Ирина Игоревна

В имени Ирина Игоревна уже изначально заложена жёсткость. Две буквы «р» - могут повлиять и на мужское имя. Строгая категоричность, сила, принципиальность, вплоть до абсурда ситуаций жизни - всё это слышалось в нём. С таким именем часто ломают собственные судьбы, калечат чужие и не заводят тайных почитателей. Валькирия! Железная леди!
Выскажу сразу то, что станет лейтмотивом данного повествования - до тридцати двух лет моя героиня оставалась девственной. По убеждению. Оказывается, такое тоже бывает - как вороны - альбиносы или тёщи с человеческим лицом. Она - Ирина Игоревна - была  достоверно строгой,  чеканно привлекательной, иронично умной, тонкой и кем-то недолюбленной женщиной. Она не имела физических пороков, легко - даже с вдохновением - общалась, была начитанной, с высшим техническим образованием. Она росла без отца - мать так решила в своё время, что справится сама с воспитанием дочери. И таки справилась! В биографии выросшей девушки присутствовала упорхнувшая влюблённость - тайная и неразделённая - к высокому, стройному, белобрысому пареньку, однокласснику, покорителю сердец всех старшеклассниц маленькой сельской школы, которую она давно уже закончила. У неё с ним так ничего, никогда и не было. Даже поцелуев, которыми юный Дон Жуан щедро делился практически со всеми. Иллюзорная, мятно - пряная, идеализированная любовь с элементами психологического мазохизма сыграла, как ни странно, в её судьбе свою неприглядную, но очевидную роль. Почти по А.П. Чехову: «Если на стене висит ружьё, в третьем действии спектакля - оно должно прицельно выстрелить».
Ружьё было - даже за сценой. Но оно было - это факт. И выстрелило. Да ещё как! Бойтесь своих тайных желаний, ибо рано или поздно они сбудутся. И тогда вы сможете увидеть их истинное лицо. А все тайные девичьи желания у Ирины Игоревны были связаны - на том отрезке её существования - с этой белобрысой мальчишеской особой - неуловимой и недоступной, как сама молния в майский, ливневый день, мечущаяся от одной влажной юбки к другой, наспех разрывая их тайные сокровища - только что оперившегося женского естества.
Он был мало похож на других сотрудников вычислительного центра. Его звали Василием Владимировичем. Фамилия, правда, подкачала - Стелюк. Но она ведь не знала, что ей придётся когда-нибудь её носить. И дети её тоже гордо будут называться Стелюками. Что-то жалкое и нечистоплотное сквозило в этой фамилии. Вот только что? - если б она знала заранее! Хотя, скорее всего, ничего бы не изменилось. У судьбы свои законы повествования. А мы - лишь статисты её режиссёрских замыслов. Подчиняемся, хотя и не всегда с воодушевлением.
Он много читал, был интересным собеседником, хорошо слушал - умел и любил слушать. Это было его жизненным кредо - выслушивать жертву перед закланием.
Она - любая из его жертв - его мало интересовала. Особенно, её слезливые и ничего для него не значащие - речи. Нравились голосовые модуляции - неустойчивые, надрывные, с чувственным окрасом женской сути. А толк в женщинах Василий Владимирович, который был на пять лет моложе Ирины Игоревны, знал. Наверное, это единственное, что он так хорошо знал. Остальное в жизни его интересовало постольку - поскольку, с имитацией заинтересованности.
Свои сексуально-невинные - или порочные? - опыты он начал слишком рано. С соседскими одногодками, с одноклассницами. Ещё до десяти лет, коль память не изменяет. Отца уже не было - сгорел от водки, когда сыну было девять лет. Мать тянула, как могла, троих детей, не имея образования, сил и средств на пристойное и сытое существование. Кто сказал, что деревня более целомудренна, чем город?
