Ангел небесный продолжение 18

И наступил вторник, последние часы перед вылетом, последнее свидание  близких людей, родственных душ, привязанность между которыми была так сильна, что, казалось, ничто и никогда не сможет их разъединить.
- Дорогие мои женщины! Простите меня, если я был перед вами неправ, зол или в гневе вершил несправедливость, простите и не держите зла. Давайте сядем на дорожку, - Ромка сел на стул, в задумчивости обхватив руками дорожную сумку, которую купил перед отъездом. 
- Сыночка, что ж ты прощаешься! – сказала со вздохом Зина. - Ну, прямо, как перед смертью. Тебя же никто ни в чем не обвиняет. И ни перед кем ты не виноват.
- Действительно, Рома, - поддержала Зину Валентина Григорьевна. – Все образуется. Вот съездишь в Москву, поступишь, а там видно будет.
- Да я это так, для красного словца приплел, - рассмеялся Ромка, - а вы поверили, навыдумывали неизвестно что. У меня отличное настроение, еду в Москву – чего еще желать? Сбылась моя давняя мечта. Если поступлю, всех веду в ресторан. Обещаю. Ладно, посидели,  поехал я.
Ромка встал, шагнул к двери, к нему бросилась Рита.
- Ромка, можно я с тобой? Ну, до аэропорта хоть провожу.
- Не надо, - сказал Ромка. - Долгие проводы – большие слезы. Приеду, позвоню. Вот, черт, мобильник забыл отдать, - Ромка поставил сумку на пол, расстегнул боковой карман и достал из него мобильный телефон. – На, Рит, это тебе. Будем созваниваться.
Рита просияла. – Спасибо, Ромчик. А как с ним обращаться?
- Я тебе объясню, - сказала Валентина Григорьевна. – Не задерживай Рому, его такси ждет. Ну, до свидания, родственничек! – и она крепко обняла Ромку.
- До свидания, сыночка, - сказала Зина. Она тоже хотела обнять и поцеловать  Ромочку, но постеснялась к нему подойти. Вот если бы она одна его провожала, тогда бы нацеловалась, наплакалась всласть. Но так как этого не произошло, Зина осталась стоять в стороне.
- Всем пока, до свидания! – крикнул Ромка, поднимая с пола сумку и не услышав обращения матери.
- Дай хоть поцелую тебя, - краснея, попросилась Рита.
- Это пожалуйста. Мамы, отвернитесь!
Кто сказал, что с Ромкой что-то должно случиться? С ангелами ничего не случается, они безгрешные и с легкостью преодолевают любые препятствия, ибо ангелы летают по воздуху, а препятствия чинятся на земле, где в бесконечной суете и страданиях копошатся смертные люди.

