Дмитрий II

 
                Дмитрий Иоаннович, последний Рюрикович ?

 Конечно, признания некими бродягами истинности царевича было бы недостаточно для большой политики. Но, как мы увидим в дальнейшем, всякий, кто видел Димитрия уже на Московской земле в качестве названного царевича во главе собранных войск, признавали его с первого взгляда, неважно, какими бы соображениями они ни руководствовались. Воеводы Бориса, посланные навстречу неприятелю, признавали Димитрия законным наследником и переходили на его сторону вместе со своими полками, так что вскоре Борис остался в одиночестве, окружённый лишь наёмными иноземцами и ближайшими своими соратниками, которым нечего было надеяться на милость торжествующего победителя.
   Всем, кто верил или не верил в подлинность царевича, но признал его, была в том необходимость: полякам - посадить своего ставленника, иезуитам - насадить на Руси свою веру, русским боярам - свергнуть Бориса. Но так или иначе у претендента были какие-то качества, которые убедили окружающих, что именно он, а никто другой может претендоватьна русский престол и рассчитывать на помощь как европейских королей, так и русских, бояр и простого народа.
   По свидетельствам очевидцев, его вхождения в свет уже под именем Димитрия, он нравился полякам красноречием. Ловко и красиво сплетённые фразы приводили поляков в восторг. "не может быть, чтобы он не был истинный царевич! Москва - народ грубый, неучёный, а этот знает и древность, и риторику; он должен быть царский сын".
   И действительно, откуда было бы беглому монаху Гришке Отрепьеву, каким впоследствии объявили Димитрия убийцы царя, достичь тех глубин образования, какие позволили претенденту пленить не только польское панство, но и быть признанным европейскими монархами за равного.Все другие претенденты, искавшие по примеру Димитрия пути к пустующему русскому трону, не имели того успеха, как он, уже через год после представления его польскому королю Сигизмунду ставший царём Московского государства, признанный своим народом и боярством и европейскими государствами и погибший именно вследствие своего свободомыслия и образования.
   Кроме того, он был достаточно хитрым политиком: поняв по молчанию короля во время первого приёма, что в Польше его ждёт успех только когда поляки будут уверены, что царевич склонен к римско-католической вере и есть надежда на введение унии в Московском государстве, если получит там престол, он стал играть на этой струне и, дав надежду, долго не поддавался убеждениям ксендзов, но потом начал понемногу сдаваться, создав впечатление о переходе в новую веру по глубокому убеждению. Взойдя же на Московский престол, отказал ксендзам в своей помощи по обращению русского народа в немилую ему веру.
   То есть, как мы видим из исследований Н. И. Костомарова, названному Димитрию мало было быть самозванцем, обхъявившем о своём чудесном спасении, чтобы получить поддержку у Европы в своих претензиях на русский престол. Он должен был, преследуя свои цели, проявить себя тонким и изобретательным политиком. В отличие от последовавшей за убийством царя Дмитрия череды лжедмитриев, которым для того, чтобы возглавить толпу авантюристов, рвавшихся в Москву, достаточно было, чтобы их признала Мария Мнишек, ставшая к тому времени царицей Московского государства и сама страстно желающая вернуть себе утраченное царство.
    - Блестяще доказав всему свету, что пришедший к власти в 1605 году в результате борьбы против узурпатора Бориса Димитрий и есть законный наследник Московского престола, Н.И.Костомаров вслед за С.М. соловьёвым, чтобы оправдаться перед церковью, канонизировавшей в 1606 году царевича Димитрия, как убиенного во младенчестве в 1591 году, и перед царствовавшим домом Романовых, пришедших к власти в 1613-м и триста лет поддерживающих версию убийства царевича, выдвинутую Василием Шуйским после убийства царя Димитрия, подвергает сомнению собственные исследования на основании разноречивости современников описываемых событий, преследовавших в каждом отдельном случае свои личные цели, и о несоответствии воспоминаний самого царевича об обстоятельствах его мнимой гибели. Естественно было бы предположить, что он хорошо помнит подробности событий, связанные с покушением на него, неизвестные исследователям. И не может знать подробности последнего покушения, в результате которого погиб мальчик, игравший в тот момент его роль. Ведь он не был свидетелем этого покушения. В годы своего пребывания в Польше он мог хорошо знать первую версию убийства в Угличе, представленную следственным делом Борису. Он рассказывал о неудачных покушениях, предшествовавших этому последнему, после которого Борис счёл Димитрия погибшим, но никак его воспоминания не могут опровергать версию Шуйского, сочинённую позже, поскольку при жизни Димитрия её ещё не существовало.
