Нить

Посв. А.Л.
Евгений
...Ореол на ее груди сжался, вытолкнув карий сосок. Так вода выталкивает погрузившегося в нее человека.
...Откуда она взялась в моей жизни? Да знал бы я, откуда! С фотографии. Просто с фотографии. Наверное, нужно начать сначала. Не получается. Потому что сначала она была одета, и внимание мое привлекали разве что черные волосы и крепкие скулы. Да, еще прямой нос. И губы, казавшиеся неожиданно мягкими и податливыми.
Она сошла с фотографии. Я просто шел по городу. Как всегда, гулял в поисках пейзажей, дабы запечатлеть их на века. Ладно, согласен, хотя бы на десятилетия. Где-то в районе Плотинки в меня вполз голод. Змеей, боа-констриктором сжал желудок. Дурная привычка ходить без денег в очередной раз сыграла со мной злую шутку. Еще час до дома я не выдержу!
...Очнулся в каком-то кафе, перед стойкой. В мою душу заглянули голубые глаза.
— Можно сделать ваш фотопортрет?
Слова вырвались помимо воли, на чистом подсознании.
— Я на работе. ...Но если вы подождете полчаса, пока я сменюсь...
— Я не выдержу...
И правда: я бы не выдержал этого голодного получаса.
Глаза подбадривающе улыбнулись.
...Я не знаю, что будет дальше, сочиняя эту сказку. Вдруг она станет былью?
...Ее зовут Алена. Все-таки неплохое это изобретение — бейджики над левой грудью миловидных девушек...
— Сделаю себе такой же, — кивнул я. — Чтобы вы, Алена, тоже знали, как меня зовут...
— Э, мужик, ты заказывать будешь?!
Кажется, хамство у нашего великого народа — в крови. Отхожу и спиной чувствую, как меня провожают два взгляда — один злой, другой — ожидающий... Чего? Чуда? А способен ли я сотворить чудо? Разве я — волшебник?
Сижу один за столиком, пытаясь насытиться видом жующих рядом. Что-то мне это напоминает... Жующие рядом, идущие вместе... Не мое! Я всегда одинок. Даже в толпе.
— У вас свободно? Можно с вами?..
Двусмысленный вопрос, ставящий меня в тупик. Да, у меня свободно. Но со мной нельзя. Странно: еще вчера я был бы не против знакомства с подобной худосочной блондиночкой. А сегодня...
— Садитесь, — пожал я плечами.
Она ела почти сосредоточенно, и все же я ловил временами изучающий взгляд из-под бровей. Ловил, но не отвечал. Вздохнув еле заметно, блондинка аккуратно вытерла тонкие пальчики салфеткой и, помедлив, поднялась. Что ж, мне, похоже, тоже пора.
...Алена вот-вот сменится. У какого выхода ее ловить?

Фотосессия в центре города. Блики фотовспышки на голубых глазах. Ловлю себя на мысли: а ведь в ней — скрытая страстность. Даже, скорее, чувственность. О страстности своей Алена, похоже, подозревает. А вот о чувственности — подозревает ли?
— Грубовато, — говорю я.
Алена отвечает не сразу, будто еще не выйдя из каких-то мечтаний. Эротических? Друг мой, ты о чем? Ты старше ее почти вдвое!..
— ...Что? Что вы говорите?
Губки смыкаются. ...Интересно, те, нижние, тоже сомкнулись?
— Чувственность, которую вы играете — грубовата.
— Играю? — удивилась она и добавила без перехода. — Может быть. Не думала.
— Тоньше, — попросил я. — Приоткрытый ротик — грубовато. Нега нужна. Тонкая нега.
Блики фотовспышки. Вскрик затвора.
Алена смотрит изучающе. Смотрит глубоко. Не оценивающе — внешне. Ее взгляд проникает в меня, и по телу моему пробегает дрожь, какая, наверное, пронзает женщину в миг проникновения в нее любимого. Становится холодно, будто с меня сдернули все одежды, и — следом — бросает в жар.
Странно, я словно физически чувствую прошедшую сквозь фотоаппарат и связавшую нас нить. Она слишком тонка. Не порвать бы!
Заметные даже через блузку стоящие соски. Дрожью по моей спине — изгиб ее спины. Приоткрытые губки — пусть пока грубо, излишне резко, излишне явно рвущаяся наружу страстность, но это — пока. Я вылеплю ее, эту девочку! Она будет потрясающе красива! В ней есть стержень, каркас, но на нем — глина, воск. Я чувствую себя уже не фотографом — скульптором...
— Уже поздно...
Голос почти виноватый.
— Что?
— Извините... Мне уже пора... Посадите меня на автобус...
— Ах, да! Это вы извините, Алена. Загляделся.
— Что?
— Заработался, говорю.
— А-а... Вы когда позвоните? Мне не терпится...
— Послезавтра, — поспешно отвечаю я.
— ...Не терпится посмотреть. Мне говорили, я нефотогенична.
— Кто вам сказал такую чушь?!
Господи, насколько банален этот комплимент!
Алена уходит. Под черной юбочкой перекатываются два соблазнительных полушария. Это что, игра? Хочешь поиграть? Давай поиграем! Зовешь в себя? А если я войду? Сам. По собственной воле. Без стука. Войду. Изучу. А после уйду. По-английски. Я-то знаю, что у меня так не получится. Я не умею — по-английски. Я не умею уходить (выходить?) сразу после. Надолго, или не очень, но я остаюсь. Но об этом знаю я. Об этом знают те, в кого я входил. А ты, Алена, знаешь ли?
...Перекатываются под черной юбкой два полушария. Послезавтра?..

