По справедливости

Петр Панкратов съел картошку с мясом, выпил горячий чай с булкой и вареньем. Посмотрел на свою полуобъятную жену с большими чёрными глазами, и достал папиросы. Потом он надел полушубок и вышел на крыльцо. Снег белыми простынями накрыл огород и дорожки, которые вели к дому. Шарик опустил голову на лапы, и смотрел из окошка своего домика на снег. В окошке, которое одновременно было и окошком и входом и выходом, виднелись его коричневые глаза и чёрный нос.
Петр Панкратов посмотрел на Шарика, и подумал, что Шарику должно быть хорошо, потому что Шарику не нужно никого выбирать. Потому что Шарика уже выбрали, и Шарик полюбил тех, кто его выбрал. Выбрали несколько лет назад, и выбор этот сделала жена Петра Панкратова, когда Шарик был ещё маленьким, и не знал о том, что он будет Шариком. А жена Петра Панкратова не только хорошо умела готовить картошку с мясом, а ещё умела не ошибаться, когда выбирала. И Пётр Панкратов никогда не вмешивался в её выбор, а доверял жене. Потому что сам когда-то её выбрал, и только потому, что она выбрала его.
Петр Панкратов освободился от дыма первой затяжки, и подумал, а почему, собственно, единая? Почему эта партия так себя назвала? Значит, все остальные партии не единые? А если есть партия справедливая, значит все остальные…, страшно подумать, такими не являются? Значит, все остальные партии против единства и против справедливости? Хитро. Или не хитро, или так оно и есть? Тогда зачем все остальные партии, если единая и справедливая уже есть? А может они врут? Нет, тут без бутылки не разберёшься. Надо идти к куму.
Кум у Петра Панкратова был учёный, потому что окончил политехнический институт. От кума ушла жена и забрала сына, который не хотел поступать в политехнический институт, а хотел стать артистом. Петр Панкратов плюнул в ладонь, затушил папиросу, и вернулся домой.
- Я до кума, - сказал Петр Панкратов, надев шапку и взяв рукавицы.
- Через магазин? – спросила жена, вытирая стол.
- Ну а как же? Без этого никак.
- Куму привет, - сказала жена, и добавила, - может, ты его к нам позовешь?
- Ты же знаешь, он никуда не ходит.
- Знаю, - жена вытерла стол, и подошла к Петру Панкратову.
- Я не долго, - сказал Петр Панкратов, и поцеловал жену в щёку.

За прилавком магазина худая продавец Люська взвешивала худой бабушке Агафье сахар.
- Зятёк-то твой, бабуля не вернулся ещё?
- Да куда там. Возвернётся он, как же, - бабушка Агафья оглянулась, и посмотрела на Петра Панкратова, - либ'о в городе другую нашёл.
- А ты чо на меня смотришь, бабка Агафья? - спросил Петр Панкратов, снимая рукавицы.
- Да ты не подумай чо, Петро. Можа я любуюсь, не все ж такие, как ты.
- А зятёк твой вроде не плохой был, - продавец Люська сняла пакет с сахаром, и поставила рядом с весами.
- Не плохой-то неплохой, - бабушка Агафья взяла пакет с сахаром, и положила в свою сумку, - да только, скотина он.
- Это за что же ты его так? – спросила продавец Люська.
- А за то, - бабушка Агафья поправила платок, - в деревне-то работать надобно. Чтоб детишек, стало быть, кормить, и жену.
- А тебя? – спросил Петр Панкратов.
- А меня чо ж? Я уж старая, мне помирать пора, - бабушка Агафья опустила голову, и направилась к выходу из магазина.
- Ну, это ты зря, бабка Агафья, - Петр Панкратов занял место бабушки Агафьи, и полез в карман за деньгами, - каждому по справедливости отмеряно, и никто не знает когда ему помирать.
- По справедливости говоришь, - бабушка Агафья остановилась, и повернулась к прилавку, - вот зять мой за справедливостью и ушёл.
- Это как? – спросила продавец Люська.
- А так, - бабушка Агафья подошла ближе к прилавку, - не справедливо, говорит, чтобы учёному человеку да в деревне жить. Негде, говорит, ученье своё прикладывать.
- Козёл! - сказала продавец Люська.
- Я так и сказала, - бабушка Агафья отвернулась от прилавка, и пошла к выходу, - а он ушёл.
Тощая, - подумал Петр Панкратов, поглядев на продавца Люську, - бабкина внучка тоже такая же. Вот зять-то и сбежал.