Москва! Еще в детстве Ромка мечтал в ней побывать, увидеть Кремль,  Спасскую башню, Храм Христа спасителя и сказочной красоты Собор Василия Блаженного. Сами названия уже тревожили душу, манили к себе, звали, волнуя рвущееся вперед воспримчивое детское воображение. И вот он в Москве, идет по ее улицам, смотрит по сторонам, глазеет на высоченные небоскребы, рекламные вывески, и его охватывает неудержимое любопытство, все ему интересно, обо всем хочется узнать и все увидеть собственными глазами. Какой большой и шумный город этот – Москва! Сколько вокруг народу, все куда-то бегут, торопятся, снуют в невероятной спешке, особенно это хорошо видно в метро, которое будто гигантский удав засасывает в себя подвернувшихся прохожих, выплевывая на другом конце транспортной ветки. Вот и его засосал эскалатор, Ромка задрал голову, пробежался глазами по списку станций и, углядев название “Баррикадная” с левой стороны, нырнул в отходящий поезд, считая остановки и теряясь в бесконечной людской массе.
Движение, всюду беспрерывное движение. Остановка равносильна смерти, затишью, холодному засасывающему покою. Как по-математически правильно и по-человечески жестоко устроена жизнь, нет в ней ничего лишнего и пустого. Исчезает одно, тут же его место занимает другое, вот и он, подчиняясь незримому общему за-кону, мчится куда-то, зачем? Ромка вдруг ощутил себя винтиком громадной машины, словно им кто-то управляет, и ему от этого стало не по себе. Но все равно, он не остановится, будет идти, бежать, сломя голову, насколько хватит его сил. Это его желание и он принимает вызов, он не остановится.
- Станция “Баррикадная”. Переход на станцию “Краснопресненская”.
Ромку вынесли, вытолкнули на поверхность, он выскользнул в сторону, туда, где  было поменьше народу и можно было отдохнуть и собраться с мыслями. Выпив кофе с традиционным московским пирогом, Ромка достал схему, осмотрелся и пошел по намеченному Потехиным маршруту. И через пятнадцать-двадцать минут уже был у главного корпуса Гнесинки на Поварской, 38. Классическое административное здание в три этажа, Ромка узнал его по описанию Потехина. Чуть задержавшись  при входе, он выдохнул и открыл дверь, шагнул решительно вовнутрь.
- Вам кого, молодой человек? – окликнула Ромку женщина у входа.
- Мне? В училище, - ответил Ромка.
- Училища здесь нет, теперь это колледж. И экзамены уже закончились, приемные листы вывесят завтра, - ответила женщина.
- Мне к Стоклицкой, - повторил Ромка. 
- Стоклицкой тоже нет, она ушла.
- Что же мне делать? – в голосе Ромки прозвучало такое отчаяние, что женщина пожалела  чужого подростка, которого она приняла за абитуриента.
- А приходи завтра. На какое отделение поступал?
- Да я еще никуда не поступал, - растерялся Ромка. – Я только приехал.
- Э, да ты парень опоздал! И что же мне с тобой делать? – всплеснула руками женщина.
- Ничего не надо делать. До свидания! – и Ромка в растерянности вылетел из здания на улицу, сел в недоумении на ближайшую скамейку. Что называется, приехал. Мечтал, надеялся, и - на тебе – здрасте! Ничего себе поворот! Не может быть, чтобы он опоздал, надо воспользоваться телефоном, который ему дал Потехин. И Ромка полез в сумку за запиской. И куда он ее засунул?

- День добрый, Валентина Петровна. С кем ты сейчас разговаривала? - в вестибюль спустилась полная интересная женщина с глубоко посаженными глазами и в приталенном клетчатом жакете.   
- Евгения Юделевна! Разве вы в колледже? – испугалась женщина при дверях. – К вам только что просился молодой человек, а я его прогнала. Простите меня, я не знала, что вы еще здесь.
 - Где этот молодой человек? – спросила Стоклицкая. Это была она.
- Не знаю, наверное, уже ушел.
- Что вы наделали, Валентина Петровна? И почему вы всегда вмешиваетесь в учебный процесс?– фыркнула Стоклицкая и, не сдержав разочарования, вышла на улицу. 
- Но я действительно не знала, что вы в колледже, - оправдывалась женщина, на глазах которой уже проглядывались слезы.

- Мальчик, вы ко мне? – обратилась Стоклицкая к Ромке, который, выложив на скамейку содержимое сумки, никак не мог найти злополучную записку.
- Да. Наверное, - испуганно ответил Ромка и перестал рыться в сумке.
- Что значит - наверное?
- Вы - Стоклицкая Евгения Юделевна? – от неожиданности Ромка икнул и спутал ударение. 
- Да, только не Юделевна, а Юделевна, - поправила Стоклицкая Ромку, сделав ударение на второй слог. Ей понравилось смущение молодого человека.
- Вы от Потехина? – спросила Стоклицкая.
- Да. А как вы узнали? – удивился Ромка. Наконец, он додумался встать, прикрывая собой раскрытую сумку.
- Дорогой мой, это видно невооруженным глазом. Пройдемте в здание, - и Стоклицкая кивком головы предложила Ромке следовать за ней. 