— Але? ...на?
— Здравствуйте, Евгений! Вы готовы?
Как часто мы говорим, не задумываясь над истинным смыслом сказанных нами слов! А потом включаем заднюю скорость: «Да я не то имел в виду! ...Я не то хотела сказать!.. Вы слышите то, что хотите слышать!»
— Вы готовы?
Готов ли я? Не знаю. Не знаю! Нить, протянувшаяся сквозь объектив, диктует лишь один смысл вопроса: готов ли я — прямо сейчас! — снять с нее все покровы, чтобы либо порвать нить, либо сделать ее прочней? Готов? Я еще не знаю.
— Снимки готовы, Алена.
Что это — трусость? Стремление переложить ответственность? Да нет, ничего такого! Я просто подошел к вопросу с другой стороны. Менее опасной.
— Приезжайте ко мне. Жду. Я как раз успею...
Игра в недоговоренность. Диктует адрес и добавляет еще раз:
— Жду!

Алена
...Ну да, игра. Почему бы и нет? Тоскливо. Дома — свет днем и ночью. Музыка днем и ночью. От одиночества. Завести кошку или собаку? Но это — удел старых дев, я считаю. Лучше завести мужчину. Во всех смыслах завести. Сначала завести, а потом завести. И чтобы не останавливаться. Чтобы не один, не два и не три раза. Чтобы на презервативах разорился. Женщина может сделать миллионером любого... миллиардера.
...Он сказал: «Грубовато». Неужели моя игра и в самом деле груба и прямолинейна? Ну да, Аленка, кто из твоих бывших парней понял бы игру тонкую? А с Евгением прокатит ли грубая? Нет, с ним нужно тоньше... тоньше... и эти трусики тоже не слишком тонкие. Господи, в салон белья уже не успеть! Ладно, вот эти — ажурные черные с красным треугольничком. А под ним... тоже черный, едва начавший отрастать... А ниже — ничего. Все на виду. Но вылезает на свет легкий испуг: а вдруг ему не понравится, что все — на виду?! Ведь, говорят, далеко не все мужчины любят бритых женщин! Если б знать... Была бы небритой — подбрилась бы, а сейчас... все равно отрасти не успеют. Не парься! Кто он тебе — любовник? Так... в лучшем случае на ночь... Но почему сердце противится этому утверждению? В душ! Быстрее в душ!
Оглядываю себя. Нравлюсь себе все меньше. Складки на бедрах под попой. Складки на животе. (...Надо бы пресс подкачать!) Господи, круги под глазами, будто пила всю ночь! Что он подумает?! Вылезаю, едва вытеревшись. Не одевшись, бегу в комнату. Срочно звонить, отменять свидание! Глупо я, должно быть, выгляжу со стороны: голая, с каплями воды брюнетка, лихорадочно бегающая из комнаты в комнату. Где телефон?!!
Звонок домофона. Сердце долго падает вниз. Поздно!
Бегу в коридор — босая, груди — из стороны в сторону, ужас!
— Евгений?
— Да.
— Поднимайтесь и подождите чуть-чуть...
Не говорить же, что я не одета?! Господи, что он подумает!
Шаги. Останавливаются на площадке у моей двери... Лихорадочно влезаю в платье, даже не успевая натянуть трусики — те самые, с красной вставкой... В крайнем случае сделаю это позже.
...В каком «крайнем случае»?! Что ты имеешь в виду? Посидите на кухне за чаем, а после он уйдет, так и не узнав, что под платьем на тебе — ничего? Не придумывай то, чего не может быть, сестричка! Он — взрослый мужчина, ты у него как на ладони. А если так... если снимет и убедится, что на тебе.., оглядит, присвистнет и скажет: «А ты ничего!»
Ты о чем?! Это слишком грубо. А если он хочет, чтобы под платьем — и лифчик, и трусики, и колготки — чтобы медленнее, чтобы продлить удовольствие?
Звонок в дверь. Стоял-стоял, не выдержал. Господи, все-таки надо...
— Сейчас! Минутку!
Уже нет сил контролировать тембр голоса.
...Не влезаю в трусики!!! От волнения, что ли?..

