Место

  Институтский преподаватель позвонил из Израиля - просил помочь сыну. 
  Евреев приходится тормозить. Сначала они долго расспрашивают о моих, потом долго рассказывают о своих.

  Золя Яковлевич - чудесный человек, изумительный преподаватель, и лаборантки на кафедре - закачаешься. Голос не изменился, интонации прежние.
  Я кивал в телефон  и думал. Яша здесь занимается бизнесом, а папа переживает там, и чтобы помочь сыну - не поленился, разыскал знакомого адвоката, которого лет сорок назад немножко учил химии.
  Яше это было сделать проще простого - позвонить и назвать фамилию. Но они вежливые люди - хотели высказать уважение.

  Неожиданно заявился Леонид Григорьевич Пивер - известный хохмач, человек с абсолютным слухом и абсолютным чувством юмора. И не просто поболтать, а в помощь зятю.
  Тут-же поведал, что  помогает снимать  фильм  о  местном газпроме, руководит которым ... 

  ... ты дружил с его отцом, помнишь. Он дал телефон, хотя называл тебя Митей. Я говорю, какой нахер Митя...

  И два еврея, молодой и старый, час спорили, как меня зовут.
 
  После приступили к зятю.

  ...умница каких мало, настоящий, наш, а еще, если ты не в курсе, отец его внука, раз, внучки, два, и, самое интересное - муж его дочери, кто бы мог подумать...

  Потом на полчаса внук.

  ... послушай, этот поц выдал - смотрел телевизор, там выступал один еврей, ну, ты знаешь - с прямой челкой в парике, поет патриотическими голосами, думаешь, кем назвал - умрешь, побожись, никому ... ой, наверно отрываю, нет - слушай анекдот...

  Открыл сайт "Одноклассники". Будете смеяться, еврей из Ашкелона предлагал дружить и просил выслать семейные фотографии. Все, что есть.
  Другой, тоже из Ашкелона, объявился на странице -  когда-то вместе занимались железом.
  Решил глянуть на Мусика - тот, слава богу, еврей из Москвы. Мусик молчал, а вот его двоюродная сестра, разумеется, из Ашкелона, улыбалась и спрашивала о "делах и родителях".
  Из глубин интернета улыбалось племя Израилево, и я улыбался в ответ.
 
  Почему не уехал  со всей толпой в девяностые или раньше, когда звали в Италию.
  Тогда, восемьдесят девятом, казалось, все  изменится, исправится и будет навсегда хорошо. И было интересно.
  Теперь понимаю, что не поехал ни в одиночку, ни вместе  по  совершенно иным причинам.

  Именно здесь, в Челябинске, качается огромный маятник Фуко, ходит на подводных крыльях Ракета, а меня до сих пор не пускают в музей Александра Грина.

  Здесь, в подвале на Омской, скульптор Бокарев режет доски с Орфеем и Эвридикой, а в филармонии блестящий Игорь Жуков исполняет фортепианный концерт Скрябина.

  И на нашей старой кухне вечерами собираются гости.  Арон Михайлович Кербель взахлеб рассказывает о театре, дядя Роба обсуждает тонкую прослойку сварного шва, а баба Поля интересуется тем, как мама готовит оладышки на кефире.

  В политехническом Владимир Ильич  объясняет несобственные интегралы, а Миша Бойко, так и не отхлебнув, читает наизусть поэта Рубцова.

  Летними вечерами папа играет в шахматы в городском саду, где на танцах исполняют "Can't buy me love",  Боря Левит на школьной электрогитаре нота в ноту воспроизводит безумный алмаз Флойда,  Леха Симонов в скверике имени Цвиллинга тянет битловскую "Оу, дарлинг", а Мотор, прощая изменницу, преподносит всем первый урок толерантности.

  Мы с Корнеевым все еще сидим спина к спине на большом камне в карьере Изумрудный и слушаем Рыбу, излагающего события в седьмом круге, а рядом бегает овчарка по имени Дик и высматривает среди купающихся свою хозяйку - ту самую Светку, за которой, вместо Любы, бегало полторы школы.

  Получается, дорогие мои, Челябинск - место исполнения судьбы, место, в котором родился и проснулся, обрел личность, достоинство, язык и разум и где соединяется вечное настоящее с настоящим сегодня.
  Уникально, единственно, неделимо, неразменно и необратимо.