Звезда отеля Калифорния

Надо бы привезти жене подарок из Парижа. А еще лучше было бы свозить в Город Света ее саму. Но теперь  это вряд ли получится.

Рауль сидел в баре отеля «Калифорния» перед бутылкой виски по шесть €  за порцию и, морщась от отвращения при каждом глотке, пытался заставить себя найти выход.

С утра прессовало предчувствие. Слишком гладко все складывалось, просто. Безмятежное утро, ни ссор, ни скандалов в команде. Словно ждал праздник, а не решающая игра. Но мысль, что подвох будет, все-таки родилась и побуждала к проявлению осторожности. Хотя от чего предостерегаться, когда не знаешь, от чего?

Это и подвело. Нельзя было давать слабину. Но невозможно же сохранять напряжение постоянно?! Это было не в его натуре. И  он позволил себе расслабиться. Раз, другой, третий. Дал выход адреналину,  заиграл в полную молодую силу, которая била из него струей брандспойта. Носился по полю как гепард, упиваясь собственной скоростью и энергией, стремясь доказать, что может быть лучшим.

Он действительно считал себя лучшим. В потенциале, разумеется. Потому что за национальную сборную играл всего второй год.  Но его уже приглашали в телестудии, печатали снимки в газетах. На этом Кубке он в первом матче забил гол. Это был звездный момент. Восхищенные взгляды, одобрительные возгласы, атмосфера счастья, в общем. Показал, что может быть лучшим.

Но взмыть один раз или от случая к случаю мало, звезда должна быть всегда на небосклоне.

К этому он и стремится. Вернее, стремился. А сейчас все кончено. Он обманывал себя. Плохое предчувствие прессовало  всю жизнь, а не только этим утром. Но он боролся, превозмогал себя, верил в победу, заставлял себя подниматься каждый раз, когда судьба - хотя она ли? – сбивала с ног.

Ну ладно… Рауль отпил приторно-горькой жидкости, покосился на худосочную девицу за пианино в углу бара. Та добросовестно напевала, невнятно подыгрывая себе, что-то из репертуара 80-х.  Зарабатывает на кусок хлеба, и -  никаких радужных перспектив.

Но он отчаянно завидовал ей. У него не было перспективы вообще. Жизненный путь не тонул во мраке, а обрывался в двух шагах впереди.

* * *

До середины  матча игра складывалась терпимо. Соперник на удивление упорно отбивался, но и они держались. И даже во что-то верили. После перерыва им пришлось хуже. Мяч перестал повиноваться.   А неприятель с каждой атакой проникал все глубже и глубже. И тут он почувствовал, что неотвратимое произойдет. Если не поможет чудо.
…Соперник, худой, длинноносый, приближался, прорвал первую линию обороны, обвел одного, уронил другого.  Но Рауль с товарищами уже были наготове, преградили путь к воротам, перекрыли все опасные направления. Так им казалось. Потому что длинноносый после короткой схватки  вдруг оказался на углу штрафной площадки и нанес пушечный удар. Краем глаза Рауль заметил, что вратарь не там, не успеет. Гол неминуем. «Бесполезно, не рыпайся!» - прошептал внутренний голос. Среагировать  было невозможно. Это понимали все.
И только один считал по-другому. Лучший и неповторимый, настоящая звезда! Нога в заляпанной грязью бутсе поднималась тяжело. Ой, не к добру… Надо тормознуть…
Рауль помедлил.
Нет, он рискнет, спасет команду! Кто, если не он?! «Одумайся!» - взмолился внутренний голос. В невероятном усилии Рауль выбросил ногу наперерез мячу. Достал! Но тот летел слишком быстро, срикошетил о ногу, воткнулся в дальний от голкипера угол.   Противоположный от того, в котором его все равно бы не взяли. Словно в насмешку нал Раулем.

* * *
Он с первой секунды осознал, что это  конец.  Как и сто, а может, пятьсот миллионов зрителей перед телевизорами, не считая жалких семидесяти тысяч в чаше стадиона. С той лишь разницей, что им было наплевать. Не лучезарный закат, а крышка. Тривиальная, как удар мотыгой.

И сейчас он тянул виски в баре, пытаясь просчитать варианты. Вопросы выстраивались  безрадостным пунктиром. Остаться в Европе? На какие деньги? Сколько он протянет, даже живя на кредитную карточку? Кому он будет нужен со своей репутацией?  Его бегство сочтут за трусость. И потом  - дома жена, беременная.  Как он может ее оставить?

Возвращаться? Сколько он протянет в этом разбуженном осином гнезде? Час,  день, неделю? А хоть и месяц.  Все равно достанут. В любой другой ситуации, наверное, обошлось бы. Но тут, забить в свои ворота, попутно выбив собственную команду из Кубка – страшней даже худший враг не смог бы сделать. Такое не прощается. Укради он килограмм кокаина, кара не была бы неотвратимей.

А может, испить чашу? Вдруг обойдется?

Обойдется?!

Зачем он пытался спасти команду?

