ответ!
Когда он повернулся к столу, я поняла, что он готов уничтожить меня отказом, пустой убийственной отговоркой – но мне не нужен конюх, пусть он будет лучшим жеребцом на свете, мне нужен он, мой Джакомо!
Нет!? Я сказала лишь то, спасительное, что пришло мне на ум:
- Возможно  ли,  друг  мой? У  вас  на  глазах  слезы!
Он понял, что я не готова принять ни один из его ответов, не глядя на меня, взял со вздохом шпагу и ушел.
Я немедленно велела послать в его распоряжение свою лучшую карету. Пусть он катает в ней своих девок, но помнит обо мне и моих словах, помнит каждый день.

16 августа 1755г.

Не спала всю ночь... Что теперь будет? Я могу ежечасно слать ему письма, но это мало что изменит. Куда он ездит на моей карете, этот прохвост Джакомо!? Не буду спрашивать кучера, это лишь причинит мне боль.

18 августа 1755г.

Редко бью слуг, но сегодня рассердилась и дала служанке пощечину. Бедняжка этого никак  не заслужила, она боится, что не сможет мне угодить. Подниму ей жалованье. Пожалуй, она права, что мошки на зеркале не было, мои глаза уже не так хороши, а ударила ее просто за то, что она гораздо моложе. Джакомо не раздумывал бы долго, предложи я ему для «магического соития» эту девку вместо себя, несчастной старухи.

21 августа 1755г.
Он посетил меня вновь, как ни в чем ни бывало. Я более не заводила разговор о бессмертии и духе Паралисе, достаточно и того, что это наша общая тайна.
Джакомо хорошо знает, во что обходится содержание кареты. Пока я плачу за нее, он понимает, что все сказанное остается в силе.
На бирже был особенно хороший день. Зачем мне все эти деньги? Они были ни к чему, пока я была молода и красива. А теперь, если из меня сыплется песок, пусть же он будет золотой.

13 сентября 1755г.
Он уехал в Голландию... Вернется ли, стал ли Париж домом для этого бродяги?

24 октября 1755г.
Я так рада, он вернулся, и теперь может рассказать о цели своей важной поездки. Он действовал в интересах французского правительства и смог добиться большого кредита под хороший процент. Ему доверились даже голландские банкиры, самые проницательные и осторожные люди на свете.
Известие о кредите подняло цены на бирже. Мне стоило трудов сосчитать свои доходы. А  как идут дела у моего друга?

28 октября 1755г.
Чтобы проверить, я подарила Джакомо двенадцать тысяч франков так, словно это пустая безделица и для него.
Нет, успех не сделал его богачом. Я еще нужна ему, вернее, он рад моим деньгам. Он не принял бы их, если бы его собственные дела шли хорошо.

01 ноября 1755г.
Словно в качестве ответного подарка он привез и оставил у меня на целый день хорошенького мальчишку, совсем еще юнца. Я немножко позабавилась с ним; как же легко и бездумно цветет природа в своих юных созданиях: достаточно завязать ему глаза и, прикоснувшись лишь слегка, произнести слово «женщина», как он уже готов к поединку. Но нет, Джакомо, не думай, что ты отделаешься от меня этими сладкими подачками. Мне нужен только ты – герой и победитель.

16 декабря 1755г.
Он все больше занимается делами. Если он так талантлив во всем, что помешает ему разбогатеть? Чтобы он заезжал чаще, я приглашаю к себе интересных для него персон. И еще не так легко сказать, кому эти встречи приносят больше пользы. Министр финансов, и тот всегда внимательно, пусть и с обычной для его сословия и рода занятий подозрительностью выслушивает смелые идеи моего Джакомо. Кто бы мог подумать!

4 января 1756г.
Мы видимся реже. Думаю о нем чаще, чем о любом другом мужчине, которого когда-либо знала. Мой первый возлюбленный, Луи, герцог Орлеанский, мой бедный терпеливый муж покинули меня навсегда, но воспоминания о них, ни о множестве других более не пробуждают во мне слез. Не то - Джакомо. В книгах все мое утешение, только мне трудно бывать в библиотеке, где звучала его вдохновенная речь, трудно листать страницы, к которым прикасались его сильные, осторожные пальцы.

