Вторая кожа

Она подошла к своему тёмно-вишнёвому, огромному платяному шкафу. Он был размерами с маленькую гостинку - не меньше, в спальном районе. Она тоже когда-то жила в такой квартирке, ненавидя её всеми фибрами своей девичьей души. Но это было давно, а значит, неправда. Прошлое забыто навсегда!
Ей было двадцать шесть. Звали её - непонятным даже для неё самой именем с горчично-тёрпким вкусом - Соро. Вернее, раньше, в другой жизни, её звали Таней. Но это имя было позабыто лет десять тому назад. Она сама с трудом вспоминала Таню - и не окликалась на это чудовищное созвучие гласных и согласных - даже в метро, куда её иногда заносило - но всё реже и реже. Она жила отдельной от метро и другого общественного транспорта жизнью.
Шкаф её любил той нежной и преданной любовью, какую он мог осилить в их непростых и длительных отношениях. Он достался Соро от весёлой и вечно молодящейся прабабки. И служил всем прекрасным и тонко чувствующим стиль женщинам их рода верой и правдой - почти сто лет. Шкаф не вписывался в её новый интерьер - много модерна и искусственной подражательности во всём, на что падал глаз. Он был сам по себе. Как летящий и потусторонний снег за окном. Или накрапывающий дождь. Или бродячая, тощая и битая судьбой, тощая собака, отбившаяся от стаи. Как воспоминания о том, чего не было.
Соро открыла скрипучую скелетом дверцу и стала вытягивать умопомрачительную - ценой и дизайном - одежду. У каждой из этих ярко-бесценных тряпочек была своя непредсказуемая история - любви и ненависти, обмана и предательства, порока и святости, отрешённости и птицы счастья, которую вспугнули нерадивые искатели приключений.
 Нужно было что-то выбрать на вечер - лёгкое и неподражаемое, с оттенком скрытого шика утончённой - и знающей себе цену - молодой женщины.
Платье от самого Пако Рабана напоминало сверкающий, металлический костюм инопланетного гостя, пропившего последний вселенский разум всего за доллар. Здесь, среди полоумных и - оторванных от космоса проблемами житья-бытья - закоренелых землян. К тому же, её уже в нём видели - и не раз. И обложки журналов и витрин сверкали именно этим ракетно-воздушным чудом цивилизации. Она на снимках была не очень трезва, но всё ещё мила и непосредственна - европейская школа этикета и выучки, как у породистой, конкурсной собаки, готовой всегда на равноценную, дорогую случку.
 Соро взглядом попрощалась с Пако и вытянула комбинезон-платье молодого дизайнера из глубокой провинции. Он - уже лет двадцать - подавал надежды. Его тряпки энергично и дорого раскупались. Имя его никто не помнил, но звали его просто - тот, кто спит с Эдиком. Эдика знали все. Эдик приводил в мир моды своих миловидных  любовников, а они - в благодарность за то, что их вывели в свет моды - начинали подавать надежды. Все двадцать лет.
Шмотка привлекательно - этого не отберёшь - обтягивала крутые бёдра, делая их сексопильными и манящими. И ноги, казалось, в нём - росли от мочек ушей. Правда, совсем исчезла грудь. Сразу видно голубизну дизайнера - ему торчащая грудь не нужна. Ему нужны широкие плечи и устойчиво-плотный торс. У Соро такого торса не было. Комбинезон был забракован.
Следующим гвоздём сезона для Соро стала пышная, прозрачная юбка с километровым, кремово-розовым шлейфом от Дома моды  «Мадам Дюаль». Она напоминала парус затонувшего в собственной легенде корабля, затерянного в веках или в Бермудском треугольнике. Юбка была роскошной и требовательной, как любовник Соро, подаривший ей это рукотворное сокровище.
- А кто будет мне нести этот павлиний, загадочно-королевский шлейф? - подумала девушка - хотя думать ей сегодня не хотелось. Она знала, что королеву играет окружение. У неё с окружением были проблемы - или они были недостойны её выходов в свет, или она не дотягивала до уровня великосветских тусовок. Настроением, например. Улыбайтесь, вас снимают! - необходимая часть всех тусововочных перевоплощений. Или отсутствием фамильных бриллиантов.
