Антонинкина хата

Председатель колхоза снова сломал спичку. Так и не прикурив, бросил сигарету в лужу.
- Ну, вот и все!  Нет больше твоей хатки, Антонинка, -  вздохнул он.
Облокотившись  на крыло своего «козла», Максим Павлович Медведь с тяжелой душой наблюдал, как бульдозер собирает в одну большую кучу покосившуюся, поросшую крапивой и лопухом избушку.
Из проулка на  сером в яблоках Табеле выскочил бригадир, Ленька Рамзин.
- Здорово, дядька Максим!
- Здорово, Лёнька! Ты где ж такое седло прикупил? Армейское вроде?
- Места знать надо!- расплылся в улыбке бригадир. Кивнул в сторону бульдозера. – Что, все-таки решили сносить?
- Да пора уже. Наследников у Антонины не объявилось. А хата сгнила совсем. Как бы не придавило кого. Там же детишки играют.- Медведь  тяжело вздохнул.- Мы с её сыном дружили до войны… А с другой стороны, место хорошее. Новый дом кому-нибудь построим. Вот тебе, например. Жениться-то надумал?
- Что же я вам плохого сделал, Максим Палыч? – засмеялся Ленька.
- Тьфу! - сплюнул председатель. - Годов-то тебе сколько, Доватор? Так с конями и состаришься…
Ленька был заядлый лошадник, даже служил в кавалерийском полку где-то под Москвой.
Бульдозер заглох, и в тишине вдруг раздался крик:
- Максим Палыч! Мертвяк тут!
Председатель выпрямился.
- Скачи-ка, Ленька, к Борткевичу! Пусть сюда едет. Мертвяк – это по его части.
Однако ИЖак участкового уже тарахтел на горе.
- Во чутьё!- присвистнул бригадир и нетерпеливо соскочил с коня.- Пойдем, посмотрим?
Под вывороченными половицами, завернутые в полусгнивший брезент, лежали останки солдата. На скелете был десантный комбинезон. Тут же нашелся поржавевший ТТ и пустая  полевая сумка. Ни документов, ни медальона  не было.
На развалинах Антонинкиной хаты собралась вся деревня. Люди переговаривались вполголоса. Участковый Борткевич деловито осматривал содержимое сумки.
Из толпы вышел деревенский сумасшедший, Тит Лавников. Старик пошевелил беззубой, выдающейся вперед нижней челюстью и негромко  прошамкал:
- Ну… это… нашелся, значит… парашютист… Антонина прятала… Понимаете ли…

Антонина Морозова, гренадерского вида баба, маялась в пустой хате. Недобрые предчувствия не давали ей покоя. Давненько ей так не выматывало душу. С первой военной осени, когда потеряла она  всех своих мужиков.
«Да, что же это со мной? Может, к Татьяне сходить?»- пробормотала вслух Антонинка.
Татьяна Букашка была её первой подругой и утешительницей. Не один вдовий вечерок скоротали они вместе.
Вдруг вдалеке, со стороны леса застрекотали сороками автоматы. Хлопнула граната. По стенам метнулся луч света от проехавшего мотоцикла. Следом бежали два Варьковских полицая, огромный Бамбула, бывший ветеринар, Володя Ворсонов и Титок Лавников, маленький уродец с крючковатым носом и  идиотской улыбкой на красной, лошадиной морде.
- Божачки!- Антонина накинула платок и вышла на улицу. За рекой, у Михайловского леса шел бой. Женщина прошла через пуню в сад, чтобы получше разглядеть сквозь сумерки происходящее. Однако сразу же наступила тишина.
- Эх, сыночки!- вздохнула Антонинка. Уже повернулась, пошла было к дому, но услышала за спиной какой-то звук. Не то вздох, не то стон…
- Ма-ма!- как будто выдохнул кто-то.
Антонинка подбежала к изгороди. В сухой прошлогодней крапиве лежал человек. Женщина ловко взвалила сухое тельце на плечи и понесла в хату.
А по деревне пошел шум –  оживились собаки, затопали сапогами солдаты, что-то крича друг с другу на бегу. Эти звуки сливались в один лай, в котором уже не разберешь, где псы, а где люди.
Морозова  положила солдатика на лавку. Вгляделась в лицо.
- Отошел хлопчик! Мальчишка совсем…- заплакала  женщина.- Куда ж я тебя сейчас? Земля мерзлая, не удолбишь… А давай-ка в сени.
В сенях, под половицами, у нее был выкопана небольшая яма. Туда она и определила солдатика, завернув его в кусок старого промасленного брезента. Пистолет и кожаную полевую сумку положила рядом.
- Вот тут полежи, сынок, до весны. А весной мы тебя по-людски похороним. Наши уже  близко…
Женщина накрыла тело соломой и сдвинула половицы.

