Письмо

"Меня зовут Еленой Андреевной. Мне двадцать один год. И на жизнь я смотрю вполне трезвым, определённо-устойчивым взглядом, что не свойственно многим моим сверстницам. Юность - пора оправданного хаоса. Я к этому никакого отношения не имею, вернее, не хочу иметь. Я - будущий юрист. Вполне конкретная и надёжная профессия. И даже, если повезёт, высокооплачиваемая. А мне обязательно повезёт: я всё для этого делаю собственными руками, не надеясь на подарки судьбы. Мой фатум давно лёг под меня - только ушки торчат. Я ни на кого не рассчитываю. Поэтому на меня тоже никто не рассчитывает. И это - честно. Многие знакомые называют меня Алёной, но я приучаю их к завершённому имени - Елене Андреевне.
На будущее, что б потом - не переучиваться. Я предпочитаю с людьми деловые отношения, даже с друзьями делая их приоритетными. Время конкретных слов и действий. Это - ни плохо, ни хорошо. Просто такие правила игры. Такова жизнь, как говорят уже все, а не только французы. Правда, они были первыми.
На парах по очередным юридическим, лишённых всякого здравого смысла наукам - я учусь в университете на четвёртом курсе - я вытянула из сумки книгу Макса Фрая. Чтобы как-то скоротать нудное время от бестолково томящегося возле доски лектора. Который сам не разбирался толком в том, что вещал, но всё время внимательно прислушивался к бурчанию в своём животе - интересно, чем он сегодня завтракал? Макс Фрай - не лучшее чтение, но другого, простите, не было. Этот автор так непристойно  увлёк одного моего знакомого, что мне - из уважения, а может, из жалости? - к тому, с кем спишь, приходится тоже окунаться во всё это воспаление менингиальных мыслей в предкоматозном состоянии от собственного эго. Интересно, Макс Фрай - и псевдоним у него вычурно-идиотский - чем-то ещё в жизни заниматься пробовал? Может, стоит попробовать. А вдруг, получится? Всё-таки не так страшно будет ему жить. И других пугать собой перестанет. Ему зачтётся маленькая, но победа над собой! Человечество будет ему признательно: можешь не писать - не пиши! А то ведь другим читать приходится.
Когда-то я прочла, что Фрейд сказал о своих работах сакраментальную фразу:
«Эти книги я написал без Бога». По-моему, Максу Фраю надо подписываться под цитатой Фрейда ежедневно, много раз. У них, кстати, столько общего. Но это так, к слову. Реши проблему основного инстинкта - и все остальные темы отпадут сами, без лишней дури и грузиловки бедного социума своей нерадивой неудовлетворённостью. Мужчины, любите женщин! Секс ещё никто не отменял. Ну, нет - так помогите себе сами! Тоже - не постыдно, хотя и не то.
Из книжки вывалилось письмо - без конверта, без даты, без подписи. Всё написанное - без обращения к конкретному лицу, неизвестным мне почерком, расплывчато, но притягательно, как чужой секрет, который хочется узнать и - тем самым - разрушить тайну двоих. Свои тайны почему-то не так греют. Я с большим интересом, чем в книгу, окунулась в письмо таинственной, как пишут в пошлых, женских, слезливых романах, незнакомки:
«Ты мне уже не можешь причинить боли. В тебе ничего не изменилось - те же жесты, привычки, тот же чёткий профиль, умение смотреть сквозь собеседника - так, что тот этого не замечает, думая, что ты больше концентрируешься на его словах и интонациях, та же причёска, походка и усталость. Исчезло главное - для меня: ты не в силах сделать мне больно и сладостно тёрпко - даже не знаю, чего в этом больше? - одновременно, чем владел когда-то. Господи, как давно это было! И как недавно! Время может течь в двух направлениях - я это знаю наверняка: из прошлого в будущее и наоборот - из будущего в прошлое, но об этом догадываются немногие. Я из их числа. А ты, навсегда любимый?
Меня размотало двумя вихрями одновременно. Я попала в круговорот, завихрение потоков времени - не выскочить! Помоги мне, если сможешь! Раньше ты мог. Раньше ты всё мог. Ты мне не оставил даже тени от ускользнувшего в вечность ощущения самой себя. И где мне теперь себя искать? Эхо меня - в этой строке. А где всё остальное? Меня было так много!
Как выяснилось, я тебя совсем не знала. Мне было отпущено познать только ту часть тебя, которая осталась во мне навсегда, растворилась, став уже мною. Я даже не знаю, о ком я сейчас пишу - о тебе или обо мне? Нас - уже не существует. А было ли оно когда-нибудь? Хотя, какая разница? Это всё - путь к Творцу. Без любви - что мы стоим? Ровным счётом - ничего!
