Регистратор рассказ

Роберт Папикьян

РЕГИСТРАТОР

Егор Шнырь работал в Отделе разрешений ввоза-вывоза культурных ценностей Регистратором. Функции его были просты: заносить данные о документах в журнфал. Почерк у Шныря был каллиграфический, поэтому его и взяли на эту должность без конкурса.
Зарплата была небольшая, но позволяющая двадцатисемилетнему молодцу массивного телосложения и с очень заметной то ли полнотой, то ли отечностью, соф средним образованием и дядей, работающим в вышестоящей организации заметным начальником, занять эту «не пыльную» должность.
Шнырь, от природы человек очень практичный и сообразительный, построил свою работу так, чтобы не перенапрягаться и получать небольшие презенты, не подводящие под уголовный кодекс.
А добивался он этого приемами, выверенными до ювелирной точности. Получая от очередного клиента документ на регистрацию, он не торопился писать ФИО (фамилию, имя, отчество), а очень тщательно его осматривал, прочитывал отдельные абзацы, потом просил предъявить паспорт, который изучал еще более тщательно, причем смотрел пытливым взором то в документ, то на посетителя. Водил пальцем по бумаге, якобы сверяя данные паспорта, после чего писал в журнал несколько слов и задумывался, глубокомысленно почесывая кончик носа, боковым зрением анализируя психологическое состояние клиента. Если клиент начинал нервничать, смотреть по сторонам, как бы ища поддержки, вздыхал, хмурил брови, Шнырь вставал, подходил к шкафу брал из него какой-нибудь документ или книгу, листал, как бы что то сверяя и снова возвращался назад.
Обычно после такой психической обработки  и «перевода стрелки» на посетителя проходило несколько минут, и очередь начинала роптать, сердиться на человека, из за которого они, якобы, вынуждены «торчать здесь» и терять время.
Чтобы «дожать» клиента, Шнырь брал документ и бросив фразу «надо уточнить, подождите минутку» исчезал в чреве учреждения. Пока очередь томительно ждала «уточнения». Шнырь заходил или в туалет, лишний раз помыть руки и посмотреться в зеркало, либо в соседний отдел к тоненькой, как молодая березка, тридцатилетней брюнетке Зоечке, сказать ей засаленные комплименты или в очередной раз без надежды на успех пригласить её в кафе мороженое «Айсберг» (Шнырь был ужасный  сластена и других общественных заведений общепита не признавал). Обычно, возвращаясь в свой «скворечник» он уже слышал сердитый ропот толпы, недовольной безграмотным клиентом, не сумевшим как следует приготовить документы.
В этот момент по его телу растекалась и наполняла все клетки грузного организма радостное чувство значимости и величия, от того, что от его регистрации зависят судьбы десятков людей, что он может «разрешить и отклонить» регистрацию, придумав незначительный предлог.
Именно поэтому Шнырь отказался от перехода на работу по комплектации документов, которую предложил ему начальник отдела. Зарплата там была выше, но ему пришлось бы работать в большой комнате, в «команде» с другими сотрудниками. Нет, он не хотел менять свой «независимый скворечник» на безликий зал, где пахло духами, пищали компьютеры и надо было работать быстро и результативно.
 
