Затянувшийся сон. Повесть целиком

Она вскрыла пять упаковок аспирина, медленно освободила таблетки от оболочки, и стала запивать горсточки штук по пять.
Записку писать не хотелось. Зачем? Кому интересно - почему жизнь стала бессмысленной? Кому вообще интересна её жизнь… И ей - всё равно, что будут о ней думать одноклассники, соседи, знакомые…уже - всё равно. Ей просто не хотелось жить… Уходить было совсем не страшно… В глазах потемнело, всё куда-то поплыло, вдруг желудочный спазм заставил её скорчиться, а изо рта, словно мыльные пузыри, полезла противная пена.
- Ты что, дура, наделала? – подруга, неизвестно откуда появившаяся, трясла её изо всей силы, - не смей, слышишь, не смей спать! Подумаешь, письмо он другой написал… Дура!!! Дура… дурочка… ну зачем, Женька? Тебе всего 17 лет… Скоро выпускной, ведь ты же так ждала его…
- Пожалуйста, Рыжик, оставь меня, всё кончено, всё напрасно… уже ничего не исправить…

Она будто провалилась, очнулась от боли безжалостных пощечин, которые не жалел для неё мужчина лет сорока в белом халате.
- Быстро воды! Много! Ведро! И пустой таз! – кричал он Ленке…
- Пей.., ещё.., пей, говорю, - заставлял Женьку и крепко ругался.

Жуткая тошнота подступила к самому горлу, и вода фонтаном пошла обратно. Медик поставил Женьке укол, распорядился погрузить её в карету «Скорой помощи», где сел рядом, по-отечески прижал «бестолковую» голову к своей груди, уже ласково приговаривая:
- Глупышка, ну и напугала ты меня! Мать-то, поди, на работе? Вот это сюрприз ей устроила! Большенькая ведь уже… а?

Женьке не хотелось разговаривать, она, закрыв глаза, молчала. Но вдруг так почувствовала отеческую любовь, которой вот уже лет пятнадцать не ощущала, что по щекам покатились слёзы. Тут же захотелось просто уснуть…

***
Ленка – соседка и подруга, старше её почти на два года, была рядом, когда Женька пришла в себя.
- Где я?
- Ну, дурында! Очухалась! Я чуть с ума не сошла! Ишь, чего удумала, хотела, чтоб меня посадили?
- С чего ты взяла? – испуганно прошептала Женька.
- А ты не понимаешь? Кто тебе это письмо принёс? Я! С работы попрут, а мне родителям помогать малышей поднимать… Знала бы, вааще ничего не сказала бы.
- Рыжик, ты поступила, как настоящая подруга… это я слабачкой оказалась… Ну прости, не подумала…
- Ладно, давай восстанавливайся, я целый день тут сижу, жду. Яблочки вот, виноград… С Любкой подменилась, завтра два участка придётся разносить – свой и её, пойду я. Мамке ещё надо помочь дома…

У неё были престарелые родители, работающие на заводе, бесконечно дерущиеся по пьянке, и маленькие брат и сестра. После восьмого класса Лене пришлось пойти в вечернюю школу, так как днём приходилось работать, потому что родителям нужна была её помощь – и по хозяйству, и материально.

- И смотри мне, больше не дури!
- Слушаюсь.., я скоро тебе буду помогать, - едва улыбнулась Женька и снова погрузилась в глубокий, поглощающий сон от капельницы, мертвой хваткой сковывающей не только руку, но, казалось, и всё тело.

Подруга работала почтальоном. Женькин парень жил на улице, которую обслуживала Лена. Поэтому она всегда знала, когда от него из Армии приходили письма домой. Полгода они приходили в одно время: Женьке и домой. Потом Женьке - всё реже. А однажды, ей письма не было. Родик написал только домой и своей соседке Марийке, которую вся его родня прочила ему в невесты. Лена была возмущена и обижена за подругу, поэтому (не сразу, правда), решилась аккуратно письмо распечатать. Он писал Марийке, как соскучился, как любит, ждет встречи… «Ну, прям, те же слова, что и Женьке, вот гад…».
Потом Рыжик, так звала её подружка за весёлые и красивые веснушки в пол-лица, показала это письмо Женьке… Кто ж знал, что она из-за него с ума сходить будет…

***
Через три-четыре дня Женьке до чёртиков надоели всякие анализы, и она покидала больницу почти тайно, сказав только дежурной медсестре, мол, экзамены на носу, да смотр танцевальный (а она - солистка), нельзя залёживаться… Тётя Зина, полная добрая и милая женщина, может, и не поверила, но задерживать её не стала. Выписала справку в школу, велела расписаться в каком-то журнале и отпустила.
- Ты.., это.., девочка, осторожней, темнеет уже, автобусы редко ходят… доберешься?
- Конечно, тёть Зин, я уже взрослая! Спасибо Вам за всё!..
- Чего уж… иди… храни тя Бог!

Ленка ждала под окном палаты, держа в руках легкий спортивный костюм для подруги. Не в больничном же халате домой ехать…
В сумке из кожзама, болтающейся на плече, позвякивали две бутылки жигулёвского пива.
- Ну, что, за возвращение, самоубийца?
- Лен, не надо так…
- Чё, не надо? На уши всех поставила… Ладно, больше не буду, обещаю.
- Кого всех? Ты что, кому-то рассказала?
- Пришлось… мамке. А то, как бы я ей объяснила, что на сутки почти пропала, когда возле тебя сидела?
- Зачем?.. Тётя Аня – женщина, конечно, сердобольная, но ведь теперь все соседи узнают…
- Уже... – виновато и с сожалением коротко констатировала Ленка.
- Проехали.., давай пить пиво… Спасибо, Рыжик… ты вроде как жизнь мне спасла… Я за тебя тоже, если понадобится…
- Да ладно… давай уж чокнемся…
 
Наступило состояние лёгкой расслабленности, и Женьке это понравилось.

***
Вот она взрослая самостоятельная, ответственная жизнь!

Теперь надо искать постоянную работу. У неё есть аттестат, и устроиться по своим документам, получать «свою» зарплату, теперь будет проще.
Женька работала с 14 лет. Днём училась в школе, а после обеда сначала на почте, как её подруга, потом на хлебозаводе, потом на стройке… По чужим документам, естественно, потому что малолеток по закону не принимали. Но, «войдя в её трудное семейное положение», некоторые закрывали на это глаза, без особого стыда прикарманивая ползарплаты.

А постоянную работу было найти не так то просто. Ведь 18 ей только через полгода…

У Ленки в то время начались проблемы: парень бросил, с родителями поругалась, выказывая им протест против «угнетения свободной личности», часто пропадала из дома, подружившись с «трудягами», которые не прочь были выпить на её, честно заработанные деньги.
 
Однажды, пока Женька тщетно искала работу до самого вечера, а её мать была в ночную смену, подруга привела свою компанию к ним в квартиру, благо ключи у Ленки были.

Увидев дома в дуб пьяную подружку и полный бардак, Женька, вымотанная тасканием по предприятиям, так разозлилась! Тяпнула со стола полстакана вермута и ну давай разгонять эту братию.
- И чтоб я вас, пьянь поганая, здесь больше не видела! А к Ленке ещё сунетесь – поубиваю, мне терять нечего…
- Да ну её, бешенную, пошли ребята…

Эту фразу о себе Женька в своей жизни услышит ещё не раз.