К тому же, под эту чудную юбочку у Соро не было достойной блузочки. С милой жабошенькой и брошкой из платины или слоновой кости. Наряд был забракован.
Платье от самого мэтра Лагирфельда и «Дома Шанель». Скучновато, хотя и стильно. Цвет - морковный, с лимонными прожилками на воланах - ужас. У французов - гармония начала распадаться - безвозвратно и пресыщено. И явно - со вкусом - тонким и воспетым всем миром - сложности появились. Зато шестизначная цена - не для слабонервных - умопомрачительная. Но я же не буду с ценником на груди ходить. Хотя с этим платьем - можно было бы и так явиться на вечеринку. В руках его нести - думаю, оценили бы.
Соро вытянула плоское, декольтированное, чёрное в блёстках, нечто. Она уже не помнила - что это, зачем, кому это было нужно, когда и откуда. Пришиты странные пёрышки колибри на интимном месте - забавно. Натянув на свою дорогую, застрахованную от несчастных случаев, фигуру преуспевающей манекенщицы это чудо, она поняла, что состарилась безбожно. Сквозь тонкое, ручной работы платье просвечивалось не тело - а был виден вытянутый скелет молодой и одинокой девушки-смерти.
- Не хватало мне зрительных галлюцинаций! - подумала Соро и улыбнулась себе самой уголками рта. Интересно, а другие видят мои кости? Или это - только для моего третьего глаза зрелище? Оказывается, от себя самой так просто испугаться!
Колготки в дырках-бабочках - новое веянье в модной, молодёжной, экстравагантной культуре. Чёрный цвет - поминальная или траурная классика. Правда, торчат кузнечиком острые, недокормленные углеводами и жирами - коленки. Но это - даже привлекает. Мужик сейчас пошёл пошлый, с налётом доморощенного и любимого извращения. Чем больше костей, тем дороже платит. За всё. Интересно, а сколько стоит мой скелет? И почему сейчас кладбище - в цене? Видно, запахло смертью серьёзно. Её дыхание ни с чем не перепутаешь.
Куда делись розовощёкие красавицы - пышногрудые и крутозадые, как с рекламы буженины или алых, сочных окороков? Ещё лет тридцать назад - такое вот жизнеутверждающее, птотско-упругое добро - ценилось дорого и выискивалось знатоками по рынкам женской плоти за большие деньги и фантастические услуги. Иные времена - иные нравы. Или плюгаво-богатенький мужчина измельчал до того, что уже и не берётся осваивать такую роскошь, особенно, в нетрезвом виде? Явно не дотягивает. Этот Эверест - ему не под силу. Восхождение на такую высоту может закончиться для него - головокружением и позорным падением с непокорённой вершины. Лучше гор - могут быть толь горы. На которых - ещё не бывал! Это мнение позабытого нынче поэта вполне подходило в данном случае.
Соро выгребла из полочки что-то на тонких и нежных, жемчужных бретельках. Она не могла вспомнить, кто ей это сокровище подсунул.
- Вечер выпускниц Смольного института - подумалось ей - может, моя прабабка в этом отплясывала свою первую кадриль? Или в таком можно только идти на первое причастие? Нет, пожалуй, для кадрили оно больше годится!
 Ничего, со вкусом девственницы из провинциального публичного дома. Жёлтый, как сама разлука, нарцисс на груди. Незабудки, как мотыльки, на складочках, лилии на подоле, розы, как воспоминания о шипах, на подкладке. Осталось только маленький веночек на голову и слезу чистоты и невинности на подкрашенные густой тушью, раскосые и нагло-откровенные глаза профессиональной стервы.
Но тут слабая и прозрачная ниточка жемчуга лопнула, бретелька порвалась, платье упало к ногам Соро лёгкой паутинкой. Ей стало грустно. Она взглянула в огромное зеркало - и обомлела.
Голой она себя не узнавала. Без второй кожи - дорогой и привлекательной, стильной одежды от модного дизайнера - она была никем. Серая моль, выпорхнувшая из кокона собственного, обжитого другими, убожества. Её вообще не было. Тень - серая и печальная, как вечер старой девы. Воспоминание о жизни, которая не состоялась. Крик ужаса разорвал тишину пространства её жилища. Соро проснулась от летаргического сна.