Как я облажался на Адмирале Нахимове

 Должен признаться,  что в детстве и ранней юности я   страдал несколькими неприятнейшими фобиями. Говоря проще,   страхами.

Первый страх был  - сильнейшая застенчивость, скованность, обострённая реакция на чужой взгляд, слово, мнение.  В разговоре с кем-либо, кроме родителей и брата, я терялся и мучительно краснел. А от нескольких взглядов, направленных на меня,  мог и вовсе упасть  в обморок.  Например,  всякий раз впадал в панику, когда учитель вызывал меня  к доске, и я должен был отвечать урок, стоя лицом к одноклассникам.  И, даже зная предмет, не мог внятно произнести  и двух связных слов. Отвечал у доски   примерно следующим образом.

На уроке русской литературы.
- Э-э… это… так сказать… получается, что… э-э… Онегин…  в общем… так сказать… играл… этими… в общем… чувствами этой… как её… Лариной.

На уроке истории.
- Э-э… этот … как его… царь Павел Первый  э-э… был сыном… нет, мужем … э-э этой…
Екатерины… как её…  в общем… Второй… Нет… это потом  она стала… второй, в общем…

На уроке математики.
- Э-э… эта… как её… в общем… гипотенуза… равна… равна… двум катетам… нет… вроде бы… квадрат её… значит… равен… этому самому…

- Чему  э-э… равен? – нетерпеливо спрашивал педагог под общий смех учеников.
 Я бледнел, краснел,   да так, что одно ухо становилось багровым,  другое – белым. Не было у меня   никаких сил   противиться трём десяткам насмешливых взглядов. Они стреляли в меня очередями трассирующих пуль. Пули впивались в мой воспалённый мозг.  Мне становилось дурно.
- Так что там… э-э… говорит нам э-э… как её… гипотенуза? – не унимался жестокосердый учитель.
И тут, не дослышав   фразы, я – бумц! – падал навзничь, потеряв сознание.

Преподаватели негодовали. Мои оценки в школьном журнале и дневнике чередовались в такой последовательности: «пятёрка» - за письменную работу, «двойка» - за устный ответ.
 
Вдобавок, я   был чрезмерно впечатлителен. Истории, описанные в книгах, которые я читал запоем, происходили как бы со мною самим. Я активно в них участвовал. Влюблялся и  разлучался, дрался и братался, гнался за преступником и убегал от погони, страдал от ранений и умирал всякий раз вместе с главными героями.
 В кинотеатре я   бурно реагировал на все события, происходящие на экране, переживал и вскрикивал. Все выстрелы были направлены прямо в меня. Поцелуи героинь ощущал я на своих губах и ложился с ними в постель,  возбуждаясь до такой степени, насколько может возбудиться пылкий юноша от близости   прекрасной незнакомки.   
 
Кроме этого, у меня  была ещё одна сильная фобия – жесточайшая морская болезнь.
Живя у моря, я не мог не то что предпринять   хотя бы краткое морское путешествие, но и просто покататься на лодке или катере. Даже не мог смотреть на самые незначительные волны.
Один лишь  вид парохода или самолёта вызывал у меня головокружение и тошноту.  И   только  непреодолимая сила   могла бы заставить меня  подняться по трапу.

 -----------

Однажды    я, всё же, пересилил себя и взошёл на теплоход «Адмирал Нахимов». Потому что  победил в городской математической олимпиаде и был награждён не только грамотой, но и заманчивой турпоездкой в город Севастополь.

Судно было огромным и, казалось,   могло  шутя противостоять любой волне. 
Когда меня провели в  свою  каюту, я пришёл в восторг, – настолько шикарной  она мне показалась.
Восторженность   достигла точки кипения, когда в каюту (двухместную!) вошла моя попутчица.  Красотка – как с обложки журнала!
Познакомились. Девушку звали Тоней. И я сразу вспомнил романтическую героиню из своей любимой книги «Как закалялась сталь».

Тоня – яркая блондинка лет двадцати - с первых же слов очаровала меня свободной, раскованной манерой общения.  Было заметно, что симпатичный сметливый паренёк, выглядевший гораздо старше своих пятнадцати лет (чёрные усики уже пробивались над моей верхней губой!), также, скорей всего, заинтересовал её. И  она даже намекнула:
-  Думаю, что нам предстоит приятное путешествие.
И ушла на верхнюю палубу прощаться с родственниками.

