Глоток свежего воздуха

               
Всё, что мы искали и нашли друг в друге, нас уже не раздражало - даже бесконечными повторами и закольцованностью на одном монотонно-пластиночном, почти виниловом круге. Осень нас убаюкивала полусонными и тягучими дождями, и закономерным, как хэппи-энд - завершением. Мы были готовы ко всему. И не были. Одновременно. Кружевные, ржавые листья ублажали осеннее нестойкое равновесие, подстилая себя под каждого, кто шёл по их ветшающей памяти или последней оторванности - от соития со стабильностью и целостностью дерева-отца.
Мы привыкали жить в такт увяданию. Иногда это получалось. Чаще - не очень.
Тебе нравилось смотреть, как я умираю вместе с осенью. И тобой. Ты всегда искал именно ту, которая смогла бы с тобой разделить твою безысходность.
Я не делила с тобой ничего. Я упивалась от собственной безысходности. Ты этого не знал. Ты верил, что я настолько глупа, что впаду в твою минорность, сольюсь с твоим завершением, не испив своего распада - самого сладкого яда из всех, что я знаю. Поделился бы чем-то более стоящим, друг мой, по этой - странной и порочно влекущей осени.
 Всё, что у тебя когда-то было, ты давно раздал другим. И было ли у тебя хоть что-то, что кого-нибудь могло заинтересовать, кроме меня, наблюдающей собственную кончину - в лицах и судьбах иных, уже безвозвратно завершённых? Вопрос - без права на ответ.
Меня на этапе нашей осени звали Сагой. Не очень удачное имя. Его придумал мне ты, изнеженный повествовательной пошлостью Голсуорси. Но краткое и лёгкое, чтобы не усложнять и так замусолено-вязкую картинку серого, осеннего житья-бытья. Мы часто привыкаем не к своим именам. И ничего - с благодарностью к юмору родителей - носим их всю долгую жизнь, так и не узнав, кем мы были на самом деле. Ещё до рождения.
Тебя я называла Форсайтом. Как тебя называли другие - меня не беспокоило ни на йоту. Сага о Форсайте. Сага - без Форсайта. Сага - от Форсайта - так можно до бесконечности извращаться. Почти - по бесталанному Голсуорси.
Ты служил мелким бесом в какой-то затрапезной конторе. Воровал чьи-то компьютерные идеи, уворованные ими - у других заумных мальчиков, ещё до твоего зачатия. Ничто не ново под луной. Особенно - кражи. В особо крупных размерах. Это - особый шик и стиль, не каждому по плечу.
Вычислительная техника с каждым новым, вырванным у вечности апокалипсиса, годом - доказывала цивилизованному миру, что она - умнее человека. И даже - порядочнее. Хотя вопросы морали с ней никто толком не обсуждал. Они у неё были врождёнными. Ещё со счётных палочек.
В эту осень я была глупой, молодящейся, порочной и сладенькой ведьмочкой, шляющейся по ночам за вурдалаками - в поисках кровавой и солёной правды. Сладкое мне опротивело - сама-то была приторной и липкой, как мёд.
А ты был - серьёзным и тёрпким. И горячим. И ароматным. Как твой кофе, которым ты угощал каждую необтёсанную твоим столярным и прочным инструментом слабоумную дуру, позарившуюся на тепло - речей, дома, напитка, постели, камина, свечей и прочей чепухи.
Ты ничего не хотел взамен. Только душу. Своей у тебя давно не было - развеялась по ветру. В твоей жизни, как и в моей, цунами бушевали постоянно. Но это - такая малость, о которой и говорить нет смысла.
- Форсайт, ты сегодня в загуле? - я всегда спрашивала тебя, чтобы не вляпаться в неаккуратную ситуацию - или мне можно прийти вовремя?
- Не знаю - ты не лгал по мелочам - как карта ляжет. Ответ опытного шулера.
- По-моему, здесь уже все побывали - я не злилась - меняй ориентацию.
Ночами я летала на старой, подаренной ещё прабабкой, деревянной метле. Если переменчивая погода позволяла. Дожди меня расчленяли на мелко-зернистые части, размазывали по картону осенней реальности, как акварельную, серо-пастельную, безликую мазню. Я скучала по лету и звёздному небу - в нём я смотрелась куда эффектнее.
