муха

В квартире пахло осенью и сигаретами. Дешевые занавески пожелтели от кухонного света. Вечерняя плита гудела, пробегающим по трубам газом.
    Он совсем уже не молодой, немного обвисший, немного обмякший, перед глазами летняя газета , неначатая бутылка водки и даже руки не хотят отвинтить алюминевую золоченую крышку. Кажется квартирка наполнена шепотом. Машины не слышны, но он знает, что они есть на улицах.
    Незаметно пролетела муха и присела на краешек стола, рывками проползла до угла и замерла там почистить лапки. Он нагнулся к ней ближе и тихонько сказал: - Привет. Бог в помощь. Я тоже только приехал и тоже собирался помыться, но что-то сил нет… Ехал ведь четверо суток без остоновок. По нужде и то – раз в день. Я ведь дальнобойщиком работаю.
 Муха слетела со стола и закружила по кухне.
  -  А-а-а, не хотите слушать. – Огорчился он. –  А, может, вы выпьете со мной. Посидим поговорим.
Насекомое снова присело на стол и бешенно забегало по нему всеми своими лапами.
 - У вас наверное что-то произошло… Вы в таком состоянии… Может все-таки водочки, а?
Муха слетела со стола и заходила по табуретке.
Ну ваше дело… -  Согласился он. -  Тогда и я не буду. 
     Он встал, убрал водку в холодильник, вернулся к своему  месту, а мухи на табурете не оказалось. Глаза в поисках насекомого забегали по знакомым предметам: переделанная полка, с новогодним дождиком, уныло свисающим с прошлого года, а может с позапрошлого; приклеенная картинка из журнала “За рулем”, картон от сухости пожелтел и немного загнулись края. Муха ползла рядом. Ему стало стыдно за свое лицо на обесцвеченной годами журнальной фотографии, такое счастливое, немного гордое и совсем не его. Рука по-хозяйски опирается на новенький “Камаз” и внизу приписка. Он знает эту фразу наизусть, но не может прочитать прямо сейчас, прямо сейчас он не знает как сложить эти буквы.    
    Дальнобойщик резко сорвал картинку и уставился на испуганную муху, которая, словно прыжком, села на потолок и остановилась отдышаться.
А-а. Вот вы где. Что же вы все время скачете? Вы посидите, отдохните немного. Вам тоже некуда идти? – Он достал пачку “Явы”, закурил и почувствовал запах бензина на пальцах. -  Вот и мне некуда, не к кому, я один живу. Вот уже двадцать лет  как езжу, двадцать лет: туда-сюда, туда-сюда, всю ведь страну объездил, а люди почти везде одиноковые – сами по себе.
Муха слетела вниз и поползла по коленке. 
А у вас есть сердце? – Вдруг спросил он. – Нет, я просто любопытствую. Сколько я вас перебил, и в кабине. Даже липкую ленту покупал. А крови никогда не видел. Значит и сердце вам не нужно. Оно ведь кровь перегоняет. Как же вы тогода живете?
Муха снова засеменила по столу и остановилась почистить лапки с крыльями.
Да…, у меня даже где-то мухобойка есть… Кто бы знал, что вы станете сейчас мне самым родным… Был у меня котенок. Махонький такой, ну…, побольше вас, возил-возил я с собой, а потом он убежал куда-то. Тошно ему, в кабине-то, все время. Как он там…, в лесу-то…? Ох, в лесу вашего брато полно…
     Он немного помолчал, загасил окурок в консервной банке, приспособленной под пепельницу, чуть улыбнулся и ласково посмотрел на чистоплотное существо: – Я ж его из пепетки кормил, он же мне молочный совсем достался, м-м! Там их целый ворох лежал…
Насекомое опять встрепенулось и закружило по кухонке.
Про котят не хотите слушать. А я вот хоть чего-нибудь бы послушал. Сейчас ведь даже грибники в машину не садятся, тем более в «Камаз». Вы не подумайте - я трезвый. Просто в машине гудение, гудение… Дорога… Мне иногда хочется уснуть и не вписаться в поворот, понимаете? И чтоб там фура какая-нибудь стояла или что-нибудь тяжелое. Но в последний момент руки сами выруливают, понимаете? Привыкли уже…
Насекомое село на холодильник и, наконец, успокоилось.
Я вот и холодильник уже сколько не включал. Я туда водку поставил, думаете он работает? А зачем его включать, ем где могу, хранить там нечего, я ведь послезавтра опять уеду. Туда на легке, обратно с грузом…
Насекомое спокойно слушало спиной.
Может песню споем? – Он откашлялся и запел: - Эх, дороги, пыль да ту-уман… Нет, сердца у вас все-таки не может быть. Как же вы работаете тогда…? Может мне мышь какую завести? Возить в коробочке… не сдохнет? А что если подохнет. Как же я ее хоронить-то? …Я вот мать в прошлом году похоронил. Все внуков хотела… Бывало сядем с ней здесь, она меня накормит и слушает, что я ей про работу расскажу. Всё слушала! Нальет мне водочки и себе немного, а сама не пьет, только вид делает, я иногда уходил даже, чтоб время было ей перелить в бутылку, она у меня добрая была… Приехал как-то, в САМАРЕ я был, а соседи говорят: «Сережа, мать твоя померла». Я даже удивился, удивился что не огорчился  так, понимаете?
    Сколько приезжал, сколько чувствовал пустоту, я и постирать сам незнаю как… а все не понимал, что нет ее дома. Я ведь за этот год здесь слова не произнес. Даже страшно, как голос звучит, немного позванивает… О! Слышите…? А она мне чистую простынь постелит и все слушает как я ей про карбюраторы да амортизаторы, она и слов-то таких не знает, просто слушает мой голос. А когда видит, что я свою норму стабильную выпил, ласково так говорит: «Сереженька, ложись спать», всегда только так говорила. И собирает со стола мыть. Я ложусь на чистую постель. Весь в чистом белье, помытый с дороги. Тихонько прикрытая дверь, и слышу как она старается не шуметь посудой и водой. Бывало кран загудит или вилка нечаянно выпадет, она приглушает воду и делает все в два раза тише, медленнее. Я всегда засыпал под  шумение кухонного крана.
Он увидел скомканную бумагу на полу и тихо с придыханием прошептал: “Даже такой автомобиль не заменит дальнобойщику родного дома. Фотограф: Петр Синицин. На фото: Сергей Уткин”
Он встал, влючил воду. Железная раковина звонко подхватила струю и он пошел в комнату, не снимая одежды, совсем трезвый, но чем-то пьяный,  лег на постель, не расправляя, и заплакал. С голосом, по-детски.
    Муха осталась на кухне, они не влетают в темные комнаты.    


                Утро, 26. о1. 2оо2.