Когда ушло узнавание

Мне вспомнился милый анекдот из далёкого детства. Мальчик - лет семи, не более, написал в редакцию «Пионерской правды»:
- Вы спрашиваете, как живёт мой ёжик? Ёжик живёт очень плохо. Он умер.
Когда ушло узнавание друг друга по оттенкам голоса среди какофонии всех остальных шумов, что преподносит мутно-возбуждённый город, я поняла, что ты умер. Вот так - внезапно для меня и закономерно для тебя. Как умирает, вернее, отмирает время, совершив неизбежное: прорыв в будущее.
Ты умирал долго. Терзался - не без этого, ёжился от ужаса ночи, пил много и что попало - а попадало немало - и плавился в переходном периоде: жизнь - смерть - непоправимо-неизвестное. Ты исчезал навсегда - без права на дубли.
Ты оглох и ослеп. Чтобы не выть от боли. Душа ничем не спасалась: горели предохранители. Ты отказался от любви, отрёкся, постыдно сбежал с поля боя, оставив меня одну. А у меня не было другого выхода. Мне нужно было выживать за двоих - без отречения, без дублёров, без средств защиты, без опыта выживания в подобных условиях: огонь на поражение. И я выживала. Как чёрный снег - почти растаявший, всеми нелюбимый, уже опостылевший - так и я увлажняла дорожками своих глубинных слёз мёртво-асфальтовые тротуары твоего полузабытого голоса, прерывистой дрожи, боли, сопричастности с небом. Как бывает холодно, когда идёт снег - смерть напоминает о себе.
У тебя не было Бога. Ты растерял Его. Он уже не был реальностью для тебя. Ты жил, выживал в рамках ирреального времени - и всё без Бога. Я внесла в твою жизнь некоторое разнообразие - всплеском потрясения. И ты мне не мог простить это: прямое доказательство того, что Бог-то есть, Он живёт, но далеко не во всех. Танго танцуют двое. Чтобы чувствовать Бога в себе, необходимо взаимное усилие - не только Его - а это есть всегда - но и твоё, пусть заблудившегося и одинокого. Стремление. И беззащитность. До конца. Если ты выбираешь жизнь, отрекаясь от любви, то ты потеряешь жизнь.
 Если этот акт осознанный, значит, ты утратишь союзника по отречению - сознание. Распадёшься на составные - крестики и нолики, кавычки, оговорки, беспробудные повторы, хождение по кругу - лес велик и многие в нём затерялись - так и не выйдя на свет божий. И тень поработила их, занявшая место света: одна седьмая часть Вселенной стала главенствующей.
- Занялась бы делом, было бы не до философий - часто говорил мне ты, раздражаясь моим сентенциям - легко живёшь!
Ты жил трудно. Ты вообще не жил. Такая форма жизни. Хотя, не ты - первый, не ты - последний. Отошедший от жизни на расстояние нелюбви.
- А как же ты? - возражала я - ведь пропадёшь, за просто так пропадёшь.
 Я не предаю тех, кто заблудился. Да и вообще никого не предаю. Это не мой стиль. И не мой выбор. Я уже не выбираю. Свобода воли? Да. Если божественная воля уже в крови. Стала твоей сутью. Счастье, которое мало кому доступно. Я получила доступ к свободе воли. И всю ответственность за это - тоже. Как вторую сторону медали. Или луны. Или - собственного зазеркалья.
Мы все учимся быть счастливыми. Всю жизнь. До последнего выдоха.
- Кто это говорит? - твой вопрос как приговор. Если не узнавание проникло в плоть и кровь, то это уже приговор - я не узнаю, представьтесь, пожалуйста.
Я содрогнулась - за тебя, любимый, не за себя. Мы всегда боимся больше за тех, кого любим, чем за себя. Тебя зомбировала нелюбовь. Ты оказался в её лепрозории. Оттуда не выходят. Она не выпускает живыми свои жертвы.
- Это я - мой голос был неуверенным и тихим. И уже был.