В городе детей водят на музыку, английский язык, художественную гимнастику бабушки и тётушки. Их нагружают до седьмого пота культурным слоем, спортом, хорошим чтением. Они растут под присмотром, их чувства уважают и развивают. Отношения полов у них формируются по-разному. Но в городе не услышишь из жиденьких кустов сквера от десятилетнего недомерка хрипловатого голоса, обращённого к такой же беспризорно-дворняжной подружке: «Попал? Не попал?»
Лет с тринадцати его уже использовали - или он их? - дородные молодухи, пока их вторые половины валялись в опохмелке, давно забыв о супружеском долге и почувствовав себя после этого намного лучше. И Житомирская область, откуда был Василий Владимирович, не являлась зоопритоном для узких специалистов. Эти явления сексуального становления были повсеместны. Широкомасштабное явление на всём постсоветком пространстве. До столицы - матери городов русских - города Киева было рукой подать! Он и подался туда после школы, с ужасом заметив, что совокупляться больше не с кем - незнакомые тела в селе закончились, их влага была выпита до дна, а желания всё нарастали, оскверняя несвежую простыню ночными такими жаркими - поллюциями.
Учился будущий муж Ирины Игоревны более, чем средне. Но на том этапе существовали льготы при поступлении в ВУЗ для жителей сельской зоны. К тому же он был почти сиротой. Так государство заботилось о сирых и убогих - давало им путёвку в жизнь на факультете кибернетики, в университетском общежитии, в мизерной стипендии. Зато буйным цветом расцветал основной инстинкт - дёшево и сердито. Василий Владимирович был самым сирым и убогим из всех сирых и убогих, какими полнится ваше воображение, дорогой читатель.
Когда Василий Владимирович столкнулся с нашей героиней, у него уже был богатейший опыт любого контакта с женским полом. К тому же он прозябал в общежитии, денег вечно не хватало. Хотелось - до коликов в паховой зоне - тепла, уюта, большой белой груди и оргазмов в окультуренном пространстве.
В ход пошло всё его умение. Тем более это было не так уже и трудно. С его-то опытом обольщения. Тут главное - не суетиться. Он умел выжидать. Он умел многое. Только - не любить. Но это уже от Бога. Как дар. Или он есть. Или его нет. Но имитировать чувства Василий Владимирович научился профессионально.
- Бросовый товар! Тридцать два года, а что делать с мужиком - не догадывается! -
как-то он услышал о своей жертве и обрадовался.
- Теперь-то, я её научу всему. Власть эроса. Особенно, если не с кем сравнивать - подумал его воспалённый и упадочный мозг.
Скоро он стал полноправным хозяином в её маленькой, уютной квартирке на окраине Киева. Этот район был спальным и назывался Южной Борщаговкой. Село было забыто навсегда. Жениться Василий не собирался, но квадратные метры его устраивали, отношения тоже - ровные и уважительные. Рубашки чистые, обед - вполне пристойный - на столе, телевизор и книги - без помех и напряга! Его любили, обласкивали, облизывали и жалели. Все женщины, которые у него были, почему-то всегда его жалели. Что-то жалкое и неприспособленное сквозило в его чертах и привычках. Он не был мужчиной - никогда. Он был, скорее, мальчиком - пусть жестоким и мстительным - с любой из них.
А главное, он добрался до тела, не знавшего досель развращения, а может, власти порока - неудовлетворённого никак эроса. И уж тут наступил звёздный час кибернетического дарования.Он медленно и упрямо высасывал все её спазмы, ночные всхлипы, безудержные боли, отторжения всего того, что было до полнолуния, и оторопелые удивления от себя самой.
 Она стала беззащитной и лёгкой в его опытных, слегка шершавых руках, наконец, забыв, что в её имени есть целых две буквы «р».
Почти год она прикрывала, как могла, свои упрямо торчащие, крепкие соски. Но он не давал ей ни шанса уцелеть. Или просто быть. Много слизи, много пота, много охов да ахов, дрожь до потери пульса - всё, как у всех. Но она-то этого не знала. У неё это было впервые. В тридцать два года! В общем, Василий Владимирович стал для Ирины Игоревны богом, чего он собственно и добивался с любой женщиной - и до и после неё - самым надёжным способом: порабощение через лоно. Гигант одинокого клитора со среднестатистическими сексуальными возможностями. Ему удалось-таки убедить её, что он - это всё!