12 февраля 1756г.
Он сумел понравиться маркизе де Помпадур и заручиться ее поддержкой. Невероятный прохвост! К чему теперь ему все мои средства и влияние?


19 марта 1756г.
Его наградили за помощь короне. Он приобрел прехорошенький домик в пригороде, завел слуг, пару экипажей, хорошего повара. Была у него в гостях, все очень мило. Подобный образ жизни требует соответствующей ренты, но, насколько я понимаю, верных доходов у него нет. Время покажет.

9 апреля 1756.
Готова молить Господа ниспослать мне скорую смерть. Джакомо преуспевает в делах, у него фабрика шелковых тканей, едва ли не сотня работниц - наверняка, молодых и хорошеньких. О будущем мне лучше не думать. Ему не нужны ни мои деньги, ни, тем более, я сама.
Благополучие нисколько его не изменило. Он такой же красноречивый и убедительный, как в свои трудные дни. Этот итальянец хочет покорять и очаровывать, он ищет успеха в каждое мгновение, я вижу, как искренне он рад каждой своей удачной фразе или остроумному парадоксу.

13 мая 1756г.
Все больше говорят о войне. Пруссия и Австрия близки к ней как никогда, Франция не сможет остаться в стороне. Я успела продать бумаги. Золото всегда в цене, как и молодость, но, в отличии от молодости, золоту не страшны ни войны, ни бег времени.

24 июля 1756г.
Мои опыты безуспешны. Жером не доглядел за одним из сосудов, и вывариваемый уже четыре года состав большей частью испарился сквозь едва заметную трещину! Я близка к отчаянью. Неужели доктор Альберт такой же проходимец, как и все остальные? Не по этой ли причине мне так нравятся его труды – меня всегда привлекала живая игра человеческого ума.

12 августа 1756г.
Хорошие новости. Джакомо настолько щедр к своим белошвейкам, что шлюшки обзаводятся собственными домиками! Его сластолюбие разорит и самую доходную мануфактуру. Не знаю, как он сведет концы с концами. Кому будут нужны шелковые ткани, когда начнется война? Ей нужно так много сильной мужской плоти, и так мало флагов!

18 сентября 1756г.
Война! Знала об этом наверняка, в отличие от Джакомо. Если бы я решила предостеречь его, он был бы в безопасности. Впрочем, он окончательно потерял голову.

3 октября 1756 г.
Фредерик во главе своих пруссаков разгромил австрийцев Максимилиана фон Брауна. Позавчера. Узнала одной из первых. В биржевых делах время и знание играет решающую роль.
Удачное время пополнить мою коллекцию бриллиантов.

19 октября 1756 г.
Джакомо был у меня. Похоже, он окончательно запутался в делах. Продажи упали. Девицы вконец обнаглели, и новенькие, прознав от прежних, насколько мало он способен противостоять своей пагубной страсти, требуют все больших даров.
Лишь бы он не натворил глупостей. Говорила с ним о таинствах алхимии, как во времена начала нашей дружбы, заверила, что его совет исключительно важен для меня.
Наверное, он считает меня смешной. Что ж, пусть так, это защитит его гордость.


3 ноября 1756 г.
Он разорен! Его сажают под арест за долги! Я знала, что эти шлюшки-белошвейки не доведут его до добра! Что ж, так лучше. Мой адвокат уже мчится вносить залог, а мне нужно собираться и ехать к нему, торжествующей избавительницей. Лишь бы погода не была слишком солнечная. Вернусь - велю маклеру начать покупку долговых обязательств, но не спеша, с оглядкой, они могут упасть еще.

8 ноября 1756 г.
Он станет моей добычей, так или иначе. У прогоревших дельцов не бывает друзей, только обезумевшие от поздней страсти богатые старухи.
Чтобы подбодрить моего Джакомо, намекнула, что его роль в магическом соитии готов взять на себя граф Сен-Жермен, а чтобы это звучало правдоподобно, добавила, что его соперник вдобавок может призвать на помощь дух Кверилинта в образе могучего гладиатора.
Я не ошиблась. Мой рыцарь всегда считал делом чести победить любого конюха его же оружием. Итак, он согласен!
Предоставлю его таланту описать весь магический ритуал. Это право мужчины. Лишь объявила, что в его силах обойтись безо всяких духов, лишь силой собственной магии. Мне не нужны переодетые в Кверилинтов и гладиаторов конюхи в главной роли.