- А кто - я? Будьте любезны, представьтесь! - ты раздражался всё больше.
 Ещё вчера - всё, что может вместить душа. Той своей частью, где всё ещё есть Бог. Хотя там, где Его нет, уже нет и души. Пустота. Причастность тьмы к безвременью. Вечность и это принимает. Любая ситуация ведёт к Богу.
Потом - пустая игра в просто слова, перескакивающие через сетку не узнавания и узнавания. Прежняя боль никуда не уходит. Она сворачивается увядшим цветком где-то в глубине тебя, чтобы распуститься с той же точки-боли, где её на время забыли. И утраченный цветок-огонь жжёт также неистово, как и когда-то. И его разрушение может быть ещё опасней: рассчитываешь, впадая в самообман, что всё уже в далёком прошлом.
И вот - опять, на той же глубине, где была когда-то в тебе.
И опять крик о помощи - горят предохранители. У обоих. Я представляюсь.
- Почему ты не счастлив? Ты ведь обещал мне, что будешь счастливым - без меня? Ты ведь верил в это. Молчание. Глухое и обезглавленное, как и ты сам…
Вот, в принципе, и всё. Тишина слов иногда - более отчётлива и чеканна. Она бывает полнометражной. И для каждого - своей. У каждого из нас свой сериал тишины. Мы всю жизнь учимся слушать тишину.
Ты говорил мне, что никогда не поверишь в то, что снег бывает чёрным.
- А если тебе об этом скажу я, имеющая доступ к иному видению? - как-то неожиданно для меня самой вырвалось у меня.
Это был период, когда я всё ещё задавала вопросы. А ты был ещё живым.
- Всё равно не поверю. Я верю только тому, что вижу.
Сейчас чернота снега меня не пугает - она испугала тебя. Ты не сумел время стянуть в одну точку. Белое - уже чёрное. Особенно, когда об этом говорят те, кого любишь. Если Богу будет угодно, снег станет чёрным. Это не нарушает законов природы. Нелюбовь - единственное нарушение всех законов.
Весна продырявила тебя насквозь. Чёрными пятнами уходящего снега в прошлые причастности к боли. Так учат любить - всю жизнь. И после неё.
Когда ты умер, оставаясь жить - пусть не надолго - я отскребла от своей сути маленькие льдинки прозрачности, из которых ты так долго пытался выложить в моей душе слово «вечность». Холод уходил - порабощения не произошло. Я не стала Снежной Королевой - не захотела стать ею. Жизнь возрождалась. Любовь возрождала жизнь. Ты научил меня не делать себя ничьей жертвой.
Господи, нет слов, в которых бы не было Тебя или попросту - Любви!
А если они всё-таки были - или есть, то пусть их будет всё меньше. Одна седьмая часть. Иначе, плоскость не узнавания займёт пространство любви.
 Снег чернеет без любви. От злобы и неверия. У чёрного - так коротка память на белое. Хотя белый цвет и вбирает в себя весь спектр радуги, чёрный в это не верит. Искусству доверия учатся всю жизнь. Прощай, мой герой без любви.
Тьма, займи своё место! Я перестала тебя даже жалеть, утратившего искру!».
Эти странички из своего же тоненького и почти уничтоженного временем дневника я нашла на даче. Нужно было чем-то растопить печку. Дрова были отсыревшими, влажными, нужна была сухая и быстро воспламеящаяся бумага. Я ещё раз прочла жёлтые, ветхие листочки дневника и вздохнула:
- Как давно это было! Только год прошёл, а кажется - целая вечность.
Я без всякого сожаления начала рвать клочки старой памяти и всовывать их в печку. Искры огня были жаркими и разлетающимися во все стороны. Как весело и жизнеутверждающе разгорается пламя прошлых чувств!
- Слушай, а тут что-то написано! - моя нынешняя любовь была оптимистично настроенной, в модных синих джинсах, спортивного телосложения и звали это чудо - Александром Иннокентиевичем. Он был моложе меня на десять лет. И это вселяло надежду. А может, просто новый самообман? Как мы любим создавать очередные мифы о самих себе! Я - так точно.
