Про смысл, шкварки и радио

Я люблю обнаруживать смысл - неважно в чём, - находить всегда очень приятно. Но бывает так, что в наличии есть все атрибуты чего-то, все составные части, детали, элементы, паззлы – а цельная картинка никак не складывается. Вот то, чем мы обычно занимаемся на работе, на мой взгляд, редко имеет настоящий смысл; в праздники же бессмысленность разбухает подобно пепельнице в курилке, которую никто не чистит двенадцать дней кряду.
- Ну что, у тебя-то хоть там проснулись? – поднимает на меня в курилке пустые глаза коллега-сменщик, имея в виду активность аудитории в программе по заявкам радиослушателей.
- Ну щаз!... – стряхиваю я пепел в переполненную пепельницу, - Всю голову уже сломал, сочиняя оригинальные заявки. Программа по заявкам есть – а заявок нет. Как и смысла.
Впрочем, не думаю, чтобы собеседник меня понял – я привык не рассчитывать на это в разговорах в наших курилках. Пепельница настолько полная, что пепел валится на грязный пол – смысла нынче нет даже в наличие в курилке пепельницы. На работе, слава Богу, не надо задумываться о смысле – тут приказы надобно исполнять, а не обсуждать. О смысле тут должны задумываться специально обученные люди; хотя, посмотришь иной раз на очередного Эдуарда Назакатенко и понимаешь, что тот задумываться от греха подальше тоже вряд ли станет.
Впрочем, работа в праздники не лишена и какого-то очарования: во-первых, количество
Эдуардов на квадратный метр сведено к минимуму – а, как известно, чем меньше их, тем больше нас, - а, во-вторых, утомлённое праздниками сознание оставшихся на вверенной территории преподносит порой удивительные сюрпризы.
Вот, скажем, приезжаю утром на работу, - а утром в новогодние выходные ощущение такое, что в целом мире есть только ты и работа, и в целом мире лишь только вы с ней нужны друг другу; больше ни ты, ни твоя работа никому не нужны, - приезжаю, открываю тяжёлую металлическую дверь, захожу в предбанник студии, - обиталище охранников, - и вижу картину маслом. Вернее, даже маслом и шкварками.
Впрочем, тут не могу удержаться от того, чтобы в двух штрихах нарисовать портрет наших охранников. Три человека в мрачной форме с нашивкой «охрана» на плече. Как сказал как-то один знакомый художник, «простые парни с некрасивыми, но честными лицами». Один из ребят мне, к примеру, страшно благодарен за то, что я научил его за секретарским компьютером язык с английского на русский переключать – «А то я, Сань, тут уже час мучаюсь – а он сука только по-английски пишет!» Впрочем, они дружат с тобой только до тех пор, пока у тебя есть пропуск: если ты случайно забыл его дома – они феноменально быстро забывают тебя даже в том случае, если знают тебя уже лет пять, и без пропуска попасть на работу становится большой проблемой. В общем, это не секьюрити и не служба безопасности – это немногословные профессионалы, которые охраняют от нас нашу работу и начальственную парковку заодно.
Так вот захожу я с улицы в предбанник, и меня в буквальном смысле сметает с ног густой, тяжёлый, мрачный запах жареного сала, и звук ещё такой, как если бы с яростным шипом догорал бикфордов шнур с руку толщиной. Я зажмурился и инстинктивно вжал голову в плечи.
- Даров, Сань! Присоединяйся!
Я открыл глаза. На полу, практически посередине коридора стояла старая электрическая плитка, на ней, в громадной чёрной сковороде, - откуда у людей на работе сковороды? – шумно урча, пузырились какие-то коричневые комочки вперемешку с кольцами лука. Вокруг варева на корточках огромными чёрными сонными воробьями сидели два охранника, в их прищуренных от тяжёлого запаха горелых шкварок глазах плясали огоньки сурового мужского счастья.
Представьте себе, что вы заходите в метро, - скажем, на станцию «Краснопресненская», - открываете дверь, а там – женская баня. Или открываете дверь в квартиру, заходите – а там железнодорожная платформа «Петушки». Вот примерно так выглядит раскалённая сковородка с шипящим салом при входе на радио.
- Весело у вас тут… - пробормотал я, пробираясь по стенке к турникету.
Шкварки эти я, признаться, никогда особо не любил. Так что теперь не так обидно относиться к ним с лёгким флёром рвотныx позывов.

К чему я это вспомнил-то? Да тут просто зашла только что в студию Иринка Белова.
- Слушай, - говорит, - как в коридоре ладаном-то пахнет!...
- Ладаном?
- Ладаном! Может, это охранники окончательно с ума сошли? Вчера шкварки жарили посередь коридора – сегодня ладан запалили.
Сижу, молчу. По обыкновению ищу в этом хоть какой-нибудь смысл. А Иринка продолжает:
- А, может, кто-то просто решил отсюда нечистый дух изгнать? – и смотрит на меня с искренним любопытством и участием, - ТЕБЕ не плохо?...
- Ты… меня за кого-то не того принимаешь… - обескуражено отвечаю.
Иногда смысл лучше не искать.