Евгений
Запыхалась. Я добирался до нее около часа. Уж за это время можно было привести себя в порядок! ...Да ладно, ты ведь уже не мальчик, пора привыкнуть к подобным женским слабостям и смотреть на них сквозь пальцы...
— Проходите в комнату, я сейчас чай приготовлю. Или вы больше кофе любите?
— Кофе, если можно.
Пока из сумки вытащил только фотографии. «Кодак» свой решил не вынимать: привык уже к выкаблучиванию, кокетству женскому — мол, сегодня я не в форме... Устал повторять, что не люблю женщин «в форме» — гораздо лучше естественность. Давно мечтаю сделать снимок: женщина в постели, едва проснувшаяся, свежая, жаркая... податливая, без пресловутой «боевой раскраски»...
Кофе на кухне. Тосты с расплавленным сыром. Голубые глаза напротив. Нервничающие пальцы.
— Пойдемте?
— Может, на ты?
— Пойдем?
Киваю.
— Ты готов?
Понимает ли она, о чем спрашивает? Понимаю ли я, что она имеет в виду? Как-то не было у меня еще так — близости на втором свидании. Но жизненный опыт подсказывает: возможно все. Вообще все.
Диван. Пачка фотографий. Удивление:
— Как много!
— Можно тебя снять?
Хорошо, что мы говорим на русском, в каждом слове которого — столько смыслов!
— Попробуй!
...Хорошо, что мы говорим глазами и руками.
Поднимаются груди. Соски рвутся мне навстречу. Я встаю. Расстегиваю молнию. Достаю из сумочки фотоаппарат. Становлюсь на колено. Примериваюсь. Темная Аленкина прядка прикрывает глаз. Голова чуть опущена: девушка близорука. Мой взгляд скользит по экрану фотоаппарата, очерчивая границы снимка.
Взгляд опускается ниже. Округлые коленки — чуть в стороны, приоткрывая ажурные черные трусики с треугольной красной вставкой.
Вспышка. Вскрик затвора.
— Покажи...
Интонация вопросительно-интимная. Сажусь рядом. Диван неожиданно прогибается. Показываю кадр, чувствуя теплое бедро и острый локоть. Перед глазами — черные трусики и круглые коленки.
— Хочешь?.. — спрашивает Алена.
Давно ли ты говорил ей: «грубовато!»? А сам? Но желание уже, кажется, обнажено донельзя. Кажется...
— ...Хочешь, сфотографируемся вместе?
«Сфотографируемся», — воркующе, совсем с иным смыслом. Из глубин памяти всплывает давняя странная фраза: «Пишется «Манчестер», читается — «Ливерпуль»... Еще раз повторять: «Хочу!»? Не глупо ли?
Фотографии отложены. Встаю. И вместе со мной... ладно, неважно. Важным это будет потом. Или не будет. Пристраиваю фотоаппарат на тумбочку. Включаю автоспуск. Смотрю на экран. Нет, нужно левее, иначе не войду. Круглые коленки. Красный треугольник ажурных черных трусиков... Наваждение!
Что ж... ты сама этого хотела...
Нажимаю спуск. Вспышка в глаза. Вскрик затвора. Гулкая тишина. Лишь за стенкой сосед гоняет соседку. У них — злая любовь.
Я не хочу вставать. У этой девушки очень уютные колени.
Мои ноздри трепещут, впитывая интимные запахи. Обожаю запах женского тела. Дезодоранты, крем, духи не сравнятся с запахом лона. Этот запах — самая нежная и зовущая к страсти песня.
Рука с тонкими длинными пальцами, лежавшая на диванной подушке, медленно сползает с нее и так же медленно опускается на мою голову. Осторожно, будто изучающе, играет волосами.
— А я читала о тебе, — неожиданно нараспев говорит Алена. — В Интернете...