Ленка с той поры остепенилась, домой вернулась к брату с сестрёнкой и родителей простила. Потом завербовалась на вахту в пригород, и как-то потерялась из поля зрения Женьки. Там же вышла замуж. Больше они не виделись.

А её дружки всё настойчивее стучали в дверь к Женьке, считая её проституткой и выпивохой. Это становилось невыносимым особенно, когда она оставалась дома одна.
«Конечно, раз я выросла без отца, меня может каждый обидеть! Папка, ну где же ты? Почему бросил меня? Ты мне сейчас так нужен!...» Отчаяние и незащищённость толкнули на дурные мысли: «Ну, что ж, раз некому меня защитить, я сама себе защитой буду», и приготовила большой кухонный нож. Может, Бог отвёл, может, за дверью почувствовали ярость, но непрошенные гости ушли. А Женька испугалась своей жестокой мысли…

Как-то, в один из дней пришёл бывший Ленкин собутыльник, сказал, что знает, где можно найти работу. Сейчас ему некогда, а вечером у клуба можно встретиться и поговорить.
- Да, и захвати чего-нибудь крепенького, долг платежом красен…

Руслан (судимый за разбой чеченец) наводил ужас на всю улицу своим хамством и вседозволенностью, кроме Женьки. Она, бедовая, могла и общий язык найти, и сдачи дать. Но он был взрослее и сильнее. «Хорошо, что у клуба, подумала Женька, там народу много, может и не случится ничего». А на душе было очень неспокойно…

***
- Принесла? Давай на лавочку присядем… Давай из горла, не впервой…
- Я не хочу…
- Чё, на разных языках говорить будем?
Женька хлебнула. И стала ждать, когда о работе заговорит.

Он начал издалека:
- Я слышал, тут у тебя дед похоронен (совсем недалеко от клуба было старое городское кладбище), покажи, говорят, он коммунистом был… Да не бойся, не обижу, я сегодня смирный…
- Зверь ты, что ли, чтоб тебя бояться, пошли… - А у самой душа в пятки побежала.

Минут через десять они дошли до кладбища. Женька не понимала, чем заинтересовал Руслана её дед, как это связано с работой, но терпеливо ждала. Подойдя к железному с красной звездой на макушке памятнику, остановились.

И тут Руслан стал шептать, как любит Женьку давно, на могиле деда клянётся, что будет любить всегда… и суетливо лез под юбку.
- Ты что, сдурел, а как же Тамарка, она ребёнка от тебя ждёт…- сопротивлялась, как могла Женька.
- Дура она, я её не люблю, а тебя хочу, - он становился более настойчивым.
- Зато я не хочу, - разозлила его эта фраза.

Он с размаху залепил Женьке пощёчину, она не удержала равновесия и свалилась под берёзу, сильно ударившись головой. Видя её временное замешательство, он прыгнул на неё как животное, достав предварительно из кармана ножичек и приставив к Женькиному горлу:
- Пикнешь, одним движением порешу, - прошипел сквозь зубы и… сделал своё дело…

Было больно, мерзко и пусто. Мерзавец самодовольно застёгивал штаны и гадко ухмылялся:
- Ну, чё лежишь, вставай, провожу…
- Уйди, пожалуйста, - потерянно прохрипела она.
- Как хочешь, через три дня я к тебе заскочу, договорим, ха-ха-ха,  мне понравилось…
Как же она ненавидела этого недочеловека!.. И себя…

Женька медленно плелась по тёмным улочкам, униженная, оскорблённая, «использованная», в разорванном белье, с растерзанной душой. Было ощущение, что её переехал танк… Она даже плакать не могла. Просто ненавидела себя за трусость – подумаешь, ножечка испугалась. А ведь совсем недавно она тоже ножичек наготове держала. Что это? Плата за дурные мысли или просто кошмарный сон?

Этот затянувшийся кошмарный сон держал её в тисках.
Ещё не успела оправиться от предательства любимого, как новая беда… За что? За чьи грехи приходится расплачиваться? Или у неё такая судьба?
Долго она отмывала чеченское дерьмо, а оставшуюся ночь проплакала в подушку. «Надо что-то делать.., так жить нельзя.., не хочу…он обещал снова прийти… не хочу…», - судорожно шептала сама себе.
Утром, вынося мусор, встретила соседа по подъезду, отца одноклассницы, шофёра-работягу, гулёну и пьяницу, дядю Сашу Бульдога (в детстве она думала, что это его фамилия).
Поглядывая наглыми, маслеными глазками на Женьку, он ехидно проговорил:
- Красивая ты девка, гарная, умная, но путь у тебя один – либо сопьесся, либо скурвисся.., как мы все...

Это было последней каплей! «Никогда, слышите вы, убогие, я не стану такой, как вы! Ни пьяницей, ни гулящей, ни воровкой.., никогда!!!» Было это клятвой самой себе или заклинанием, она не понимала, но точно знала, что ТАК жить не будет.

Вернувшейся с работы матери она резко бросила:
- Если не хочешь, чтоб я спилась или скурвилась, найди денег, я должна уехать.
- Куда, дочка?.. Трудно будет…
- А здесь легко? Там я хоть работу найду, новую жизнь начну, где не будут тыкать пальцем – безотцовщина, брошенка и проститутка!..
- Помоги мне, мама, или я погибну…

***
Стоя у билетной кассы вокзала, Женька никак не могла решиться – куда же взять билет. Хотелось убежать от навалившихся испытаний и всё.
Всё равно – куда, главное подальше из этого гадюшника… в новую жизнь, которую она должна построить сама.
Можно к старшей сестре, на КамАз… Четыре года назад по комсомольской путёвке Танюшка уехала в Набережные Челны на автомобильный завод, очередную стройку века. Вышла замуж, родила дочурку... Места у них в малосемейке – 8 квадратов на троих… зачем вешать ей на шею еще свои проблемы? Нет, не пойдет…
Женька тоже пыталась уехать по комсомольской путёвке на какую-нибудь стройку века. Но в райкоме комсомола ей предложили только городское СУ-5. Опять таскать кирпичи и быть на подхвате?.. У неё для этого силенок маловато.

Диктор хриплым голосом объявил о прибытии Алма-атинского поезда, и Женьку будто током шибануло: для начала надо съездить в Алма-Ату, где служил Родик. Она должна видеть его глаза, и услышать лично от него, что он любит другую, остальное решится на месте…
***
Семеня к поезду на посадку с маленьким серым чемоданчиком, где болтались нехитрые пожитки, и школьной синей сумкой, подаренной любимым незадолго до разлуки, Женька увидела растерянную, немного подшофе, мать.
- Зачем ты? Я же просила не провожать… - Она стыдилась матери, и жалела её – как она будет одна, но решение принято.
- Как же ты, дочка… как же я без тебя… что же это… - растерянно бубнила и плакала мать.
- Мама, не плачь, я обязательно заберу тебя отсюда, как только устроюсь. Слышишь! Мы обязательно будем вместе! Я тебя не брошу! Только немного подожди…- глотала ком в горле девчонка, пытаясь справиться с жалостью к единственно дорогому, заблудившемуся в жизни человеку.

