Время пропитого снега

Он не любил пить с кем-то. Этот период безвозвратно ушёл, как проходит всё значимое и незначимое. Как и потребность в живом собеседнике, как желание близости, как потребность в родстве. Теперь - сам на сам - с порочно-привязчивым одиночеством, плоским - без вариантов на изменение - временем, постоянно ускользающим в безвременье. Под вечный славянский эликсир жизни - или смерти? - бутылку водки проматывались вечера, а иногда и дни, недели, годы. Василий Владимирович Стелюк спивался давно, ещё с детства. Вернее, он был обречён спиться - ещё до факта зачатия, как славно и героически спились его дед и отец, дядьки и двоюродные братья-сёстры всех цветов и оттенков. Отец умер - или сгорел - от водки, когда маленькому Васе было только девять лет. Остались после него ещё дети - брат Леонид трёх лет и сестра Галочка - шести. Он - Василий Владимирович Стелюк - мало помнил своего родного, вечно пьяного, взъерошенного папу, рыщущего на задворках огорода с вполне конкретной целью - обнаружить банку вонючей самогонки, закопанную матерью, как бочонок золота, на чёрный день - можно подумать, что он в их душах ещё не наступил. Правда, детская память крепко удерживала водевильные скандалы, опереточные крики, совсем не шуточный мордобой, пьяные слёзы и душераздирающие вопли - любящих искать не уточнённую никем справедливость - родителей. У каждого было своё представление об этом. С привлечением сердобольных соседей гражданские войны превращались в военные действия широкомасштабного характера. Так спивались почти все семьи в маленьком, трухлявом, обезличенном и нищем селе Житомирской области - Белокоровичи, недалеко от столицы Украины - города-героя Киева.
Жизнь шла своим чередом. Маленький Вася рос, мужал, наливался бродящим соком эроса, приучая свой организм к другому наркотику - женщинам. И они, действительно, на каком этапе заменили ему то упоение, что он получал от веселящего сердце сорокаградусного - или ещё крепче - напитка всех времён и народов. К тому же, от женщин было совсем иное похмелье - радостное, экзальтированное, слегка расслабляющее, пахнущее детским мылом и мятными, липкими леденцами. Василий рано научился перекладывать все проблемы после совместного полового времяпровождения на узкие плечи слабого пола. Поэтому - особенных рефлексий или душевных неприятностей, связанных с нежелательной беременностью или едким зудом - не в том месте, где хотелось бы - он, как и полагается в таких случаях сильному полу - не испытывал. Совесть его спала спокойно, как у всех выходцев из глубинных, не обозначенных на карте, деревень. Раз добрались - всеми правдами и неправдами до Киева - и закрепились там на отдельной жилплощади, значит, само по себе - дерьма съели немало. Поэтому - уже и не до совести вовсе. Цель оправдывала средства. К тому же, победителей - как считал Василий Владимирович - не судят.
И ещё - у Васи отношения с людьми складывались подобным образом. Пока какой-нибудь он -  или очередная она - были ему нужны, было выгодно держать мнимое тепло в их взаимном общении, нежных встречах, приятельской дружбе. Когда рациональный интерес проходил, он никогда не оборачивался назад.
Прошлое Василия мало интересовало. Он смотрел только вперёд. Привычка - или традиция - сельских жителей: нельзя душой прирастать к живому существу. Осенью его всё равно придётся забить и съесть. Закон джунглей действовал исправно. Этот древний, прекрасный, старинный обычай был перенесен и на людей. Вася научился никого не любить. Если другие люди всю свою жизнь осваивали науку любви - человеческого, а не животного толка, то он усваивал и оттачивал науку нелюбви. Ему было нелегко. Но в этом он превзошёл самого себя. У него не было постоянных врагов или друзей, но были постоянные интересы, защищающие его любимую плоть со всеми вытекающими - под вязким и горячим эротическим напором - последствиями.
Женщины не кончались - куда же от них деться. Родственницы и девочки-подростки - тоже. Зато - как это обычно бывает во всех грустных историях - внезапно закончилась потенция. На ровном месте. Без предупреждения. Как снег на голову. Стена никогда не рушится сама по себе. Были, конечно, камешки. Но Василий их не замечал - не до того было. За всё в жизни приходится платить. Если человек не идёт к Богу, он каждую минуту обречён идти от Него.