- Будешь вылетать в окно - Форсайт давал ценные указания - прикрой левой  задней - форточку. А то девки - щуплые какие-то пошли - мёрзнут. Голые всё-таки. Уважай чужое ню, коль своё размотала! Это он съязвил. Меня в обнажении он не видел ни разу. Нас связывало совсем иное. Что без плоти. Вернее, за её пределами - из потустороннего и непризнанного точными науками. Этим обычно пугают маленьких детей и бледных барышень из порядочных семей. Наверное, это была та мутная теневая темнота, которая называлась чистотой помыслов.
Скоро близился день белой, круглой и тяжёлой луны - это день зачатия моего ребёнка. Я всеми правдами и неправдами искала достойного партнёра. Осень меня торопила. Я должна была вписаться в строгий тысячелетний график. Для ведьмы это важно. Иначе - нарушится ход потустороннего времени. И всё полетит к чертям - хвостатым, двурогим и мохнато-шкурным. И тогда они - кровожадные и умалишённые - вызреют из людей, вернее, из их желаний и вожделений. И завоюют всё мыслимое и немыслимое пространство.
 Форсайт для этого не подходил. Он был для этого - мелким бесом. А для зачатия нужен был кто-нибудь покрупнее и поопытнее - на тёмные дела и конспирацию. Поэтому я и бузила от отчаяния - перебирала кандидатов на отцовство. Дело-то непростое. Не человеческое. А потустороннее. Зазеркалье нужно уважать, чтобы оно не поглотило тебя полностью.
Вий - Власко Николай Петрович - вполне подходил для этого. Но к нему было трудно добраться. Он уважал свой знаменитый среди народа задорный и негнущийся гульфик. Поэтому,  в кого ни попадя - им не размахивал. Больно уж был нефритовый стержень  хорош. Особенно в лунном свете. Да и возраст - никто толком не знал, у него - какой. Щадил себя Вий - непризнанный любовник. Больше-то у него ничего и не было. Мозгов - ни-ни, силы - с гулькин нос, зато гонору - хоть отбавляй! Только память о том, каким он был. Как у большинства из простых и смертных людей. А взятку брал - только не опробованной никем ещё - девственностью. Пошляк. Где ж её взять-то в наши дни? Не подшивать же в мои-то годы? Засмеют!
Мог бы подойти и Великий Скиталец Козлодоев. Но он - навсегда затерялся в веках. Его где-то встречали - в глубоком средневековье или в Монголо - Татарской орде. Он обращал там глупый народ в свою незамысловатую веру компьютерных технологий - совсем крышу снесло. Перепутал времена и нравы.
Народ ему не поверил и за ним не пошёл. Заточили его - Великого Скитальца - в каком-то монастыре. И сделала местным святым - затворником. Экскурсии толпами на него водят, приличную прибыль получают. Называют бессмертным. Козлодоев над ними всеми весело ёрничает и беззлобно скалится, но к статусу святого - уже привык. Даже нравиться стало новое амплуа. На разврат со мной вряд ли согласится - осваивает ношение нимба над головой.
Тогда я вспомнила древнее поверье. Можно зачать и от смертного, который согласился бы с тобой разделить участь зазеркалья. Но кто на такое пойдёт? Кому хочется - на веки вечные - маяться от скучного бессмертия, а по ночам водить заунывные хороводы с плешивыми лешими и кровососущими вурдалаками? Занятие - не для слабонервных. Тут интерес серьёзный нужен.
- Форсайт, найди мне кого-нибудь - из тех, у кого ты вечно что-то скачиваешь. Как, впрочем, и они у тебя - забыли, что ничто не ново под луной. А то сроки поджимают. Осень - дрянная. Хлипкая и быстротекущая. Скоро день белой, круглолицей луны. А я, как обычно, всё ещё не готова стать матерью. Вернее, я готова. Но не с кем. Куда мужик подевался? Как для развлечения - туда-сюда - это он готов. А отцом - ни в какую. Ему, что - не всё равно? Алименты - негодяи и стяжатели - они никогда не платят. Да бабы особенно и не требуют - привыкли полагаться на себя. Дура - она ещё и с гонором дура. Редкий тип эволюции - чтобы свои боялись, а чужие - и вовсе с ума сошли.