Боковая нижняя полка её устраивала обособленностью от купе – не надо знакомиться, отвечать на вопросы. Тяжелый камень на душе от расставания с матерью, никак не отпускал сознание. Наконец, поезд тронулся. Обняв и подтянув к груди коленки, опустив на них подбородок, путешественница уткнулась в окно, отрешившись от окружающего мира. «Не хочу… не буду… Не хочу… не буду… » - в такт железным колёсам стучали мысли… и звучали не весть откуда взявшиеся строчки:

Капала дождинка, капала,
Медленно сползая по стеклу…
Плакала девчонка, плакала,
Слёзы растирая по лицу…

Спряталась надежда, спряталась
За горой, одевшейся в туман.
Сваталась за жениха, сосваталась,
Да вкусила милого обман.

Надвое сердечко, надвое –
Далеко любимый уезжал.
Снадобье плеснула, снадобье
От обиды в новенький бокал…

Всего двое суток отделяли её от любимого. Женька пыталась представить их встречу: улыбчивый лёгкий взгляд парня (она запомнила его на всю жизнь), радость самой встречи, нежные объятия – как будто ограждение от жестокого мира – и ничего не страшно… А что, если он, действительно, собрался жениться на Марийке… что ж, счастья им и детишек побольше…

Ночной вагон наполнился духотой, храпом в разных углах и перегарным смрадом. Воздуха не хватало, она вышла в тамбур, прихватив сигареты. Закурила, открыв переходную межвагонную дверь, глядя вниз на лязганье железных стыков, и стала затягиваться, выдыхая с шумом из лёгких серый дым, словно освобождаясь от прошлого… Ночь была любимым временем, когда остаешься наедине с собой и своими мыслями. Не надо ни с кем разговаривать, ничего придумывать, ни перед кем оправдываться… Эта ночь окутывала спокойствием приближающейся осени, и гнетущей неизвестностью…

К концу второй ночи Женьку всё-таки сморило – невесть, сколько предстоит мотаться завтра, нужно хотя бы немножко набраться сил.
Вроде, только провалилась в царство Морфея, а её уже кто-то яростно тряс за плечи:
- Эй, девонька, ну и горазда же ты спать, приехали, однако, уже вагон пустой… собирайся, милая, освобождай, а то в тупик с нами уедешь…
Как же крепко она уснула!

Собираясь, испытала новое отчаяние: кто-то изрядно пошурудил в её вещах, унеся добрую их половину. Но самое печальное, вытащили с таким трудом занятые матерью небольшие деньги. Хорошо, паспорт остался, и то, наверное, благодаря тому, что под подушку его сунула, когда проводница билет проверяла.
«Бог отвернулся от меня, и это понятно, я ведь никогда в него не верила.., но это не должно меня остановить. Как там, у Островского: умей жить, когда жизнь становится невыносимой…»

На стекле привокзального буфета висело объявление: требуется посудомойка. Тогда ещё в стране одноразовая посуда в точках общепита была редкостью. Большой наплыв пассажиров с прибывшего поезда помог Женьке «устроиться» мыть стаканы и тарелки на пару часов. Заработав кровные три рубля, она с облегчением вздохнула и отправилась на поиски воинской части.

Необъяснимый озноб колотил Женьку, когда она ждала на КПП пока ещё своего парня. Ворота медленно проскрипели, открывшись на треть, и показался ОН. Надменно-ленивый, с другой, какой-то фамильярной улыбкой и удивлением. В памяти кадром промелькнуло наглое, с такой же улыбкой лицо Руслана.
- Ты?! Как ты меня нашла?
- У меня есть твой адрес… это было нетрудно… - почти не обманывала она.
- Пойдем, здесь недалеко гостиница, меня старшина до утра отпустил. Завтра отпрошусь у командира, может на три дня отпустит. У нас всем так полагается, когда родные или невесты приезжают…
- Значит, ты все еще считаешь меня своей невестой? – с надеждой спросила Женька.
- Пойдем, темнеет, потом трудно будет устроиться, там поговорим…

Он легко общался с администратором гостиницы, как старый знакомый, и через некоторое количество минут, довольный и сияющий, сказал:
- Вот, до утра в шестиместном номере мы будем одни. А там заедут спортсмены…

Женька увидела другого Родьку, чужого, хамоватого, самоуверенного до неприличия, и даже развязанного. После недолгого общения, он спокойно заснул, а она сидела возле него, глядя на все еще любимое лицо, с горечью понимая: его чувство улетучилось… ОНА ему не нужна.

Ему нельзя было опаздывать, он торопился в часть и на ходу небрежно бросил:
- Ты сказала, грабанули в поезде? Ты так и не повзрослела, такая же доверчивая… Вот, 25 рублей – это все, что у меня есть. Постараюсь вечером придти… или записку пришлю…

Было неприятно брать у него деньги, а с другой стороны… они так нужны были сейчас!
- Я обязательно верну, - успела сказать ему вслед.
- Да брось ты… Пиши…

Он не появился ни вечером, ни на утро, ни в последующие дни… Записки тоже не было.

Почти сразу же, после ЕГО ухода в номер заехали пятеро озорных и оживленных девчонок-спортсменок, двумя-тремя годами старше Женьки. С ними в комнату влился солнечный свет, смех и что-то легкое, непринужденно-волнительно-новое, теплое и хорошее. Они наперебой представились, между делом шутя друг над другом. Женьке понравилась эта компания. Она слушала с нескрываемым интересом их разговоры о режиме, питании, мальчишках из команды, тренировках, каких-то необычных дюралевых не то трубках, не то велосипедах. И так захотелось быть рядом с ними надолго!

От разговора в этот раз Женьке уйти не удалось, да и не очень-то хотелось. Девчонки располагали к себе открытостью, позитивом и веселостью. Поэтому на вопрос – откуда она и куда – коротко ответила:
- За романтикой, где могу без труда найти работу…

Вечером к ним в номер ввалились ребята из команды. Шумно поставив бутылки с соком, какие-то плюшки, конфеты и знаменитые алма-атинские яблоки на стол, они обсуждали проведенную тренировку и результаты, которыми тренер был доволен.

Считая себя посторонней, Женька попыталась выйти из номера, чтобы не мешать их общению, но один красавец, похожий на сказочного Леля, предложил присоединиться к их столу, что и поддержала вся команда. Отказаться было просто невозможно, её буквально держали за руки. Удивило то, что ребята умели быть веселыми без вина. Но, когда она переводила взгляд с одного парня на другого, снова кадром всплывало лицо мерзавца.

Блондина звали Юрием, как выяснилось – КМС (кандидат в мастера спорта), «один из лучших гонщиков Советского Союза». Он много шутил и, похоже, вдохновляла его Женька. «Захочу, и станешь моим мужем» - внезапно дерзко подумала она, и смущенно отвела в сторону глаза. И, впервые за несколько месяцев искренне улыбнулась …

- А зачем тебе ехать куда-то, когда в нашем городе, на нашем родном заводе не хватает рабочих рук? – галдели ребята наперебой.
«А что, вот возьму и поеду!» - с волнением от неожиданного счастья думала Женька.

- У нас сборы – две недели, готовимся к серьезным соревнованиям. Если надумала к нам, может, завезешь эти волшебные яблоки моей маме? – предложил Юрий.
- Не знаю, я как-то еще не решила…
- А чего решать? Мы тебя здесь проводим, а ты нас там встретишь…

Ребята и девчонки так красочно рисовали замечательную коллективную жизнь и поддержку на их заводе, что Женьке уже не хотелось сопротивляться.
Безумно захотелось жить! Так же безумно, как несколько месяцев назад – умереть. Она боялась поверить, но не поверить им не могла.