- Привет, Серега, как дела?
- Нормально, - зевая, ответил охранник. – Ты что нарисовался?
- Да вот шефа хочу кое о чем спросить. Можно, я пройду? – глава поросовских боевиков Виктор Бачулюс выглядел обеспокоенным. 
- Не велено, они отдыхают.
- Что значит – отдыхают? Я по делу. Пусти, - Виктор попытался прорваться  силой, но Серега хорошо знал свои обязанности.
- Ты чего балуешь? Если очень надо, вот телефон, звони. 
Серега передал Виктору трубку домофона.
- Звони, звони. Сам убедишься, занят шеф или не занят.
Неблагодарное это занятие – беспокоить шефа во внеурочное время. Премии лишит или взыскание наложит. Как бы там ни было, звонить все-таки придется. 
- Алло, шеф? Вадим Евгеньевич? Алло?
Прошло несколько долгих секунд прежде, чем на другом конце провода взяли трубку.
- Да, слушаю. Подожди. Мальчики, можно потише? Слушаю, Поросов.
По голосу вроде не видно, чтобы шеф был чем-то недоволен. Это облегчает задачу.
- Вадим Евгеньевич, это Виктор.
- Бачулюс?
- Да.
- Что у тебя?
- Тут ваш объект в Москве нарисовался. Что с ним делать?
- Какой объект, какая Москва? Что ты мне голову морочишь?
- Ну, объект, парень этот, скрипач, помните?
- А, скрипач, Ромочка. Помню. Ну, и что он в Москве делает? Чего его туда занесло?
- Не знаю.
- Если не знаешь, зачем звонишь?
- Так ведь сами сказали, найти и наказать. Найти я его нашел. Что дальше делать?
- Ничего не надо делать. Я прощаю его. Все, отстаньте от меня, отдохнуть не дадут, - и Поросов бросил трубку, обрывая разговор.
- Как прощаете? – Бачулюс от неожиданности чуть не выронил трубку. Он-то думал, что получит подтверждение. – А приказ? Я ведь не могу отменить приказ. Исполнитель уже в Москве, может он уже того...
- Чего расстроился, Витек? С шефом поругался? – Серега достал начатую пачку сигарет, протянул Виктору. – Кури, легче станет.
- Легче не станет. Помнишь паренька, ну того, что со скрипкой приходил к шефу? - Бачулюс взял сигарету, прикурил.
- Как же не помнить, помню, - ответил Серега. - Я его тогда чуть собаками не затравил, прости, Господи! И как он забор перемахнул, ума не приложу. Прямо кандидат в мастера спорта.
- Ну вот, шеф отдал приказ – найти его и наказать, - продолжил Бачулюс. - Ну, как у нас наказывают, не мне тебе объяснять. А паренек в Москве, и исполнитель там же. Приказ надо кому-то исполнять? А шеф теперь пургу гонит, не надо никого наказывать, прощает он его. Тоже мне, великодушный нашелся. А как я приказ отменю, может, паренька этого уже и в живых нет?
- Да, не повезло скрипачу. Выручать его надо.
- Да как ты его выручишь? Он ведь в Москве, не достать!
- Вот и нефиг было рапортовать раньше времени, - ответил зло Серега. - Вечно ты вперед батьки в пекло лезешь!
- Никуда я не лезу. А работу терять никому не хочется, - Бачулюс помрачнел, задумался. Потом добавил: - Ладно, пойду я. Может, дозвонюсь до исполнителя. Только он трубку никогда не берет. Сам звонит, когда дело сделает. Пока, Серега.
- Бывай здоров, киллер хренов, - проводил Бачулюса Серега и выругался, – сучара! Давить таких надо. Вот почему, когда хочется помочь, нет для этого, ну, ника-ких возможностей. И что за жизнь хреновая пошла! Пойду, чаю выпью, тоску разгоню.