Неторопливо приближаясь к рабочему месту, Шнырь внимательнейшим образом изучал состояние клиента. Если клиент «созрел», то был напряжен, растерян, вертел головой, и когда Регистратор входил в свой «скворечник», наклонялся вперед и спрашивал:
– Можно, я отойду на несколько минут? Можно потом подойти без очереди?
Шнырь величественно кивал, его тело обдавала теплая волна значимости момента, и он брал документы следующего посетителя.
Кстати, надо заметить, то Шнырь не имел дурных привычек: не курил, не пил спиртного, не водил в крохотную однокомнатную квартирку женщин. В законном браке он был меньше месяца. Его бывшая супруга, продавщица колбасного отдела универсама «Пятерочка»блондинка Галя, детей не хотела и уже до замужества заявила, что родить может «только под дулом пистолета», с чем Шнырь покорно смирился. Первые дни Галя, женщина темпераментная и любвеобильная, пыталась расшевелить Шныря, но в сексуальных телодвижениях он не нашел ничего, кроме бессмыслицы и скуки, о чем и заявил блондинке с наивной простотой , в тот момент, когда она нарезала капусту для щей. Взбешенная супруга запустила в голову благоверного кочан капусты (благо что не режущий предмет, который был в ту минуту у нее в руке), в результате чего Шнырь отделался легким испугом…
В тот злополучный день, когда ЭТО СЛУЧИЛОСЬ, Шнырь как всегда восседал на конторском стуле перед окошком . Перед ним выстроилась публика вполне интеллигентная, жаждущая вывезти из страны свои ценные предметы. Согласно вездесущему «сарафанному радио» большинство из них знало, что Регистратору, для успешного завершения дела, требуется небольшая мзда: купюра, засунутая в документ, коробку конфет или хотя бы плитку шоколада. Сладкое было приоритетно, (Шнырь поглощал сладости в больших количествах).К концу рабочего дня в письменном столе и под столом Шныря собиралось значительное количество коробок. Пакетов с конфетами, и разных сувениров. Все посетители вели себя трепетно тихо, переговаривались шепотом, как у постели больного. Боясь нарушить благоговейную обстановку. в которой трудился Регистратор. Зная по наслышке о его непредсказуемом нраве, документы протягивали с тихим причитанием «пожалуйста».
Вообщем, В ТОТ ДЕНЬ все было как всегда. Шнырь зафиксировал несколько документов, вынудил четверых клиентов «сбегать кое-куда, дважды отлучился к Зоечке, и один раз в туалет, посмотрел на часы, которые красноречиво утверждали, что до конца рабочего дня осталось чуть больше получаса. Как  вдруг в груди он почувствовал неприятное стеснение, тревогу, поднял глаза и увидел перед собой кавказца лет шестидесяти, почти лысого, с большим носом и взглядом пристальным и гипнотическим. Казалось, что взгляд оливковых глаз проникает в самое нутро, холодит внутренности, сковывает тело. И тут Шнырь с ужасом вспомнил, что уже видел эти страшные глаза.
Регистратор заглянул в документы, которые протянул посетитель, и не смог прочесть ни строчки. Все плыло перед глазами, мозг был парализован. И какая то тихая тоска разлилась по всему организму.
Он хотел сказать «ваш паспорт, гражданин», но не смог произнести эти слова, только протянул руку, и кавказец с словами «благодарность будет» вложил в нее документ. Словно неостывшая сковорода, руку обожгло тепло прикосновения. Регистратор потерял ощущение места и времени, поднялся со стула, словно Зомби, услышавший приказ, и подталкиваемый невыносимым взглядом, с полузакрытыми глазами, заплетающимися ногами побрел по коридору Учреждения в туалет.


При входе в кабинку. Он столкнулся с сослуживцем, застегивающем ширинку, не извинился, не выждал, а покорно встал на колени перед унитазом, опустил лицо в вонючую, несмытую жидкость, нащупал рукой рычаг слива воды и с силой нажал его. Хлынувший, поток чем то напомнил ему морскую волну во время поездки на Кипр, которая накрывала его с головой. Точно так же приходилось закрывать глаза и. затаив дыхание, ждать, когда поток схлынет.
Потом он встал с колен и не обращая внимания на текущую за шиворот воду, подошел к зеркалу и долго, без мыслей, смотрел на себя. И тут он вспомнил, что он неделю назад мучил этого посетителя своими приемами, но так и не смог вынудить его на подношение. Перед уходом кавказец долго смотрел на него тяжелым взглядом, от которого все дрожало внутри, а потом произнес: «шанцак, проклятый!» и ушел.


В эту ночь Шнырь долго не мог уснуть, вспоминал мать, которая работала у генерала служанкой и часто приносила домой вкусные вещи (вот тогда он и пристрастился к сладкому), школьных товарищей, которых он почти всех ненавидел, особенно тех, у кого были родители-интеллигенты, и свою жену, которая его презирала и ложилась под каждого, кто того желал.
Снилось ему, что он вошел вроде бы в свою квартиру, чтобы что-то забрать, но это оказался чужой дом, он хотел выйти наружу, стал искать дверь, натыкаясь на стены. Но выхода не нашел. И вокруг не было ни души…
 15.08.08