***
Следующий день (день отдыха у спортсменов) ребята всей толпой решили погулять по городу. Женьку уговорили пойти с ними.
- Заодно и билет тебе купим в наш самый лучший на свете город! Одной не так весело ходить по вокзалам, правда, ведь?
Они настолько заражали своим оптимизмом и жизнелюбием, что отказываться не было ни сил, ни желания.

Она достала единственные уцелевшие, немного поношенные, красно-белые туфли, надела красную же, доставшуюся от подруги, трикотажную кофточку, обтягивающую её рюмочную талию, и короткую черную самосшитую юбку. Распустила свои пышные соломенные волосы и слегка подвела губы.
- Какая ты краси-и-вая! – заметили девчата.
Ей было приятно это слышать, потому что восторг девчат был неподдельным. И тут же вспомнилась народная поговорка «не родись красивой, родись счастливой».

Гуртом забрели на рынок, покупали овощи и фрукты в дополнение к своему питанию. Юрий купил 10 кг знаменитых яблок, чтобы Женька, как договаривались, довезла посылку матери.
- Ты не волнуйся, на поезд мы тебя посадим, а там с вокзала на автобусе прямо к нашему дому подъедешь, - ободрял Юрий. – Я записку маме напишу. Зовут её Прасковья Федоровна, она очень добрый человек. Пока устроишься на завод и получишь общагу, поживешь у нас.
- Это как-то неудобно, ведь она меня совсем не знает…
- Зато она хорошо знает меня, своего сына. А еще у меня замечательная сеструха Верка, примерно твоего возраста, вы с ней обязательно подружитесь.
Как-то так получалось, что Юрий постоянно был рядом. Проходя мимо цветочных лотков, он спросил, какие цветы любит Женька.
- Я все цветы люблю, но особенно астры и хризантемы.
«Лель» подошел к астрам. Они были такими красивыми: крупными, махровыми, разноцветными! Источали такой колдовской запах, что Женька присела на корточки, нежно обняла ведро с цветами и глубоко вдохнула этот аромат, запрокинув голову назад так, что волосы пышным каскадом покрыли спину Пожилая женщина, поглядывая на Юрия, предложила:
- Смотри, как она у тебя цветы любит, сама как цветок, бери…
- Беру все, - сказал он продавцу, а потом Женьке:
- Это все тебе…

Пока дошли до гостиницы, у неё чуть руки не отвалились от такого букетища, но душа светилась и ликовала.

***
Поезд в «волшебный» провинциальный городок пришел в пять часов утра. Как только Женька оказалась на привокзальной площади, она просто очаровалась этой красотой: приветливыми зданиями, зеленью с уже желтыми узорчатыми прожилками и чистотой тротуаров и улиц. Даже дворники с метелками выглядели счастливыми и радостными…

- Может, это и есть город моей мечты, моих чаяний? Я люблю тебя, город!!! – Женька была искренна в своих чувствах. - Надо запомнить этот день – 11 сентября 1977 года! Мой первый день новой жизни в новом городе, с новыми чувствами, с новыми надеждами!

Автобусы начинали ходить с 6 часов, ждать не хотелось. Наоборот, хотелось познакомиться с этими, почти старинными, дивными улицами. С домами, на которых то и дело встречалась табличка «Архитектурный памятник».
Она достала листок с адресом, запомнила, и периодически спрашивала у случайных знакомых, как ей пройти к Центральному стадиону. Ноша с яблоками сковывала спину. Пройдя половину пути, остановившись в парке возле строящейся филармонии, Женька скинула рюкзак, поставила на лавочку вместе с чемоданчиком и сумкой и присела сама. Она не могла надышаться свободой и новой жизнью. Только мысль о маме постоянно била в висок – как она там.

Наконец, спустя часа два-три, дошла до нужного дома, поднялась на четвертый этаж и позвонила в дверь. На звонок никто не ответил, чего Женька не ожидала. Она опустилась на ступеньку, приклонила голову к стене и задремала.

- Ты кого ждешь, девица-красавица, разве мама тебе не говорила, что на бетонных ступеньках девушкам сидеть нельзя? – скороговоркой произнесла женщина лет пятидесяти звонким и озорным голосом.
- Простите, я ищу Прасковью Федоровну.
- А зачем тебе она?
- Ее сын просил меня передать яблоки… вот… рюкзак…
- Рюкзак-то Юркин, узнаю. А ты кто будешь?
- Я? Женя…
- Яблоки что ли из Алма-Аты пёрла? Ничего себе… ну входи, чай пить будем.

***
Какая милая, гостеприимная женщина! Слегка располневшая, но сохранившая отличные формы некогда красивой фигуры! Наравне с нестройной, но по-детски проказливой речью, смешанной украинским акцентом, от неё исходило тепло семейного уюта и нежная материнская забота.
Женька всегда мечтала о таком уюте. Просторная трехкомнатная квартира манила теплом и порядком. Пока она лежала в ванной, рассуждая о прелестях цивилизации, где не надо колоть дрова и таскать ведрами уголь и воду, со школы пришла Вера.
Скромная, высокая, стройная, немного худоватая, улыбчивая девушка. Рыжеватые волосы шелком опускались до плеч, а ровная челка выделяла смешливые глаза.

- Я – Вера, мама мне уже рассказала, что ты поживешь у нас, в моей комнате и двоим хватит места. Я покажу тебе город и завод, где работает Юрка. Вообще-то, он там только числится…
- Как это? А зарплату получает?..
- Конечно, получает. Числится рабочим, но как профессиональный спортсмен защищает честь завода, за это ему и платят, – откровенно и резонно произнесла Вера.
- Я и не знала, что так можно, – недоуменно прошептала Женька.

Она ещё много не знала в этой жизни, но стремилась «поумнеть». Когда-то вычитала мудрую фразу: «если сегодня ты не узнал для себя ничего нового, день прожит зря», запомнила и пыталась ей следовать. Она была любознательна (но не любопытна), любила читать, познавать и пробовать, умела шить и вязать, а также чинить утюги и розетки (материнское наследство, поскольку отца в доме рано не стало).

Уже через несколько дней Женька стала рабочим человеком и получила место в общежитии. Её приняли в автотранспортный цех ученицей на кар. Это такая аккумуляторная тележка, похожая на «Запорожец», только без крыши. За месяц до 18-летия она получила водительские права (тогда это позволялось) и лихо гоняла по заводской территории на своей первой ласточке под номером 87, (как её школа).
Однажды, после ночной смены, Женька сразу приехала к т.Пане, держась за живот и корчась от боли. Та вызвала врача, который определил надрыв мышц живота и выписал больничный лист. Оказалось, как истинная комсомолка, девушка всякий раз бросалась помогать прикрепленному к ней грузчику то сгружать, то загружать детали на свой кар, развозя их по цехам.

- Ну, вот что, девонька, увольняйся с завода, тебе ещё рожать! – приказным, и в тоже время заботливым тоном, решила т.Пана.
Уважая её как мать, Женька не могла не согласиться. Ей самой хотелось иметь здоровых детей и с такой же любовью о них заботиться. Но, уволясь с завода, она потеряет место в общежитии…
- Полежи пока, а мы что-нибудь придумаем.
 Прасковье Федоровне нравилось, что «её» девчонки очень сдружились. Вера просто обожала Женьку, училась у неё рукодельным и кулинарным премудростям, слушать и понимать классическую музыку и литературу, а та делилась своим не очень богатым опытом и знаниями с большим удовольствием, потому что полюбила эту семью как родную. И часто старалась помочь тете Пане по дому, стараясь хоть как-то отблагодарить за чуткое отношение к себе.