Всё было замечательно пока она - тридцатидвухлетняя дурёха - не обнаружила, что беременна. Сильно беременна. И это ей грозило потерей неземного счастья, ибо был уговор: никаких наследников, только наслаждение! Молодые ещё, надо погулять - лет до пятидесяти, что ли?
Василий Владимирович, следивший за своим телом - рабочий инструмент всё-таки - вдруг почуял что-то неладное.
- Я беременным быть не могу - трезво и глубокомысленно констатировал он, ибо имел высшее математическое образование и склонность к наблюдениям над природой - сказывалось происхождение «от сохи» - кто же тогда?
Дорогой читатель, не думай, что эта фраза как-то странно звучит. Всё достаточно просто - он женщину вообще не воспринимал - вне собственного члена.
Так уж вышло. Исторически сложилось. Те женщины, как и мужчины, впрочем, которые не светили ему на тактильное ощущение фаллосом, его попросту перестали интересовать. Мир разделился на - даст или не даст? - третьего не дано! И это был тот ещё вопрос. Шекспир отдыхал, переворачиваясь в гробу. Вы этот отдых представить можете? Вот и я в напряге!
- Если ты не согласен оставить ребёнка, то я сделаю аборт! - она страдала.
А он ликовал внутри. Молчал и ликовал. Вот высшая власть над женщиной! Маэстро, музыку! Ради этого стоило потеть и напрягаться, корчиться, изворачиваться и лгать. Больше всего - лгать, лгать, лгать…
Она ушла делать прерывание беременности, так и не услышав ответа.
Потом он выскочил на улицу, схватил такси и начал объезжать роддома, где Ирочка могла пристроить своё обманутое тельце на аборт. Не особенно-то искал, но нашёл. Родился сын Саша, которому Василий Владимирович будет позже часто говорить: «Как я хотел, что б у меня был такой замечательный сын!»
После первых родов стало и труднее - в плане быта - и лучше - в плане порабощения эросом. Это всё больше уже напоминало поход к гинекологу, с прощупыванием - вплоть до придатков, с зализыванием - вплоть до дыр. Её клитор стал напоминать мозоль на пятке - от длительных и мучительно-сладких прикосновений мужского языка. Она теряла сознание - от стыда, от радости, от боли, от невозможности противостоять этому - и убегала в иную беременность.
Родилась Ксюха - крикливое, активное создание, требующее к себе повышенного внимания ночами. Особенно ночами. Оргии стали потише. Ирина Игоревна поняла, что теряет бога - он был кодирован только на получение удовольствия - не имеет значение, от кого. Он не умел отдавать. Он только брал - но как!
Когда домогательства мужа Васи ушли окончательно, она поняла, что появилась другая. Без этого он не мог - никогда. Это для него - как дышать. Более, чем дышать. Почему-то вздохнула свободнее: «Уцелела. Пусть, ради детей».
А дети - при всей их схожести внешне с отцом - были светловолосыми  при родителях - брюнетах, как её первая и последняя любовь. Василий Владимирович смог разбудить в Ирочке женщину, но не смог в неё вдохнуть любовь. Всё-таки не бог. А дети рождаются от любви, а не от стайки взбесившихся сперматозоидов. Она это уже поняла. Пусть теперь поймёт эту простую истину другая. Василий Владимирович - аксиома - любить не умел. Да и не хотел-то особенно. Боль пугает. И без вожделения. Уходя постоянно от боли, он ушёл и от любви.
Когда на свадьбе у сына Саши она увидела мужа - с блестящим, хищным взглядом, она сообразила: «Он снова на охоте». Ирина Игоревна не видела его давно. И ничего в нём не изменилось. Постарел? Он был старым с рождения.
- Животное! - пронеслось в её голове. Но всё было значительно жёстче. Из фазы животного Василий Владимирович Стелюк перешёл в фазу Гумберта Гумберта.