Воздушный шарик

С О Д Е Р Ж А Н И Е

Глава 1 3
Глава 2 10
Глава 3 15
Глава 4 17
Глава 5 22
Глава 6 24
Глава 7 27
Глава 8 29
Глава 9 33
Глава 10 35
Глава 11 38
Глава 12 40
Глава 13 43
Глава 14 48
Глава 15 52
Глава 16 58
Глава 17 60
Глава 18 63
 
Глава 1
Штандартенфюрер СС Генрих Кумм, крепкий человек с волнистыми волосами и серыми глазами посмотрел на папку, которая лежала у него на письменном столе. "Дело №…, совершенно секретно". Генрих Кумм открыл папку и посмотрел на фотографию девушки с большими тёмными глазами. "Анастасия Александровна Булавина, год рождения – 1921". Ей всего двадцать три года, - подумал Генрих Кумм, - какие красивые глаза. И грудь, наверняка, у неё красивая грудь. Генрих Кумм не перелистывал дело, а смотрел на фотографию. Война, эта дьявольская война. Забыть бы об этой войне, забыть обо всём, и уйти с этой русской девушкой куда-нибудь в деревню, в стог.
- Монке, - позвал Генрих Кумм.
Дверь кабинета Штандартенфюрера СС почти тут же открылась. Появился высокий хорошо сложенный человек со светлыми волосами. Высокий человек поднял правую руку, сделал её прямой и, показывая открытую ладонь земле, громко сказал,
- Хайль Гитлер, господин Штандартенфюрер.
- Хайль, - ответил Генрих Кумм, поднимая правую руку, согнутую в локте, - приведите мне Анастасию.
- Кого? – не понял Монке.
- Русскую разведчицу, - пояснил Генрих Кумм, и добавил, - её имя Анастасия. И, Монке, помните о чае.
- Я помню, господин Штандартенфюрер.
Когда Монке ушёл, Генрих Кумм закрыл папку, встал из-за стола, и подошёл к закрытому плотной тканью окну. Он не раздвинул ткань, а только сделал маленький проём для глаз. Какой красивый у нас город, со своими традициями и архитектурой, - подумал Генрих Кумм. И со своей культурой, которая неповторима. Нигде и ни у кого. А под землёй этого города убивают людей. Не людей, конечно, а врагов. Враги не люди. Враги – это враги. И даже такие красивые, как это русская, всё равно враги. А почему? Разве красота может быть врагом? Если красота враг, то кто же тогда тот, кто её убивает?
Генрих Кумм вернулся за стол, раскрыл папку, и начал читать дальше, о том, что было совершенно секретно. В дверь постучали.
- Входите, - сказал Генрих Кумм.
Дверь открылась, появился Монке и Анастасия.
- Вы Монке, можете идти. А вы, - Генрих Кумм посмотрел на Анастасию, - садитесь сюда, - Генрих Кумм показал глазами на кресло, которое стояло рядом с его столом.
Монке ушёл, аккуратно закрыв за собой дверь. Анастасия подошла к креслу и осталась стоять. Она была в грязно коричневом платье и босоножках, которые отвечали своему названию, потому что были надеты на босые ноги. Какая она всё-таки красивая, - подумал Генрих Кумм. Хотя лицо не такое, как на фотографии. Мельче, что ли. Наверно, давно ничего не ела. А грудь полная и большая. Такая грудь обязательно должна быть красивой. А глаза те же. Только под глазами тёмно коричневые ложбины. Надо же, под цвет платья.
- Садитесь, садитесь, - сказал Генрих Кумм, - это кресло для того, чтобы на нём сидеть, а не стоять около.
- Раньше я сидела только на стуле, - Анастасия опустилась в кресло.
- А что в России нет кресел?- спросил Генрих Кумм, и добавил, произнося по-русски имя Настя с мягким знаком между буквами "т" и "я". У него получилось "Настья".
- Вы знаете русский язык? – спросила Анастасия.
- Здесь обычно вопросы задаю я, - ответил Генрих Кумм, - но для вас сделаю исключение и отвечу, - он сказал на русском языке, почти без акцента, - да, я знаю русский язык. Я некоторое время жил в России, - и снова заговорил по-немецки, -  но, мы с вами будем говорить по-немецки. Вы же говорите по-немецки. Насколько я знаю, весьма хорошо.
- Да, я знаю немецкий язык, - сказала Анастасия.
- Монке, - позвал Генрих Кумм.
Дверь открылась, появился Монке.
- Монке, принесите чай и бутерброды.
- Слушаюсь, господин Штандартенфюрер.
- Я так давно не ела, - Анастасия опустила затылок на верхнюю часть спинки кресла, и тут же подняла снова, - что не знаю, хочу я есть или нет.
- Хотите, конечно хотите, - Генрих Кумм закрыл папку, - вы хотите есть и не хотите работать.
- А почему же я не хочу работать?
- А как у вас говорят: "кто не работает, тот не ест". Кажется так?
- А вот вы о чём, - Анастасия выпрямилась в кресле, - это потому, что я не хочу работать на вас?
- А что, есть разница на кого работать? – спросил Генрих Кумм, и сам же ответил, - никакой разницы нет. Кто лучше кормит, на того и работают.
- Да, - Анастасия доверила свою спину спинке кресла, - может быть, следует работать на того, кто лучше убивает?
- А, по-вашему, кто лучше убивает: вы или мы? – спросил Генрих Кумм.
В дверь постучали.
- Входите, - сказал Генрих Кумм.
В кабинете появился столик на колёсах, который катил перед собой Монке. Столик держал белую скатерть, на которой в маленьких тарелочках располагались мелко нарезанный хлеб, масло, колбаса и сыр. Рядом лежал небольшой нож, а ещё рядом возвышался небольшой чайник и одна чашка.
- Можете идти, Монке, - сказал Генрих Кумм, когда столик на колёсах оказался напротив Анастасии.
- Слушаюсь, господин Штандартенфюрер.
- Ешьте, Анастасия, - когда за Монке закрылась дверь, Генрих Кумм поднялся со своего стула, подошёл к столику на колёсах, и наполнил чашку.
Анастасия взяла кусочек хлеба, понюхала, потом намазала его маслом, положила кусочек сыра, затем кусочек колбасы, и начала есть.
Она даже ест красиво, - подумал Генрих Кумм, и вернулся за свой стол, - хотя у нас колбасу и сыр так не едят.
- Хороший чай, - сказала Анастасия, - вкусный.
- А вы не ответили на мой вопрос, - сказал Генрих Кумм, когда Анастасия съела три кусочка хлеба с сыром и колбасой, запивая чаем.
- Спасибо, что так вкусно накормили. А о чём вопрос?
- Как вы быстро забываете то, на что не хочется отвечать. А мой вопрос был о том, кто лучше убивает: вы или мы?
- В убийстве не бывает ни лучших, ни худших. Но, вы начали убивать первыми.
- Вы умная женщина, - Генрих Кумм поднялся из-за стола, - дочь полковника царской армии не может быть глупой. По отцу ваша фамилия должна быть Вишневской, так?
- Мне было бы глупо это отрицать.
- Правильно, Анастасия Александровна, - сказал по-русски Генрих Кумм, и продолжил по-немецки, - полковник Александр Вишневский был красивый мужчина с серыми глазами и волнистыми волосами. Его убили в тридцать седьмом году. Ему было всего сорок шесть лет. Как и мне сейчас. А убил его Сталин. А вы говорите, что мы начали первыми.
Анастасия молчала.
- Правильно молчите. А что тут скажешь?
- Моя мать простая женщина, - сказала Анастасия.
- Я знаю, - Генрих Кумм подошёл к плотной ткани, которая закрывала окно, и повернулся к ней спиной, - вы на неё похожи. Фамилия вышей матери Булавина, она действительно из простой семьи. У Тухачевского мать тоже была простой женщиной, а отец дворянин. А вы знаете, как убили Тухачевского? Этого талантливого убийцу и замечательного воина.
- Нет, откуда же я могу это знать, - Анастасия посмотрела на пустую чашку, - по-моему, его расстреляли.
- За компромат на Тухачевского, - Генрих Кумм взглянул на свой серебряный перстень с черепом и кортиком, - Сталин заплатил нам деньги. И немалые деньги. Три миллиона золотых рублей. Нам, своим врагам. Представляете, сколько в вашем Союзе можно было бы построить школ и больниц. Или сделать вот такой вкусной колбасы и сыра.
- Почему я должна вам верить?
- А не верьте. От этого ничего не изменится.
- Что вы от меня хотите?
- Ничего, - Генрих Кумм вернулся за стол, - пока ничего.
- А потом?… Не зря же вы меня сюда вызвали. И накормили, и напоили. Вы ничего не делаете зря.
- А если, - Генрих Кумм посмотрел Анастасии в глаза, - …если вы мне нравитесь, Настья.
- А вы мне нет. Я родилась на земле, с которой вместе "рос и мёрз" мой народ. Это моя земля. С Тухачевскими или без, но моя. И я не собираюсь её предавать.
- Я тоже читал Маяковского, Настья. Я не требую от вас предательства. Мне нужно совсем другое.
- Тогда что же вам нужно?
- Вы что-нибудь слышали об Аненэрбе?
- Наследие предков?
- Да, по-русски это переводится именно так. А по-другому – это микстура "хорошо", микстура счастья. Ну, такой воздушный шарик, на который смотришь и радуешься, и жизнь прекрасна, и ничего не страшно.
- Наверно, туда добавляют змеиный яд.
- Не знаю. Состав этого препарата великая тайна.
- Мне не нужны никакие микстуры, господин полковник. Единственно, что мне жаль, так это то, что из-за того, что я здесь, вас меньше убьют.
- Отлично. Отлично сказано, Анастасия. Только зовите меня Генрих.
- Какой Генрих?
- Генрих, это я. Это моё имя.
- Нет, для меня вы не Генрих.
- А кто же я для вас?
- Вы штандартенфюрер СС. Скотина и убийца.
- А вы, - Генрих Кумм взял стул и сел напротив Анастасии, - вы боитесь крыс.
- Вы что, цыган?
- Нет, я немец.
- Многие люди боятся крыс, и я тоже.
- А вот это мы сейчас и проверим. Монке…
Дверь кабинета Штандартенфюрера СС открылась. Появился Монке.
- Монке, принесите крысу.
- Слушаюсь, господин Штандартенфюрер.
- Сейчас будет очередная пытка? - спросила Анастасия.
- Никакой пытки не будет, - ответил Генрих Кумм, - в этом вы сейчас сами убедитесь.
Дверь открылась. Появился Монке, который держал в руках клетку с крысой.
- Поставьте клетку вот сюда, - Генрих Кумм показал на колени Анастасии, - и откройте дверцу.
Монке поставил клетку с крысой на колени Анастасии и открыл дверцу. Крыса сначала понюхала воздух, который мог быть другим, потому что это был воздух свободы. Потом крыса просунула в открытую дверцу мордочку и посмотрела на Анастасию. Анастасия костяшками пальцев правой руки ударила крысу по морде, да так, что крыса отлетела к задней стенке клетки. Затем Анастасия закрыла дверцу клетки и стала медленно опускать клетку на пол. Когда клетка с крысой оказалась на полу, Анастасия сняла правую босоножку, зажала её верхнюю часть в правой руке, а левой рукой открыла дверцу клетки. Крыса подошла к открытой дверце, снова понюхала воздух, но мордочку не показала. Каблуком босоножки Анастасия ударила в морду крысы. Крыса взвизгнула и отлетела к задней стенке клетки.
- Ну иди сюда, скотина, - сказала Анастасия.
Генрих Кумм опустился на колени перед клеткой, и закрыл дверцу.
- Отлично, - сказал, поднимаясь с колен, Генрих Кумм, и, обращаясь к Монке, добавил, - вы можете забрать клетку и идти.
- Слушаюсь, господин Штандартенфюрер.
- Что и требовалось доказать, - сказал Генрих Кумм.
- Я не поддалась вашим мучениям? – спросила Анастасия.
- А никаких мучений и не было. Это всё Аненэрбе. Наши предки были умнее нас.
- А причём здесь предки?
Генрих Кумм снова взглянул на свой перстень.
- Аненэрбе у вас внутри, Настья.
- Это как?
- А так. Этот препарат был подмешан вам в чай.
- Вы сволочь, Генрих, - сказала по-русски Анастасия.
- Спасибо за Генриха. …А как вы думаете пытали Тухачевского?
- Я этого не знаю.
- В стене его камеры, - Генрих Кумм пригладил волосы, - было сделано отверстие, в которое вставлялась металлическая труба. Один конец этой трубы выходил наружу, а второй, - Генрих Кумм вернулся к своему столу и сел, - а ко второму концу трубы ставили узника. Абсолютно голого. При этом его руки и ноги крепили к стене камеры. Так, что ему невозможно было пошевелиться. Всё дело в том, что половой член узника оказывался как раз напротив отверстия трубы.  А с внешней стороны трубы пускали крысу. …Вы понимаете для чего, Настья?
- Это неправда, - Анастасия надела босоножку, и села в кресло.
- Может быть, только другой неправды у меня нет.
- Тухачевский оказался врагом народа, - сказала Анастасия, как сказал бы ученик на уроке.
- А вы не думаете, Анастасия, что у вашего народа слишком много врагов. Так много, что трудно понять, где народ, а где враги. Может быть, враги и народ поменялись местами?
- Не знаю…, может быть, вы и правы, только я не враг своему народу.
- Это я понял. А может быть, - Генрих Кумм встал из-за стола, - вашего отца тоже пытали крысами?
- Я больше не могу это слышать, господин Штандартенфюрер. Если вы хотите быть Генрихом, то не нужно об этом.
- Хорошо, - Генрих Кумм поднялся из-за стола, - об этом я больше не буду. А вы не теряете волю и разум. Аненэрбе бьёт не по этим местам. Это ещё одно хорошо.
Последнее слово "хорошо" Генрих Кумм произнёс по-русски.
- По каким же местам бьёт этот ваш анэрби? – спросила Анастасия.
- Аненэрбе, - поправил Генрих Кумм, - ну ничего, привыкнете. Аненэрбе убивает страх. Отсутствие страха и есть счастье. А счастье – это Бог.
- Значит, по-вашему, я стала Богом?
- Конечно.
- А вы?
Генрих Кумм поднялся из-за стола, подошёл к Анастасии, и сел на стул.
- Я не Бог, я Генрих Кумм, Штандартенфюрер СС.
- Вы ещё забыли сказать, что вы фашист. А я русская. Вы напали на мою страну, чтобы меня убить. А я должна убивать вас.
- А разве вам хочется меня убить? – Генрих Кум посмотрел в глаза Анастасии.
- Это всё ваше проклятая микстура. Но, я вас не боялась и без неё.
- Анастасия, тот, кто не боится, не придумывает таких страшных пыток.
- Смешно. Ей Богу, смешно. Можно подумать, что у вас никаких пыток нет.
- Есть. У нас есть пытки, Анастасия, - Генрих Кумм достал портсигар, - хотите сигарету?
- Я не курю.
Генрих Кумм вернулся к столу, взял спички и закурил.
- Мы пытаем врагов, а не друзей, - сказал Генрих Кумм.
- Значит, вы их боитесь?
Генрих Кум сделал несколько затяжек, и затушил сигарету.
- Когда пытают врагов, - сказал Генрих Кумм, - это одно. А когда пытают друзей, то это совсем другое.
- Друзья, враги, - Анастасия сделала глубокий вдох, - это всё словоблудие, господин полковник.
- Может быть….
Генрих Кумм снова сел напротив Анастасии и посмотрел ей в глаза.
- А сейчас отвечайте быстро и не думая. Вы, Анастасия Булавина, кто сейчас? Друг или враг?
- Не знаю…, по-вашему, я должна быть просто счастливой.
- Да. Но, я должен кое-что проверить. Вы, Анастасия, боитесь высоты, и ещё вы боитесь ….
- Договаривайте, господин полковник.
- Вы боитесь мужчин моего возраста с серыми глазами.
- Отправьте меня в камеру, - Анастасия встала.
- Монке, - позвал Генрих Кумм.
Появился Монке.
- Монке, - спросил Генрих Кумм, - крыша готова?
- Так точно, господин Штандартенфюрер.
- Мы пойдём вдвоём с Анастасией. Никакое сопровождение нам не нужно. Вы меня поняли, Монке?
- Так точно, господин Штандартенфюрер.
 