Выздоровев, Женька собралась домой (в общагу), Вера заплакала:
- Я не хочу с тобой расставаться даже на день…
- А в самом деле, оставайся-ка ты у нас…- поддержала т.Пана, - Верка, вон, и учиться стала лучше, и делать чего-то научилась, и мне веселей… места, слава богу, хватает. И общежитие теперь ни к чему…
Так Женька приобрела семью. Её сердечко потихоньку оттаивало, а душа училась радоваться.
Свою маму она тоже не забывала, с каждой зарплаты старалась послать хоть немного денег. Но мама редко писала, наверное, как всегда, много работала, или (во что совсем не хотелось верить) стала чаще выпивать…

Юра легко ухаживал за Женькой, водил в кино, на спортивные мероприятия, знакомил с друзьями, (когда был не на сборах). Жизнь вошла в привычную колею с разнообразными событиями и поворотами.
Так прошел год.
Женька устроилась диспетчером в трансагенстве и по направлению организации легко поступила учиться в автотранспортный техникум. Она любила машины, а пока не определилась, кем хочет стать, решила - поучится здесь.

Юрий сделал Женьке предложение. Конечно, он ей нравился своей легкостью, беззаботностью, но любила она по-прежнему Радиона. А может, просто юношескую память, как таковую. Но ждала, а вдруг он найдет её и приедет, хотя, врядли, она же адреса ему так и не выслала... Знакомые девчонки подряд выскакивали замуж, и Женька, поддавшись этим обстоятельствам и настойчивости Юрия, согласилась. Солнечным летним утром, молодые встали рано, пока все еще спали, и пошли в ЗАГС подавать заявление.

Когда вернулись, на столе стояла бутылка шампанского и торт. Прасковья Федоровна сидела с надутыми губками, как ребенок, а Вера радостно улыбалась.

- Мам, Вер, мы заявление подали…
- Могли бы и сказать, что ж я, чужая что ли? Хотя я и так догадалась, - ответила тетя Пана.
- Мы боялись.., вернее, я боялась, что Вы будете против, - выдохнув, тихо промямлила Женька. И она вспомнила мать Родика, которая постоянно внушала своему сыну, что Женька ему не пара.
- Ничего не «против», а очень даже «за», - забыла обиду Прасковья Федоровна, - я о такой невестке и мечтала!
- Дорогие мои, поздравляю, я так рада! – прощебетала Вера. – Вот скоро отгуляем мой выпускной и к свадьбе готовиться будем!

***
Еще два месяца пролетели незаметно.
Свадьба была шумной и веселой. Наконец, Женька встретилась со своей мамой, приехавшей поздравить младшую дочь. Сестра с мужем приехать не могли - у них родился сын.

Кошмарный сон вернулся с наступлением первой брачной ночи. Женька никак не ожидала, что лицо насильника снова начнет её преследовать. И в тот момент, когда подвыпивший жених-муж возжелал любимую, она снова испытала страх и унижение, боль и отвращение…
- Ты… все еще ЕГО любишь… лежишь как доска… - с болью и злостью прошептал Юрий, и резко отвернулся к стенке.
Она не знала, что ответить. Живым трупом, словно в гробу, лежала на спине, а к вискам скатывались горячие слезинки. Молодая жена ощутила всю нелепость своего замужества.

Мама решила переехать к сестре, помочь с ребятишками. А на прощанье с сожалением проговорила:
- Не твой это мужчина, Женечка. Не будете вы вместе жить… не любишь ты его…
- Стерпится – слюбится, говорят… Я хочу, чтоб у меня была полноценная семья и приложу к этому все усилия.
- Эх, доча… как мало ты еще понимаешь… Жить без любви – что каторгу отбывать…

Мама-мама, ты как всегда оказалась права…

Год молодые прожили спокойно. Юрий был внимательным, иногда даже слишком, потому что терпеть не мог, когда на его жену заглядывались парни, пусть даже друзья. Женька воспринимала это с юмором, старалась быть хорошей женой и уважать мужа. Её огорчала горячность мужа, а пуще всего - что никак не могла забеременеть.

Молодой муж стабильно шел по спортивной карьерной лестнице и нередко пропадал на сборах или соревнованиях. Выполнил «мастера» и все чаще возвращался навеселе: принимал поздравления от многочисленных друзей и знакомых. Свою буйную энергию выливал в виде ревности и тогда еще беспочвенных подозрений. Женька работала с мужским коллективом: шесть водителей и двенадцать грузчиков на «точке» мебельного магазина. Не смотря на её молодость, она пользовалась почтением у начальства, уважением и восхищением у мужской части трансагентства, а женская половина на это почему-то злилась. Близкие коллеги шутили:
- Ну, Евгения, умеешь ты мужиками управлять, благодаря своей смазливости.
- Просто я к ним по-человечески отношусь, - отшучивалась она, не обращая внимания на колкости.

Мужу, естественно, не нравилось, что её окружает столько мужиков. Он настаивал на увольнении.
«Если б у неё родился ребенок, он перестал бы угнетать своей ревностью, а она могла бы выплеснуть всю свою нерастраченную любовь на долгожданного сыночка»…

Она смотрела с завистью на посетителей магазина, у которых были маленькие детки, и не могла справиться с щемящей болью в душе. Стала, обращаться к богу, как умела, с просьбой послать ей малыша.

***
Выпавший снег в конце октября дарил свежесть и чистоту воздуха. Но Женька, почему-то, очень плохо себя чувствовала. Кружилась голова, немели ноги… Превозмогая слабость, она вышла на крыльцо, не одевшись, вдохнуть глоток свежего воздуха. Коленки подкосились, земля поплыла из-под ног, стало совсем плохо.
- Жень, ты чего? – подбежали к ней грузчики,- что случилось-то?
- Ой, ребята, я, кажется, отравилась, что-то мне худо…
- Да ты не волнуйся, мы все заказы развезем сами, а ты давай в больничку, довезти?

Женька терпеть не могла больницы, поэтому скоренько ответила:
- Нет-нет, мне бы только отлежаться.
Дошла до телефона, позвонила своей начальнице и отпросилась, заверив, что ребята не подведут.

Заботливая свекровь опять вызвала врача.
- Доктор, я вроде ничего необычного не ела, ума не приложу, чем отравиться-то могла…
- Э, дамочка, вам другой доктор нужен… я направляю вас к гинекологу, ибо вы беременны.

Женька аж задохнулась от радости! Вечером сообщила об этом мужу, ожидая от него такого же восторга. Но он сухо бросил:
- Рано нам ещё детей иметь… так что, давай, на аборт.
- Ты в своем уме? Ни-за-что! – отрубила Женька.

Скорее, чтоб добиться своего, он решил «укусить» побольнее в том же духе:
- Я не уверен, что это мой ребенок. От своих алкашей, поди, нагуляла.
Как же было больно это слышать от близкого человека, который из-за таких выпадов отдалялся с каждым днем!

***
Он постоянно унижал и оскорблял Женьку своей дикой ревностью, потом отходил, слезно просил прощения, картинно стоя на коленях, и она прощала. Терпела и прощала, потому что не хотела, чтоб ее сына называли безотцовщиной.

