Глава вторая. Любовь Селютина

Есть театры, куда зритель ходит «на режиссёра». Есть спектакли, где публику интересуют только звёздные имена занятых актёров. Существуют любители, коллекционирующие постановки одних и тех же пьес на различных подмостках… Я не отношусь ни к одной из этих категорий, поэтому продолжаю писать свой «Театральный роман» с Театром на Таганке.

За мной, читатель! Кто сказал тебе, что нет на свете настоящей, верной, вечной любви?  За мной, мой читатель,  и я покажу тебе такую любовь!
М. Булгаков «Мастер и Маргарита»

Любовь Селютина играет огромные роли, требующие особого мастерства и умения полностью сосредоточиться, чтобы проникнуть в суть внутренней партитуры характера героя. Эти роли, в особенности, в греческой трагедии, можно назвать экстремальными. Чтобы их вынести на своих плечах, актрисе необходима высочайшая техника, особые голосовые, мышечные тренинги, умение точно пользоваться своими внутренними нервными резонаторами. Иначе роль, требующая полного проникновения в иной темперамент, не прозвучит. Любовь Селютина блестяще справляется с такой сложной актёрской задачей. Недаром именно её пригласил всемирно известный японский режиссер Т. Судзуки на главную роль в «Электре», которую он перенёс в особенно острые сценические условия, заявив местом действия трагедии лечебницу для душевнобольных. Такие гиперрешения режиссёрские воплотить артисту чрезвычайно трудно, ибо здесь, кроме дара, таланта, должно быть очень высоко отточено мастерство исполнения, чтобы поднять эту роль, небезопасную, и не надорвать душевные силы.
Надо вообще отметить, что зарубежные зрители и пресса гораздо больше, чем отечественные, следят за такими редкими и серьёзными дарованиями, как Селютина. Она мир объездила с гастролями, показывая свою работу, и везде была принята восторженно, и отмечена более чем похвальными рецензиями. И я не вижу сегодня в России актрисы, равной Селютиной, и сожалею, что у себя на родине мы так часто не ценим то, что имеем.
Юрий Любимов