- Ну, молодой человек, показывайте, на что вы способны, - Стоклицкая привела Ромку в небольшую аудиторию, прикрыла дверь и пошла закрывать окно. - Чего вы ждете? Играйте, играйте.
- Как, прямо здесь, сейчас? – спросил Ромка.
- А вы думали, вам предоставят зал, зрителей? Ну же играйте, у меня мало времени. Должна же я получить о вас представление.
Стоклицкая закрыла окно, в комнате сразу стало тихо, и села на одну из парт, с любопытством и недоверием рассматривая присланного Потехиным юношу. И чего Владик в нем нашел? Нескладный какой-то, невоспитанный.
- А что играть? – снова спросил Ромка. 
- А что, у вас большой выбор? Что вы умеете? – все более раздражаясь поведением юноши, с нажимом спросила Стоклицкая. Так она  просидит с этим юношей до вечера. А ей через час нужно быть дома, слесарь придет кран налаживать. Третий день на кухне течет, а слесаря не дозовешься.   
- Брамса, Сарасате, Чакону Баха, - ответил Ромка.
- Баха-Бузони?
- Ну да.
– Вы знаете Чакону Баха-Бузони? - Стоклицкая едва не рассмеялась.
- А что тут особенного? – сказал Ромка. – Я играл ее на выпускном вечере в интернате. Играть?
- Ну, сыграй. Попробуй. Посмотрим, что у тебя получится, - Стоклицкая покачала головой. А он еще к тому же и высокомерен. Что тут особенного! Чакону Баха играют лучшие скрипачи мира и не у всех она получается. А тут какой-то воспитанник. Да если бы не Потехин и разговаривать бы не стала!
Ромка открыл футляр, вынул скрипку, тронул струну смычком. А он чувствует инструмент, подумала Стоклицкая, может, действительно сыграет, хотя бы на школьном, ученическом уровне. Для провинции и это неплохо. Даже запомнить Чакону и сыграть ее по памяти, это уже кое-что.
Тем временем Ромка начал разыгрываться, повторяя обычные для себя упражнения и разминая непослушные пальцы.
- Ну я начинаю. Можно? – спросил он у Стоклицкой.
- Можно, можно, - кивнула головой Евгения Юделевна и снова подумала о слесаре. Вот она ждет его, торопится, рабочий день под него подстраивает, а он вдруг не придет. Совсем не придет. И что тогда делать? Вечером приемная комиссия колледжа, быть нужно обязательно. А если квартиру затопит? Сколько можно тазы подставлять? Да на это никаких нервов не хватит! Да, вот так, и никогда-то у нее быт не был обустроен. Что ж, обычное дело для музыканта. Либо быт, либо музыка. Как бы научиться их совмещать? И тут Стоклицкая поймала себя на мысли, что парнишка-то играет ничего. Даже очень ничего играет, просто хорошо. И темп угадал, и дыхание хорошее, и певучесть какая надо. Нет, экземпляр подходящий, не только для провинции, но и для столицы хорош. Ну, ну, дальше, дальше. А эту часть просто здорово сыграл! Кто ему руку ставил? Да, Потехин, кто же еще. Молодец, Владик, ничего не скажешь, толкового паренька прислал. Сегодня же доложу о нем на комиссии. Сколько можно отбиваться от сыночков высокопоставленных папаш, этих холеных, сытых середняков! Нет, с техникой у них еще куда ни шло, но в голове! Бог мой, что у них в голове! А этот с душой играет, сердцем чувствует скрипку. Все, берем. Отличный экземпляр.
- Достаточно, - Стоклицкая с прищуром посмотрела на Ромку. – Все, хватит, остановись. Да остановись же!
Ромка опустил скрипку. Все, провалил, не примут. Одно место забыл, другое напутал. Конечно, разве с ходу что-нибудь получится, без репетиции. И, краснея, посмотрел на педагога. Сейчас она такое скажет, что хоть сквозь землю провались.
- Ну, что я могу сказать? Как ваше имя?
- Ромка. Рома Курицын.
- Вот что я вам скажу, Рома Курицын, – Стоклицкая выдержала паузу, посмотрела на Ромку, волнуется, переживает паренек, значит, не знает о своем даровании, это хорошо, будет над чем работать, и с расстановкой, взвешивая каждое слово, произнесла, - вы мне понравились.
В Ромке все задрожало, разорвалось, полетело куда-то в трамтарары и он не знал, что ему делать с этим внезапно охватившим душу чувством. Он не мог дать чувству оценку, хорошее оно или плохое, низкое или высокое, гордиться этим чувством или стыдиться его.
- У вас хорошая рука, вы неплохо чувствуете инструмент, - продолжала Стоклицкая. - И Чакону вы поняли достаточно хорошо для своего возраста. Так что я с радостью беру назад свое недоверие. 
- У меня к вам записка от Потехина Владислава Петровича, - волнуясь, выговорил Ромка и протянул педагогу мятый клочок бумаги. Он нашел ее в последний момент на скамейке перед тем, как появилась Стоклицкая, но все не решался отдать.
- Что ж ты раньше о ней молчал? Ну-ка, покажи, - Евгения Юделевна взяла записку, быстро пробежалась по ней глазами. – Узнаю Владика! Тот же почерк, та же стеснительность и юношеская робость! Вот ведь замечательный был музыкант. Пока не уехал в свое захолустье. Уехал и пропал. Хорошо еще, что не запил. Такое с музыкантами случается. Но Вера! Удивительная женщина. А что, они так без детей и живут? – спросила Стоклицкая у Ромки.
- Не знаю, кажется, - ответил Ромка.
- Да, бездетность - самая страшная беда для женщины. И семьи от этого рушатся, и мужчины к другим женщинам уходят. Но Владик очень порядочный, джентльмен. И умница. Вы, Рома, не представляете, что для вас сделал этот человек, какие сейчас перед вами откроются перспективы. Таланту нужен простор, возмож-ности, только тогда он проявит себя в полной мере. Так что, я вас поздравляю.
- Спасибо, - буркнул Ромка.
- Ну, будем считать, что прослушивание состоялось. Теперь слово за приемной комиссией, постараюсь ее уговорить. Все-таки я заведующая кафедрой. Ну, если что, сыграешь еще разок, перед всеми. И тогда, думаю, уж точно тебя примут. Так, что еще? Ты где остановился?
- Нигде, - простодушно ответил Ромка. 
- Как нигде? – удивленно переспросила Стоклицкая.
- Так, нигде. Я только что приехал. Прилетел самолетом. И прямо к вам.
- Понятно. Сейчас позвоню в общежитие, временно переночуешь там. А завтра видно будет.
Стоклицкая достала мобильный телефон, набрала номер.
- Валерий Петрович? Слушай, у меня тут молодой человек сидит. Да, поступать собирается. Неплохой музыкант, но жить ему негде. Конечно, иначе бы не звонила. Значит, ты понял, устрой его на одну ночь. Как зовут? Рома Курицын. Запомнил? Курицын. Все, до связи. Спасибо.
- Ну вот, Рома Курицын, езжай вот по этому адресу, - Стоклицкая протянула Ромке рекламный проспект для абитуриентов, - он указан на обратной стороне. Как добраться, там написано. А теперь мне надо идти. Завтра в десять приходи, будем тебя оформлять. Да, кстати, документы не забудь захватить. Они у тебя с собой?
- Конечно. Показать?
- Не надо. Ну, до свидания, студент.
Ромка выскочил на улицу в счастливейшем состоянии, какое только возможно было в его положении. Его почти приняли в одно из лучших музыкальных училищ страны, да что там почти - он понравился самой Стоклицкой, заведующей кафедрой струнных инструментов, значит, точно, приняли. Нет, он в общежитие сейчас не пойдет, надо непременно событие отметить. А как отмечают свое поступление нынешние абитуриенты? Понятно, как – веселым походом в кафе. Деньги у него имеются, что же, смотреть теперь на них? Нет, деньги надо тратить. Для того они и деньги.
И Ромка пошел по Поварской искать подходящее кафе.
Следом за Ромкой пошел хмурый мужчина крепкого телосложения в потертых джинсах и фирменной безрукавке. И чем паренек не угодил шефу? Кто его знает. Поросов - скотина порядочная, о себе думает, на других ему наплевать. Позвоню-ка Бачулюсу, может, он что скажет. Мужчина достал мобильник и на ходу, не останавливаясь, позвонил. Абонент недоступен, приятным женским голосом ответил мобильник. Мужчина выругался, отключил мобильник. Задание остается в силе. Поганое это дело – подростков мочить. Жаль паренька, не виноват он, что не вовремя под руку подвернулся.
И как раз в это время позвонил Бачулюс. Чтобы отменить задание, остановить исполнителя-киллера, но ему тоже было отказано в доступе, мобильник предательски молчал. Последняя возможность избежать трагедии осталась неиспользованной.