Двадцать первый день её рождения и 5 месяцев сыну решили отпраздновать по совету свекрови в кругу близких друзей. Женька хоть и уставала с малышом (он был очень неспокойный), но согласилась на праздник. Тем более, бабушка помогала по мере сил, поскольку Павлик – был первым и долгожданным для нее внуком.
Гости разошлись довольно поздно, сыночек спал рядом с любящей бабушкой, и Женька пошла стелить постель. Сзади подошел муж с ласками, на что она ответила, что устала сегодня и пока спит малыш, тоже хотела бы поспать.
- Ты мне скажешь, чей это ребенок? – закричал он остервенело и толкнул её на кровать.
Она не спеша поднялась, и, не сдерживая ответной ярости, ответила:
- Мой! И только МОЙ! Понял?.. Если хоть раз в жизни посмеешь поднять на меня руку, зарублю как курицу, во сне…
Тут же в дверь ворвалась не менее озлобленная свекровь:
- Ты совсем уже озверел, что ли? Дуралей! Ты посмотри на эту крошку – он же вылитый твой портрет! А ну марш отсюда…- и обняла невестку, - не слушай его, дочка, у него отцовские гены взыграли,.. тоже всю жизнь меня ревновал, а сам гулял налево-направо.
Юрий одел дубленку, схватил шапку и выскочил на улицу. Пришел только утром с двумя букетами, и опять просил прощения – у матери и у жены.

Женьке казалось, что чаша терпения уже переполнилась, но мама Пана увещевала, что все так живут, и что она не вынесет разлуки с внуком, если Женька решит уйти…

Как самая настоящая мама, Прасковья Федоровна переживала не меньше Женьки. Чтобы как-то помирить молодых, она сняла им домик, недалеко от себя – пусть, мол, отдельно поживут, может, общие заботы и отвлекут их от глупостей и раздора. Милая, добрая мама! Она пыталась сохранить семью сына, хотя в душе понимала, что это ненадолго.

***
Однажды по весне, в очередной свой приступ ревности, он приказывал Женьке:
- Не смей моих друзей соблазнять, они верные отцы и мужья, а ты задницей перед ними вертишь!
- Хочешь, я тебе докажу, какие подонки некоторые из твоих друзей? – не вытерпела Женька.
- Инте-ре-есно, как это ты докажешь…
- Да очень просто, соглашусь на свидание и скажу тебе адрес. Придешь и сам убедишься в «порядочности» своего друга. На том и порешили.

А надо сказать, уже не первый месяц один из «верных» друзей мужа пытался соблазнить Женьку. Как-то, подвозя её до магазина (он работал на пикапе и всегда предлагал довести Женьку, бывая у них в гостях), завел свою пластинку:
- Как ты живешь с таким тираном?.. Если бы ты подарила мне немного ласки, я бы осыпал тебя подарками…
- Видишь ли, Александр, за деньги или за подарки спят только проститутки…
- Тогда можно бесплатно, - ухмыльнулся он самодовольно.
- А за бесплатно – только бл…ди, - сказала с издевательством Женька.
- Интересно получается, – опешил он, - а как же тогда?
- А по любви, милый, - съёрничала она опять.
- Так и я про то же. Я могу подарить тебе неземную любовь!
- Да что ты?- уже играла Женька, - и где ты сможешь ее подарить? Рядом с твоей женой и дочкой, или рядом с моим тираном, твоим, между прочим, другом?
- Я сниму комнату, где нам не помешают…
-А давай.., завтра.., в 5 вечера, устроит? Горячкина еще не будет с работы, а я как-будто в магазин пойду. Говори адрес.
- Я утром позвоню и скажу адрес, а сегодня буду искать, специально для тебя, то есть, для нас,- засуетился он.
- Хорошо!

Утром, пока Горячкин завтракал, Александр по телефону счастливо прошептал Женьке адрес, где они могут встретиться, и попросил не опаздывать. Женька тут же написала его на листочке, который подала Горячкину:
- Вот здесь, в 5-05 вечера, ты можешь убедиться в «верности» своего ПОРЯДОЧНОГО друга.
Ей почему-то стало так весело, она расхохоталась, а Горячкин прошипел:
- Ну-ну, посмотрим.

Ровно в 17-00, Женька поднялась на второй этаж и позвонила в дверь, которая тут же распахнулась. Александр стоял сияющий, как начищенный башмак, и протягивал шикарный букет хризантем своей возлюбленной. Женька кокетливо мялась от подарка и комплементов, совсем не торопясь входить. Потом грациозно переступила порог, придерживая дверь каблучком, и попросила:
- Холодно на улице, поставь чаю… пока я разденусь.
Он тут же побежал исполнять её желание, а в дверь втиснулся Горячкин. Женька не спешила раздеваться, она ждала реакции верных друзей друг на друга. Через минуту в прихожей опять появился Александр, как джинн из кувшина, и от неожиданной встречи с другом открыл рот.

- Ты? – сказали они с удивлением друг другу. И Горячкин ринулся в бой. Залепил несостоявшемуся любовнику оплеуху, что-то при этом приговаривая. Тот трусовато отмахивался.
Картина была!!! Ни один дружеский шарж не сравнится…

- Ну, вы тут, мальчики, побеседуйте… А я, пожалуй, пойду… некогда мне…

***
Ею овладел истерический хохот, а потом вдруг захотелось плакать. Не сказать, чтоб она была довольна этим своим поступком, просто, все осточертело.
Снова надо было прятать глаза от мамы Паны. Меньше всего ей хотелось огорчать эту женщину! Женьке казалось, что она с Горячкиным живет не только из-за сынишки, но и по боязни расстроить свекровь.

Хозяева попросили освободить помещение для их недавно женившегося сына в доме, который снимали Горячкины. Поэтому они снова переехали к родителям. Мама Пана была довольна, чаще с внуком можно водиться. У Веры наступила счастливая пора любви, гулянья под луной, поэтому с Женькой они теперь и виделись, и болтали о своем - о девичьем редко. Василию Степановичу, вообще все равно. Три вещи в жизни у него были самые любимые, когда он приходил с работы: кухня, диван с телевизором и туалет, где он мог сидеть часами с газетой и сигаретой.

Горячкин вернулся на удивление спокойным. То ли выбросил отрицательную энергию на друга, то ли что-то понял, но пару месяцев он был «тихий».
Женька с сомнением принимала это спокойствие, предчувствуя какую-то гадость.
Следующим утром, встретив пожилого водителя Василия Георгиевича первым, словно поджидавшим её, она удивленно спросила:
- Что-то, дядя Вася, Вы сегодня пораньше? Вчера не успели развезти, что ли?
- Да нет, тебя вот жду…
- Если отпроситься, то не сегодня, знаете же, что мебель завезли, заказов много…
- Я тебя упредить хотел… тут на днях твой благоверный среди наших шоферов ошивался, чегой-то все вынюхивал, я извиняюсь, да выспрашивал. Мужики наши шибко на байки горазды, как бы беды не было…
- Не пойму я Вас, какие байки? Какой беды?
- Сам толком не слышал, но полагаю, кто-то из молодых… это… прихвастнул… ну что с тобой…
- Дядь Вась, как же это можно? Вы ведь знаете, что я ни с кем… Зачем же так?
- Я-то знаю, но это твоему доказать надо…
- Господи! Ну почему я должна все время оправдываться? Почему надо что-то доказывать, если у кого-то язык, как помело?! Сил моих больше нет, - она притулилась к косяку, чтобы не упасть.
- Ты, девонька, не волнуйся, если ко мне подойдет, я ему скажу, что надо. А тот «говорун» от твоей бригады свое получит, мы его быстро проучим… и тебя в обиду не дадим…
- Не надо никого проучивать, - по-детски сказала Женька, - его Бог проучит…
- На Бога, знаешь, надейся, да сам не плошай…

Полдня работа не клеилась - клиенты были раздраженные, грузчики злые, вдобавок, в кассе почему-то не хватало денег. Женька ждала, что нагрянет муж со скандалом. Так и случилось.
- Ну что, шалава, честную из себя воображаешь! А знаешь, что про тебя шоферюги говорят?
- Догадываюсь, - пробормотала она с вызовом, - только покажи мне этого шоферюгу, и пусть он мне ЭТО в глаза скажет!