Утром в хату ввалился уже пьяный Бамбула.
- Собирайся, Антонинка! С Настой Восиповой в Могилёв поедешь. Добро немецкое повезешь.
- Что, драпать собрались? А ты как же, Володя? С ними побежишь?
- А что мне расстрела тут дожидаться? В Германию поеду. Там ветеринары тоже нужны.
- Ну-ну…
- Молчи, баба!- рыкнул Бамбула.- Собирайся быстрей.
У правления её уже ждали Наста и длинномордый, придурковатый Титок.
- Здравствуйте, тётка Антонина!- спрыгнула с подводы кареглазая, востроносая Наста.
- Здравствуй, Настенька! Давно тебя не видела! А подросла-то как! Это ж сколько тебе уже?- Антонина по-матерински обняла девчушку.
- Тринадцать.- Наста опустила глаза с густыми, длинными ресницами.
- Невеста прямо!- улыбнулась Морозова.
- Ну, это… поехали уже… понимаете ли…- заворчал Титок.
Подводы с мешками и чемоданами тронулись в путь.

В Могилеве командующий разгрузкой офицер подозвал фельдфебеля и что-то быстро заговорил ему, кивая в сторону Насты. Старый солдат на больных ногах вперевалку подбежал к девчушке и сдернул с её головы коричневый, в клетку, платок. Густые, черные, как вороново крыло, волосы, рассыпались  по плечам.
- О! Юде?- недобро улыбнулся офицер.
- Пан, полька она.- затараторила Антонинка.- Нашего ксёндза, Юзефа Карпиньского дочка.
Титок вытаращил глаза и перестал улыбаться.
- А ты что молчишь, придурок! Ты же до войны в МТС с Восипом  работал! Расстреляют ведь девку!
- Так это… понимаете ли… на то и война..- Титок, похоже,  растерял остатки ума.
Офицер о чем-то поговорил с фельдфебелем, потом подозвал Титка. Антонинка краем уха услышала: «Эршиссен!»
Полицай вскинул ружье.
- Вот, значит… Обе в распыл пойдете…Понимаете ли...
Титок завел их в небольшой дворик, где у стены из красного кирпича сбились в кучку несколько женщин с детьми и бородатый старик в старой тройке, черной фетровой шляпе и на деревянной ноге.
В воротах появились несколько солдат с полицаями. Деловито и обыденно выпустили по людям несколько очередей и вышли со двора.
Выстрелов Антонина не слышала, в её глазах ярким фиолетовым огнем вспыхнула молния и угасла в темноте. Падая, дородная женщина, подмяла под себя испуганную Насту.
Поздно ночью, качающийся маятником на телеге и беспрестанно  бубнящий что-то Титок ,привез в родное Варьково мертвую Антонинку и всхлипывающую Насту. Плечо девчушки было перевязано окровавленным платком тётки Антонины.

Душным июньским днем парашютиста со всеми почестями похоронили в  школьном саду. На следующий год, к двадцатилетию Победы на могиле установили огромный бронзовый памятник. А на месте Антонинкиной хаты так никто и не построился.