Глава 2
Егор проснулся, и увидел прямо перед глазами женскую грудь.  Белую и красивую, с большим розовым соском, которым можно набирать номер телефона. Если, конечно, телефонный аппарат дисковый. Но, такие аппараты сейчас редкость, поэтому проверить возможность такого набора трудно. Девушка спала, чуть приоткрыв рот. Красивая, -  подумал Егор. Он надел спортивные брюки и ушёл умываться.
Потом, на кухне, получив огонь, и поставив на конфорку металлическую чашу, которую почему-то называют "туркой", Егор подумал, -  интересно, а турчанки красивые? А что такое красота? Не знаю, наверно, это то, от чего хорошо. А может ли быть красота без сисек? Нет, не может. Без сисек красота не красота. А если они ещё и большие, то это очень хорошая красота.
Егор позавтракал, оделся и вернулся в спальню. Алёна, -  позвал Егор, -  Алёнка. Алёна приоткрыла глаза.
- Я в редакцию, а ты пей кофе, ешь. В общем, делай, что хочешь. Ключи у тебя есть.
- А ты, -  Алёна приподнялась, не удерживая на груди одеяло, -  а ты скоро?
- Я…, -  Егор посмотрел на то, что не укрывало одеяло, -  я скоро.
Егор работал и был журналистом. Он писал статьи, и подписывался своей настоящей фамилией – Деревенский. Хотя, никто не верил, что это его настоящая фамилия. Слишком хорошо для подписи – Егор Деревенский. Но, писал Егор не о деревне. Газета, где он работал, называлась "Правда города". Егор писал о дорогах, на которых трудно было вращаться колёсам. О трубах, которые требовали ремонта именно в то время года, когда дома нужно было греть. О мусорных баках, мусор в которых не помещался, и его складывали рядом.
Егор хорошо писал, и каждый раз по-разному, но всегда так, как может писать только он. Его знали, его уважали, и главное, что его статьи работали. Дороги становились лучше, трубы стали чинить раньше, чем нужно было греть дома, а мусорные баки стали чистить. И ему, Егору, от этого становилось хорошо. Егор не писал о политике. Он понимал, что писать о политике можно, лишь становясь подстилкой пера. Или писать так, чтобы журналист вызывал страх у тех, о ком он пишет. Но, таких журналистов убивают, а Егору рано было умирать. У него была дочка, которая жила в деревне. И ещё у Егора была Алёна с большой и красивой грудью.

- Разрешите? – спросил Егор, открывая дверь кабинета главного редактора.
- Конечно, Егор, входи, я тебя жду, -  главный редактор отложил собственную газету, -  садись.
Егор сел на стул, который стоял напротив стола главного редактора, и спросил,
- Что-нибудь случилось, Анатолий Семёнович?
- Почему ты так решил? – Анатолий Семёнович взял карандаш, и стал на него смотреть.
- Ну, я, вроде как в отпуске, а ты, когда звонил, сказал, что срочное дело.
- А дело, действительно, срочное, -  Анатолий Семёнович положил карандаш на место, -  мальчик сейчас лежит в больнице.
- Какой мальчик?
- Сын Зайцева.
- Того самого?
- Да, того самого, который собирается стать мэром нашего города. У него сотрясения мозга.
- У кого, у будущего мэра? – спросил Егор.
- Может, ты кофе хочешь, или коньячка? Я сейчас организую.
- Нет, спасибо. Кофе я уже пил, а коньяка не хочу.
- Сотрясение мозга, Егор, у мальчика, а его папа здоров. Так здоров, что хочет, чтобы с этим делом разобралась наша газета. Мальчик шёл по дороге, поскользнулся и упал. И ударился головой об лёд, и получил сотрясение мозга.
- Но, это же простая история, Семёныч. Любой журналист справится.
- Нет, Зайцев просил, чтобы об этом написал Деревенский. Он тебя знает.
- Но, я не пишу о таких мальчиках, Анатолий Семёнович, ты же знаешь.
- Знаю, Егор, знаю. Но, написать надо, как об обычном мальчике, а не как о сыне Зайцева.
- Слушай, Семёныч, я понимаю, о чём просит этот Зайцев. Сейчас весна, а за состояние дорог отвечает…, ну, ты меня понимаешь.
- Понимаю, Егор, и ты всё отлично понимаешь. Ты напишешь…, что в нашем городе очень плохие дороги. Такие плохие, что доводят детей до больницы. Ну, не мне тебя учить, сам знаешь. И всё, и получишь деньги, -  Сергей Семёнович снова взял карандаш, -  хорошие деньги, Егор.
- От Зайцева?
- Какая разница, Егор. Ты же напишешь о справедливости.
- О справедливости писать не имеет смысла.
- Ты хочешь сказать, что за справедливость не платят?
- Не в этом дело. Просто справедливость никому не нужна. Что с ней делать?
- Вот и узнаешь, что с ней делать. …Поедешь в больницу к мальчику, с ним уже можно говорить. Обо всём узнаешь, и напишешь. Понял?!
- Понял. Я могу идти, Анатолий Семёнович? – Егор встал.
- Иди.

Мальчику, которому дорога разбила голову, недавно исполнилось девять лет, и звали его Митя Зайцев. Митя редко пользовался дорогами, как пешеход, потому что его возили на машине. В музыкальную школу, где его хотели научить играть на пианино, в спортивную школу, где ему преподносили уроки каратэ, и в обычную школу, где ученики не плевали на пол, а на лестничных проёмах в деревянных клетках сидели разноцветные птички. Митя не любил ни пианино, ни каратэ, ни школу с птичками, Митя любил рисовать. Но, родители решили, что у Мити должно быть большое будущие, а у художников большого будущего не бывает. У художников бывает только маленькое будущее, а большое им делают такие большие, среди которых должен быть Митя.
Егор накинул на плечи белый халат, взял пакет, и подошёл к двери палаты, где лежал Митя. Около двери на жёстком стуле сидел человек в чёрном костюме, и смотрел на противоположную стену.
- Вы кто? – спросил человек в чёрном костюме, и, оставив стул, поднялся, и посмотрел Егору в глаза.
- Я Егор, -  ответил Егор, -  Егор Деревенский, журналист.
- Ваше удостоверение.
- Пожалуйста, -  Егор достал удостоверение, раскрыл, и показал человеку в чёрном костюме.
Человек в чёрном костюме не взял удостоверение Егора, а посмотрел на фотографию, на надпись, которая подтверждала, что на фотографии именно Егор Деревенский, потом он посмотрел на лицо Егора, снова взглянул на фотографию, и сказал,
- Проходите, -  и открыл дверь палаты.
Палата была больше похожа на гостиничный номер, чем на больничную палату. Телевизор, холодильник, ковёр на стене, ковер на полу, круглый стол с ажурной скатертью, шкаф для одежды, шкаф для посуды, стол с компьютером и белая дверь, ведущая в ванную комнату. За компьютерным столом сидел Митя, и смотрел на монитор. А с монитора на Митю смотрел воздушный шарик на светлой верёвочке.
Егор вошёл в палату, закрыл за собой дверь, и спросил,
- А разве тебе можно играть на компьютере?
- А я не играю, -  ответил Митя, -  хотя, могу и поиграть, но мне не хочется.
- Интересная программа, -  Егор встал за спиной у Мити.
- Это объёмное рисование, только я ещё не всё понял.
- А я так и вообще не умею рисовать.
- Я могу научить, -  Митя повернулся, и посмотрел на Егора.
- Знаешь, я как-то больше пишу, -  сказал Егор.
Митя развернулся на своём круглом стуле, и оказался напротив Егора.
- Так ты писатель?
- Нет, то есть, конечно, я писатель. Только маленький.
- А это как?
- Я журналист.
- А как тебя зовут?
- Егор.
- А меня Митя, -  Митя протянул ладонь Егору.
- А голова у тебя не болит? -  Егор пожал маленькую ладонь Мити.
- Нет. Да она у меня вообще не болела.
- Ну ты же ударился головой об лёд.
- Ну и что. Слушай, Егор, а пойдем к столу.
Митя встал, и подошёл к столу с ажурной скатертью.
- А ты мне что-нибудь принёс? – спросил Митя, садясь за стол.
- Да, конечно, -  Егор достал из пакета апельсины, -  а как ты узнал, что я тебе что-то принёс?
- А больным всегда что-нибудь приносят. Только я не больной.
- Что же обратно уносить?
- Нет, Егор, обратно уносить не нужно. Ты всё оставляешь, но с одним условием.
- С каким?
- Это всё мы будем есть вместе.
- Но,…
- Чисть апельсин, а тарелку я сейчас принесу.
Митя принёс тарелку, а Егор очистил от кожуры апельсин, и положил его на тарелку.
- Ешь, -  Митя разломил апельсин, и взял несколько слипшихся долек, -  ты, когда последний раз ел апельсин?
- Ну,…я не помню. Алёна как-то покупала.
- Алёна, это твоя жена?
- Нет, то есть да, ну, понимаешь…
- Понимаю. У папы тоже такая есть, -  Митя взял ещё несколько долек апельсина.
- Нет, Алёна не такая.
- Откуда ты знаешь?
- Не знаю, знаю и всё, -  ты мне лучше вот, что скажи, -  Егор взял оставшиеся дольки апельсина, -  ты, где упал?
- А тебе зачем?
- Ну, как зачем, -  Егор опустил ладонь на неочищенный апельсин, -  дорогу, где ты упал, починят, и там больше никто не будет падать.
- Врёшь.
- Почему?
- Потому. Чисть апельсин. Потому что эту дорогу не нужно чинить. Потому что это лёд.
- Лёд? – спросил Егор, и стал очищать новый апельсин.
- Да, лёд. Только сейчас он, конечно, растаял. А раньше там был лёд. Ну, такая ледяная дорожка перед школой. На ней все катались, а тот, кто падал, смеялся.
- И ты тоже смеялся, Митя, ну когда упал?
- Конечно, и мне ни капельки не было больно.
- А тогда, почему же ты здесь?
- Потому что так папа захотел.
- Послушай, Митя, -  Егор стал очищать апельсин, -  а ты всегда слушаешься своего папу?
- Конечно, всегда. Его все слушаются. Ну, иногда я не слушаюсь…, но это редко.
- Понимаешь, Митя, -  Егор отложил апельсин, -  я тоже должен послушаться твоего папу. …И написать статью о плохой дороге, где ты упал. Ты же упал?
- Да, ну и что?
- Как ну и что? Очень даже много. Ты упал, а я, должен. Понимаешь?
- Понимаю, Егор. А ты напишешь о моём воздушном шарике?
- О том, который ты нарисовал на компьютере?
- Нет, о настоящем. Который у меня украли.
- Кто украл?
- Не знаю. Знаю только, что вор был на чёрной машине.
- Митя, ну кому нужен твой воздушный шарик?
- Не знаю.
- А почему ты решил, что его украли?
- Ты думаешь, Егор, что я маленький, да? Маленький мальчик потерял свой воздушный шарик. Ну прямо, как Пятачок.
Глава 3
Егор и Алёна сидели на диване, и смотрели телевизор. Правильнее сказать, сидел на диване Егор, а Алена лежала, и вместо подушки использовала ноги Егора. А по телевизору показывали фильм о юноше, который лучше других умел нюхать. Этот юноша готовил радость – духи, которые он делал из запаха тел молодых девушек. Но, прежде чем приготовить очередную порцию духов, девушку нужно было убить. И юноша убивал.
- Я больше не могу на это смотреть, -  Алёна убрала голову с ног Егора.
- Тебе не нравится этот фильм? – спросил Егор.
- Нет, не нравится. Тем более что я его видела.
- Сейчас будет реклама, -  Егор обнял Алёну за плечи.
- Да, реклама у нас лучше, чем кино, -  Алёна освободилась от рук Егора, и встала с дивана, -  пойду-ка я лучше сварю кофе.
- Тебе нравится реклама?
- Нет, не нравится. Но, там хоть не убивают.
- Реклама – это проститутка, -  сказал Егор, - но дело своё она делает, иначе бы её не было.
- Пусть уж лучше проститутка, чем убийства, - Алёна ушла в кухню.
- Почему же ты не смотришь? – крикнул Егор, но Алёна ничего не ответила. Она была в кухне.
Егор выключил звук телевизора, и ушёл в кухню. Алёна варила кофе.
- А фильм всё-таки хороший, -  сказал Егор, опускаясь на табурет.
- А почему же ты тогда его не смотришь?
- Там реклама.
- Тебе редактор звонил, - Алёна сделала маленький огонёк под "туркой".
- Я знаю, он мне по мобильнику звонил.
- Есть заказ? – спросила Алёна.
- Есть, - ответил Егор, и глубже, чем обычно вздохнул.
- А чего же тогда вздыхаешь, не нравится?
- Понимаешь, сын одного большого человека оказался в больнице. Он упал, а папа его сразу в больницу, да ещё сотрясение мозга придумал.
- А зачем?
- А затем, чтобы я о плохих дорогах написал, на которых дети головы разбивают. А за дороги эти другой человек отвечает. Тоже большой. Понимаешь?
- Понимаю, -  Алёна поставила на стол две маленькие чашки, - один большой хочет другого большого завалить.
- Да, - Егор посмотрел на дно пустой чашки, - а я между ними. Но, тут есть одно интересное но.
- Какое "но"? - Алёна выключила под конфоркой газ.
- Что? – не понял Егор.
- Ты недорассказал, остановился на "но", вот я и спрашиваю.
- А, ну да. …Звонил Толя, главный редактор, и сказал, что Митя не один такой.
- Какой Митя? - Алёна стала разливать по чашкам кофе.
- Сын этого большого, к которому я в больницу ездил, его Зайцев фамилия. Митя Зайцев. Так вот, у нас в городе действительно плохие дороги. Уже случаев пять, а может и больше, где дети падают. Кто ногу ломает, кто просто руку вывихивает. Завтра поеду ещё к одной девочки.

 Девочку, к которой приехал Егор, звали Аня. Ане было шесть лет, она подвернула ногу, и не могла ходить. Не только в детский сад, но и в кухню, и даже в туалет. Аня жила с мамой, папой и бабушкой, которые носили её на руках.
- Я журналист, меня зовут Егор. Здравствуй, -  сказал Егор.
- Здравствуй, Егор, -  сказала Аня, -  а я Аня, я хочу стать артисткой.
- Конечно, обязательно станешь, -  Егор опустился на стул, который стоял рядом с кроваткой Ани, -  вот я напишу о плохих дорогах, где будущие артистки ломают ноги, и плохих дорог больше не будет.
- А я не сломала ногу, я её только подвернула.
- Ну и что, -  Егор достал маленький блокнот и авторучку, -  это всё равно из-за дороги. Вот об этом я и напишу.
- Тогда ещё напиши о том, чтобы на этих дорогах не было воров, -  Аня взяла в руки игрушечного зайца.
- Аня, а у тебя что-нибудь украли?
- Алёнку.
- Какую Алёнку?
- Ну, Алёнку. Мою куклу. Она была очень красивой.
- А почему ты решила, что Алёнку украли? - Ну как почему? Как почему? Я же была с Алёнкой, а потом её не стало.
- А кто её украл? Может ты её просто потеряла?
- Ты что, Егор, не понимаешь? А ещё журналист. Алёнку украли, я видела.
- Что ты видела?
- Дяденьку на чёрной машине. Он и украл.
- Так тебя машина сбила?
- Ты опять ничего не понял, Егор. Никакая машина меня не била. Я упала сама, а Алёнку забрал этот дяденька.
 