9 ноября 1756 г.
Ритуал был поведан мне во всех деталях. Я ожидала чего-то подобного, и Джакомо не разочаровал.
Итак, таинственный оракул поведал моему другу, что семь саламандр отнесли истинного Кверилинта на Млечный  Путь, а  коварному Сен-Жермену горбатая гномида сообщила ужасную болезнь, дабы стал он палачом Серамиды и та скончалась бы от  недуга прежде назначенного срока. Оракул  гласил, что Серамида  (то есть я) должна предоставить Парализе Галтинарду (то бишь моему Джакомо) отделаться от Сен-Жермена и не сомневаться в  счастливом исходе перерождения, ибо  сам Кверилинт  ниспошлет  ему силу с Млечного Пути на седьмой  день моего поклонения Луне. Наконец, оракул решил, что он должен оплодотворить Серамиду (о! неужели!) спустя два  дня  по завершении обрядов, когда  прелестная Ундина  омоет нас в ванной  в  той  самой комнате,  где мы сейчас находились.

Джакомо отрекомендовал мне свою помощницу Ундину, посланницу Луны... В ее годы я была получше, да что там, я была первой красавицей (одной из первых, но у принцессы Конде были дурные зубы, а графиня де Валуа пользовалась подкладками в лиф, рано или поздно все тайны становятся известны свету), я вращалась, мое имя гремело! Весь Парижский свет делился на тех счастливцев, кто при упоминании обо мне в разговоре имел драгоценную возможность тонко, понимающе улыбнуться, «маркиза д`Юрфе? Да, она прелестна...» и других, полных неутоленной страсти к моей красоте, кто еще не мог сказать о своей удаче ничего определенного, впрочем, и тех жалких неудачников, кто пытался выдавать желаемое за действительное, и попадался обычно на одном и том же вопросе, мне потом не раз рассказывали и я очень смеялась, на моем белоснежном теле не было ни единой родинки, ни на левой, ни на правой груди, ни на животе, ни возле лона, боже упаси, но лжецы не могли об этом знать достоверно. Я имела неосторожность заслужить неодобрение королевы, дело едва ли не дошло до вынужденного отъезда в загородные имения, благо, мои поклонники, я уже и не знаю, кто именно, употребив все свое влияние, сняли опалу с моей хорошенькой, слегка легкомысленной головки. Да, в те годы я была главным призом, и мой муж уже и не знал, страдать ему о том или гордиться.

Те годы давно прошли. Не оставив мне никакого утешения, давно покинул этот мир мой терпеливый муж, которого я полюбила после его ухода гораздо сильнее, чем любила когда-либо раньше. Но я дама высшего света и останусь ею, а это просто хорошенькая дешевая шлюшка, какая-то актриска из театра, готовая выставлять публике свое юное тело, а в антрактах ублажать богатых разгоряченных мужчин всеми известными со времен Тиберия способами, хитрая маленькая дрянь, она еще полагает, что может меня провести!
Я не выдержала, я посмотрела на нее, и, наверное, все мои чувства были в это мгновение открыты, и эта Лили, Мими, или как там ее, сразу проглотила свою тайную усмешку, что ж, мы, женщины, иногда понимаем друг друга мгновенно.
- Получишь еще пять сотен экю, - тихо прошептала я этой мнимой жрице. - Молчи и делай, что он велит.
И ловкая актриска потупила свои бархатные глазки и слегка поклонилась. Миленькая, эта нарочитая скромность ей особенно к лицу.
Парочка раскланялась со всей торжественностью. День назначен.

18 ноября 1756 г.
События этого дня почитаю необходимым изложить со всем тщанием.
Час пробил. Мой герой прибыл во исполнение магического ритуала оплодотворения Семирамиды со своей Ундиной. Я едва не упала в обморок, услышав стук колес его кареты (моей кареты, впрочем).
Мы проследовали в комнаты. Там были свечи и довольно темно, полумрак меня вполен устраивал.