А тем временем Ромка шел по Поварской и искал кафе. День был солнечный, дышалось легко, поэтому хорошо бы посидеть на воздухе, за столиком, выпить чего-нибудь освежающего, пива, например. Почему он не может себе этого позволить? А вот и кафе. Надо же, тоже называется “Космос”. И тут Ромка вспомнил, что еще не звонил домой, Рите, маме, Потехину, ничего не сказал им, что у него все в порядке и что его приняли в колледж. Ромка сел за столик, положил на свободное кресло сумку, рядом пристроил футляр со скрипкой, достал мобильный телефон и набрал Ритин номер.   
- Алло? Ромка? Ты где? – отозвались в трубке.
- Рита, привет! – радостно закричал Ромка. – Я в Москве, я поступил. Слышишь меня? Я поступил!
- Слышу, слышу. Молодец! Я и не сомневалась, - конечно же, это была Рита.
- Передай Владиславу Петровичу, что я поступил. Передашь?
- Постараюсь. Если найду их дом.
- Найдешь. Как там мама, Валентина Григорьевна?
- Ничего, все хорошо. Как у тебя, устроился?
- Еще пока никак. Стоклицкая дала направление в общежитие. Как приеду, позвоню. Ладно, пока, целую.
- Ромка, Ромка! Не бросай трубку! Ты когда приедешь, я скучаю, понимаешь? Мне плохо без тебя! – Рита едва не сорвалась на плач.
- Вернусь девятнадцатого, в пятницу. Как говорил. Ну, что ты расстраиваешься попусту, все хорошо. Вот поступлю, документы оформлю и тебя с собой заберу, Москву посмотришь. Ну, чего ты куксишься?
- Ничего, - в трубке замолчали. - Тебе, как я вижу, хорошо, по Москве гуляешь, а я на фабрике вкалываю. Ладно, пойду, а то мастер заругает. Пока, Ромка! Целую.
- Пока, Ритульчик, не грусти!