Глава 4
- Семёныч, таких совпадений не бывает.
Егор сидел в кресле напротив главного редактора, и пил кофе.
- Да ты что, Егор, это же дети. А дети всегда любят фантазировать.
- Да, все сразу, и об одном и том же, - Егор пригубил кофе, - я разговаривал с детьми, с девятью детьми, понимаешь, это уже статистика.
- Ну и что. Подумаешь. У нас сейчас многие ездят на чёрных машинах, а за рулём больше дяденек. Вот дети воров себе и придумали. Это ж психология, Егор, а не статистика. Кто-кто, а ты должен понимать.
- Какая психология, Толя, ты о чём?
- А о том, - главный редактор посмотрел на свой карандаш, - игрушки детей должны быть значимы, вот они и придумывают, что их крадут.
- Психология не может быть одинакова у всех. Психология – это не статистика. Если психология превращается в статистику, то это слабая психология, Толя. И ты сам не хуже меня это понимаешь.
- Слабая, не слабая, Егор, но, твоё дело написать о плохих дорогах. А не о чёрных машинах. И не о придуманных ворах. Ты не следователь, а журналист.
- А если воры настоящие?
- Ну да, дяденькам на чёрных машинах жуть как потребовались игрушки. Кому заяц, кому кукла, а кому этот… шарик воздушный. К тому же, любую из этих игрушек можно купить в магазине. Для них это копейки. Егор, это же ерунда, зачем красть?
- А вот это я и хочу понять.
- А не надо тебе этого понимать, - главный редактор встал, - тебе надо написать, статью.
- Хорошую статью? – Егор тоже поднялся со своего кресла.
- Конечно хорошую. Если бы любую, то тебя бы никто и не просил.
- А если хорошую, то я должен всё понять.
- Да что тут понимать?! Ты выдумываешь себе понимание. Никакого особого понимания здесь нет.
- Есть, Толя, есть. Я чувствую. …И знаю.
- Егор, - главный редактор сел на своё место, - ты Грушу помнишь?
- А я о нём и не забывал.
- А где он сейчас, Егор, ты знаешь?
- Ну, он уехать собирался, - Егор опустился в кресло.
- Да никуда Грушевский не уехал. Это его увезли, …в психушку.
- В какую? Я к нему схожу.
- Не надо. Не надо, Егор, никуда ходить. Не надо плохо писать о депутатах.
- Толя, ты что, меня пугаешь?
- Ты пей кофе, Егор, а то совсем остынет. Я тебя не пугаю, я просто рассказал тебе о Грушевском. …А вообще, - главный редактор взглянул на окно, - ты же в отпуске. Вот и поезжай в свою деревню. Ты в деревне-то, когда последний раз был?
- Прошлым летом.
- Вот и поезжай. С дочкой побудешь, воздухом подышишь, молока попьёшь, и статью напишешь.
- Ты ещё не сказал о сеновале.
- О каком сеновале?
- О простом, который в любой деревне есть. Кроме воздуха и молока, я ещё на сеновале поваляюсь.

Егор направил ключ к замку зажигания своей белой "четвёртки". А куда я поеду? Домой, писать статью о плохих дорогах? Или…. Материал у меня есть, почему бы не написать? Нет. Нужно поговорить с Серым.
Егор Деревенский и Сергей Серый учились в одном классе. Серый двадцать три раза подтягивался на турнике и занимался боксом. Он списывал у Егора решения задач по математике, по физике, по химии, и учился писать сочинения. После школы Егор поступил на свой филологический, а Серый ушёл в армию. После армии Серый окончил физкультурный институт, а потом…. Что делал Серый потом, Егор не знал. Он встретился с Серым, когда тот уже был помощником мэра.
Однажды Серый здорово помог Егору, вернее не ему, а Алёне. Тогда у Алёны был отдел в магазине, где продавалась косметика. Был выходной день, и Алёна была дома. Из магазина ей позвонила продавец, и сказала, что к ней пришли какие-то люди из налоговой инспекции. Один из этих людей стоял рядом с телефоном.
- А мы не из налоговой инспекции, - услышала Алёна недовольный мужской голос.
Мужчины, а их было двое, оказались из отдела борьбы с экономическими преступлениями. Их проверка была плановой галочкой, и они не собирались серьёзно всё проверять. Но, продавец не почтительно с ними разговаривала, и ещё при этом сидела, развалившись в кресле, и красила ногти. Все и "белые" и "чёрные" документы, которые на тот момент оказались в отделе, были аккуратно сложены в картонную коробку и опечатаны. А частному предпринимателю Елене Анатольевне Свиридовой было предписано тогда-то и тогда-то явиться в такую-то комнату ОБЭП.
- У вас серьёзное нарушение закона, - сказал Алёне человек из комнаты с погонами майора.
- Да я вроде ничего не нарушала, - сказала Алёна.
- А там, по-вашему, - майор погладил картонную коробку, - нет нарушений?
- Вы знаете, - майор снял офицерский пиджак, и достал из верхнего ящика стола катушку с нитками и иголкой, - есть нарушения, за которые следует заплатить большой штраф.
- Бывает и так, что штраф может оказаться не просто большой.
Это сказал молодой человек в бежевом костюме, который сидел за столом напротив майора. На вид ему было лет двадцать пять, хотя на самом деле могло быть и двадцать семь, а может быть, и все тридцать.
- Я вас не совсем понимаю, - сказала Алёна.
- А что тут понимать, - молодой человек в бежевом костюме включил электрический чайник, - пока ваши нарушения могут квалифицироваться, как административные, но величина штрафа может превратить их в уголовные. Теперь понятно?
- Понятно, - ответила Алёна, и почувствовала, как у неё немеют кончики пальцев на обеих руках.
- Вот повестка, - майор протянул Алёне листок серой бумаги с напечатанным текстом, - завтра вам следует явиться к начальнику отдела.
- А сейчас…, - Алёна взяла повестку, - сейчас я могу идти?
- Пожалуйста, - ответил майор.
Алена вышла из комнаты, закрыла за собой дверь, и оглянулась. На верхней части двери она прочитала: "Майор Маликов В.В. ст. лейтенант Дудин В.Г.". Алёна вышла на улицу и подумала, - хорошо, что кроме отделов ещё есть и улицы. Потом она позвонила Егору. Егор сказал, чтобы она успокоилась, и посидела в каком-нибудь кафе, а он пока позвонит кому надо, а потом перезвонит ей. Вот тогда Егор и обратился за помощью к Сергею Серому.
Серый выслушал Егора, и сказал, чтобы Егор перезвонил ему минут через пятнадцать. Егор перезвонил.
- Не волнуйся, - сказал Серый, - пусть Алёна идёт в этот отдел, я договорился.
Алёна вернулась в комнату, где были майор Маликов и старший лейтенант Дудин.
- Нам только сейчас звонили. Какой-то Серый. И просили, чтобы мы отнеслись к вам с душой, - сказал майор Маликов, и его брови почти сошлись у переносицы. А старший лейтенант Дудин улыбнулся, как улыбается старший лейтенант ОБЭП, когда видит раздавленную муху.
- Кто это такой? – продолжил майор Маликов, - я не знаю. И что значит с душой? – тоже непонятно.
Алёна ничего не ответила, и ушла. Она снова позвонила Егору, а Егор позвонил Серому и обо всём рассказал.
- Что? – переспросил Серый, - сказал, что меня не знает? Как его говоришь, майор Маликов?
- Да, - подтвердил Егор.
- Знаешь что, - сказал Серый, - дай мне телефон Алёны. Я ей сам позвоню.
Серый позвонил Алёне через двадцать минут.
- Алёна, - сказал Серый, - это Сергей Серый, товарищ вашего мужа.
- Да, я вас слушаю, - ответила Алёна, и поднялась со скамейки.
- Алёна, с этим майором сейчас разбираются. Вы минут через пятнадцать идите в отдел, всё будет нормально.
- Спасибо вам, - сказала Алёна.
- На здоровье, но пока не за что.
Алёна посидела ещё пятнадцать минут в парке, и пошла в ОБЭП.
Майора Маликова в комнате не было.
- Хорошо, что вы зашли, Елена Анатольевна, - старший лейтенант Дудин встал, и поднял с пола картонную коробку, - пойдёмте.
Алёна и Дудин вышли из комнаты.
- Возьмите, пожалуйста, - старший лейтенант Дудин протянул Алёне картонную коробку.
Алёна взяла коробку.
- Но, к начальнику отдела всё равно нужно будет придти.
- Да конечно. Конечно, я приду.
- А как вы думаете, Елена Анатольевна, - спросил старший лейтенант Дудин, - вот, если бы каждый предприниматель платил каждый месяц, ну скажем определённым органам посильную сумму? Тогда всем бы лучше жилось, а?
- Вы знаете, - ответила Алёна, - я подумаю. А с этим вашим предложением я могу обратиться к начальнику отдела?
- Ну что вы, это вовсе не моё предложение. И вообще считайте, что никакого предложения не было.
Щенок, - подумала Алёна, - сраный щенок.
На следующий день, как и было предписано, Алёна пришла к начальнику отдела. Начальник отдела оказался человеком небольшого роста с пухлыми губами. Он посмотрел в повестку, предложил Алёне сесть, красиво улыбнулся, и сказал,
- Елена Анатольевна, штраф, к сожалению, придётся заплатить. Потому что бумагой это дело получило ход.
Начальник отдела назвал денежную сумму, за которую в то время можно было купить ящик водки.
- Вам платить? – спросила Алёна.
- Ну что вы, Елена Анатольевна, платить нужно в кассу. Вы сейчас пойдите, пожалуйста, в комнату сто девять. Там вам всё объяснят.
Алёна заплатила штраф, ушла из ОБЭП, и поняла, что больше никогда не будет заниматься бизнесом в этой стране.

 
Глава 5
Егор позвонил Серому, и сказал, что нужно поговорить, но не по телефону. Серый не задал никаких вопросов, а сказал, что будет ждать Егора, и назвал новый адрес своей работы. Это было охранное агентство с джентльменским названием "Честь и шпага".
Стол Сергея Серого находился не в центре кабинета, а у правой стены. Слева и справа от стола были звуконепроницаемые окна с защитными стёклами. Над столом располагалась картина с дождём. Дождь падал на свежевспаханную землю, а сверху над серыми тучами светило солнце. Свет пробивался сквозь прозрачные капли, и казалось, что дождь не понимает свою обречённость, но скоро поймёт и оставит землю. На центральной стене Георгий Победоносец Валентина Серова поражал гада. На левой стене были портреты людей, которых никто и никогда не видел. Это были литературные герои с великолепно поставленным логическим мышлением. И это мышление они использовали для защиты чести, и своей собственной, и тех, кто нуждался в их помощи. Ещё в кабинете был небольшой столик с двумя креслами, кожаный диван, маленький телевизор и холодильник.
Егор вошёл в кабинет Серого, и посмотрел на картину с дождём.
- А всё-таки дождь нужен.
Серый поднялся из-за стола, вышел в центр кабинета, и посмотрел на картину.
 - Конечно, нужен. Земле всегда нужен дождь, но он должен уметь и проходить. Здорово, Егор.
Егор обнял плечи Серого, а Серый обнял плечи Егора.
- Здорово, Серёга, - сказал Егор, - а у тебя хороший кабинет.
- Садись, - Серый показал на кресло за маленьким столиком, - мы не зонные, поэтому можно говорить "садись".
- Ты "за рулём" и не голоден, – сказал Серый, садясь в кресло, а кофе нам сейчас принесут. Настоящий, который раньше был в зёрнах.
- Но, Серёга, я не видел секретаршу. Только охранника, но он ни о чём меня не спросил. Даже не посмотрел моё удостоверение. Сказал "Здравствуйте", и "Проходите, пожалуйста".
- Егор, пусть это будет моей маленькой тайной. А я …я рад тебя видеть, Егор.
- А я как рад, Серёга. Эх, нам бы встретиться не здесь…
- Встретимся, Егор, обязательно встретимся. Вот напишешь свою статью, и встретимся.
- Ты знаешь про статью?
- Егор, это же моя работа. Хотя, мне часто становится противно из-за того, что я много знаю. Но, ты всё равно, рассказывай.
В дверь кабинета постучали.
- Входите, пожалуйста, - сказал Серый.
Вошла женщина с подносом. На подносе находился кофейник, вазочка с сахаром, и две маленькие чашечки с блюдцами и с ложками. Женщине было лет пятьдесят пять. Высокая, не навязчиво красивая в длинном тёмном платье. Егор посмотрел на женщину, когда она повернулась спиной, собираясь выйти из кабинета.
- Ты всё правильно понял, Егор, - сказал Серёга, когда женщина с подносом ушла.
- А я вот пришёл к тебе, Серёга, потому что ничего не понимаю.
Егор рассказал Серому и о главном редакторе, о Зайцеве, о том, что ему нужно написать статью о плохих дорогах, но он не хочет этого делать.
Серый поднялся с маленького столика, и подошёл к своему столу.
- Дай мне свой мобильный телефон, - сказал Серый.
Егор подошёл к Серому, и отдал телефон. Серый открыл нижний ящик своего стола, и достал оттуда маленькую чёрную пластину, похожую на плоскую пуговицу.
- Хорошо, что ты сразу ко мне пришёл, - Серый открыл корпус от телефона Егора, и положил туда чёрную пластину.
- Ты думаешь это так серьёзно? – спросил Егор.
- Пока я знаю, что здесь мало весёлого. А тебе никто не звонил? Ты понимаешь о ком я говорю.
- Пока никто. А что могут?
- Могут, Егор, и обязательно позвонят. Но, уже не только тебе, а и мне.
- Серёга, а зачем им игрушки?
- Меня не ищи и не звони, - Серый вернул телефон Егору, - я тебя сам найду.
- Серёга, а ты помнишь пирожок-мотороллер? Ну, который привозил к нам в школу пирожки? Ты тогда подкрался к нему сзади и приподнял.
- А водитель, - добавил Серый, - никак не мог двинуться с места. Конечно, помню. Я так проделывал несколько раз. Водитель вставал и оглядывал "пирожок", а я в это время убегал. А когда водитель садился за руль, я снова появлялся, и поднимал сзади "пирожок".
Глава 6
- Алёна, а у тебя в детстве были игрушки? – Егор лежал на диване, скрестив пальцы ладоней под головой.
- Ты что, Егор? Конечно были.
Алёна сидела в кресле, вытянув ноги на стуле.
- А зачем нужны игрушки?
- Ты же знаешь, Егор. Зачем спрашиваешь?
- А ты психолог, или кто?
- Вспомнил. Это было давно, когда я училась.
- Во и ответь психологически.
- Ну, как зачем? Игрушки нужны для того, чтобы в них играть. Это не только психологически, это по-всякому.
- Алёна, - Егор убрал из-под головы ладони, и сел, - у нас в доме есть игрушка, плюшевый мишка, но ты же в него не играешь.
- Правильно, не играю, - Алёна оставила кресло, и села на диван к Егору, опустив голову на его плечо, - потому что я большая.
- Тогда зачем плюшевый мишка? – спросил Егор.
- Он мне нравится. Значит он для радости. А вообще, я знаю, почему ты спрашиваешь. Ты всё думаешь о тех игрушках, которые потеряли дети, да?
- Не потеряли, а украли.
- А помнишь, Егор, разные детективы. Там ещё в игрушки прятали драгоценности, и даже наркотики.
- В моём случае это маловероятно, - Егор обнял Алёну за плечи,  - потому что разных игрушек слишком много. И дети тоже разные.
- Тогда, Егор, тебе нужно предположить то, что предположить нельзя.
- А это как?
- А так. Нужно предположить то, что не может быть. Но, начать нужно не с этого.
- А с чего?
- А с того, что быть может. Мы с тобой, кстати говоря, только сейчас назвали функции игрушек.
- Алёнка, ты моя Алёнка. А функции не мои.
- Конечно, не твои, а игрушек. А может и твои. Вспоминай. Ты меня что спросил?
- Что?
- Ты спросил меня, для чего нужны игрушки? А я ответила, чтобы в них играть. Это первая функция. А потом, …, потом что ты меня спросил?
- Что?
- Ты спросил, зачем нам плюшевый мишка, если в него никто не играет? А что я ответила? Я сказала, что плюшевый мишка нужен для радости. Вот тебе и вторая функция.
Мобильный телефон Егора прервал рассуждения Алёны.
- Возьми, пожалуйста, - попросил Егор.
- А что сказать?
- А спроси кто?
Алёна встала с дивана, и взяла телефон.
-Да.
…
- А кто его спрашивает?
…
- Егор, - Алёна закрыла телефон ладонью, - просят тебя, а кто не говорят.
 - Давай.
Алёна отдала телефон Егору.
- Я слушаю, - сказал Егор.
- Здравствуйте, Георгий Витальевич.
- Здравствуйте, а вы кто?
- Это не имеет значения. А вы написали статью?
- Какую статью?
- Не стройте из себя дурачка, Георгий Витальевич. Вы прекрасно поняли, о чём я говорю. Нужно написать. Тогда вы получите деньги. Таких денег за статьи вы ещё не получали.
- Но, я пока не всё понял.
- А всё и не нужно понимать. Вы напишите, получите деньги, и поедете со своей Алёной отдыхать. А можете ещё и дочку захватить, из деревни.
- Но, …, - Егор не успел ничего сказать, потому что в телефоне застучали короткие гудки.
Алёна молчала.
- Вот тебе и ещё одна функция, - Егор поднялся с дивана.
- Какая?
- Ты смотрела "ужасики", где игрушки убивают людей? Кажется, что это такие игрушки и есть.
- Егор, а голос мне показался знакомым.
- Такие голоса, наверно, похожи друг на друга.
- Нет, Егор, этот голос я запомнила на всю жизнь.
- Какой голос?
- А помнишь ту историю с моим магазином? Ну, когда меня ещё в ОБЭП вызывали? Тогда Серый твой помог.
- Конечно, помню. А причём здесь голос?
- Это голос того майора. Я его на всю жизнь запомнила.
- А может, ты что-то путаешь? Столько лет прошло, да и сейчас ты слышала всего несколько слов.
- Во-первых, не так уж и много прошло лет. А во-вторых, … мне было достаточно и этих слов. Нет, Егор, я ничего не путаю. Я его узнала. Это его голос. Он слова ставит …, ну не как все, не просто так.
- А как?
- А так. Будто он сытый, а разговаривает с голодным.
- Ну, это может быть твоё воображение говорит за тебя.
- Может быть.
 