Джакомо источал уверенность. Слишком много уверенности, чтобы я могла в нее поверить.
Я могла бы посоветовать ему что-нибудь возбуждающее, но боялась сбить его с толку, может, и мой жизненный опыт был бы полезен, будь я способна передать его без того, чтобы не поколебать главное в нем - мужскую уверенность, чувство победителя.
Мой отважный рыцарь обещал троекратное исполнение магического обряда, и я слушала его, не веря своим ушам. Это так напоминало мне дни моей молодости, горячие откровения недавно прибывших ко двору провинциальных юношей, из тех, что с годами становятся министрами, генералами или погибают на дуэли, не достигнув двадцатилетия, они не считали повторений и дорожили каждой секундой, проведенной в моей уютной спальне, быстрой карете, в холодном парке или где бы то ни было, наслаждаясь моей нежданной снисходительностью, и я могла не сомневаться в истинности их чувства. Но теперь? Я было предложила ему ограничить ритуал единым исполнением, ведь известно с давних времен, что магическая творящая сила его велика в первый раз и ниспадает с каждым повторением, но прикусила язык. Неверие – худший из грехов.
Когда пришло время разоблачиться, я надеялась лишь на то, что взор моего гладиатора ослепят не увядшие прелести некогда первой красавицы Парижа, а лучи множества бриллиантов на шее, запястьях, лодыжках; мой волшебный магнит уступил место камням менее таинственным, но не менее занимательным для знатока мирских сокровищ.
Зажмурившись, обмерев от волнения, с болью в усталом сердце, я ждала.
И он восторжествовал, он овладел мной! Я чувствовала, как он становится все сильнее и увереннее, я лежала недвижно, боясь своей старческой неосторожностью разрушить чудотворную магию, а он повелевал мною, как многими женщинами до меня, да, я была благодарна ему и за это, когда он извергнулся, о, несомненно, я почувствовала его содрогания, я благодарно обняла его, я уже и забыла, когда в мое лоно бил любовный фонтан, я закрыла глаза, прижалась к его большому, мускулистому телу, я простила ему те несколько взглядов, которые он воровато бросал в сторону облаченных в кокетливую тунику бедер своей Лили. Она же словно бы играла в комедии античных времен, изображая подверженную любовным слабостям жрицу. Джакомо не ошибся с помощницей, она очень мягко и естественно заняла его место, к моему некоторому смущению и неловкости, которые быстро миновали, настолько премило его Мими осыпала ласками мое старое тело. Должна сказать, я немного жалею, что в прежние времена не встречала настолько ловкой подружки в этих флорентийских играх и слишком явно предпочитала мужчин.
Однажды, когда ее забота пришлась мне особенно по сердцу, я даже обратилась к ней, за что мне теперь немного стыдно: «Ах, Марколина, что ты делаешь со мной!» У нее было немало учителей, но так нетрудно догадаться, кто был самым искушенным из них.
Мой многоопытный воин как мог оттягивал повторное исполнение обряда, и я не могла его торопить, я едва сдерживалась, чтобы не умолять его о разумном сокращении ритуала, ведь он и так сделал уже много более того, что кто-либо из героев был способен совершить. Но его упорство было непреклонно, хотел ли он избежать краха своих замыслов, был ли он все же уверен в успехе или только пытался себя заставить...
Второй раз стал испытанием и для него, и для меня.
Мими обнажила свои юные прелести и старалась, как могла: крутила задом, танцевала, гладила, трогала себя во всех местах, нимало не беспокоясь, что уже нисколько не похожа на жрицу магического обряда, и я подмигнула ей одобрительно: девка получит вдвое больше.
Я хотела предложить ему воспользоваться ею непосредственно, это должно будет расшевелить его пыл, боже мой, эти пустые мешочки грудей, этот дряблый живот, обвисшая кожа, о, господи, я была грешницей, стыд будет мне наказанием... Но он справился, о, мой рыцарь, нахальный безродный итальяшка, карточный плут, средоточие дурных болезней, чернокнижник, дуэлянт, шпион нескольких государств, мужчина, чьи ум, сила и отвага могли бы создать ему положение в самым высшем обществе, если бы женщины не поглощали все его мысли, и даже я со всеми тоже могу вновь, в этот, уже без сомнения, последний раз, почувствовать себя женщиной.
Дешевый странствующий актеришка, он думал обмануть меня, светскую львицу, властительницу дум, королеву будуара! Он сыграл наслаждение, и это была самая наивная и милая его каверза.
Третий раз совсем никак не вышел, мой герой, наверное, сожалел о своем опрометчивом вызове. Не только кабалистическая магия числа три, даже Лили не могла помочь, как ни старалась расшевелить его за ширмой на скорый итальянский манер. Я не скрывала свое усталости после двух вторжений и заверяла Джакомо в том, что Дух вне всякого сомнения уже благословил мое чрево. Нет, мой рыцарь привык держать свое слово и продолжал действовать если не как любовник, то как актер, обряд приобрел какое-то уже чересчур мистическое свойство с зажиганием свечей и чтением заклинаний, это было, в конце концов, просто забавно. Бедняжка Лили заметно расстроилась в опасении, что не получит от меня обещанной награды, но я не так жестока, пусть мои деньги - это и все, что нужно им обоим.