Пока Ромка говорил, принесли меню. Ромка заказал себе шикарный обед – осетрину в кляре, грибы в сметане, мясной салат, салат из капусты, ну, и бутылочку пива. Можно отдохнуть и расслабиться. Он это заслужил. Сколько пришлось натерпеться, мучаться, страдать, но теперь все это позади, в прошлом. Впереди долгая и счастливая жизнь. Ромка налил пива в бокал, отпил и потянулся в пластмассовом кресле. Вот жизнь пошла, никогда бы не подумал, что с ним это случится. Подумал и встрепенулся, будто услышал что.

- Новенький, новенький летит!
- Где ты увидел, никого же нет!
- Нет, так будет. Смотри, один человек собирается убить другого. Я же вижу, не слепой!
- Собирается - не значит, что убьет. От этих людей всего можно ожидать.
- А я говорю, что событие свершится, произойдет и никто этому не помешает. Я прочитал мысли человека с револьвером, у него задание убить. Смотри, смотри, он стреляет! А когда человек умирает, душа его освобождается и летит к нам. Вот и по-полнение.
- Да не шуми ты, дай на людей посмотреть, давно их не видел.
Это разговаривали ангелы, летая по воздуху невидимыми тенями и наблюдая с любопытством за тем, что происходит на земле. Ну, что с ангелов возьмешь! Сущие дети.

Ромка огляделся, вроде нет никого. Видимо, ветер прошелестел листвой и затих, улетая ввысь, под небеса. Но в ту же секунду почувствовал резкую боль в спине, под левой лопаткой, словно пронзило что-то, потом закружилось в голове, закачалось, глаза стали закрываться, накатилось утомление, сменившееся безразличием, и жизнь, бившая в Ромке неиссякаемым фонтаном радости и счастья, стала угасать. Ромка закинул голову, рука бессильно отпустила бокал и бокал покатился по столу, поливая свежим пивом стол с обедом, который так и остался нетронутым. 

Ну, вот и все. Человек в безрукавке встал, пряча револьвер, мельком посмотрел на Ромку, удостоверился, что объект готов, и пошел по Поварской, доставая на ходу мобильник, чтобы позвонить и доложить о выполнении задания.

Душа же Ромкина встала, потянулась, отряхивая налипшие грехи, и шагнула ввысь, покидая ненужное и брошенное тело. Чувствуя, что может лететь и дальше, она взлетела повыше, подержалась на воздухе, словно проверяя, пробуя свои возможности, и пропала в неизвестном направлении.
- Новенький, новенький прилетел! К нам, к нам, сюда!

(продолжение следует...)