Глава 7
Дождь поливал землю, как из лейки поливают клумбу. На клумбе не видно сорняков, потому что сорняки выдёргивают. На клумбе растут цветы. Но, для дождя вся земля была клумбой, и его не беспокоило, что на земле могут вырасти и цветы и сорняки. Дождь поливал землю, потому что знал, что без дождя земля пропадёт.
Егор сидел за рулём своей белой "четверки", он ехал в деревню к дочке и запаху сена. Дворники делали своё дело, и капли дождя не успевали закрывать стекло.
Хорошо работают дворники, - подумал Егор. Только почему их называют дворниками? Дворники убирают мусор, а разве капли от дождя мусор? Редактор покритиковал бы меня за этот вопрос, а вот Серый бы понял, и Алёна тоже. А дочка? Она ещё маленькая. Хотя, какая маленькая. Катюшке скоро пятнадцать. Мать с отцом ушли на небо и в землю, а дочка осталась с первой женой. Почему с первой, разве у меня есть вторая? У меня есть просто Алёна. А жена добрый и хороший человек, но не мой. А Маликов сволочь. Если, конечно, это он. Да кто бы он не был, всё равно сволочь. Ему вряд ли нужны какие-нибудь игрушки. А кому нужны? Наверно, тому, на кого он работает, тому и нужны. Только зачем? Правильно сказал редактор – любую из этих игрушек можно купить в магазине. Может и правда их никто не крал, может это моё воображение?
Стоп, - белая "четвёрка" чуть не выехала на встречную полосу. А кому я рассказывал о том, что не хочу писать эту статью, пока всё не пойму. Редактору и Алёне. И всё, и больше никому. Серый узнал без меня. Узнал обо мне без меня, такая у него работа. А вот Маликов? Как об этом мог узнать Маликов? От кого? Как я запросто называю этого человека Маликовым, а может это вовсе и не он. Но, раз называю, значит поверил. Кому? Конечно, Алёне. А кому же ещё мне верить? А редактор…, это он заставлял меня написать статью о плохих дорогах. Зачем? Зачем ему это нужно? Престиж, деньги, Зайцев? А если Зайцев не будет мэром? Раз Зайцеву нужна моя статья, значит он сомневается. Мэр это выборная должность, могут и не выбрать. Хотя, в нашей бандитской стране мэры выбирают сами себя. А раз сомневается, значит один бандит столкнулся с другим, который тоже хочет сам себя выбрать.
Значит, редактор. И Зайцев, который хочет стать мэром. Но, зачем ему нужно воровать игрушки? Ладно, чёрт с ними с этими игрушками. Сейчас главное увидеть дочь.
Егор посмотрел в боковое зеркало и увидел тёмно вишнёвую "Тайоту". Почему не обгоняет? – подумал Егор. У меня не такая большая скорость. Даже, если бы я хотел ехать быстро, это не такая быстрота, с которой не сможет справиться "Тайота", тем более не старая. Значит, ведут. А кто? – не разглядеть. Надо, чтобы подъехали поближе, заодно и проверю.
Автомобиль Егора съехал на обочину и остановился. "Тайота" проехала мимо. Снова моё воображение, - подумал Егор. На сей раз действительно больное. Ребята едут, куда им нужно, и большая скорость не для них. А почему я сказал "ребята"? Я же не разглядел никого в машине. Мне так захотелось, чтобы их было несколько. Господи, так можно сойти с ума. Может и вправду написать эту статью, и чёрт с ней. А как же игрушки? Нет, надо сначала разобраться.
Автомобиль Егора снова отправился по дороге в сторону его родной деревни. Дождь перестал поливать землю. Егор отключил "дворники" от работы, и они остановились.
Зациклился я на этих игрушках, - подумал Егор. Надо подумать о чём-то другом. О дороге, например. Опять о дороге. Нет, по-другому. Дорога, по которой я еду, хорошая. Но, о хорошем мало что пишут. А почему? Потому что, хорошее мало кого интересует. Больше любят читать о плохом. Но, плохое это же страшно. Ну и что? – значит, страх любят. А вот реклама хорошая. В ней нет убийств, и ничего такого. Но, рекламу не любят, а любят то, что плохо. Интересно получается. Значит, любят таких, как Зайцев. Потому что людям нужен именно такой, - страх, хозяин Бог, которого все боятся. Значит, Бог плохой? Так, договорился.
Хорошая дорога заканчивалась. Появились светлые одноэтажные домики деревни. Появился другой воздух, запахло молоком и сеном.
 
Глава 8
Егор подъехал к дому жены и увидел тёмно вишнёвую "Тайоту", которая стояла у палисадника. Дверь светлого дома открылась, появилась Наталия – высокая женщина с широкими бёдрами и густыми чёрными волосами. Наталия посменно работала в больнице, и сегодня у неё был выходной день.
- Это чья машина? – спросил Егор, выходя из своего автомобиля.
- Здравствуй, Егор.
- Здравствуй, - ответил Егор, не отводя глаз от "Тайоты".
- Ты меня ревнуешь? – спросила Наталия.
Дура, - подумал Егор, и спросил,
- Где Катя?
- Катя в школе. Что-нибудь случилось?
- Ничего. Просто я приехал.
- Ну заходи, раз приехал.
- А кто у тебя?
- Тот, кто тебя ждёт, - ответила Наталия, открывая дверь дома.
В доме на круглом столе лежала весёлая скатерть в кружевах. В середине стола стояла хрустальная ваза с полевыми цветами. Наталия дарила цветы сама себе. За столом сидел Сергей Серый.
- Здорово, Егор, - сказал Серый.
- Так это ты? – спросил Егор.
- Я, - ответил Серый, - и машина тоже моя. А ты садись. Наташа обещала чай, и даже с пирогами. Да, Наташа?
- Конечно, - отозвалась Наталия из маленькой комнаты, которая называлась кухней.
Егор сел за стол напротив Серого.
- Серёга, ты здесь.
- Ты забыл, Егор, что это и моя деревня.
Егор посмотрел на цветы.
- Тогда почему ты не у матери?
- А я к ней скоро поеду, вместе с тобой.
- Только тогда, когда я увижу Катю.
- Увидишь, Егор. Конечно, увидишь.
- А, может быть, за ней стоит съездить в школу?
- Я понимаю тебя, Егор. Если хочешь, давай съездим, только…, только она сама придёт.
- Мне Маликов звонил?
В комнату вошла Наталия с подносом. На подносе было блюдо с пирогами, заварочный чайник, две тарелки, вазочка с сахаром и два бокала. Наталия убрала со стола вазу с цветами, и поставила её на подоконник.
- Ещё горячие, - сказала Наталия, расставляя на столе то, что было на подносе.
- А с чем пироги? – спросил Серый.
- С капустой и грибами. Ешьте на здоровье.
- А ты с нами? – Серый придвинул к себе тарелку.
- Я потом. А вам поговорить надо. Ой, я кипяток забыла, сейчас принесу.
- Так я правильно понял, Серёга? – спросил Егор, когда Наталия ушла.
- Что понял? – Серый положил на свою тарелку кусок пирога.
- Я понял, вернее, это Алёна поняла – мне звонил Маликов?
- Да, Егор, это он. А как Алёна это поняла?
- Она узнала его по голосу, - Егор взял кусок пирога.
Вошла Наталия с электрическим чайником. Серый налил заварки сначала Егору, а потом себе. Наталия разлила кипяток по бокалам, поставила электрический чайник на стол, и ушла.
- Молодец твоя Алёна, - Серый разломил свой кусок пирога на части и начал есть.
Егор посмотрел на пирог, и пригубил чай.
- Опять этот майор из ОБЭПа. Или он уже не майор?
- Нет, Егор, он уже не майор. И не из ОБЭПа. …Валентин Валентинович Маликов окончил политехнический институт. Потом работал в КГБ, потом служил в горячих точках. Служил, но не воевал.
- А разве такое бывает?
- Бывает, Егор, …бывает. Маликов следил за теми, кто воюет. А теперь он работает на Зайцева.
- На того самого?
- Да, Егор, на того самого. Кстати, Дудин работает там же. А ты, почему ничего не ешь?
- Дудин…, - Егор надломил свой кусок пирога, - я не знаю никакого Дудина.
- Тогда Дудин был старшим лейтенантом, - Серый отпил из своего бокала, - Алёна должна его помнить. Он работал вместе с Маликовым в одном отделе. Валерий  Гаврилович Дудин, окончил юридический институт, мастер спорта по стрельбе. Он вообще отличный спортсмен.
- Осталось добавить, Серёга, что он отличный семьянин и беспощаден к врагам рейха.
- А так оно и есть. Только рейх для него свой. И для Маликова тоже.
- Для них рейх – это Зайцев?
- Может быть, Егор, может быть.
- Серёга, зачем Зайцеву игрушки?
Серый доел кусок пирога, и взял ещё один.
- А почему Зайцеву, Егор?
- А кому же ещё?
- Зайцеву, Егор, нужны плохие дороги. Пока нужны. Пока он не мэр. А игрушки…, не знаю. Пока я знаю, что тебе звонил Маликов, и шантажировал. Знаю ещё, что Маликов работает у Зайцева.
- Этот гад шантажировал Катей, - Егор встал, - понимаешь Катей! Значит, это серьёзно. А ты говоришь "у Зайцева". А почему ты не сказал "на Зайцева"?
- Егор, сядь и поешь. Катя скоро придёт. Никого из посторонних в деревне нет. Мои ребята проверяли. Кате ничего не угрожает. Ты что, мне не веришь?
В комнату вошла Наталия, Егор вернулся за стол.
- Я слышала, - Наталия посмотрела на Егора, - как ты произнёс имя моей дочери. Я могу остаться?
- Конечно, Наташа, садись, - Серый придвинул Наталии стул.
- А почему только твоей, – сказал Егор, - Катя и моя дочь.
Наташа встала из-за стола, ушла в кухню, и вернулась с пустой чашкой.
- Ты, Егор, с нами не живёшь, поэтому проблемы Кати только мои. Я не хочу тебя обидеть. Ты присылаешь деньги. Я знаю нормальные. Потому что больше у тебя нет. Но, дело не в деньгах, - Наталия села за стол.
- Я люблю Катю, - сказал Егор.
- Я знаю, - Наталия налила себе чай, а что случилось? – Наталия посмотрела на Серого.
- Наташа, - Серый опустил обе руки на стол, - мы тебе обязательно всё расскажем, но потом. А сейчас…
В комнату вошла Катя. Худенькая девочка, с волосами Наталии, и глазами Егора.
- Папа, - Катя подбежала к Егору, и обняла его плечи.
- Катюшка, - сказал Егор, обнимая Катю, - как же я забыл. Я же тебе кое-что привёз.
- А я знаю, сказала Катя, - апельсины, шоколад и мои любимые цветы.
- Не только, - Егор поцеловал Катю в щёку, и поднялся, - я сейчас принесу.
Катя посмотрела на полевые цветы и сказала,
- Папа привёз мне белые розы.
- А я знаю, что он ещё тебе привёз, - сказала Наталия.
- Что? – спросила Катя.
- Он привёз тебе мягкую игрушку.
- Не думаю, - сказал Серый, - всё, что угодно, только не игрушку.
- Катя, - спросила Наталия, - а ты будешь есть?
- Я потом, мама, я в школе ела.
 В комнату вошёл Егор. В правой руке он держал белый пакет, а в левой три белых розы, обёрнутые бумагой.
- Папа, а мы тут отгадываем, что ты ещё привёз.
- И что?
- Мама сказала, что это игрушка.
Егор опустил пакет на стул, и протянул розы Кате.
- Катя, кончики нужно обрезать. Ну в общем ты сама знаешь.
- Папа, я не хочу выбрасывать полевые цветы. 
- А зачем их выбрасывать. Найди ещё вазу, - Егор достал из пакета апельсины, шоколад и книгу в цветной обложке.
- А это что? – спросила Катя.
- А это книга о цветах, Катюша. Хорошая книга. Будешь знать о цветах больше, чем раньше.
- Папа, а зачем нужны цветы? Ну вообще?
- Для радости, Катя, - Егор опустился на стул, - а больше не для чего. Ну иди, неси вазу, а то они в машине долго лежали.
- Радость нужно напоить, - Катя, взяла розы и ушла.
- Егор, - сказала Наталия, - цветы это хорошо, но Кате нужно новое платье и какая-нибудь обувь.
- Сейчас у меня нет. Но, скоро обязательно будет. Вот напишу статью и будет. И не какая-нибудь обувь, а самая лучшая.
- А о чём статья?
- О дорогах, Наташа. По которым трудно ходить, потому что они плохие. И ездить.
- А ты скоро напишешь?
- Скоро, Наташа, очень скоро. За неё обещали заплатить, и хорошо заплатить. Я приеду, как только получу деньги.
- Егор, - спросил Серый, - а ты со мной к матери пойдешь?
- Конечно, Серёга. Конечно пойду.
 
Глава 9
Ночь, и звёзды в ночи. Ночь не бывает деревенской, или городской. Ночь есть ночь. Но, в деревни ночи особые. Кажется, что небо опускается к земле. Тот, кто в деревне, понимает, что живёт не только на земле, но и в небе. Может быть, не говорит об этом, но понимает.
Егор и Серый сидели на ступеньках материнского дома Серого, и курили.
- Значит, Маликов? – спросил Егор.
Серый затушил сигарету в  жестяную банку, и закрепил обе ладони на затылке.
- Как здесь хорошо.
- Зачем Маликову плохие дороги? – Егор затушил сигарету.
- Маликову не нужны плохие дороги, - Серый посмотрел на Егора, - потому что плохие дороги не нужны никому.
- Серёга, не делай вид, что ты не понял. Я же не об этом спрашиваю.
- А я и не делаю никакого вида. Я не знаю. …Знаю только, что Маликов – шестёрка.
- А туз, кто же тогда туз? Зайцев?
- Может и Зайцев, а может и нет.
- Это как?
- Ты знаешь, Егор, вывод, который напрашивается, может быть, неверный. И пойдёшь тогда по неправильному пути. То есть, по дороге, которая приведёт тебя в тупик. Это я знаю из собственного опыта. Хорошо, если в тупик, тогда можно вернуться обратно. А если приведёт куда-нибудь, тогда может пострадать невинный.
Серый опустил руки.
- Но, Маликов работает на Зайцева. Ты же сам говорил, Серёга.
- А я этого и не отрицаю. Маликов начальник охраны Зайцева, и он тебя шантажировал. Это я знаю.
- А разве этого мало?
- Мало, Егор, мало. Надо всё проверить.
- Ты знаешь, Серёга, - Егор встал, - я должен встретиться с Зайцевым.
- Ну да, ты скажешь ему, что он сволочь, а он с тобой согласится.
- Не знаю, Серёга, что он скажет. Даже не знаю, что скажу я, но встретиться с ним я должен.
- А ты уверен, что он захочет с тобой разговаривать?
- Захочет.
- Откуда такая уверенность?
- Не знаю…. Серёга, а у тебя в детстве был барабан?
- Ну и переходы у тебя, Егор. …Нет, барабана у меня не было. Мяч был, а барабана не было.
- А у меня был. Кто-то подарил. Не помню кто.
- Наверно, того, кто подарил тебе барабан, - Серый достал сигарету и закурил, - наверно, его проклинали вместе с твоим барабаном.
- Может и так. А я бил в барабан, и это мне нравилось, и я не понимал, почему это больше никому не нравится. Я выходил с барабаном на улицу. На нашу маленькую улицу в три дома. Собаки гавкали, кошки прятались, а люди закрывали окна.
- Потому что ты со своим барабаном, Егор, не давал людям спокойно жить.
- А я не знал, кто тогда спокойно жил, а кто нет. Я об этом и не думал, я просто любил свой барабан, Серёга. Понимаешь, любил.
- А почему ты о нём вспомнил?
- Потому что, у меня была радость. А потом…, потом её отобрали.
- Ты думаешь, что Зайцеву не хватает барабана?
- У Зайцева, Серёга, всё есть, а вот, барабана у него нет.
- Стоп, - Серый затушил сигарету, и встал, - нам нужно вернуться в город.
- Зачем?
- Катюшку никто не тронул, и она дома. А мои ребята её охраняют. Так?
- Так.
- Моих ребят не так много. Во всяком случае, я не думал о том, что нужно охранять оба дома, и в деревне и в городе.
- О чём ты, Серёга? Я тебя не понимаю.
- Егор, Алёна в опасности.
- С чего ты взял?
- Я редко ошибаюсь, Егор. Сейчас некогда думать, надо ехать.