Я бы вышла за него замуж, стала бы посмешищем для тех, кто знал меня в прежние годы, отдала бы все свое состояние, чтобы только быть свидетельницей его новых побед, но он будет тяготиться моей назойливостью, его неукротимый нрав зовет его прочь, и деньги ему нужны только для покорения новых женщин. Он мастер пускать пыль в глаза дурочкам и покупать согласие притворно невинных шлюшек. Сколько же незаконных детей наплодил по всей Европе этот возмутительный негодяй! Но и он бессилен подарить смысл моей угасающей жизни.

Или, может быть, его противоестественный обман, его возмутительный замысел, сатанинский обряд и животворное семя, о, я молила каждую капельку, совершат чудо, бог милостив, он поселит ангела в моем чреве, ведь послал же он чудо престарелой Саре, а уж мой Джакомо куда как лучше ее заскорузлого Авраама...

Моего прекрасного зверя и авантюриста, рыцаря и бастарда, ждет интересная жизнь, кто знает, она может оборваться, но его старость, знаю, будет трудной. Быть может, книги и воспоминания принесут ему утешение, боже мой, сколько я бы отдала за искренний рассказ, но этот игрок не может быть откровенным, дружбы для него не существует, тем более - с женщиной, даже с такой старой, как я.

Он покидал меня, гордый успехом собственной хитрости. Еще более довольной была Лили, получившая от меня, без сомнения, гораздо больше, чем от него. На прощание Джакомо почтительно держал в своей могучей, удивительно нежной в прикосновениях руке мои увядшие пальцы, глядел мне в глаза тем самым взглядом, от которого у женщин путаются мысли... Я была бы в полном смятении, если бы, кроме этого, прохвост едва ли не с прежней энергией продолжал уверять меня в абсолютном успехе своего позорного вымысла. Я не расхохоталась ему в лицо лишь потому, что боялась разрыдаться. Мы простились в гостиной, не выходя на крыльцо - день был слишком ярким для моих морщин.


19 ноября 1756г.

Я никогда его не увижу, я поняла это по тому чувству облегчения и радости, с которым он переглянулся со своей актриской, о, все той же так хорошо знакомой мне, сильной и ласковой рукой помогая ей сесть в карету. На свою беду я познала его прикосновения, мое сердце разбито. Нет больше сил, нет надежды, не осталось ничего. Кое-что, впрочем, осталось: его прощальный подарок – магическое средство для укрепления плода. Белый порошок... Проверю.

Толченый мел без заметных примесей! Самонадеянный итальяшка, как же это просто и глупо! Он обещал мне надежду, а подарил лишь отчаяние. Мел! У меня есть средства надежнее. Прощай, Джакомо. Мы встретимся в аду.