 И что было делать в новых экономических и сексуальных условиях мечущейся душе? Делать было нечего. Правда, Василий немного подсуетился, что-то там поизобретал с перепугу и надеждой на лучшее - но тщетно. Тишина - холодная и мёртвая - в паховой зоне его пугала и настораживала. А желания росли, как на дрожжах. Он вспомнил древнее местечковое проклятие: «Что б у тебя Господь забрал все возможности, но оставил нереализованными - желания!». Теперь только Василий Владимирович, попробовав уже себя в такой сладко-греховной и запретной шкуре Гумберта Гумберта, сообразил, о чём идёт речь.
И он начал пить - серьёзно, по взрослому. Без пробелов и запятых, без остановок. Как пили его забытые предки. И, скорее всего, будет пить сын Саша. Родовая карма - как родовое проклятие - редко даёт сбой. Колесо судьбы крутится в одном направлении, ускоряя развязку. Хотя смерть - просто точка перехода, а не развязка. Но это явление - особое мнение автора рассказа, побывавшей в клинической смерти и вернувшейся с этой опасной прогулки. Не то, чтобы не понравилось, хотя и мило, с тонким эстетическим вкусом, но как-то предсказуемо и вяло. И от тебя мало что зависит. А это - не вдохновляет.
Уже в его постматематическое - закончил-таки правдами и неправдами киевский университет в молодые, ускользнувшие в небытие годы - сознание подключились потусторонние голоса, о которых в народе говорят просто и ласково: «Белочка». Уже выпивалось всё, что горит. Без разборов и навыков пития подобных - экологически чистых и жизнеутверждающих - растворов. Зрительные и слуховые галлюцинации были уродливыми и запугивали ускользающими  «страшилками».
Они торопили дядю Васю принять новую, спасительную дозу - любой ценой, зажав нос и на выдохе, чтобы удержать в себе хоть пару минут зрелый яд. После этого становилось неопределённо ступорно и на душе - легче. Крикливые, мерзкие голоса попеременно стихали, уступая место кладбищенской тишине. Дрожь и судороги - проходили незаметно. Тело впадало в невесомость.
Потолок неуклюже и криво плавился, плыл на скачущих в цыганской пляске волнах, превращался в неоднородное месиво. Небо становилось плоским, утратив свою бездонность, как бетонная, серая стена. Руки змееподобно запутывались и распутывались в разные стороны, не соприкасаясь друг с другом. Тактильность не хотела появляться - деревянные ощущения всего вокруг и самого себя - не пугали.
Люди и животные стали единообразными и одинаково грязными. Женщины, которых в народе ласково называют Нюрками, жалели горе-любовника и наливали ему что-то спасительное. О сексе речь уже давно не шла. Это было забытым и непонятным занятием из глубокого прошлого. Такого дальнего и непроходимого, что казалось - и не его вовсе. Стелюк Василий Владимирович забыл всё. Может, потому, что хотел забыть - всё?
И, наконец, после распития - непонятно с кем - метилового спирта, наступила многозначительная и тяжеловесная слепота. Как ни странно, внутри засветились рассветной дымкой облегчение и разлитая усталость. Странный, щемящий покой дополнил картину бытия. Всё-таки - определённость.
Потом пришла зима - поразительно вовремя. Она поставила точку на одной жизни, чтобы раскрыть кавычки - для другой. Передвигаясь медленно, с тонкой палочкой-щупальцем, по хрустящему, как спелое и сочное яблоко Васиного детства, снегу, он был прозрачно тих и по-своему счастлив. Холод снаружи придавал долгожданную трезвость внутри. Он был маленьким, сплющенным старичком, у которого судьба отобрала его самого. Он перестал узнавать своё отражение в зеркале, отзываться на своё имя. Все решили, что со слепотой к нему приблизилась и глухота. Но Василий Владимирович слышал всё, что хотел слышать. Просто он хотел немногого - молчания внутри и снаружи. Его покой стоил ему очень дорого. Да и был ли это покой, кто знает…
 С не утраченной после запоев, но злой и щекочущей тройничный нерв на изуродованном экземой лице - иронией, многозначительно и отчётливо ясно, Василий Владимирович вспомнил чьё-то предвиденье:
- А снег-то действительно может быть чёрным, с ума сойти! Когда чёрным становится - абсолютно всё кругом. И от тебя - уже мало, что зависит.