 
Глава 10
Егор вёл свой автомобиль. Сзади, на небольшом расстоянии от автомобиля Егора ехал на своём автомобиле Серый. Некогда думать, - вспомнил слова Серого Егор, и добавил, - и некогда гадать, - и вспомнил цыганку.
Это было давно. Егору тогда ещё не исполнилось девятнадцати лет. Он шёл мимо кинотеатра с всепобеждающим названием. Егор был весел и пьян. Все молодые бывают весёлыми, даже, когда ничего не пьют. Молодость веселится, потому что не знает, что с ней случится, когда она перестанет быть молодостью.
- Молодой, давай погадаю. Всю правду расскажу, - Егор остановился, перед ним стояла цыганка в весёлом платке, длинной в ромашку юбке, и мужской кожаной куртке.
На этом месте тогда ещё не было продажных рядов, но три рубля у Егора были. Егор ничего не сказал цыганке, он только остановился, а цыганка продолжила,
- Только ручку позолоти.
Егор достал честный кусочек бумаги, где было написано три рубля.
- Не мою ручку, а свою, - цыганка поправила платок, - и никого не бойся.
- А я никого и не боюсь, - сказал Егор.
- Ты долго жить будешь, - сказала цыганка, - когда большой будешь, болеть будешь, но вылечишься. А жены у тебя две будет, а ребёнок один.
Егор улыбнулся, и сделал кулак из ладони, в которой держал три рубля.
- А теперь, - сказала цыганка, - положи деньги в мою ладонь.
Егор переложил три рубля в маленькую ладонь цыганке. Цыганка сделала из своей ладони кулак, и сказала,
- А теперь дуй.
- Что? – не понял Егор.
- Дуй в мой кулак, - объяснила цыганка.
Егор дунул, цыганка показала ладонь, в которой только сейчас были три рубля Егора, но трёх рублей там не было, не было ничего.
Гадание цыганки сбылось, всё, кроме болезни. Егор, слава Богу, был здоров, но после встречи с цыганкой возненавидел и одновременно полюбил цыган. Он не знал, какого чувства в нём было больше. Егор знал, что ненависть и любовь к цыганам была в нём вместе, как небо и земля.
Почему цыганки так ловко гадают? – подумал Егор. Умные говорят, что они применяют "лингвистическое программирование". Но, что это такое умные не говорят, или говорят об этом мало. Почему лингвистическое ещё можно понять. Лингвистика изучает человеческие языки и их свойства. Людям только кажется, что они говорят на одном и том же языке.  Русский понимает русского, француз понимает француза, а китаец понимает китайца. На самом деле никто никого не понимает, потому что языков столько же, сколько и людей. Это понимают цыганки, поэтому они умеют разговаривать с каждым человеком на его собственном языке. И этот человек слушает и слышит цыганку, и понимает, и делает всё, что она просит. Ещё бы, как же ему не делать, с ним же никто так не разговаривал, и вряд ли будет.
А вот почему программирование? Что такое программирование? – это создание логической схемы, написанной на языке какого-либо устройства, при условии, что это устройство понимает язык схемы. Умные называют такую схему алгоритмом. То есть, без знания языка устройства, для которого предназначена эта схема, эту схему, или алгоритм просто невозможно создать. Просто, непросто, невозможно. Опять язык. Ладно, с языком понятно, а вот что делать с этой схемой? Где её взять, а, может быть, она уже есть? Тогда откуда она взялась, и кто её автор? Это вопрос, изумительный вопрос. Изумительный, потому что на него невозможно ответить.
Но, откуда об этой схеме знает цыганка? Что она создаёт? Программу? Но, зачем ей создавать программу, если программа уже есть? И более того, она записана в каждом человеке, и оригинальна так же, как его язык, тогда получается, что цыганки не лингвистические программисты. Цыганки лингвистические считыватели уже готовых программ. Какие цыганки программисты? – никакие.
А если никакой схемы нет? О! – это интересно. Если никакой схемы нет, значит, цыганка, действительно программист, потому что она создаёт программу. Знает ли цыганка о том, что она программист? Смешно, ей Богу смешно – цыганка программист. Конечно, цыганка и не задумывается о том, что она создаёт алгоритм. Цыганка ничего не знает о каком-то там алгоритме, и даже о схеме. Цыганка просто делает человека. А что человек? - человек слушает лингвистическую цыганку, как талантливого программиста, и становится её рабом. Сначала человек становится рабом цыганки, а потом рабом схемы, которую в него вкладывают, программируют. Вот здорово, цыганка – программист, а человек, с которым она разговаривает, устройство цыганки. Цыганка устраивает человека, потому что цыганка знает его язык. А человек устраивает цыганку, потому что становится её рабом. И всё, а как же судьба? Получается, что никакой судьбы нет. Но, откуда о том, что судьбы нет, знают цыганки?
На дороге появилась цыганка. Как она похожа…, - успел подумать Егор, и бампер его автомобиля ударил в ствол дерева.
 
Глава 11
У Егора ничего не болело, было хорошо. Так хорошо, что слово "хорошо" для этого состояния Егора не подходило. Невозможно было найти такое слово, чтобы описать это состояние, потому что такого слова не было. Казалось, что Егор растворился в этом "хорошо". Он был среди своих, среди всех: и плохих и хороших, и даже среди тех, кого ещё не было. Вокруг Егора были игрушки, все, какие только можно было увидеть. И мягкие, и жёсткие, и те, с которыми можно было играть, и те, которые играют сами. С этими игрушками хотелось играть, но Егор не мог играть с этими игрушками, потому что игрушки были и не были. А, такое могло показаться только Егору, и только в состоянии "хорошо", - игрушки были и небыли одновременно.
Егор открыл глаза, и тут же почувствовал боль. Страшно болела голова. Так страшно, что от этого страха ему захотелось уйти, убежать. Убежать туда, где были и небыли игрушки, где было "хорошо". Егор никуда не убежал, он увидел девушку в белом халате и белой шапочке.
"Да, мне нравилась девушка в белом, …" , - вспомнил Егор, и подумал, что девушка в белом и белая девушка это не одно и то же. Это разные девушки. К девушке в белом относишься безразлично. В белом, в сером, в буро малиновом, - какая разница? "Да, мне нравилась девушка в белом, но теперь я люблю в голубом". Девушка в чём-то, ну и ладно, это её дело в чём, а не мое. Мне до неё вообще дела мало. А вот, белая девушка – это совсем другое дело, это не то, что девушка в белом. Белая девушка – это родная девушка, это любимая девушка, это моя девушка.
А передо мной девушка в белом, это врач, или медицинская сестра, значит, я в больнице. Почему я подумал, что это больница? Потому, что у меня болит голова. А, если бы у меня не болела голова, я бы мог подумать, что нахожусь в какой-нибудь хлебопекарне, или в ресторане? Почему врачи и повара так похоже друг на друга? Почему друг на друга, и почему похоже? И те, и другие хотят быть друзьями других, и те и другие боятся других. Для них  другие – это не такие, как они, это те, кто не носит белых халатов, и белых шапочек. Значит, повара и врачи надевают белые халаты и белые шапочки от страха.
Я смотрю, и рассказываю сам себе о том, на что смотрю. Это от моей больной головы. Там, где я был, ничего не болит, там не страшно, там хорошо, но там скучно. Здесь не скучно, здесь я могу думать, и пусть у меня болит голова, зато я живой.
- Живой? – в палату вошёл Серый.
- Живой, - сказала девушка в белом, - вернее, ожил. У него была клиническая смерть. Это не шутка, и мы думали, что его потеряем, но, слава Богу, он вернулся.
- А с ним можно разговаривать? – спросил Серый.
- Можно, но недолго, я сейчас выйду, а, когда вы должны будете уйти, я вернусь.
- Хорошо, - сказал Серый, и девушка в белом ушла.
- Где Алёна? – спросил Егор.
Серый опустился на стул, который стоял рядом с кроватью Егора, и сказал,
- Егор, тебе нельзя волноваться.
- Серёга, она у них?
- Она в порядке, Егор. Скоро она будет дома.
- Ты знаешь, где она?
- Знаю.
- Я знаю, Серёга, для чего нужны игрушки.
- Тебе нельзя волноваться, Егор.
- Я видел цыганку.
- Я знаю, Егор. Мы тебя и привезли сюда. Она хорошая цыганка, Егор. Добрая, и ни к кому не пристаёт со своим дурацким гаданием. Ты спас её.
- Тем, что не убил?
- Ты был без сознания, Егор. Она сняла с себя белую кофточку, и перевязала твою голову.
- Она была в белой кофточке?!
- Да, а что так тебя удивляет?
- Белая девушка.
- Это кто? – не понял Серый.
- Это я, а в "Сукином сыне" девушка в белом, - ответил Егор.
- Егор, тебе нельзя волноваться.
- А платка? Серёга, у неё не было платка?
- Был, Егор. У неё был платок.
- И ещё, Серёга …, она должна быть в длинной юбке и кожаной куртке.
- У тебя хорошая память, Егор.
- Платок у неё весёлого цвета, юбка в ромашку, а куртка мужская.
- Да, Егор. Всё правильно.
- Серёга, скажи ей спасибо.
- Хорошо.
В палату вошла девушка в белом.
 
Глава 12
Серый сидел за рулём своей "Тайоты", ему нужно было куда-то ехать. Серый сказал Егору неправду. Он не знал, где находится Алёна, и кто её забрал, он тоже не знал. Серый знал, что от Егора ждут статью о плохих дорогах, а Егор не хочет писать эту статью. Поэтому у Егора и забрали одного из самых дорогих ему людей – Алёну. Собственно, дорогих людей у Егора было не так много – Алёна и Катя. Забрали Алёну. Поняли, просчитали, что забрать Катю будет трудно. О Кате говорили по телефону, а об Алёне нет. Об Алёне ничего не говорили, забрали и всё.
Гады, - подумал Серый, - подонки. Забрали Алёну, и уложили Егора в больницу, а, может быть, и вообще хотели его убить. Надо разобраться с этой цыганкой, узнать, как она оказалась на этой дороге, и прямо перед машиной Егора?  Стоп. А зачем им убивать Егора? Егор нужен им живой и здоровый. А иначе некому будет писать статью о плохих дорогах. Подделать Егора очень трудно, да и незачем. Значит, авария не входила в их планы. Значит, цыганка здесь не причём. То есть, конечно, причём, но она действительно оказалась на дороге случайно. Но, если это действительно так, то они должны знать, что сейчас Егору нельзя ни писать, ни читать. И это будет длиться не меньше двух недель. Они забрали Алёну, а Егор пока не может ничего сделать, чтобы её освободить. Что это значит? Это значит, что они будут что-то делать. А что?
Серый остановил автомобиль около какого-то кафе, и вышел. В кафе он занял столик около окна, и к нему тут же подошла девушка в белом переднике.
- Что вам принести? – спросила девушка в белом переднике.
Хорошенькая, - подумал Серый, и спросил,
- А что у вас есть?
- Всё, - ответила девушка в белом переднике.
- Тогда, - сказал Серый, - принесите мне, пожалуйста, одну лапку австралийского кенгуру, переднюю. И… и кусочек мяса индийского слона, только непременно от передней ноги. Да, и ещё кофе.
- Хорошо, - сказала девушка в белом переднике, и ушла.
Во я сказал, - подумал Серый, - неужели принесёт?! Умная, может что-нибудь и придумает. И красивая. У женщин это редко сочетается. Наверняка, у неё не только большая, но и красивая грудь. Надо узнать, как её зовут?
- Вы знаете, - вернулась девушка в белом переднике и с бейджем, на котором было написано Настя, - кенгуру по дороге сбежал, а слона нужно убить. Убивать?
- Нет, - сказал Серый, - убивать никого не нужно. А мне принесите, пожалуйста, чашечку кофе и две слойки. Одну с картофелем и грибами, а другую с вишней.
- Хорошо, - сказала Настя, и ушла.
Надо будет узнать её телефон, - подумал Серый, - а может и не надо. Чтобы иметь такую Настю, надо менять работу. А не то её украдут, как Алёну. Но, работу я менять не хочу. Я больше ничего не умею делать. А что всё-таки будут делать они? Егор ещё долго будет в больнице, а Алёна у них. А чтобы я на их месте сделал? Трудно даже представить – я и на их месте! Нужно, нужно представить. Серый посмотрел в окно, и закрыл глаза.
- Ваши слойки и кофе, - сказала Настя.
Серый открыл глаза, посмотрел на Настю, и сказал,
- Спасибо.
Настя улыбнулась и ушла. Обязательно узнаю её телефон, - подумал Серый. Он откусил частичку от слойки с картофелем и грибами, и подумал, - я бы пришёл в больницу к Егору уже с готовым текстом.
Серый доел слойку с картофелем и грибами, отхлебнул кофе, и принялся за слойку с вишней.
Ну и дурак. Кто может написать лучше, чем Егор? Никто. Сам ты дурак. Ну и что? А то, что Егор должен будет поправить, или совсем исправить текст, исправить так, как написал бы он – Егор Деревенский. Пусть это будут словесные поправки, но статья должна быть. И обязательно за подписью Егора.
- Настя, - позвал Серый.
- Принесите мне, пожалуйста, счёт, - сказал Серый, когда пришла Настя, - и скажите – у вас можно курить?
- Да, конечно, - ответила Настя, - я сейчас принесу пепельницу.
Когда Настя вернулась с пепельницей и счётом, Серый достал сигареты, посмотрел на счёт, и сказал,
- Вы не всё здесь написали.
- А что ещё? – не поняла Настя, - от слона вы же отказались.
- Вы не написали свой номер телефона, - сказал Серый, - и ещё… я вам не сказал, что меня зовут Сергей.
Серый доел слойку с вишней, допил кофе, и закурил.
Надо будет поставить охранника у палаты Егора. Пусть всё выглядит правдоподобно. Мои ребята умеют держать удар, за это и получают зарплату. А убивать их никто не будет. Не пойдут эти ублюдки на "мокруху". Им нужна статья, а не труп.
Пришла Настя, она принесла листок бумаги, где написала свой номер мобильного телефона.
Серый посмотрел на номер телефона Насти. Настя улыбнулась, и ушла. Как она замечательно улыбается, - подумал Серый, - я не помню, чтобы мне так кто-нибудь улыбался.
На их месте я бы взял с собой Алёну. И показал бы её Егору. Алёна жива и здорова. Нужно только написать эту дурацкую статью, и всё, и Алёна останется, и Егору за это даже дадут деньги.
А, если Егор откажется? Не откажется. Алёна – это запрещённый удар. Для них не бывает запрещённых ударов. Для них вообще не существует никаких правил, значит, все удары у них разрешены. От таких ударов человек падает. А лежачий человек сделает всё лишь бы подняться.
Но, если Егор напишет статью, то никогда не узнает, кому понадобились игрушки. Он сейчас о них думает, наверняка думает. Ну и что? И пусть не узнает. Зато будет жив и здоров, и Алёна будет жива и здорова. А что ещё надо?! Игрушки? – да чёрт с ними. Хотя, может и не чёрт, мне самому стало интересно. Если из-за этих игрушек забрали Алёну, значит это не простые игрушки. А если не простые, то какие?
Серый снова взглянул в окно. Около "Тайоты" стоял человек в форме милиционера, и с погонами, которые говорили о том, что он не просто человек, а старший сержант.
Серый оставил кафе, и подошёл к своему автомобилю.
 - Я вас слушаю, - сказал Серый.
- Это ваша машина? – спросил старший сержант.
- Да, моя. А что случилось?
- Старший сержант Суриков, - сказал старший сержант, и приложил правую ладонь к виску, - предъявите, пожалуйста, ваши права.
- Пожалуйста, - Серый достал права.
- Значит, мы с вами, Сергей Александрович, из одной конторы, - сказал старший сержант.
Серый не стал спорить со старшим сержантом, и спросил,
- А что я нарушил?
- Можете продолжать движение, Сергей Александрович, - сказал старший сержант.
Серый сел в автомобиль, включил двигатель, и открыл окно.
- Сергей Александрович, - старший сержант заглянул в окно автомобиля Серого, - в следующий раз припарковывайте, пожалуйста,  машину в отведённом для этого месте.
- Спасибо, Суриков, - сказал Серый.
 