Меня никто не провожал, - невелико расставание. Поэтому  остался в каюте, принял душ, разложил вещи из чемоданчика и сел за книгу.

Трижды прогудел гудок.
«Адмирал Нахимов» отчалил. 

Миновали маяк.
Опускались  сумерки. На море был полный штиль. Покой. Красота!
Я отложил книгу и принялся фантазировать.
Что и говорить, мне сказочно повезло с попутчицей! Конечно же, за ужином в ресторане мы сядем рядом, даже если   наши места окажутся за разными столиками. Я попрошу, и меня пересадят к ней.  Тоне, конечно же, будет приятно такое внимание. Конечно же, я очарую её своей начитанностью и способностью вести светскую (!) беседу. Я расскажу ей массу интересного, а особенно (тема, прошедшая многократные успешные испытания!) о богах и героях Древней Греции и Древнего Рима. Десятки языколомных имён их, которыми я оперировал так же ловко, как жонглёр – многочисленными обручами, производили на  моих девушек сильное впечатление. Настолько сильное, что головы у них кружились, бдительность притуплялась, а руки   непонятным образом  слабели и оказывались не способными  к отражению напора  моих неутомимых рук.
Да, греческие боги благоволили  ко мне  и часто   помогали   брать приступом одну   Трою за другой.

Мужчиной я стал в четырнадцать  лет, увлёкши в кусты старого парка некую деревенскую простушку, работницу джутовой фабрики.  Танцплощадка в парке   расположена была рядом с этой фабрикой, и девчат там было не считано.
Я начал   бегать туда, на охоту, ещё будучи восьмиклассником. Но, как   уже упоминал,   выглядел   гораздо старше своих лет и утверждал, что мне – семнадцать с гаком.

Девочки, сельские булочки, пухленькие, свеженькие, прямо из домашней печи, только-только закончившие семилетку, попав в огромный город, сияющий соблазнами, совсем теряли головы, жадно ловили каждое  слово городских парней  и свято верили этим пустым словам. Высказанное вскользь обещание жениться действовало на их разум и тела как цветы дурмана – они враз теряли способность к маломальскому сопротивлению.

Должен заметить, что я никогда не пользовался таким дешёвым, подлым приёмом. И  в юности, и в более зрелом возрасте  ни разу обещание жениться не слетело с моих уст.
Я брал вежливым обхождением, эрудицией, хорошо подвешенным языком.

-------------

Невинность свою я потерял в зарослях сирени, на голой земле. Причём, как начал терять, так не мог остановиться,   терял её  семь раз подряд в течении часа. Это был мой жизненный рекорд! Никогда больше не достигал я таких высот.

 Вымазались прилично – только что прошёл лёгкий дождик. Там даже травки приличной не было, - всю вытоптали и укатали другие влюблённые парочки.   
Девочка оказалась вовсе не такой уж девочкой, но это было даже хорошо, - не пришлось отмывать брюки от крови.
Она стонала подо мной  и только просила шёпотом:
- Постарайся на сторону! А то сделаешь мне медвежонка. Пожалуйста, постарайся, придержись!
Какое там «на сторону»?! Какое там «придержись»?! Разве тут успеешь?!

Прощались, сто крат целовались, обещались любить друг друга до гроба.
 Но уже на третий день пути наши разошлись.
 А на четвёртый – она уже стонала под другим, а я увлёкал в кусты другую.

 Сейчас, сидя в шикарной каюте «Адмирала Нахимова», того самого, что   через двадцать лет   трагически затонул в Новороссийской бухте,  я предавался радужным  мечтам.

После ужина, - фантазировал  я в том же фривольном ключе, - мы с Тоней постоим на палубе, в тесной близости, но без объятий, –  стремительная чапаевская  атака обычно пугает девушек. Нужно добиться, чтобы она влюбилась в меня  - ушами, как это принято у  женщин.  Спустя пол часа я скажу: «Что-то прохладно стало.» Но, вопреки её ожиданиям (а этого момента, как я уже убедился, с нетерпением  ждут все девушки!), я не предложу ей спуститься  в каюту (куда спешить, вся ночь впереди!), а пойду  сам и принесу свой пиджак, чтобы галантно накинуть ей на плечи. Накину, и рука моя так и останется на её плече.  Спустя минут пятнадцать (как выдержать, ведь время в таких ситуациях тянется так медленно!) я лёгким, но настойчивым движением разверну  девушку к себе лицом, возьмусь обеими руками за полы пиджака и притяну к себе её мягкое податливое тело. И губы нащи сольются в долгом, захватывающем дух поцелуе.