   Говорят, почему Борис не допросил мать Димитрия сразу после появления слухов о Димитрии. Но ведь он и не должен был считаться со слухами, пока они не превратились для него в реальную угрозу. Борис, не веря до поры в то, что царевич действительно жив, искал не Димитрия, а источник слухов, подвергающих опасности его царствование. Он видел в них лишь происки своих противников. Арестовывал их всех подряд, но не задавал им того вопроса, который бы дал ему ответ, действительно ли Димитрий жив. Когда же царевич во главе небольшого войска вошёл в пределы Московского государства и начал своё триумфальное шествие к престолу, всерьёз напуганный Борис приказал тайно привести мать Димитрия к нему во дворец и только тогда задал ей прямой вопрос, на который получил недвусмысленный ответ. "Говори правду, жив ли твой сын или нет?" И старица Марфа, много лет проведшая в монастырском заключении и действительно не знавшая о судьбе сына, отвечала: "Мне говорили, что моего сына тайно увезли из Русской земли без моего ведома, а те, что мне говорили, уже умерли". Её слова не подтвердили, что Димитрий жив в данный момент. Но Борис к ужасу своему убедился, что его ввели в заблуждение его враги и царевич не был убит в 1591 году, тогда как Борис считал все эти годы Димитрия мёртвым. Кошмар, преследовавший Бориса долгие годы, превратился в реальность. Борис только теперь понял своё заблуждение, когда его враг уже вошёл в пределы его царства.
   С другой стороны, если и это свидетельство, дошедшее до нас, ложно, то будь у Бориса в руках документ, подтверждавший бы не ту выгодную ему в своё время версию о самоубийстве царевича, а сведения о реальном убийстве, он непременно бы им воспользовался в качестве спасительной соломинки, чтобы доказать народу, что сына Ивана Грозного действительно нет в живых. Такого свидетельства у Бориса не было. А "свидетельство" о смерти царевича от рук убийц, подосланных "изменником Борисом", появилось уже после смерти и самого Бориса, когда его стали называть изменником, и, очевидно, после смерти царя Димитрия, когда Шуйскому понадобилось оправдать убийство правившего царя, объявив его самозванцем. Версия использовала показания самой царицы Марии Фёдоровны, заявившей об убийстве углицкому народу, поскольку других свидетелей не было.
   В 1604 году у Бориса не было в руках такого свидетельства. Но после того, что делалось, после того, как 80 тысяч войска сражалось с претендентом, нельзя уже было играть в молчанку. И вот послушный Борису патриарх Иов пускает грамоту по всему Московскому государству, в которой объясняетвсё это запутанное дело происками Польског окороля, желающего разорить православные церкви и построить костёлы, для чего он и наслал на землю русскую беглеца из московского государства Гришку Отрепьева. Грамота оповещала, что "патриарху и всему освещённому собору и всему миру известно, что Димитрия
царевича не стало назад тому четырнадцать лет". Священный первопрестольник не счёл возможным упомянуть подробности, как не стало этого дитяти. Зато он извещал, что он с освящённым собором проклял Гришку и всех его соучастников.
   Впоследствии Борис посылал в Польшу грамоту, в которой упомянуто было, что Димитрий, который зарезался в припадке чёрной немочи, был незаконный сын, потому что был рождён от
седьмой жены и что "если б тот, который назывался Димитрием, был и настоящий Димитрий, то не имел бы права на престол". Поляки истолковали это замечание так, что Борис сам не знал наверное, кто идёт против него, и допускал возможность, что человек этот мог быть настоящий Димитрий. Вслед за ними это замечание могли бы точно так же истолковать и мы.