Мебель только грузили по заказам, поэтому водители и грузчики еще не разъехались, а магазин уже закрывали на перерыв. Горячкин резко взял Женьку за руку, вывел к рабочим и показал пальцем на одного:
- Вот он!
- Костя, скажи мне в глаза, что ты ему сказал, - попросила Женька.
- У меня заказ горит, я уже уезжаю, - трусовато кинулся тот в кабину и быстро уехал, а Женька с мужем стояли, ничего не понимая. Тут подошел Василий Георгиевич, старшОй, как его называли.
- Ну и дурак ты, паря! Чего девку-то срамишь? Ну, ладненькая, гарная, кто ж про такую мечтать не будет, а этот «трепач желторотый».., так ты ему верь больше! Мужики! Айда-ка сюда!- кликнул он.
Тут подошла вся бригада. Они грозно двинулись на Горячкина, защищая Женьку, поддакивая старшОму:
- А ну дуй отсюда, муж хренов, пока тебе ноги не переломали! Девку уже до дрожи довел, если и начнет гулять, так правильно сделает!
Женьке было очень стыдно за мужа и за себя. Чужие люди её защищают, а родной человек, с которым прожили уже семь лет, всеми силами пытается вывалить в грязи.

***
- Дочка, ты никак плакала? Глаза опять красные, - встретила Женьку свекровь, отойдя ненадолго от Павлушки.
- Нет, мама Пана, просто на ветер шла, а он такой колючий сегодня… Как наш сорванец?
- Может быть, может быть, - не очень-то поверила та, - Павлик, мама пришла, иди скорей!
На встречу выбежал пятилетний Павлик. Её солнышко, крепыш и шкода. Она подхватила сынишку и крепко обняла:
- Привет, моё солнышко! Я скучала.
- И я скуцял, пойдем показу, папа масынку новую купил, - он плохо выговаривал шипящие, но от этого был не менее любимым.
- Пойдем, дорогой, немножко порисуем, или покажи, как твоя машинка катается, - не знала,
 куда спрятать мокрые глаза, мама, - скоро Хрюша со Степашкой в гости придут, посмотрим и баиньки.
- Хоцю у бабы баи, - капризно проговорил ребенок, чувствуя напряжение матери.
- А и правда, Пашенька,- подхватила бабушка, - мама устала, пойдем, поиграем, а мама пока покушает, отдохнет, потом все ей покажем…

Женька была благодарна своей мудрой свекрови! Той всегда хотелось смягчить любые драматичные моменты, и за всех-то она переживала – «Мама с большой буквы», как называла её невестка!

Вечером, пока сынишка спал с бабушкой, Юрий слезно уговаривал Женьку уволиться из трансагентства, от греха подальше. И снова она уступила.
«У него сейчас нелегкий период – из спорта ушел, а работу по душе найти не может, ему и так несладко, - оправдывала его жена, - если честно признаться, ей самой уже там надоело. С другой стороны, где найти такую работу, чтобы там совсем не было мужиков?

***
Вскоре одна знакомая, зная, что Женька учится на музыкальном факультете, пригласила её поработать в филармоническом отделе. «Чисто, светло, красиво, и к музыке поближе – об этом только можно было мечтать…». Она, конечно же, согласилась. Вскоре дирекция помогла её семье снять на короткое время небольшую комнату гостиничного типа, бывшую колясочную, где им втроем пока места хватало. Главное - своя кухонка, вода и туалет, свое пространство, где сам себе хозяин! Позже обещали обеспечить жильем постоянным.

Юрий работал на временных работах (шабашил) со своими друзьями. Были в нем и хорошие черты: трудолюбивый, сильный, волевой. Он хотел зарабатывать много и сразу, чтобы хватало и семье, и родителям, но пока этого не получалось. Теперь он часто пропадал на шабашках. А Женька, по-прежнему оставалась одна. Она вливалась в новый коллектив, втягивалась в новую специальность, и, в общем, пришлась ко двору. Но и здесь работали мужчины…

***
- Евгения Александровна, у меня сегодня юбилейчик, приглашаю в ресторан, - Наталья Петровна, властная дородная и скандальная женщина, но самый классный администратор, действовала на Женьку как удав на кролика, - отказов не приму, от коллектива отрываться не гоже!
- Ну, если свекровь согласится забрать из садика сынишку и посидеть с ним, тогда конечно…
- Что значит, «если»… У тебя приличный, между прочим, коллектив… Здесь обособистов не любят, поняла? Надо, так я позвоню!
- Спасибо, я сама…- до вечера еще далеко, может еще и отменится, чего зря свекровь беспокоить, думала Женька, - позвоню попозже.

За час до окончания рабочего дня, Женька договорилась с бабушкой, что та посидит с Пашкой.
Буквально через несколько минут перезвонил Горячкин. Со свойственной ему ехидцей опять попробовал «укусить»:
- Ты сегодня не задержишься случайно?
- Задержусь, на пару часов, быть может… у сотрудницы юбилей, всем отделом собираемся поздравить.
- Что, теперь здесь со всеми трахаться будешь?
- Послушай, ну, сколько ж можно? Если человеку сто раз сказать, что он - свинья, на сто первый захрюкает! – с отчаянием почти выкрикнула она, - но, поняв, что он её не слышит, коротко и решительно закончила:
- Да, буду трахаться, со всеми подряд! И не жди меня рано!

Руки тряслись, а душа кипела, как вулкан, готовая выбросить лаву негодования. «Черт с ним, с идиотом, напьюсь сегодня! Чего хочет, то и получит, чтоб хоть не зря уже… Видит Бог, я старалась сохранить семью, отца ребенку… Господи! Дай мне силы!»

Ей было совсем не весело, когда коллеги танцевали и произносили тосты, поздравляя именинницу, потому что думы о семье, о доме, о жизни путались одна о другую.

Подошел незнакомый мужчина, пригласил Евгению Александровну танцевать. Сначала она хотела отказаться, но вдруг подумала: «Я что, раба, наложница, мне, что теперь паранджу надеть что ли?» - и приняла приглашение. Алкоголь начинал действовать. Становилось все веселей, а координация движений – уже неконтролируемой... Сергей предложил подвести до дому.
- А не хочу домой, гулять хочу!!!
- А муж?
- Объелся груш, пропади он…
Домой все-таки Сергей её довез. Медленно выковыривая свое отяжелевшее тело, как в тумане, Женька увидела Горячкина:
- О, лёгок на помине… груш объелся муж… встречать никак вышел! Женушку свою, шалаву ненаглядную, а? Муж? – у нее начиналась истерика. Она взглянула на нового знакомого и процедила:
- Уезжай, сейчас он тебя бить будет… - и увидела за рулем мерзкое лицо Руслана.
- Жень, пойдем, чего ты при посторонних… - еще одно лицо Руслана.
- А он уже не посторонний, он уже хахаль… он поимел твою жену… Ты же этого хотел! Я тебе изменила, слышишь… Вот теперь я тебе ИЗ-МЕ-НИ-ЛА!