Так сладко мечтал я и уже чувствовал на своих губах вкус её ярко накрашенных губ.

И тут я взглянул в иллюминатор.
Лёгкая рябь покрыла чёрную поверхность моря.
- О, боже!  Волны!
И хотя это, едва заметное, волнение моря никак не сказывалось на устойчивости судна, -оно по-прежнему, мелко дрожа, уверенно двигалось вперёд, -  я почувствовал, как дурнота и тошнота подкатывают к моему горлу с неодолимой силой.

Я попытался отвлечься.
Не получилось.
Держался до последнего, но…   не выдержал.

Если бы я не терпел, а сразу кинулся к унитазу, возможно, всё бы ещё обошлось.
Но, когда уж стало невмоготу,   схватился с дивана, рванулся к  туалету. И, зацепившись ногой за чемодан, растянулся во всю длину каюты.   
Зловонный фонтан переработанной организмом пищи, смешанной с едкой желчью,  вырвался из моей кричащей от боли глотки на коврик, на стены, на дверь, на диван. Тот самый диванчик, на котором должна была спать моя очаровательная блондинка Тоня, и куда я намеревался перебраться ещё до полуночи.
Я орал и корчился от боли, извивался всем телом. Мне уже нечем было рвать,  только обжигающая горло  желчь  вырывалась наружу. Каюта наполнилась смрадом.

И тут… вошла Тоня. Открыла дверь и вскрикнула. И в ужасе закрыла рот и нос ладонями. Эта картина и сейчас стоит у меня перед глазами. До самой смерти не забуду я той гримасы омерзения и отвращения, которая исказила   её   очаровательное личико.
И она, матерясь не хуже  торговки  с рыбного ряда на «Привозе»,  выбежала вон из каюты.

Спустя несколько минут пришли две девушки из обслуги и укоризненно покачали головами. Я уже поднялся и сидел на своём диване,   потерянный, уничтоженный и вдобавок изгаженный вонючей слизью с головы до ног.

Не только каюта, из которой меня  тут же перевели в другую, но и всё путешествие были вконец испорчены.
Тоню за  эти два  дня я видел только издали в окружении двух кавалеров и, конечно же, не подошёл к ней.
Такая вот была лажа, чуваки...

…А моя морская болезнь через пару лет исчезла сама собой.
Застенчивость и  мечтательность - тоже.
Всё проходит... 


Рекомендую другие мои произведения:

«Библейская правда» - сатирические атеистические комментарии к Библии. Широко разошлась в сети рунета.  Полный текст – на сайтах более трёх сотен электронных библиотек. Постоянно упоминается и обсуждается на многих форумах.. Многие читатели ставят её в один ряд с книгами Лео Таксиля.

Кроме полного текста, на странице  имеются два десятка  фрагментов    книги, кажущиеся мне наиболее интересными.

«Претенденты в президенты» - мои   анекдоты о современных украинских политиках. Больше всего достаётся Ющенко и Януковичу. Мои,  это значит, - сочинённые мною. Некоторые из них широко цитируются в Интернете. Как водится, без указания авторства.

«Греховные мысли, навеянные Господом» - мои анекдоты еретического содержания.

 «Дамы делятся на дам и не дам» - мои эротические анекдоты.

«Святая  Ахинея» - юмористические, сатирические комментарии к ответам священников на вопросы верующих людей различных вероисповеданий.

 «Железный Феликс, резчик по мылу» - фрагменты плутовского романа о жизни неординарного человека.
Весь роман я уже никогда не закогчу. Ибо нахожусь, как люблю уточнять, в предгробном возрасте. Отдельные главы представлены в виде рассказов. Герой вымышлен, на десять лет младше меня, иной по характеру.  Но многие сценки и эпизоды в значительной мере автобиографичны.

«Одесская жертва Шестидневной войны» – мемуары диссидента-шестидесятника, антисоветчика, осуждённого за клевету на советскую действительность,   сионизм и... и украинский мелкобуржуазный национализм.  Такие были времена.

«Андрокуры Андрея Кураева»  - эссе, в котором я старался осветить   и разоблачить воинствующий дебилизм  популярного современного христианского миссионера

«Великий ловкач Рамбам и 613 ахинейских заповедей»  - разоблачение одного из трёх самых главных постулатов иудаизма.

 «Как я делаю Э. Э.» -  сатира на творчество современного известного раввина и толкователя Торы Элиягу Зссаса.