- А ты ему, смертному и падкому на халяву, бегло и доступно так объясни ситуацию, чтобы он ничего не понял - Форсайт иногда давал дельные советы. Обведи вокруг пальца. Женщины только этим всю жизнь и занимаются. Скажи полуправду. Или иносказательно чего-нибудь соври. А ещё лучше - поэзией мозги запудри. Они в ней не рубятся вовсе.
«Унылая пора, очей очарованье, приятна мне твоя прощальная краса» - ты думаешь, что А.С.Пушкин написал? Дудки. Сдул у Дивнозадой Клёпы, когда с ней имел дело - близкое дело. За эти строчки душу продал, представляешь? Она ему - рифмы и бессмертие, а он ей - сына, с изъяном, правда. Оказался потом чёрнокожим, но это - мелочи. И душу, естественно. Теперь - один из нас, в мелких бесах топчется. Назад просится. Не пускают. Знал, на что идёт. Не маленький. Пусть теперь с наше попрыгает. А то - «Я помню чудное мгновенье, передо мной явилась ты. Как мимолётное мгновенье, как гений чистой красоты…» Тьфу, аж противно. Сама знаешь, чем он с этим чудным мгновеньем занимался. Потом ещё и другу написал. Великий моралист, тьфу!
Есть у меня один на примете мужичок. Всё под уютной кофейней - нетрезвый и скучный - топчется. Тоже - непризнанный гений - кому-то что-то из витиеватой словесности впаривает. Его не слушают - приелся. Даже за деньги или за сто грамм. Надоел, как эта осенняя каша на улицах. Грязь в душах осенью отчётливее - входит в резонанс с внешней неустроенностью. Действительно, время кончилось вчера. И почему это не все видят? Хотя, это и здорово. У нас ещё есть ниша - для незрячих. А то эти поэты лезут не в своё дело - люди, прозрейте! Будет поздно! Уже - всё поздно. Поезд ушёл.
Пишет - так себе. Но за бессмертие - душу явно продаст. Пообещай ему ещё и Нобелевскую. Я пробью. У меня есть концы. Ребята смогут - надёжные, не подводили. Это не так трудно. Бродский его фамилия. Иосиф Бродский.
Я разрешилась в срок миленьким, крикливым и плачущим от всего на свете мальчонком - рыжим и нахальным, как и его отец. Которого я видела только один раз - в период лунного зачатия. А потом - хоть трава не расти!
 Форсайт сдержал своё слово - Нобелевскую премию он пробил Бродскому сразу, без волокиты. Приплёл, правда, и политику к заумным стихам, чтобы смачнее было. Народу нравится - понимают, как душа поэта страдает и мучается - за всех нас. И в ссылке за тунеядство он побывал - исстрадался весь ещё больше, и гонения выдержал.
Говорят, что стихи поэт Иосиф пишет гениально. Не знаю, может быть. Ещё А.А.Ахматова его благословила на это трудное и благородное дело. Кто знает? История так любит фальсификации - как правило, самой себя. Поэты - почти все из зазеркалья. Так что я не очень-то и нагрешила. Мастер приходит, когда ученик готов к нему. Он был готов. Душа его была готова. Значит, оставалось дело техники. Зато человечество услышало - кто ещё не полностью оглох - новый мощный голос рупора эпохи. И почему их всегда - так с пафосом и витиевато называют? Может, потому, что их не воспринимают всерьёз? И правильно делают! Иначе - можно попросту сойти с ума, вслед за поэтами.
Зато памятники по всему свету сияют в тёмно-зелёной бронзе - поэты на них сами на себя совсем не похожи. Глубокомысленны и обличительны, как сама истина. Со смеху можно умереть! Душки, прямо таки!
Со временем теперь всё в полном порядке. Течёт себе, как и прежде, в двух противоположных направлениях - из прошлого в будущее, да из будущего - в прошлое. Иногда притормаживая в настоящем - ненадолго, на минут двадцать - не более. Чтобы дух перевести, оглядеться по сторонам, глотнуть свеженького воздуха. Этот глоток свежего воздуха и называется настоящим. Это я так, к слову. Чтобы оправдать своё громкое имя - Сага. Люблю вскользь проболтаться о самом главном. Все самые серьёзные вещи с нами происходят незаметно, случайно, набегу. Чтобы мы и опомниться не успели: что же всё-таки произошло? И произошло ли вообще - хоть что-то?
Вот, как эта осень. Опять осень. Снова осень. Всегда осень…