Кум сидел на диване, и смотрел телевизор.
- Пить будешь? – спросил Петр Панкратов.
- А чо ж не выпить, сегодня выходной. Только закусывать у меня особо нечем. Яйца, огурцы да хлеб. Сам знаешь, бабы-то нет.
- Пойдёт, - сказал Петр Панкратов, снимая рукавицы.
Кум пошёл за закуской, а Петр Панкратов снял шапку, полушубок, и поставил на стол бутылку с водкой. По телевизору показывали какого-то мужчину в красивом костюме,
- Не все люди у нас ещё хорошо живут, а это не справедливо, - сказал мужчина в красивом костюме, - и моя задача состоит в том, …
- Петро, - кум стоял у стола с хлебом и банкой с огурцами, - гля, да это ж зять бабки Агафьи.
- Похож, а может не он? - Петр Панкратов сел за стол.
- Да он, я тебе говорю, он, - кум поставил на стол хлеб и банку с огурцами, - не зря значит, сказывали, что зять бабки Агафьи в городе теперь, большим человеком стал.
- Слышь чо говорит, - Петр Панкратов открыл бутылку с водкой, - за народ он.
- Да за какой народ, – усмехнулся кум, поворачиваясь к буфету, чтобы достать тарелку и два граненых стакана.
- Как за какой? За свой, - сказал Петр Панкратов, наливая в стаканы водку.
- По половинке, по половинке, - сказал кум, садясь за стол, - по целому-то не надо, много будет.
- Как скажешь, - Петр Панкратов ровно наполовину налил водки в оба стакана.
 -Значит, за народ, говоришь, - сказал кум, наполняя тарелку огурцами, - давай тогда за нас.
- Давай.
- А народ, это кто? - спросил Петр Панкратов, после того, как выпил.
- А мы с тобой и есть, - кум тоже выпил, и взял огурец.
- И всё? - Петр Панкратов взял кусок хлеба и понюхал.
- Да ты, Петро, огурцы-то ешь. Чо один хлеб-то. Счас яйца готовы будут.
- Да хрен с ними с яйцами, - сказал Петр Панкратов, разжёвывая хлеб, - ты не ответил.
- А чо я должен ответить?
- А чо хошь, только ответь.
-Ну ладно, - кум взялся за бутылку с водкой, - народ, это такое понятие… общее. То есть, это когда…, - держа в правой руке бутылку с водкой, левой рукой кум нарисовал воздушный круг, - давай лучше выпьем.
- Давай.
Кум налил водки сначала Петру Панкратову, а потом себе.
- А можно ли сказать, - Петр Панкратов выпил, и взял огурец, - можно ли сказать, что народ, это когда единство?
Кум выпил и взял огурец,
- Можно, только…
- Что только?
- Только, когда стадо пастись ведут, это тоже единство.
- Как же так, кум? По-твоему, народ – это стадо?
- А это, Петро, не только по-моему. Это по-всякому.
- А как же справедливость?
- А никак.
- Это я, кум, про партию.
- Да понял я тебя, Петро. Да только это всё одно.
Петр Панкратов посмотрел в телевизор, а потом снова на кума,
- Выбирать-то тогда кого? Ежели ты не за справедливость, тогда ты против неё. А ежели за справедливость, то тогда ты из стада справедливых, так?
- Так.
- Тогда я ничо не понял, - Петр Панкратов взял бутылку с водкой, - давай ещё выпьем?
- Наливай.
- Нет, ты, кум, не прав, - сказал Петр Панкратов, когда выпил, - мы не стадо.
- А кто?
- Не знаю. Только я себя стадом не считаю.
- Тогда, кого будешь выбирать? – спросил кум, вставая из-за стола.
- Ты куда?
- За яйцами. Уже наверно готовы.
- Обожди. Сядь.
Кум сел за стол.
- Я по справедливости хочу.
- А по справедливости, Петро, это знаешь, как?
- Как?
- А это, когда ты домой с работы приходишь, а жена тебя мясом кормит. Это значит, что у тебя работа хорошая, а в доме - мясо.
- И всё?
- И всё, Петро, всё. Тогда и выбирать никого не надо. А зачем?
- А действительно, зачем? – спросил и сказал Петр Панкратов, - кум, а кум?
- Чё, Петро?
- А давай ещё выпьем?
- Погоди, я за яйцами схожу.
- Да хрен с ними, с яйцами.
- Наливай.

Они выпили ещё, и водка закончилась. Тогда Петр Панкратов пошёл в магазин, и купил ещё одну бутылку водки. А потом он вернулся в дом кума.