Алена
— ...Ты, оказывается, известный, — сказала я.
Хотелось немного продлить очарование прелюдии. Странно. Я же знаю себя: мне прелюдия не нужна. Если парень нравится, он может брать меня с ходу, но сейчас... Сейчас, с ним все не так. Изначально все было не так. Тоньше. Изысканнее, что ли. Пошло-тупое: «сунул, вынул и пошел»? Не хочу! Сказки хочется. И почувствовалось — интуитивно-отчетливо, аж сердце зашлось: вот же она, сказка! Не спугни ее, Аленка, только не спугни!
...Догадался он взять презерватив? Ну не говорить же об этом мужчине?! Сам должен догадаться. А если не догадался? Значит, ты уже все решила? Нет еще. Посмотрим, как обернутся события.
...Хорошо, что мне сегодня можно и без «резинок»...
— Погоди, — сказала я. — Я разденусь.
— Зачем — ты? Я сам люблю раздевать.
Чувствовала же!
— А... — решилась. — Тебе нравится, когда там выбрито?
— Нет.
— Я же не знала!
Крик вырвался помимо воли. Видно, столько в нем было отчаяния, что Евгений отозвался — просто и спокойно:
— Это не так важно.
— А что — важно? — спросила я, уже успокаиваясь.
— Важно, что ты — это ты. Такая, какая есть.
Неужели — оно, то, чего я ждала столько лет?! Неужели есть мужчина, способный принять меня именно такой?
— Я сам тебя раздену.
Опускается на колени. Боже, мужчина у моих ног! Мужчина целует мои колени. ...выше ...выше. Господи, я же боюсь щекотки! Ну снимай же скорее!!! Я не выдер...
Пальцы трогают мои соски, вытягивают их — крепко и нежно. Что-то тягучее внизу живота...
— Ну раздевай же! — требую, кричу я.
Он отвечает почти шепотом:
— Не торопись, маленькая, не торопись!
— Ну раздевайся же!
Он медлит. Пальцы раздвигают мои ноги, отводят в сторону ниточку трусиков, нежно пробегают между ягодицами и останавливаются... только не здесь! только не!.. толь... А почему — нет? Неожиданно приятно. Необычные ощущения, но лучше — ниже. Правда, лучше...

Евгений
...Погружаю пальцы в нежные складочки. Они влажно обволакивают, кажется, даже ласкают. Еще глубже — в самое лоно. Влажный туман поднимается к голове. Аленкины пальчики пробегают сверху вниз — по моей груди — к животу. Как вода, на пару секунд задерживаются в углублении пупка и словно с плотины падают вниз, тут же каплями взмывая вверх. Очерчивают круг под головкой — так чувствительно, что меня подкидывает. Аленка замирает. Хочу, чтобы пальцы мои были еще длиннее, хочу ласкать ее стеночки — выше, выше, еще выше! Она изгибается, пытаясь мне помочь, но — не получается. Я не могу — глубже.
— Еще! Еще!!! — стонет Алена, извиваясь.
Ручка ее обхватывает меня так, что выглядывает лишь головка, и двигается в такт движению моих пальцев внутри нее. И теперь уже я... Но это не стон, это — крик:
— Еще! Еще!!!
Пальчики ослабляют хватку, пальчики уже устали... Стон переходит в шепот:
— Иди ко мне! Войди в меня! Я больше не могу терпеть! Не могу!..
Вхожу нарочито медленно. Она извивается, она двигается со мной в такт, ее стоны переполняют комнату, им тесно, они рвутся за окно.
...И внезапно стихают. Аленка опадает подо мной. И вдруг...
Вспышка. Вскрик затвора.

— ...А вот эту фотку мы повесим в нашей спальне, — щебетала Аленка. — Ничего, что она эротическая? Глядя на нее, ты будешь хотеть меня все время...
Я устало вздыхаю. Моя девочка неисправима...
9 — 11.01.2009.