Глава 13
Голова Насти лежал на груди у Серого.
- А ты знаешь, что такое любовь? – спросила Настя.
- Да кто ж это знает? - ответил Серый.
- Я знаю, - сказала Настя.
- Ну да, ты же хочешь поступать на философский факультет.
- И ещё я училась в медицинском, но не в этом дело.
- Кстати, а почему ты не работаешь по специальности? – Серый поцеловал Настю в щёку, осторожно освободился от её головы, и взял со столика, который стоял рядом с диваном, сигареты.
- Я буду работать по специальности, когда её получу. А сейчас я официант, и мне это нравится. А наша медицина плохая.
- Ну не вся же, - Серый закурил.
- Вся, - Настя приподняла голову, и поправила подушку.
- Почему?
- Потому что у нас плохие священники.
- Вот это заявление!
- А, по-твоему, наши священники хорошие?
- Не знаю, я не знаю священников. Но, думаю, что среди них есть и хорошие.
- Конечно, есть. Только они тоже плохие.
- Это как?
- Одни священники врут, и не знают об этом. А другие врут, и знают о том, что они врут. И те, и другие плохие.
- А о чём же они врут?
- А ты веришь, в то, что есть добро и зло?
- Конечно, конечно верю. А как может быть по-другому?
- А никак, - Настя посмотрела на Серова.
- А никак это как? – спросил Серый.
- А так, ни добра, ни зла на самом деле нет.
- А что же тогда есть?
- А есть я и ты.
- И всё?
- И всё.
- А как же те, кого я ловил? И даже бил, и даже убивал.
- А ты их любил?
- Как их можно любить?! – Серый освободился от дыма, и затушил сигарету, - хорошо, что ты о них ничего не знаешь, Настя. Они гады.
- Значит они из твоего зла. Ты к ним так относишься.
- Настя, - Серый приподнялся, и посмотрел Насте в глаза, - хоть я с тобой и не согласен, но женщина не должна быть такой умной.
- А то что?
- А то. Умных женщин никто не любит.
- А ты?
- Я люблю. Я как первый раз тебя увидел, то сразу это понял.
- Это ещё не любовь.
- Почему?
- Потому что для любви этого мало. У тебя может всё пройти.
- А, по-твоему, любовь – это то, что не проходит?
- Именно так, Серёжа. И ещё…
- А что ещё?
- Любовь – это когда и ты любишь и тебя. Любовь – это двое.
- Настя, я хочу пить, - Серый затушил сигарету.
- Я тоже хочу пить.
- А что мы будем пить? – спросил Серый.
- Сок. У тебя есть сок?
- Конечно есть. А какой? А вообще-то, у меня кроме апельсинового  другого и нет.
- А это мой самый любимый сок.
- Тогда я иду за апельсиновым соком, - Серый встал, надел то, что снимают во время любви, и ушёл за соком.
За окном шёл дождь. Часто во время любви за окном идёт дождь. Может быть так кто-то дождём подглядывает в окно? И плачет, и смеётся до слёз.
- Вот, ты и сам определил любовь, - сказала Настя, когда Серый принёс два бокала с соком, которые стояли на цветном подносе.
- Я всего лишь принёс сок, - сказал Серый.
- Это не всего лишь, Серёжа. Это много, ты исполнил моё желание.
- И своё, - добавил Серый.
- Вот именно, и моё и своё. Любовь – это исполнение желаний, - Настя взяла бокал  с соком.
- А ты помнишь, я рассказывал тебе о своём друге, журналисте, который сейчас лежит в больнице?
- Конечно, помню. Его зовут Егор. Егор Деревенский. Я читала его статьи, они замечательные. Он не просто журналист, он писатель.
- И этого писателя, - Серый взял бокал, сделал глоток сока, и поставил бокал и поднос на столик, - и этого писателя полюбило лобовое стекло.
- Про эту любовь я ничего не знаю.
- Но раз добра и зла нет, тогда что же есть? – спросил Серый, и взял ещё одну сигарету.
- Есть наше отношение к явлению, - ответила Настя.
- К явлению? – повторил Серый, - ничего себе явление. Таким бы явлением да по голове тем, кто крадёт игрушки. Именно, им и надо дать по голове, а не Егору.
- Ты из этого события сделал зло, - сказала Настя.
- А что ж это, по-твоему, это добро? – спросил Серый.
- Я не знаю, - Настя сделала очередной глоток сока, - и никто не знает. Я могу только догадываться. Но мою догадку можно проверить.
- А вот сейчас я тебя просто не понимаю, - сказал Серый.
- Я понимаю, что для тебя это зло. Кстати, не думай, что я такая плохая. Для меня это тоже зло. От зла нельзя избавиться. Но, зло может перейти в добро.
- Это как же оно перейдёт в добро? – спросил Серый.
- А так. Ты же сам мне рассказывал, что Егор не может написать статью о плохих дорогах, пока не поймёт, кто крадёт игрушки?
- Ну и что?
- А то, – Настя допила сок, и отдала бокал Серому, - игрушки крадут не просто так. И теперь Егор об этом узнает.
- И как же он узнает?
- Этого я не знаю, но знаю, что обязательно узнает, а ты ему в этом поможешь.
- Ты что цыганка? – спросил Серый.
- Нет. Я – немка, но не чистокровная. Моя бабушка была русской, в честь её меня и назвали Анастасией. Я ношу фамилию бабушки – Булавина. А мой отец Кумм, это фамилия дедушки.
- Кум? – спросил Серый, - какой кум?
- Нет, не тот кум, о котором ты подумал, Серёжа. Кумм – это фамилия, и пишется она с двумя эм. На самом деле, я Анастасия Кумм. В общем-то, обыкновенная женщина.
- Ну да, обыкновенная русская женщина Настя Булавина. Которая не стала врачом, и которая работает официантом, и считает, что наша медицина плохая. И думает, что это всё из-за священников, из-за плохих священников.
- Да, это именно так.
- Тогда объясни, - Серый затушил сигарету, и прикурил новую - что означает это так, и знай, что ты будешь объяснять сыщику.
- На самом деле всё очень просто, сыщик, - начала Настя, - священники считают, что добро от Бога, а зло от Дьявола. Это очень удобный счёт, Серёжа. Так думают священники от креста, и не только.
- А причём здесь медицина? – спросил Серый.
- Наша медицина, - продолжила Настя, - то есть, европейская, думает также. Она считает, что болезнь – это зло, с которым нужно бороться. Дьявольское зло. Наша медицина пытается избавить человека от зла. Но, от зла нельзя избавиться. Это, как закон сохранения энергии. Энергия не может никуда исчезнуть, она может только перейти в другую энергию. Поэтому…
- А как же тогда гниющая нога? – перебил Настю Серый, - от такой ноги избавляются, чтобы всё тело осталось жить. Так же избавляются от всяких гадов. Разве они не то же, что гниющая нога? Это, по-твоему,  не зло?
- То, о чём ты сказал, Серёжа, это как раз то явление, которое не может перейти в добро с такой же скоростью, как другие. Как ни старайся, а не может. Поэтому от этого явления и избавляются.
- А как же тогда закон сохранения энергии? – спросил Серый, - куда деваются гниющие ноги, если из них ничего нельзя сделать.
- Гниющие ноги, Серёжа, зарывают в землю. И они идут на удобрения. Кстати, из них получается замечательное удобрение. И это удобрение используется для жизни. Для жизни других ног, которые не гниют. Вот тебе и закон сохранения. Перевод явления в добро.
- Ладно, - Серый затушил то, что осталось от его сигареты, - а какая же тогда медицина, по-твоему, хорошая?
- А другая, - ответила Настя, - не наша.
- Это какая?
- Восточная. Тибетская, например. Она и есть традиционная, потому что она на традициях, на традициях многих и многих веков.
- Тибетская, - повторил Серый, - это религия Будды?
- Нет, Серёжа, буддизм – это не религия. Вернее, религия, но не религия большинства. Потому что в буддизме нет ни Бога, ни Дьявола.
- А что же тогда там есть?
- Просветление.
- А что это такое?
- А это медицина и есть. Настоящая медицина, в которой нет ни добра ни зла. В которой человек помогает сам себе. В которой если и плохо, то плохо становится человеку, а не его анализу мочи. И из этого плохо можно сделать хорошо. Чтобы хорошо стало именно человеку. Из этого плохо делают то, что человеку не хватает, и добавляют получившееся во всё, которое у него есть. Поэтому, тибетские средства не называются лекарствами, они называются добавками.
- Ты говоришь, что добра и зла нет, как нет ни Бога, ни Дьявола. Но тебя послушать, так можно сделать вывод о том, что в человеке есть только добро, или только зло.
- В человеке, Серёжа, есть всё, и добро и зло. Нет, означает, что добро и зло уравновешивают друг друга. При таком равновесии добро и зло любят друг друга, они вместе, поэтому и, кажется, что их нет. Состояние человека мы называем хорошим, когда добро и зло находятся в равновесии. Когда это равновесие нарушается, то человек болеет. Болезнь – это нарушение равновесия добра и зла. А чего больше, это значения не имеет. Добра больше, чем зла, или зла больше, чем добра, – какая разница? И то, и то другое – это нарушение равновесия, это плохо.
- И, по-твоему, тибетские средства это исправляют?
- Конечно. Тибетские средства добавляют в человека то, что ему не хватает. Добавляют то, что не хватает для равновесия добра и зла. Когда не хватает добра, они добавляют добро, а когда не хватает зла, они добавляют зло. Таким образом, равновесие между добром и злом восстанавливается. Такое равновесное состояние добра и зла мы называем  здоровым, или хорошим, или добром.
- Я так понимаю, Настя, ты хочешь заняться тибетской медициной?
- Да.
- А в  буддизме, если я правильно тебя понял, Бог и Дьявол любят друг друга?
- Да. Только в настоящем буддизме.
- А какой же, может быть ещё?
- Искажённый.
- Ну так можно сказать обо всём, где Бог и Дьявол вступают в борьбу.
- А ты можешь принести ещё сока, и что-нибудь поесть?
- Конечно. Мясо с жареной картошкой устроит?
- А мясо и картошку надо жарить?
- Надо, картошку надо даже чистить. Но, это я умею делать, и быстро.
- Я верю, что ты умеешь, но со мной ты сумеешь лучше, - Настя встала с дивана, и надела рубашку Серова.
- Тогда на кухню, моя дорогая нетрадиционная, моя недобрая и незлая, - сказал Серый, и добавил, - моя тибетская. Он подошёл к Насте, и обнял её за плечи.
 
Глава 14
Как и предполагал Серый в больницу к Егору пришли, и привели с собой Алёну. Кроме Алёны пришли двое. Как потом выяснил Серый, это были Маликов и Дудин. Охранника не тронули, а вежливо спросили можно ли навестить больного? Охранник позвонил Серому, и описал тех, кто пришёл. И ещё охранник сказал, что они принесли  с собой маленький компьютер.
- "Note book"? - спросил Серый.
- Да, - ответил охранник.
- Пропусти.
Егор написал статью о плохих дорогах, и Алёну оставили Егору. А через некоторое время Егор вышел из больницы. Его встречал Серый на своей "Тайоте", а Алёна ждала дома, собираясь приготовить салаты и мясо.
- Значит, гниющие ноги говоришь? - сказал Егор.
Серый ничего не ответил, а только кивнул.
- Которые никому не нужны кроме земли, - продолжил Егор.
Серый взглянул на Егора, а потом снова стал смотреть на дорогу.
- У тебя есть оружие? – спросил Егор.
- Есть, - ответил Серый, - но, я его никому не даю.
- Ладно, тогда я сам достану.
- Егор, не нужно никого убивать. Это глупо.
- Серёга, но ты же сам говорил, они, как гниющие ноги. Значит, всё тело нужно избавить от таких ног.
- Но, почему это должен сделать именно ты? – спросил Серый.
- А кто? – ответил Егор.
- Правосудие.
- Смеёшься. Откуда в нашей бандитской стране правосудие?!
- Дай мне сигарету, - попросил Серый.
Егор достал пачку сигарет, и предложил Серому.
- Нет, я такие не курю. У меня свои, они в бардачке.
Егор открыл бардачок, и достал сигареты Серова.
Серый закурил, и сказал,
- Нам нельзя убивать бандитов.
- Почему? – спросил Егор.
- Потому что, тот, кто убивает бандитов, сам превращается в бандита.
- Значит, ты – бандит? – Егор посмотрел на Серова.
- Да, я бандит. Поэтому я и пойду, - сказал Серый.
- Нет, - Егор взял свою сигарету, и закурил, - это моё дело.
- Не только твоё, - сказал Серый, - но и моё.
- Ты не бандит, Серёга. Бандиты они.
- А кто же тогда я?
- Ты представитель земли. …Да и я тоже. Почему ты этого не хочешь понять?
- А потом, Егор? Что ты будешь делать потом?
- А потом я пойду к Зайцеву.
- А ты уверен, что это Зайцев?
- Уверен.
- Нет, Егор, это не Зайцев.
- А кто?
- А это ты и сам сейчас поймёшь.
Серый аккуратно припарковал автомобиль около кафе, в котором работала Настя. Старшего сержанта Сурикова видно не было. Солдаты появляются только тогда, когда они нужны, - подумал Серый, открывая перед Егором дверь в кафе, - солдаты не бандиты, Егор прав. Солдаты - представители земли.
Егор и Серый заняли столик около окна, и к ним тут же подошла Настя.
- Познакомься, - сказал Серый, - это Егор. Георгий Витальевич Деревенский.
- Очень приятно, - сказала Настя, подавая ладонь Егору, - а я вас знаю.
- А ты можешь с нами посидеть? – спросил Серый.
- Нет, - ответила Настя, - нам это не разрешают.
- Кто? – спросил Серый, - кто не разрешает?
- Хозяин, - ответила Настя.
- А он сейчас здесь? – спросил Серый.
- Нет, его нет. Но, есть другие, а вернее, другой.
- Знаешь что, - сказал Серый, - ты нам принеси, сама знаешь что. А я пока поговорю с этими другим. Он сейчас где?
- На кухне, - ответила Настя, и ушла.
- Это та самая Настя? – спросил Егор.
- Да, - ответил Серый, - Егор, ты посиди, а я сейчас.
Серый отправился на кухню разговаривать с другим, и Егор остался один.
Настя замечательная, - подумал Егор, - молодец Серёга. Но, не только из-за неё мы пришли в это кафе. А какое она имеет отношение к Зайцеву? Может быть, родственница? Родственница того, кто крадёт игрушки. Её любит Серёга. Интересно. Но, Серёга сказал, что это не Зайцев. А Серёга зря не болтает. Тогда кто же?
Пришла Настя. Она принесла две чашечки кофе, бокал с апельсиновым соком, четыре слойки, и пепельницу.
- Спасибо, Настя, - сказал Егор.
- На здоровье, Георгий Витальевич. Ешьте. Всё свежее.
- Настя, не называй меня Георгий Витальевич. Для тебя я Егор.
- Хорошо, …, - сказала Настя, и посмотрела в зал.
К столику подходил Серый.
- Я договорился, - сказал Серый.
Серый сел за столик, и сказал Насте,
- Садись.
- Настя, - спросил Серый, когда Настя села за столик и сделала глоток сока, - скажи, пожалуйста, как твоя фамилия?
- Моя фамилия Булавина, - ничуть не удивившись вопросу, ответила Настя, - но, эта девичья фамилия моей бабушки, а по фамилии отца я Кумм.
- А кто такой Кум? – спросил Егор.
- Кумм пишется с двумя эм, а кто он такой, ты сейчас узнаешь, - ответил Серый, и спросил, обращаясь к Насте,
- Кумм - это фамилия твоего деда?
- Да. Генрих Кумм. Он работал на нацистов, и отвечал за Аненэрбе.
- За что? – не понял Егор.
- За Аненэрбе. Это такое лекарство, от которого становишься счастливым, - сказала Настя, - переводится как наследие предков. Его специально разрабатывали немцы. Такая микстура счастья. Воздушный шарик, который радует. Выпьешь, и ничего не боишься. Даже того, что раньше боялся больше смерти. Эту микстуру мой дед проверил на моей бабушке. А потом появился мой отец, а потом я.
- А причём здесь игрушки?- спросил Егор.
- Настя, - попросил Серый, - продолжай, пожалуйста.
- Моя бабушка умерла, - продолжила Настя, - а дед прожил дольше, чем бабушка. Он был нацистом, но ему повезло, и после войны он оказался в штатах. Отец ездил в штаты, а потом, когда дед умер, то оставил отцу деньги, много денег.
- Война, твоя бабушка русская, а дед немец, - сказал Егор, - по идеи войны они должны были быть врагами.
- Для любви не бывает войны, - сказала Настя, - когда про эту любовь узнали, бабушку посадили в лагерь.
- А кем во время войны была твоя бабушка? – спросил Егор.
- Бабушка была офицером связи, и не простым. Она служила в разведке. Это мне рассказывал отец. А потом она попала в плен.
- Любовь русской разведчицы и штандартенфюрера СС, - сказал Егор, - по всем законам её должны были убить.
- Да, но не убили. Не знаю, почему, но не убили, а посадили в лагерь. Отец в лагере и родился. Потом вождь всех народов умер, и бабушку выпустили. После лагеря она долго не прожила. Потом отец встретил мою маму, и родилась я. Отец долго не женился. Когда я родилась, отцу было уже за сорок. У меня нет ни сестёр, ни братьев, я единственная. Я поздний ребёнок.
- Поэтому она такая умная, - сказал Серый.
- И красивая, - добавил Егор.
- Спасибо, - сказала Настя.
- Несчастная бабушка, - сказал Егор, - а как её звали?
- Да. Моя бабушка не долго была счастливой, а звали её также как и меня – Анастасия, - в глазах Насти появились слёзы, - бабушка не знала, как назвать сына, и какое у него будет отчество. Она хотела назвать его Александром, так звали её отца. Но, отец бабушки был офицером царской армии – Александр Вишневский, которого убили в тридцать седьмом году. А деда звали Генрих. Поэтому я и Сергеевна, а отец Сергей Сергеевич.
- А мама? – спросил Егор, - твоя мама жива?
- Нет. Она умерла при родах.
- А отец, - сказал Серый, - твой же отец жив.
- Жив, слава богу.
- А что он сейчас делает?
- А сейчас отец, по-моему, сходит с ума. Но, я его всё равно люблю. Отец зачем-то собирает детские игрушки. А приносит их ему дядя Валя.
- А как фамилия дяди Вали? – спросил Серый.
- Маликов, - ответила Настя.
 