-------

Так трудно знать заранее, где она – последняя строка. Что-то остановило меня от последнего решительного шага. В библиотеке. Я уже составляла несложное снадобье – короткий путь в преисподнюю, когда вдруг подумала, что мой рыцарь Джакомо всегда был бережен к женщинам и книгам, черпая радость в одних и мудрость в других, он не должен был оставить меня без надежды.
Но если так – где она? Вечная юность, магическое соитие, гомункулус… Я все поняла в одно мгновение, словно бы своды библиотеки рухнули, дав свободно пролиться солнечному свету, а мышьяк в склянке обратился в молоко.
Он играл со мной, безумной старухой, не произнеся лишь последней отгадки, которую я должна была найти сама. У меня уже есть все, чего я искала.

16 декабря 1756г.
Я должна быть ему благодарна. Уже последний луч солнца оставил мою скорбную обитель. Я продала бы душу врагу рода человеческого. Чем же иным, как не служением Сатане, были все мои опыты? В моем заброшенном Колизее давно отгремели последние игры, ветер носил по нему пыль воспоминаний о славных воинах, побежденных старостью. Но пришел день, и, презрев равнодушие пустых трибун, на арену вышел одинокий гладиатор, исполненный воли к недостижимой победе.
Если бы я была молода как он, или хотя бы он - стар как я, мы бы жили вместе, радуясь любви или книгам.
Как хорошо, что однажды я посоветовала ему записать его лучшие рассказы. Теперь ему некогда, он торопится жить сегодняшним днем, но, надеюсь, через годы он последует моему совету. Тот, кто владел искусством быть предметом внимания в самом пристрастном к искателем успеха обществе, не сможет отказать своему честолюбию и таланту в стремлении завладеть сердцами любителей чтения.
Кем я буду в его воспоминаниях? Наивной жертвой его плутовства или тем, кто я есть - безнадежно влюбленной старухой? Скорее - первое, он не откажется от соблазна еще раз обвести всех вокруг пальца.
Суждено мне гореть в аду, или Бог простит меня? Как бы то ни было, нужно приуготовиться.

25 декабря 1756г.
Я оставила свои бесполезные опыты, теперь ими полностью распоряжается Жером. За годы в зале он немало преуспел в обращении тел: и если мы так и не выварили золото из Prima Materia и свинца, то медь и сера у него стали получаться необыкновенно чистыми.
Франсуа я обещала оплатить его долги, но с двумя условиями: если он поступит на службу и проведет там год безупречно, да если долги его не превысят вдвое той суммы, в которой он способен признаться.
Я примирилась с дочерью, что должна была сделать уже давно, да простит меня Господь. Очерь волновалась, когда впервые увидела внучку. Мари настоящая прелесть! Я виновата, что пренебрегала малышкой. Это настоящий, небом дарованный ребенок, а не тот возмутительный бастард-гомункул, которого отлученный аббат, масон, бродячий фокусник посулил зачать грешной старухе посредством грязного разврата и черной магии. Молюсь, чтобы она выросла непохожей на мать и на бабку, и у нее хватило рассудительности не искать золота в грязи и благородства в мужчинах. Я гладила ее по голове, целовала бессчетно, но все равно меньше, чем хотела, дарила бриллиантами и угощала сластями, крошка еще меня неного сторонилась, ничего, теперь мы будем встречаться каждый ниспосланный мне день. Если и в этом грешном мире нам даровано лицезреть наше бессмертие во плоти, а дети кажутся так похожи на ангелов, разве это не знак Божьей милости для всех, кто способен мыслить и молиться, разве это не ясное доказательство вечной жизни наших душ?
Листала Альбера Великого. Пожалуй, он не только лишь торговец напрасными надеждами, в его лукавствах нужно искать второй смысл: «После очищения духи войдут в тела при посредстве веры». Быть может, верно и другое – одна лишь вера способна примирить дух с пребыванием в нечистом теле? Как это странно, но с тем и правильно, что причиной возвращения к истинной вере стала моя очередная, числом несчетная, но уже точно последняя любовная эскапада.
Вернула в спальную и гостиную мои венецианские зеркала. Они прекрасны в своей честности, как и все, что дарит нам отражение истины. Для своих лет я совсем недурна.