Я такая слабая без тебя. Наверное, в этой слабости и была моя основная сила, кто знает? Но она не спасла меня, вернее, нас. Видишь: я всё время непроизвольно соскальзываю на осколочное, режущее острыми краями, ушедшее в никуда - нас. Глупая и безалаберная, не целостная, да? Ты часто меня в этом упрекал: занялась бы делом, отрезвела бы от самой себя. Можно подумать, что любить - это не дело.  Слабость - это моё убежище, мой остров, моя ирреальность. Я зарываюсь в неё с головой, теряю ориентиры во времени и пространстве. Для кого-то быть слабым - трагедия. А для меня - даже не драма. Скорее, поэзия. Без обозначенности чётких контуров и звуков. На одних сокрытых для посторонних чувствах, на оглашённости - ещё до веры, но в томлении по вере, на оттенках неба, на предвидении того, что никогда не может быть, потому что уже есть, на отзвуках шуршаний крыльев ангела-хранителя, не ведающего, кого ему охранять или хранить, на кончике слабого тактильного ощущения рождающейся дрожи. Спаси и сохрани - и всё! Просто - до внезапно, как майский гром, очевидного - всё вездесущее, если можно. Ангелы это могут. Иногда мог и ты - получалось, я помню. Давно. Когда учился быть ангелом. Когда мы любим, мы все, как ангелы: учимся быть.
Помнишь, как мы останавливали время внутри? Снаружи оно текло своим ходом. А внутри - стоп! - чтобы удержать то внезапное счастье обладания вселенной, перетекая в каждую частичку этой самой вселенной. Сопричастность к творению, к боли, рождающей любовь - всё время, без перерывов, без соскальзывания в патологическую пустоту.
Пустота - это зона нелюбви, отстойник, в который всасывается нелюбовь, что б не загрязнять вселенную. Квадраты Малевича, чёрные дыры - всего лишь мусоросборники нелюбви. Этап развития. Потом и этот мусор утилизируется.
Твои морщинки покорно разглаживались под моими пальцами, как будто боялись ослушания. И только, когда я убирала тонкие пальцы, они медленно возвращались на своё законное место. Каждая поверхностная бороздка или маленький, незаметный рубец на твоём теле - история твоей мужской жизни. Это боль в радости. И радость в боли. Это рождение нового, утрата отжитого, потеря невосполнимого - любой миг ускользающей жизни невосполним. Иногда это горечь сухой полыни. Или тёрпкость неспелой айвы. Или корица чьих-то жарких и пряных губ. Интересно, какой морщинкой зарубцевалась я? Какие запахи унесла с собой навсегда? Какую печаль утолила, подарив взамен новую? Тишина - главный ответ на все поставленные вопросы.
- Я с тобой медленно схожу с ума - говорил ты, помнишь, любимый? - мы глупеем так упоительно и открыто. Куда подевались наши страхи?
- Мы стали жертвами виртуального мира любви - отвечала я - давай в нём останемся навсегда, спрячемся от всех, чтобы нас никто не нашёл в их яви.
И будем жить-поживать. Ничего не наживать. Как в детстве.
- И умрём в один день? - с улыбкой спрашивал ты, помнишь?
- В один час, в одно мгновение - говорила я - по-другому не бывает. Не может быть. Иначе, как потом уцелеть - тому, кто останется один? А главное, зачем?
- А он или она - и не уцелеет. После этого уцелеть невозможно - твои слова.
А потом - меня всё-таки не стало. Внезапно. Всё самое главное в нашей жизни происходит внезапно и незаметно. И не ты тому виной, сумевший отринуть от края бездны. Тебя не в чем винить: чувство самосохранения сработало исправно в последнюю секунду, выдернув кольцо у запасного парашюта. А я не уцелела. Однажды ночью я поняла, что меня уже нет. Я стала слишком лёгкой, невесомой, перестала ощущать всякую боль. Я освободилась от тебя - ценой собственной жизни. Прощай, любимый, родной, единственный, до нового витка - браки совершаются на небесах. Я стала старше, чем жизнь, на сотню жизней вперёд. Помоги ещё кому-нибудь понять это и приходи - я буду ждать тебя там, где времени нет. Там ждать легко. Мгновение равно вечности, здорово, правда?
Я тебя любила, люблю и буду любить - всегда."
Я закончила чтение чужого, столь странного письма. Я так и не смогла понять, кому оно писалось, почему они расстались, жива ли автор этих неровных строчек. Но мне стало грустно. Моя реальность приобрела иные тона - скучные, вылинявшие, безликие, предсказуемые - много пошлости и тенистой суеты. Вечером нужно было встретиться с деканом - молодящимся жеребчиком - и после усреднённого ресторана продолжить в неформально-интимной обстановке уговаривать про место в аспирантуре. Ничего, додавлю - куда он денется! Хотя и без прежнего шика. Письмо подействовало - что-то во мне надломилось. Но что? И чем это чревато? Я пока не знала. Поживём - увидим. Как опасно натыкаться случайно на чьи-то письма. Хотя случайность - язык Бога. Эзопов язык. Оказывается, уцелеть - не самое главное. А где же взять подобные чувства, не дающие шансов уцелеть? Я начала обесцениваться в собственных глазах. А это - не к добру. А, может, наоборот? Тишина.