Ещё о российском пьянстве

                ЕЩЁ О РОССИЙСКОМ ПЬЯНСТВЕ

    …Однажды в вагон трамвая вошёл пьяный и встал, качаясь. Соседи наперебой стали настойчиво  предлагать уступить ему место,  решив почему-то, что это должен сделать именно я. Но я заупрямился – с какой стати? По поводу сего вопроса  разгорелась жаркая дискуссия, в которой принял участие весь вагон, разделившись на два примерно равных лагеря.
 На самом деле, Россия – не самая «пьющая» страна, в Италии или во Франции пьют не меньше. Но, например, на нашем Кавказе, где тоже не трезвенники живут, крайне редко можно увидеть на улице человека, допившегося до потери человеческого образа. А уж пьяную женщину – и вовсе невероятно: скорее уж, наверное, встретишь инопланетянина. (По крайней мере, так было во времена, к которым относится этот рассказ). Дело в том, что там, конечно, можно «быть навеселе»; но до бесчувствия пьяным – стыдно.  Там  таких презирают. У нас – им сочувствуют.
       Мне говорили: – «А ты, что же, сам таким не был»? – «Не  был!», – гордо ответствовал я. Но это было неправдой.

   Случилось так, что нашей группе, не помню уж, за какие трудовые подвиги, дали премию, и, как водится, было решено её «обмыть». В связи с исключительностью случая, не так, как ординарные дни рожденья или «Восьмые Марта», между кульманами на сдвинутых столах, а в ближайшей «забегаловке», в которой, однако, в «послерабочее» время играл оркестр. Там, как и везде, конечно, «приносить с собой и распивать запрещалось», но мы, конечно, купили водки,… а потом женщины наши заявили, что водку не будут и потребовали для себя сухого вина, что и было исполнено красной болгарской «Гамзой». Это недорогое и хорошее для не слишком изысканного вкуса вино мне  нравилось. И поэтому, когда, оказавшись за столиком, дамы сразу «приналегли» на водку,ответственность за всю «Гамзу» оказалась на мне.

       Умение «выпить много» относится к числу тех мужских доблестей, которыми принято гордиться, если других поводов для  гордости нет. Я пил из большого фужера, потом – сразу из двух.  Вино, даже сухое, всё же – не лимонад, так что, когда я заметил, что  под столом   в мой фужер с вином «тайно» подливают водку, я уже достиг  достаточного уровня куража,  чтобы  демонстративно выпить и этот коктейль! Потом я пригласил танцевать самую некрасивую девицу из  нашего коллектива,  причём ухитрился ни разу не упасть, хотя бортик эстрады почему-то всё время оказывался справа, и никак не удавалось, танцуя, отдалиться от него  хотя бы на шаг,…  а потом я пошёл домой, отказавшись от провожатых.
 И напрасно, потому что на этот раз никак не мог отыскать остановку своего автобуса, так что решил отправиться с Университетского на Трубную пешком.

      Надо ещё прибавить, что, даже несколько утратив координацию движений,я всегда точно фиксировал всё происходящее, как будто где-то в голове был запрятан видеомагнитофон-автомат. И  нередко рассказывал товарищам по застолью вчерашние подобности про них, а они удивлялись и не  верили.

       Итак, где-то на середине пути выпитое мною вино потребовало естественного выхода, встать у стенки или воспользоваться  чужой подворотней воспитание не позволяло, в общем – ситуация становилась чрезвычайной. Как вдруг я заметил здание, где  когда-то бывал – это был «ГЛАВСЕВМОРПУТЬ»! Несмотря на то, что рабочий день давно закончился, в окнах первого этажа был виден свет. Поднявшись по широким ступеням к роскошной дубовой двери, я потянул за украшенную бронзовым литьём дубовую же ручку и оказался в громадном холле, из глубины которого на меня, как линкор на рыбацкую лайбу, надвигался сам адмирал Макаров, в мундире с галунами и позументами, с широкими  генеральскими лампасами на брюках, с расчесанной надвое белоснежной бородой – я сразу его узнал по парадному портрету.
     Но это был не адмирал, – это был швейцар. (Интересно, какое отношение имеет эта профессия к одноимённой европейской стране?). Швейцар был величествен, жалкое слово «секьюрити» никак к нему не подходило, (да и слова такого ещё не было), моя макушка едва достигала кончика его бороды.

     – «Что Вам?», – раздалось сверху. – «Мне бы… это,… пописать…». Адмирал нагибается, он нежно берёт меня под руку, он ведёт меня через холл, он ведёт меня по коридору, он подводит меня к двери, он спрашивает, не нужна ли мне помощь…

    Дальнейшие подробности не стоят внимания. Но что интересно: я уверен, что, будь я трезв, в аналогичной во всём остальном ситуации он не допустил бы меня и на первую ступеньку.

Вот, а Вы говорите...