- Это я писала. Давно, в прошлой жизни - я не хотела вспоминать прошлого.
- А ты мне ничего не рассказывала об этом, девочка моя скрытная.
- Потому, что ты ничего не спрашивал. Это грустная история. Не буди спящую собаку. Никогда не знаешь, что всплывёт, когда она проснётся. Может больно укусить. А то и вовсе сожрать с потрохами. Прошлое - опасная территория.
- Да, я тебя понимаю. У меня самого моя трагедия в голове не укладывается. До сих пор моя бедная мать пытается найти хоть какие-то следы той женщины, из-за которой отец выбросился из окна. Даже наняла частного детектива. Он с неё только деньги - и поверь мне - немалые! - тянет. И ничего больше. Говорят, что она была на похоронах отца. Не уверен, что это правда. Думаю, что ей не хватило бы смелости. Их роман длился два года. И никто ничего не знал. Даже близкие не догадывались. Папа всегда ночевал ночью в доме, приходил вовремя, ничего не изменилось в атмосфере дома. Даже грусти или раздражения в общении с родными не было, представляешь?
- А командировки? - мне было интересно - ведь он часто ездил в командировки. Ты мне сам об этом говорил постоянно, мальчик мой доверчивый!
- Знаешь, ведь когда мужчина влюблён в другую женщину, это должно как-то выйти наружу. А тут - тишина. Конспирация полная. Так ведь не бывает!
- А может, эта женщина была в вашем доме регулярно? И поэтому - вне подозрений - я сама подбрасывала дрова в огонь. В прямом и переносном смысле. Я люблю разжигать истории, дрова, тлеющие чувства и саму себя.
- Может быть, может быть. Кого у нас только не было. Вот и с тобой я у себя же дома познакомился. Ты мне всегда нравилась. А вот английский - не очень. В нём много снобизма и слэнга одновременно. Затёртый язык разобщения. Может, мне на китайский перейти? Всё-таки миллиард народа на нём лепечет. Как ты считаешь, это прогрессивно? Я ведь не так глуп.
- А то! - я улыбнулась - будешь смотреть на мир сквозь узкие прорези глаз. Может быть, освоишь буддизм, изобретёшь порох и палочки для еды - вместо ложки с вилкой. Для тебя это будет прогрессом, милый мой второгодник! И китаянки нынче в цене. Мелковаты, правда, но ничего, разберёшься, дружок!
Я была репетитором английского языка у Саши. Он учился на третьем курсе гуманитарного университета. Неплохо, на мой взгляд, учился и вовсю наслаждался отпущенной ему молодостью. Вот только…
Мне нравится этот милый, смазливый, тонкий и энергичный мальчик - единственный сын того, кого я никогда не смогу забыть. Хотя и старалась, как могла.  Кого я похоронила - и хороню каждый день до сих пор. Зачем ворошить то, что не воскресишь? Там было много всего - страсти, порабощения друг друга, боли и ненависти, перетекающей в любовь.
Я действительно была на его похоронах. Об этом просила вдова - Ирина Игоревна, Сашина мама. Сказала, что это было и последней просьбой погибшего. Он оставил предсмертную записку. Клочок бумаги с неровным почерком. О наших отношениях там - ни слова, ни намёка, ни запятой. Только извинения перед родными, что так смалодушничал, уйдя в свою тишину навсегда. И ещё странная фраза, которую никто не понял, кроме меня:
- Если бы ты мне сказала, что снег - такой чёрный, я бы в это поверил. Сейчас поверил. Прости меня за недоверие к твоим словам и чувствам. Вернись!
Была поздняя и затяжная весна. Снега почти не было. То, что от него осталось - чёрные пятна прошлого. Грязного и позабытого. Время не поглощает боль, но оно разрешает ситуации. Как правило, через смерть.