Глава 15
Тёмно вишнёвая "Тайота" стояла около парка, в котором хотелось дышать. По этому парку гулял со своей собакой бывший майор отдела борьбы с экономическими преступлениями Валентин Валентинович Маликов. Спереди и сзади Маликова гуляли крепкие молодцы с бритыми головами.
Мать Маликова убирала большие квартиры у больших начальников, а отец работал мастером на заводе, который выпускал тракторы. С детства Маликов не любил своего маленького имени. Маликов не любил, когда его называли Валей. Не любил, когда рассказывал воспитательнице детского сада о том, какие плохие вокруг него мальчики и девочки, и как они любят подолгу сидеть на горшках и ковырять в носу. Не любил, когда рассказывал классному руководителю о том, какие плохие вокруг него школьники, и как они любят своих учителей и директора школы. Не любил, когда рассказывал заместителю декана, какие плохие вокруг него студенты, и какие плохие они рассказывают анекдоты. Собственно, Валя Маликов и не учился в институте. Он был секретарём комсомольской организации, чисто выбритым и аккуратно подстриженным, и никогда не забывал надевать костюм с галстуком и значок с изображением вдохновителя партии. На третьем курсе Валя Маликов понял, что такое партийная разнарядка, и как по этой разнарядке  ему можно вступить в партию. Потом Валя Маликов, как один из самых молодых и надёжных членов партии, и замечательных студентов, получил рекомендацию в комитет государственной безопасности. Там он и превратился из Вали в Валентина Валентиновича. Потом он работал в "горячих точках", а потом перешёл в ОБЭП. Теперь Валентин Маликов работал там, где нужны были хранители тела.
- У него собака, - сказал Серый, - и охрана.
- Серьёзная собака, бойцовая, - добавил Егор, - бультерьер.
- Белый бультерьер, - Серый достал сигареты, - только это не бойцовая собака.
- А какая? – спросил Егор.
Серый закурил.
- Она появилась относительно недавно. Это элитная собака, и интеллигентная, и не глупая. Вот пит-бультерьер из бойцового вида, а эта нет. Хотя зубы у той и другой страшные. Как ножницы. Перекусят руку и не заметят.
- На свинью похожа, - Егор достал сигареты и закурил.
- Это только с боку, - сказал Серый, - анфас у неё очень даже симпатичный.
- Ты любишь таких собак?
- Таких нет. Просто у меня было одно дело, где нужно было знать о таких собаках.
- Что будем делать, Серёга?
- У меня в багажнике, - Серый посмотрел на Егора, - винтовка с оптическим прицелом.
- Нет, - сказал Егор, - так не пойдёт. Я хочу, чтобы он знал, кто его и за что.
- Тогда, - сказал Серый, - нужно не здесь.
- А где?
- У него дома. …Ты знаешь, - Серый затушил сигарету, - таких, как Маликов, много. Он обычный, он из сытой толпы.
- Что ты этим хочешь сказать? – спросил Егор.
- Устранив одного из толпы, мы не устраним толпу.
- Ну и что? – ответил Егор, - ну и пусть. Пусть не устраним. Но, толпа должна знать, что кто-то может.

Маленький автомобиль с надписью "Пицца Бесплатная доставка" двигался по гладкому асфальту. Маленький автомобиль подъезжал к месту, где стоял большой автомобиль. По приказу человека из большого автомобиля другие автомобили должны были останавливаться. Так произошло и на этот раз. На гладком асфальте появился милиционер с погонами старшего сержанта, и поднял правую руку, в которой он держал полосатую палочку. Маленький автомобиль остановился. Старший сержант подошёл к водительской двери с полуоткрытым окном, и, приставив правую ладонь к виску, сказал,
- Старший сержант Суриков. Выйдете, пожалуйста, из машины, и возьмите с собой права.
- А что я нарушил? – спросил водитель маленького автомобиля.
- Ничего, - ответил старший сержант, - просто проверка.
Водитель маленького автомобиля вышел, и, закрывая дверцу, показал затылок и спину старшему сержанту. Согнутой в локте правой рукой старший сержант захватил шею водителя маленького автомобиля, и стал давить на артерию. Водитель маленького автомобиля ничего не понял, а потом ему и не нужно было ничего понимать. Он сделался никаким, то есть, послушным, и закрыл глаза.
- Егор, - позвал старший сержант, - помоги.
Из большого автомобиля вышел Егор, и направился к Серому. Егор и Серый перенесли водителя маленького автомобиля на другую дорогу, где не было гладкого асфальта, а была настоящая земля. Они опустили водителя маленького автомобиля на эту землю, и вложили в его правую руку пустую бутылку, на которой было написано "Водка".
- Жалко его, - сказал Егор.
- Ничего ему не будет, - Серый взглянул на водителя маленького автомобиля, - немного поспит, и всё. Кстати, у нас не так много времени. Бери колпаки, халаты, перчатки, и поехали.
- А как же милицейская машина? – спросил Егор.
- Её заберут без нас, - ответил Серый.
- А если бы Маликов не заказал пиццу? – спросил Егор, уже находясь на пассажирском сиденье маленького автомобиля.
- Зачем об этом думать? – ответил Серый, - главное, что мы знаем, что он любит пиццу, и часто заказывает.

Маленький автомобиль с надписью "Пицца Бесплатная доставка" стоял около многоэтажного дома, в котором жил Маликов. Кроме Маликова в этом доме жили и хранители тела, и те, чьё тело требовало охраны.
В маленьком автомобиле в белых халатах, белых шапочках, и белых перчатках сидели Егор и Серый.
- За городом у него есть дом, но сегодня он здесь, - сказал Серый.
- У него хороший дом, - сказал Егор.
- В этом доме есть охранник, - добавил Серый.
- Ну и чёрт с ним, - Егор открыл дверцу автомобиля.
- Ты забыл ствол, - сказал Серый, - он в бардачке.
Егор достал из бардачка пистолет, и отправил его во внутренний карман пиджака.
- А глушитель? – спросил Серый.
- Давай.
Серый достал из бардачка глушитель, и протянул Егору. Егор прикрутил глушитель к стволу, и попытался спрятать пистолет во внутреннем  кармане пиджака.
- Нет, так не пойдёт. Егор, я же тебе говорил. Если нет кобуры, то ствол должен находиться не во внутреннем кармане пиджака, а за поясом. Из-за пояса он никогда не выпадет, и достать его оттуда можно будет легко и быстро.
Егор переложил пистолет с глушителем за пояс, и сказал,
- Слишком длинный.
- Егор, а ты когда последний раз дрался?
- Не помню. Меня били, это я помню. А сам, кажется я никого и не бил.
Серый открыл свою дверцу, собираясь выйти из маленького автомобиля.
- А ты куда? – спросил Егор.
- Не волнуйся, - ответил Серый, - я не за тобой. Я пойду первый.
Серый и Егор, который держал в руках коробку с пиццой, подошли к двери дома, в котором жил Маликов. Над дверью находилась камера наружного видео наблюдения.
- Три девятки – это охранник, - сказал Серый, и три раза утопил кнопку и цифрой "девять".
Через некоторое время они услышали мужской голос,
- Кто там?
- Мы к Маликову, - ответил Серый.
- Есть домофон, - сказал голос.
- Мы звонили, но никто не отвечает, - Серый назвал номер квартиры Маликова.
- Этого не может быть, - сказал голос, - он должен быть дома.
- Я знаю, - сказал Серый, - это же, - из кармана брюк Серый достал клочок бумаги, и сделал вид, что читает, - Маликов В. В., так?
- Да, всё правильно.
- Мы принесли пиццу, - сказал Серый, - Может сейчас он в сортире, а может у вас домофон не работает?
- Домофон должен работать. А почему вас двое?
- Он водитель, - Серый посмотрел на Егора, - а я актёр. Это сюрприз.
- Актёра не заказывали, заказывали пиццу. Но, я сейчас узнаю.
Домофон замолчал.
- Сейчас звонит Маликову, у него есть независимая связь, - сказал, обращаясь к Егору, Серый, - проверяет. Домофон он сразу не может проверить.
Через некоторое время они услышали тот же мужской голос,
- Актёр должен остаться, а разносчик пусть заходит.
Дверь открылась. Первым в подъезд вошёл Серый, за ним Егор, и дверь закрыла сама себя. Охранник вышел из своей комнаты, и сказал,
- Должен войти только разносчик. Вы что не поняли? – сказал охранник, который оказался раза в полтора шире и длиннее Серого.
- Нет, - ответил Серый, - мы непонятливые.
Охранник посмотрел на Серого, потом на Егора, и быстро достав пистолет, приставил его к голове Серого. Молодец, - подумал Серый, - соображает, но так со мной нельзя. Левой рукой Серый чуть приподнял руку со стволом охранника так, чтобы его ствол находился выше головы Серого. В то же мгновение кулаком правой руки Серый ударил охранника в сплетение любви, которое не защищают мышцы. Это сплетение имеет солнечное название. Серый знал, куда бьёт, и ударил сильно и правильно. У человека, получившего такой удар, может начаться внутреннее кровотечение, и даже разорваться печень. Но, печень охранника не разорвалась, он выронил ствол и согнулся. Да так, что стал короче Серого. Серый этого ожидал.  Кулаком правой руки он ударил охранника в висок. Серый знал, что толщина черепа в области виска намного меньше, чем где бы то ни было у головы. Точный удар в такое место может привести к потере сознания, и даже смерти. Серый не думал о толщине виска, когда бил охранника в висок, но бил точно и правильно, как учили. Как умел бить Серый, когда плечо и локоть скользят в одной плоскости. Охранник упал. Серый прикоснулся пальцами к шее охранника, и сказал,
- Живой, - а потом добавил, обращаясь к Егору, - нужно идти.
- Только теперь я пойду первым, - сказал Егор.
- Правильно, иди, - сказал Серый, - а я пока тут должен кое-что сделать.

- Вам кого? – спросил Маликов, когда Егор позвонил в его квартиру.
- Вас, - ответил Егор.
- А почему вы не воспользовались домофоном?
- По-моему, он у вас не работает.
- Странно, должен работать.
- Да вы не бойтесь, открывайте. Я принёс пиццу. Меня даже охранник пропустил.
- Сейчас, только уберу собаку.
Маликов запер собаку в ванной комнате, и открыл входную дверь. Егор знал, что Маликов его не узнает. Маликов видел Егора только один раз, в больнице. Тогда у Егора было черно под глазами, и лицо имело почти такой же цвет, как и подушка, на которой лежала его голова. А сейчас он был в белом халате и белой шапочке, обезличен.
- Пожалуйста, - сказал Егор, подавая Маликову коробку с пиццой.
- Спасибо, - сказал Маликов, - кажется, я должен где-то расписаться?
- Да, конечно, - Егор достал ствол и приставил его к большому животу Маликова.
- Я Егор Деревенский, - сказал Егор.
- Пошли на кухню, - сказал Маликов, посмотрев на Егора, и добавил, - я пойду первым.
Егор даже не закрыл входную дверь. Не изменяя положения ствола, он пошёл за Маликовым. Собака попыталась открыть дверь ванной комнаты, но не смогла. Маликов сел за кухонный стол, положил на стол коробку с пиццой, и, указав на место напротив себя, сказал,
- Садитесь.
Егор опустился на указанное место.
- Зачем вы пришли? – спросил Маликов.
- Я пришёл, чтобы вас убить, - ответил Егор, - но, я хочу, чтобы вы знали, почему я этого хочу.
- И почему? – спросил Маликов?
- Потому, что вы сволочь.
- Кто вам сказал?
- Я сам знаю.
- Алёне мы не сделали ничего плохого.
- Вы её украли, а меня этим шантажировали.
- А что же мне, по-вашему, оставалось делать?
- Вы – гниющая нога, которую нужно отрезать, и закопать в землю.
Егор выпрямил руку параллельно кухонному столу, и его пистолет оказался напротив лба Маликова. Ребром правой ладони Маликов ударил по ладони Егора. Пистолет упал на пол. Егор встал.
- Сидеть! – сказал Маликов, и опустился на колени перед кухонным столом, чтобы достать пистолет.
Егор вернулся на своё место.
- Дурак ты, - добавил Маликов, когда уже был на полу.
Пуля ударила в нижнюю часть затылка Маликова, и он повалился на пол. На пороге кухонной комнаты с пистолетом в руке стоял Серый.
- Сам дурак, - сказал Серый.
 