Он мечтал  быть лидером, замкнуть на себе игру, приковать к себе всеобщее внимание. Его желание сбылось.

Он был высок, гибок и строен, почти женственен. Золотые кудри ниспадали до плеч. Ему стало жалко себя.

Он почувствовал, что опьянел и устал, и мысли зациклились, однообразно крутясь и не давая ответов. Утром предстояло в дорогу, нужно было упаковать вещи и набраться сил. И еще думать, думать.

* * *

Часы полета пролетели слишком быстро, хотя он готов был оставаться  в неудобном жестком кресле годы. Несмотря на то, что попутчики не заговаривали с ним, а стюардессы почти избегали. Но к его услугам было кино из бортовой фильмотеки и бутылка виски, взятая в аэропорту. Бутылку он  опустошил без удовольствия, а фильмы скользили мимо сознания. 
Хватало другого кино - бесчисленно повторявшегося вида ноги,  которая отчаянно поднималась наперерез мячу.
К трапу он пошел весь одеревеневший, так и не придумав, что делать. Шел покорно как на убой. Родина встретила жарким воздухом, липким полуденным ветерком. Но не только. Зеленым полукольцом пограничников, фильтровавшим пассажиров. И колыхавшейся за ним толпой. 
Пестрой, шумной.
Безудержно звонко бренчали charangas, им сипло вторили kenas. Коренастые музыканты  были похожи на улыбающиеся грибы в полосатых  пончо и  черных шляпах, и застывшие улыбки их казались искусно вырезанными из дерева.
Он спускался по трапу, и с каждым шагом сердце ныло все сильнее. «Ломают комедию. Быстрей бы это кончилось».
Пограничник полоснул взглядом как бритвой. Молодой, все эмоции на лице. Или нет. Показалось...
Скорей бы из аэропорта!
Сквозь толпу навстречу Раулю протиснулся толстяк в белом костюме. Чернильная клякса волос едва прикрывала лоснящийся череп.  Рауль узнал его. Немудрено, полстраны его знало.  Но близкое знакомство с толстяком было чревато. Есть наркобароны. Это был герцог.
Вокруг них образовалось пустое пространство. Что у него в руке? Ничего. Короткопалая лапа в кольцах.
Герцог похлопал его по плечу, пощупал.  Взгляд зловещий, голос добрый:
 - Молодец, хорошо сыграл.
И добавил, хитро сощурясь:
- Можно было, конечно, лучше.
Рауль покрылся потом. Было страшно и противно. Он не выносил мужских пощупываний.
Взгляд герцога как детектор лжи, наконец, отлип от его лица.
- Я тебя подвезу.
- Спасибо, я сам.
- Не артачься.
Он понял, что бесполезно.
Нырнул в прохладный полумрак лимузина. Там уже ждала жена.

* * *
Герцог не поехал с ними, но его лимузин доставил их до дома.
Ему дали отсрочку. Решают, что с ним делать?!
Он сам полез в капкан. Осталось ждать, когда он захлопнется. Хотя сравнение с капканом не очень его устраивало. Он бы сказал, что попал в воронку, из которой уже  не выбраться. Только захлебнуться. Жена прижалась к нему, Рауль ощутил ее округлившийся живот.
Они вошли в дом. Жена стала целовать его губы, потом, расстегнув рубашку, грудь. Затем, опустившись на колени, ниже.
Завыл телефон. Раз, другой, третий… шестой!
Он запустил руку в ее густые волосы, благодарно сжал, отстранился.
- Может, это важно.
С содроганием взял трубку:
- Алло?
- Здравствуй, Рауль, - сказала трубка. – Как дела?
Речь звучала степенно, голос принадлежал пожилому человеку и был смутно знаком.
Надо бы догадаться. Но Рауль не видел смысла.
- Добрый день. Нормально.
- Это Мендоса, вице-президент, - уточнила трубка.
- Рад слышать, господин вице-президент.
- Вы показали прекрасную игру. Страна может гордиться вами. И надеется на вас.
Заныло сердце.
- Спасибо, господин.
- Хорошо, если бы в следующий раз было еще лучше, - заметила трубка.
- Буду стараться.
- А сейчас отдыхай, развлекайся, выбрось все из головы.
Ноги не держали больше. Он добрался до кресла, закрыл глаза.

* * *
Гол был неотвратим. Это понимали все. Кроме одного, знавшего, что он может изменить ход вещей. Только он, самый лучший и неповторимый, настоящая звезда. Рауль напряг мышцы. Нога в забрызганной грязью бутсе пошла наперерез. Мяч приближался как метеор, летел высоко над травой,  достать его было невозможно. И только Рауль знал, что может сделать это.
Но не стал. Ну его к черту!
Мяч впился в сетку. Они могли стать первыми, оказались вторыми. Трибуны превратились в разбушевавшийся зверинец…

* * *
Рауль открыл глаза. Их взгляды встретились. Его – и отца, Рауля-старшего, смотревшего из рамки на комоде. Прошло двадцать лет, как его изрешетили из «калашникова»  в родном городе. Через неделю после возвращения из Парижа.

________________________________________