Глава четвёртая. О встрече с Первым Встречным

      На городских воротах было написано: "ДА ЗДРАВСТВУЙТЕ!".
      Едва переступили порог, как навстречу вышел лысоватый плотный мужчина в оранжевом одеянии. Он приветливо улыбался и часто кланялся.
      - Буддист? - вопросительно сказал Дядялетя.
      - Нет, будисты у нас в зеленое одеты. Ведь зеленое - это цвет нарождающегося дня. Будисты потому и "будисты", что будят людей в свете нарождающегося дня. А моя фамилия - Корейский, я не будист, я - Первый Встречный. Я первым, встречаю все новое, что появляется у нас... А теперь, товарищи, пройдемте в убежище, где мы подробно обсудим...
      - Что обсудим?
      - Обсудим дату.
      - Какую дату?
      - Дату расстрела.
      - Какого расстрела?
      - Вашего, дорогие товарищи, вашего. Вот за чаем и обсудим.
      - Во хохмач! - криво усмехнулся Дядякеша, - и осекся: с обеих сторон подошли сумрачные крепкие парни. Одеты они были в гражданское, но в руках держали вполне настоящие автоматы.
      - АКМ, - вполголоса определил Дядякеша. - Приплыли...
      - Да вы спятили! - расстроился Дядялетя, - мало, что акула на нас покушалась?! Мы с позавчерашнего утра ничего не ели! А вы тут со своими шутками... Мы что вам, враги? Мы вам друзья...
      - Таких бы друзей... - промолвил Корейский, и обернулся к
      охранникам:
      - А ну, молодцы, пальните-ка... Да не в них! В воздух пока...
      Что-то я в рифму заговорил... Не зря мне умные люди серьезно поэзией советуют заняться... Пли, пли, богатыри...
      Длинная и оглушительная, отгремела очередь. Путешественники поняли: здесь не шутят...
      Убежище, упомянутое Корейским, оказалось глубоко под землей. Внутри горел яркий, но беспорядочно мигающий свет.
      - Люминесцентная лампа. Контакты у нее шалят... - Дядялетя прикрыл глаза ладонью.
      - Да-да, - смешался Корейский, - электрику на этот факт я указывал неоднократно... Придется с ним построже... Объявлю ему выговор, а не осознает - на исправление пошлю... Присаживайтесь, прошу вас...
      Эта скамья у стены будет вам удобна...
      Сам он сел за маленький деревянный столик - и вдруг запрокинул голову:
      - Зина! Чаю! - и продолжил тихо:
      - Ну, я надеюсь, вы не суеверны...
      - К чему здесь это?
      - А к тому, что у нас тринадцатого ближайший расстрел...
      Тяжелая дверь в стене приоткрылась; девушка в строгом сером костюме внесла четыре стакана чаю и удалилась. Корейский, сладко жмурясь, мелкими глотками, выпил все четыре стакана.
      Сосредоточенно выскреб ложечкой остатки сахара.
      - Ну вот... Почаевничали - теперь можно и делами заняться.
      Расстрел...
      - ...Я заявляю решительный протест! - вскочил Дядялетя. - согласно Женевской конвенции...
      - Да оставьте при себе вашу заумь! Что я вам, мальчик, что ли? Других учить будете, а тут я начальник. Так что,слушайте, что я вам говорю! Вы меня перебили и не дали объяснить... Первое: ходатайствовать о вашем расстреле меня вынуждает то, что вы оскорбили...
      - Никого мы не оскорбляли, - заикнулся было Дядялетя.
      - А я вам говорю, оскорбили! Существуют же какие-то моральные нормы и правила?! Шесть раз в неделю мы рады всякому гостю, даже незваному... Неужели вам не хватило этих шести дней?! Имеем мы право отдохнуть? Зачем вы нас обижаете, что мы вам плохого сделали? Выходной - он на то и выходной, что выходить можно, а входить нельзя! Понятно теперь?
      Корейский смолк и стал перебирать бумаги на столе:
      - Куда я его... Вот, нашел... Это вам, чтобы не скучали, - и
      протянул Дядялете глянцевую брошюру. Названия на обложке не было.
      - Молитвенник?
      - Песенник! Там и ноты есть... С песней и умирать легко... До свиданья. Желаю счастья, здоровья и больших творческих успехов в личной жизни! Я скоро...