Если б владела я лирой, как Сапфо,
Воспеть бы могла гекзаметром строгим
Ту, что проникла душою и телом в помыслы древних.
Слово и дело их людям представив на суд...
Плохо? Увы, где мне состязаться с Еврипидом и Софоклом, чьи древнегреческие творения до сих пор не утратили остроты, посему и живут их имена в веках. Не осенили меня крылом ни Каллиопа, ни Евтерпа. Хотя героиня моей новой главы — Любовь Селютина — достойна самых возвышенных строк.
Часть первая. Начало
С самого второго класса Люба точно знала, что станет артисткой. Сейчас она и сама толком не может объяснить — откуда у неё, как тогда говорили, дочери простых тружеников, появилась эта мечта. Детство, проведённое среди суровой красоты Алтайского края, затем — переезд семьи на ударную комсомольскую стройку в Новокузнецк, в котором и театра-то не было. Но девочка начала мечтать и с упорством настоящей сибирячки двигалась к задуманной цели: занималась спортом, много читала, думала. После окончания десятого класса Люба собрала чемоданчик и отправилась покорять ГИТИС, искренне считая его единственной кузницей театральных кадров. Правда, оказалось, что таких учебных заведений много, и, в конце концов, документы были поданы в училище имени Щепкина.
— При поступлении я читала обычный набор: Татьяну, как это водится. А ещё Настасью Филипповну…
И Люба поступила на курс к Михаилу Ивановичу Царёву. С первой попытки.
Часть вторая. Карты Судьбы
Чудесные студенческие годы пролетели, и юной актрисе нужно было определиться с местом применения своего таланта. Вот тогда и произошла встреча с Мастером — Юрием Петровичем Любимовым. И даже в мыслях у новоиспечённой актрисы не было, что она сможет попасть на сцену прославленной Таганки, просто пришла с подругой подыграть ей на показе. Но… мэтр оказался мудрее и прозорливее, остановив свой выбор именно на ней. Так Люба стала соратницей Аллы Демидовой, Леонида Филатова, Владимира Высоцкого, Бориса Хмельницкого и всех тех, перед кем она благоговела ещё будучи студенткой Щепки.
— Кто для меня Юрий Петрович, я поняла на репетициях «Медеи». Главная, трудная, роль, тяжелейшие не только в психологическом, но и в физическом плане, репетиции. Я недавно после родов, дочери Сонечке тогда было всего два месяца, а тут на сцене мне нужно играть мать, убивающую своих детей… На одной из репетиций Юрий Петрович внезапно встал из-за своего стола и стал уходить из зала. Я не заметила момента, когда и кто его позвал, смотрела со сцены и не понимала, что происходит. И меня охватило такое чувство, как будто из моей жизни уходит мой муж, или отец, или любимый мужчина... Словом, близкий моему сердцу человек.
Часть третья. Переступить порог
Начала Люба с небольшой, но очень ёмкой, роли Сонечки Мармеладовой в «Преступлении и наказании». Эту роль она до сих пор считает самой любимой. Затем были «Три сёстры», «Дом на набережной», «Пир во время чумы»… Именно ей доверил Юрий Петрович главную роль в «Добром человеке из Сезуана», когда, после возвращения в театр, решил воскресить свой спектакль.
Ах, как не просто даётся Любе роль Шен Те – Шуи Та. Если для Шуи Та она нашла решение, взяв за основу образ Майкла Джексона, то с Шен Те всё намного сложнее. Мне лично видится эта трудность в том, что она сама, по натуре — добрая, открытая, любящая всех и вся Шен Те, к которой не может прилипнуть никакая грязь. Добрых героев играть непросто, а уж сыграть на сцене себя — дело великое.
— Трудности в переключении Шен Те на Шуи Та нет. Для меня они — одно целое. Ведь в каждом человеке уживаются добро и зло. Просто у Шен Те не было другой возможности выплеснуть тёмную сторону своей души, кроме как преобразиться в несуществующего брата. Была другая трудность: я же видела, как эту роль играла Зинаида Славина. Сложно отрешиться от этого. Но я ищу, каждый спектакль ищу свою Шен Те, и Юрий Петрович мне в этом большая подмога.
В этом вся Селютина — она никогда не уверена на все 100%, что сделала всё, чтобы понять своих героинь и донести это своё понимание до зрителя. Разговаривать с ней одновременно и легко, и сложно. Легко, потому что она всегда очень внимательно слушает, искренне открывается собеседнику, делится с ним своими размышлениями. Сложно — потому что в то же время внутри неё идёт постоянная работа. Мы говорим о её ролях, и она, рассказывая о них, снова «прокручивает» внутри себя «киноплёнку» в поисках ещё какой-либо незамеченной ею ранее грани характеров и судеб её героинь. Поэтому так непросто понять и раскрыть характер самой Любы. Это не замкнутость — это глубокое погружение в свою работу, любовь до самозабвения, как не выспренно это может звучать в наше прагматичное время.
Любе удивительно хорошо даются трагические роли: Медея, Клитемнестра. Где всё на срыве, на психологическом разломе. Селютина выплёскивается в зал, как огнедышащая лава, опаляя сердца и умы зрителей. И публика отзывается на крик души её героинь, понимая и принимая их страдания, ища им оправдания, как делает это сама актриса.
— Как мне, женщине и матери, осознать логику Медеи, своей рукой убивающей своих детей? Как она могла переступить через этот порог? Но потом я поняла. Медея как рассуждает: пришёл Язон, взял в жёны царевну, попользовался её умениями, а потом растоптал её достоинство, женившись на молоденькой, мол, иди, старая, на все четыре стороны. И загнанная в угол женщина, собирает последние силы и делает, казалось бы, невозможное: переступая через себя — побеждает, — убийством детей возвращает себе себя: царевну, гордую непокорную женщину, властительницу своей судьбы.
Не знаю, какую сверхзадачу решала актриса Селютина в спектакле «Замок» по роману Франца Кафки, но она в ней и трагически, и гротесково хороша. Здесь иное: Хозяйка гостиницы, которую играет Люба, волею судеб — сама актриса, поэтому живёт, читай — играет, почти по Станиславскому. Хозяйка сама придумала себе обстоятельства, свою роль в них, верит в неё и заставляет верить всех окружающих. И она притягательна в этой своей игре, своей правде. А, значит, оправдания не требует.
Часть четвёртая. «Я — не человек быта»
Дом Любы — храм Аполлона, покровителя муз. Муж, художник Геннадий Павлов (их случайная встреча — тема отдельного рассказа или романа, если на то ниспослано будет благословение Эрато), и 14-летняя дочь Сонечка, которая выбрала стезю отца — учится рисовать. Так что вся жизнь Селютиной — творчество. Каждый день она совершает своё паломничество из одного храма искусства в другой.
Часть пятая. Всё без остатка
Внемлите, о Мойры! При троне Зевеса
Ближе всех богов восседаете вы!
Адамантовыми челноками вы ткёте, сплетая
Непреложные, неизбежные
Помыслы всех без остатка стремлений!
Её душа безраздельно отдана Театру и зрителю, пришедшему в Театр. Сегодня она — Анна Ахматова в «До и после», завтра — Катерина Ивановна в «Братьях Карамазовых», послезавтра — Забота в «Фаусте»...
— Когда видишь зрительный зал, людей, хочется сделать всё, что от тебя зависит, чтобы зритель был доволен, чтобы он что-то получил...
Поэтому и нет у неё множества кинематографических ролей, хотя манили и главными ролями, и гонорарами. Она просто не умеет по-другому, только так: если отдавать себя, то отдавать всё без остатка. В этом вся её Любовь. И не говорите, что такой любви не бывает, я всё равно не поверю.
Продолжение следует.