Глава 16
  Когда Валера Дудин узнал о том, что застрелили Маликова, и милиция не нашли ни ствола, ни гильзы, ни пули, ни отпечатков пальцев, он испугался. А когда он узнал, что при этом убийца вошёл в подъезд, и уложил и связал охранника, заслуженного мастера спорта по боку, то испугался ещё больше. А когда он узнал о том, что ещё и уничтожили оба диска, и гибкий, и жёсткий, на которых хранились записи видео наблюдений, то пугаться ещё больше стало невозможно. И тогда Валера Дудин понял, кто это сделал, и что этот кто был не один. И что следующий должен быть он – Дудин.
Валера Дудин был из, так называемой, благополучной семьи. Мать – врач, кандидат медицинских наук, отец тоже врач, но профессор, доктор медицинских наук. Братьев и сестёр у Валеры Дудина не было, всё было для него, для него одного. Когда Валера был Валериком, то завидовал соседскому мальчику, который родился в том же году, что и Валерик, и который катался на велосипеде. А у Влерика тогда велосипеда не было. Валерику подарили велосипед, но в доме у того же мальчика появилась пневматическая винтовка, а у Валерика никакой винтовки не было. Винтовку Валерику не подарили, и он стал ходить в спортивную секцию, где учили стрелять. Соседский мальчик тоже занимался стрельбой, и учился с Валериком в одном классе. И Валера, и соседский мальчик выполнили норму мастера спорта по стрельбе. Но, соседский мальчик больше выигрывал соревнований, чем Валерик. Он лучше стрелял. Когда они учились в десятом классе, Валера Дудин избил соседского мальчика. Избил так, что повредил ему руку, и соседский мальчик больше не мог стрелять лучше, чем Валера. Соседский мальчик вообще больше не мог стрелять. Валере за это ничего не было, помогли родители врачи.
Валера Дудин окончил юридический институт. В институте он не кого не избивал, потому что учился лучше всех. А потом вступил в партию, и стал работать в ОБЭП. Там он и познакомился с Маликовым. Потом Маликов ушёл из ОБЭПа, а через некоторое время они случайно встретились на улице. Около Валеры остановился шикарный автомобиль. Заднюю дверь открыл Маликов, и предложил Валере сесть.
- Тебе нравится мой автомобиль? – спросил Маликов.
- Конечно, нравится, - ответил Валера.
- А тебе не надоело работать на этих идиотов, и бесплатно? – снова спросил Маликов.
Дудин и Маликов стали работать вместе. Они работали на человека, который должен был стать мэром города, на Зайцева. Зайцев давно искал таких людей, как Маликов и Дудин. Но, сначала у него был Маликов, а Дудин появился потом, когда Маликов его порекомендовал.
- Ты умеешь стрелять? – спросил Зайцев.
- Я мастер спорта по стрельбе, - ответил Дудин.
- А драться? Ну ладно, это мы всё проверим.
Маликов и Дудин оправдывали свои заработки, будущий мэр был ими доволен. Как-то Маликов пришёл к Валере, и спросил, не хочет ли он подработать? Валера ответил, что подработать он никогда не против, а что нужно делать? Так Маликов и Дудин стали подрабатывать у Сергея Сергеевича Булавина. И оплата за их подработку оказалась такой большой, что Валера Дудин купил себе шикарный автомобиль не хуже, чем у Маликова. Когда Маликов сказал, что у Деревенского писаки нужно забрать бабу, то Валера сначала отказался. Но, когда узнал, что это приказ Булавина, то тут же согласился.
 А теперь Маликова застрелили, и сделал это Егор Деревенский, в чём Валера Дудин даже не сомневался. И не сомневался в том, что Егор был не один. Зайцев послушал милиционеров, и понял, что искать убийцу Маликова дело не благодарное и бесполезное. А Валера Дудин стал думать о том, как ему уберечься от этого Деревенского Егора, чтобы сохранить жизнь.
 
Глава 17
Настя спряталась под одеяло, и попросила,
- Серёжа, закрой, пожалуйста, окно, что-то холодно.
Серый закрыл окно, и вернулся к Насте.
- Это ты его убил? – спросила Настя.
- Кого? – спросил Серый.
 - Дядю Валю.
- Никакого дяди Вали я не убивал.
- Да, я и забыла, что он не любил, когда его называли Валей. Но, ты прекрасно меня понял.
- Зачем ты завела этот разговор?
- Моего отца ты тоже убьёшь?
- А причём здесь твой отец?
- Серёжа, я ж не дура. Сначала Маликов, потом…, да, потом Дудин, а только после этого и мой отец.
- С чего ты взяла, что я убил Маликова? - Серый взял сигарету и закурил.
- Я разговаривала с Алёной. Помнишь, когда после кафе мы поехали к Егору. Вы были в комнате, а мы с Алёной готовили салаты. Она мне тогда кое-что рассказала. Не всё конечно. Обо всём ей тяжело говорить, я её понимаю. Но, о том, что я услышала…, в общем, я всё поняла.
- Но почему я?
- Потому что Егор не мог этого сделать. Егор ударить-то никого не может, не то, что убить.
- Ты же сама говорила о гниющей ноге, вот её и отрезали. Так что ты удивляешься?
- Ты должен знать, что является символом врачевания, а вернее, исцеления.
- Знаю. Это змея и чаша.
- А ты знаешь, Серёжа, что змея чаще всего жалит в ногу?
- Это потому что змее трудно прыгать.
- Серёжа, змея жалит только тогда, когда чувствует угрозу.
- Настя, ты даже не представляешь, какая ты умница! – Серый затушил сигарету, а потом поцеловал Настю в губы.
- Чаша – это ладони, сложенные вместе, - продолжала Настя, - а змея – это символ единого начала. И мужского и женского.
- Ну да. Змеиный яд. Им можно убить, а можно и воскресить. Это из восточной философии, да?
- Не только, но из восточной тоже. Поэтому змея и чаша могут помочь любому, если с ними правильно обращаться.
- А правильно это как?
- Змея – это символ бессмертия, символ и жизни и смерти, и добра и зла, которые всегда вместе, которые любят друг друга. В этом и есть смысл правильного обращения со змеёй. Но, символом исцеления были не только змея и чаша.
- А что ещё?
- Ещё змея и посох, который она обвивает. Простой деревянный посох, даже с сучьями. Врач должен много ходить, чтобы набраться мудрости и опыта, и исцелять.
- Если бы наши врачи это понимали!
- Змея и посох - это символ человеческой души, способной рождаться заново для праведной жизни.
- Я согласен, это отличный символ, но я не врач.
- Серёжа, не убивай моего отца.

 
Егор полулежал в кресле, и смотрел на экран телевизора. По телевизору показывали прокладки, которые умеют летать, но никогда не летают.
- Почему ты думаешь, что он придёт сегодня? – спросил Егор.
- Может и не сегодня, - ответил Серый, - но обязательно придёт. Он не из толпы. Во всяком случае, если и из толпы, то не из той, в которой был Маликов.
- Какая разница, - сказал Егор, - толпа она и есть толпа.
- Не знаю, - сказал Серый, - знаю, что сначала он должен тебе позвонить.
- А если он придёт не к нам? – спросила Алёна, и выключила звук телевизора.
- Я знаю о ком ты, - сказал Серый, - Нет, к Насте он не придёт. Ему нужен Егор, хотя…, я позвоню Насте, - Серый достал мобильный телефон.
- Настя, - сказал Серый, - у тебя всё нормально? …Хорошо, а теперь слушай меня. Позвони отцу, пусть он за тобой приедет. И ты некоторое время поживёшь у него. На работу не ходи. Заболей. Ты меня поняла?
- Поняла, - ответила Настя, - я всё сделаю, как ты говоришь.
- И ещё, - добавил Серый, - когда будешь у отца, позвони мне.
Серый, услышал "хорошо", и отключил телефон.
- Серёга, - спросил Егор, - зачем нам всё это?
- Ты же сам говорил, что мы представители земли.
- Серёга, а ты помнишь картину из своего кабинета?
- Земля с дождём. Я её сам и выбирал. А при чём здесь картина?
- Конечно, непричём. Только я больше не хочу быть представителем земли.

Серый и три человека в чёрных беретах стояли у двери квартиры Егора.
- Серёга, - спросил командир отряда чёрных беретов, - может в дверь тоже мы?
- Нет, - ответил Серый, - в дверь я сам, а вы в окна. Сейчас позвоню, он должен подойти. Штурм по моему сигналу.
- Серёга, ну ты же сам говорил, что он хорошо стреляет. Конечно, хорошо, что на тебе бронежилет, но…
- И ещё я говорил, что родители у него врачи, - перебил Серый, - если он останется жить, то они его и подлечат. Но перед этим я должен увидеть его глаза.
С этими словами Серый надавил на кнопку звонка. Три человека в чёрных беретах отошли от двери.
Через некоторое время послышались шаги, и все услышал голос,
- Кто там?
- Это я, Сергей, - ответил Серый.
- Ты один? – спросил голос.
- А ты что боишься?
- Если ты не один, я успею убить Егора и Алёну, - сказал голос.
Серый посмотрел на командира отряда чёрных беретов, и сказал,
- Открывай, я один.
Дверь открылась. Серый вошёл в прихожую квартиры Егора, и закрыл за собой дверь.
 Перед Серым стоял Дудин с пистолетом.
- Зачем тебе Егор? – сказал Серый, - тем более Алёна? Убей меня. Это я убил Маликова.
- Плевать я хотел на Мали….
Дудин не договорил, в комнате послышался звук от разбиваемых стёкол.
- Ах ты, сука! – сказал Дудин, и два раза выстрелил в грудь Серого.
Серый не успел упасть, от сильнейшего удара дверь почти упала на Серого. Дудин собрался выстрелить ещё раз, но не смог этого сделать. В его груди, немного выше того места, где должно быть сердце, торчала рукоятка ножа, пущенного рукой командира чёрных беретов.
 
Глава 18
Дверь открыла Настя.
- Не волнуйся, - сказал Серый, - это Егор пришёл к твоему отцу, а я к тебе.
- Проходите, - сказала Настя, - отец знал, что вы придёте.
Настя и Серый отправились на кухню, а Егор прошёл в комнату к Сергею Сергеевичу.
- Здравствуйте, Георгий Витальевич, - сказал Сергей Сергеевич, - проходите, садитесь.
Сергей Сергеевич оказался крепким человеком с волнистыми волосами и серыми глазами. Только на его голове волос уже не было.
- Здравствуйте, - ответил Егор, и посмотрел на игрушки, которые были везде.
И на письменном столе, и на шкафу, и на кровати, и на полу, и даже на стенах. А кроме игрушек в комнате ничего особенного и не было. Кровать простая, железная с матрацем. Старый деревянный шкаф. Письменный стол самый обычный, с зелёной лампой и компьютером, которым сейчас никого не удивишь. Один стул и одно кресло, за которым сидел тот, кто сидит за письменным столом. Обои светлые, без рисунка. Никаких картин и даже телевизора в комнате не было. Впрочем, на полу был ковёр, пушистый и тёплый, такого цвета, что было непонятно, что в этой комнате появилось раньше: ковёр или пол?
- Георгий Витальевич, а садитесь на пол, можете даже облокотиться на этого плюшевого шарпея. Только снимите туфли.
- Он не краденный, - добавил Сергей Сергеевич, когда Егор снял туфли, и сел на пол, обняв мягкую игрушку, - мне его подарили.
- А вы можете не называть меня Георгием Витальевичем?
- Тогда, как же вас называть?
- Егор.
- Хорошо, Егор. …А хотите молока? От настоящей коровы, не порошкового.
- А вы знаете, хочу.
Сергей Сергеевич подошёл к двери, и, приоткрыв её, позвал,
- Настя.
- Да, папа, - послышалось из кухни.
- Настя, принеси нам, пожалуйста, молока.
Сергей Сергеевич закрыл дверь, и сел напротив Егора.
- Сейчас нам принесут молока, - сказал Сергей Сергеевич, - и мы будем счастливы.
- Вы считаете, что для счастья так мало надо? – спросил Егор.
- Конечно. Это же ваше желание. Желание исполняется, и вы счастливы.
- Но, Сергей Сергеевич, я же не всегда чего-то желаю.
- Всегда. Вы всегда желаете то, о чём и не думаете, без чего вы не смогли бы жить.
- Это вы о чём?
- О воздухе. Вы всегда хотите дышать. И дышите.
- Значит, по-вашему, любой человек всегда счастлив?
- Да, потому что он живёт, но не знает об этом.
- А как же тогда молоко? – спросил Егор.
- А молоко это частичка счастье. Счастье не простая величина, она из чего-то состоит. И то, из чего она состоит, для каждого своё.
- А ваше счастье, - Егор посмотрел на стены, - в игрушках?
- Да, именно в игрушках.
- Но, вы же их украли.
- За исключение шарпея, которого вы обнимаете, и ещё немногих. Да, остальные я украл.
- А как же дети? Они же несчастливы.
Дверь открылась, и в комнату вошла Настя. Она принесла молоко, которое было налито в бокалы, стоящие на белом подносе.
- Папа, я поставлю на пол?
- Да, конечно.
- Пейте молоко, - сказал Сергей Сергеевич.
За Настей закрылась дверь. Егор взял бокал, сделал глоток молока, и, вернув бокал на прежнее место, сказал,
- Вкусное молоко. Такое я пил только у себя в деревне.
- А оно и есть из деревни.
- Сергей Сергеевич, а вы не ответили на мой вопрос.
- На какой?
- Я спрашивал о детях, у которых вы крадёте игрушки.
- Нет, вы спрашивали не о детях. Это даже был не вопрос.
- А что?
- Это было утверждение. Вы утверждали, что нельзя строить своё счастье на несчастье других.
- Да, - Егор посмотрел на перстень Сергея Сергеевича с черепом и кортиком, и спросил, - а вы думаете по-другому?
- У детей много игрушек, - ответил Сергей Сергеевич, - они продаются в магазинах. Их счастье легко повторить.
- А вам эти магазины недоступны? – спросил Егор.
Сергей Сергеевич взял бокал с молоком, и, выпив половину, поставил бокал на прежнее место.
- Скажите, Егор, а вам нравятся ваши туфли? Вернее, даже не так, вам хорошо в своих туфлях?
- Хорошо. Они мягкие и удобные. А причём здесь туфли?
- Вам хорошо, потому что это ваши туфли. В новых, какие бы мягкие и удобные они не были, вам было бы не так хорошо. Во всяком случае, в начале пути.
- Но….
- Я знаю, что вы хотите сказать. Да, между туфлями и игрушками слабая связь, но она существует. Игрушки в магазинах ничьи, как и туфли. Игрушки станут чьими, когда кто-то возьмёт их себе. В магазине игрушки мертвы, а вот, когда кто-то их возьмёт себе, тогда они оживут, потому что этот кто-то наполнит их желанием, наполнит их своим счастьем.
- Значит, у вас нет своего счастья, вы крадёте чужое, – сказал Егор, - и таким образом создаёте своё.
- Чужого счастья не бывает, Егор. Я беру своё, - Сергей Сергеевич взял бокал с молоком, немного выпил и поставил бокал на место, - если я покупаю игрушки в магазине, они становятся моими, да. Но, я не могу их наполнить таким счастьем, как это могут сделать дети.
- У вас должно быть другое имя, - Егор снова посмотрел на перстень, - Александр Генрихович Кумм, кажется так?
- Да, - ничуть не удивившись, ответил Сергей Сергеевич, - я был у отца. С тех пор прошло много времени. У меня кончилось Аненэрбе.
- Он отдал вам своё?
- Эта микстура ему не нужна.
- Почему?
- Потому что он был счастлив, и понял, что повториться такое не может. Он любил свою жену. Но, он её потерял.
- А вы решили заменить наследие предков живыми детскими игрушками?
- Да, - Сергей Сергеевич посмотрел на стены, - с ними я счастлив, мне больше никто не нужен, с ними я ничего не боюсь.
- Конечно, вы умный, - сказал Егор, - у вас есть деньги.
Егор поднялся с ковра, и стал надевать туфли.
- А я из-за этих игрушек… я убил человека.
- Не вы.
- Какая разница! Я.
Егор подошёл к двери, остановился, и посмотрел на Сергея Сергеевича, который остался сидеть на ковре,
- А зачем вам моя статья о плохих дорогах?
- Это, как раз, совпадение. Ваша статья нужна была и мне, и Зайцеву.
- Ну Зайцеву-то понятно, а вам? Зачем вам хорошие дороги?
- Мне не нужны хорошие дороги, мне не нужны никакие. Но, мне не нужно, чтобы кто-то даже подумал о том, что мне нужны игрушки. Всё дело в плохих дорогах, на которых падают дети. Пусть все так и думают. А игрушки я достану.
- Вы безумный старик!
- Эти игрушки для меня, как воздух, - сказал Сергей Сергеевич.
- У вас здесь плохо пахнет, - Егор открыл дверь, и вышел из комнаты.

Настя сидела на коленях у Серого.
Егор достал сигареты, и сказал,
- Серёга, у тебя есть зажигалка?
Серый взял со стола зажигалку, и подал Егору.
- А может тебе водки? У Насти есть.
- Нет, не хочу. Спасибо.
- Хорошее молоко? – спросила Настя.
- Хорошее, но, мне снова захотелось стать представителем земли.