Она все выкрикивала, выплескивала свою лаву, размахивая сумочкой и пытаясь держать равновесие. Горячкин, как мог, обнял её и почти силком втащил в комнату.
- А что ты такой вежливый сегодня, а? Хочешь ударить – бей! Я и сама бы себя отхлестала…
- Два часа ночи, я же волновался, слава Богу, жива… Глупая, я же люблю тебя!
- Ты? любишь? – она вдруг издала такой надрывный неестественный хохот, - ты вааще знаешь – что такое любовь? Тебе это в принципе не дано! Ты любишь меня как игрушку, которой все время кто-то еще хочет поиграть. Самому вроде уже надоела, и другому отдать жалко… Да ведь, муж? Шалава я, шалава… доволен?.. Я ненавижу секс! Не секс с тобой, а вообще секс, НЕНАВИЖУ! Понимаешь! Вы же, кобели, для меня все на одно лицо! Вам же в душу заглянуть не досуг, в дырку бы попасть!!! – и еще что-то колючее, злое, хлесткое.
А потом обреченно добавила:
- И, это ты меня такой сделал… Что хотел, то и получил… - она затихала, а он, не видя её такой никогда раньше, растерянно слушал и гладил её:
- Все хорошо, все хорошо, милая… ты устала, тебе надо отдохнуть… приляг, давай я помогу тебе раздеться…
- Нет! – вскочила Женька, - Я сама! Пусти… курить хочу! Тошнит… - и, звонко икнув, поплелась в туалет.

Забравшись на унитаз, как на Эльбрус, дотянулась до вытяжки, закурила (чтобы в комнату дым не шел). Сбоку на стене, на огромном крюке, висели саночки. Женьку осенила очередная мысль – покончить все разом. Зажигалкой подожгла веревку с двух сторон, чтоб отделить её от санок, развязать не хватило бы силы. Соорудила петлю, накинула на шею, привязала к крюку… и шагнула с унитаза…

Пьяной женщине трудно было в уме сложить длину роста с длиной веревки... Веревка оказалась длинноватой, и Женька грохнулась на коленки, больно стукнувшись, но на веревке все же повисла, не имея сил бороться.

Юрий, услышав грохот, резко выбил дверь (щеколда была хиленькой). Он ловко поднял её, одной рукой придерживая на колене, а второй пытался освободить от веревки…

Кто хоть раз в жизни испытывал похмельный синдром, поймет её состояние на утро. Во рту было сухо и гадко, тело не слушалось воли разума, как будто накануне его использовали вместо боксерской груши. Биологический будильник заставил её все же подняться. Помочиться в постель было бы совсем отвратительным. Бегло взглянув на себя в зеркало, Женька поразилась – на нее смотрела опухшая синюшная рожа, а красная полоска на шее возвращала память во вчерашний «подвиг». Думать ни о чем не хотелось. Юрий сидел в кресле и наблюдал за Женькиным передвижением.
- Счас начнется, - мелькнуло в голове. Но неожиданно услышала:
- Я тебе крепкий чай заварил, лимон нарезал, Павлика у мамы и сегодня оставим, я им сказал, что ты заболела.

Дар красноречия её покинул напрочь. Она выпила чашку чаю с лимоном и опять уснула. Благо, была суббота. К вечеру возвращалось чувство, что она – это она, а за ним и осознание случившегося.
«Что-то не то я в этой жизни делаю, не так живу, не о том думаю, раз Бог опять не дал мне уйти… Может быть, Он показывает мне, что жизнь прекрасна и удивительна, что надо что-то менять: взгляды, мысли, действия… чтобы так бездарно её не тратить… но тогда бы и подсказал, как надо жить? А, Господи? - Что нужно делать, чтобы закончился этот затянувшийся кошмарный сон?»

В понедельник замдиректора по хозчасти попросил срочно освободить комнату, так как приезжает важный артист, мол, это ненадолго, недели на две, там освободится другая комната, которую клятвенно обещал отдать Женьке. «Значит опять к родителям?»
Вещи собрали быстро. Успели только занести в родительскую квартиру, распаковывать решили завтра. Звонок раздался неожиданно. Звонил Славка, подельщик и собутыльник Юрия:
- Срочные сборы на очередную «денежную» халтурку.
Горячкина через полчаса уже не было. «Вот и хорошо, вот и славненько, - думала Женька, - значит, так тому и быть».
На следующий день она подала заявление о разводе, взяла сумку со своими и детскими вещами, сынишку, и ушла к подруге Галке - супруге того самого Славки, который вместе с Горячкиным «заколачивал бешеные деньги». На ближайшие полмесяца работнички оставили своих жен в покое. И Женька опять решила начать свою жизнь заново… Ради сына!

***
Сегодня в кабинете Женька работала одна, администраторы выехали в область «на задел» концертов. Она наслаждалась одиночеством. Никто не мешал, не расспрашивал и ничего не советовал. Спокойно закончив печатать протокол проведенного худсовета, отложила бумаги аккуратной стопочкой в левый угол стола и приготовила чистый лист для плана на неделю. По радио зазвучала песня Джо Дассена, задев сокровенные струны Женькиной души. Непонятная волна нахлынула на неё, отчего-то вдруг стало себя жалко, и глаза наполнились соленой влагой.

- Жень, уже обед, скоро наша партия, одна пара осталась. Смотри, какую ракетку приобрел, хочешь, тебе отдам? – стремительно и внезапно вошел Гера.

Начальник технической службы Георгий Знанский, спокойный, худощавый, высокий, красивый, но сумрачный и всегда усталый мужчина, как-то случайно стал Женькиным партнером по игре в настольный теннис. Каждый день в обеденный перерыв любители размяться получали удовольствие от игры. И вот уже два года почти никто в коллективе не мог их обыграть в паре. Даже на городских соревнованиях между предприятиями они побеждали чаще других.В них было много общего. Им нравились одни и те же песни, фильмы, книги. На многие вещи одинаковые взгляды…

Евгения Александровна относилась к Георгию Михайловичу ровно, не более, чем к партнеру, зная, что у него есть жена-артистка и маленький сынишка – нежный, симпатичный с пухлыми губками малыш. Правда, мысль «вот такого бы мужа, спокойного и рассудительного, заботливого и надежного», её иногда посещала. Но она её старательно гнала: «Этого не может быть, потому что быть не может вообще! У него замечательная семья…». Только вот его изрядно поношенный темно-синий пуловер и давно неглаженные брюки, иногда вызывали сомнения по этому поводу. И чисто по-женски хотелось все это привести в порядок.

- Что-то я сегодня не в форме… - ответила она, отводя глаза в сторону.
- У тебя что-то произошло? Почему глаза на мокром месте?
- …
- Ты можешь, конечно, не отвечать, это твое личное дело, только я все равно вижу… и мне не безразлично, что происходит с моим лучшим другом…

Такое доверие располагало к откровению.
- Просто, я ушла от мужа…
- И все?
- …!
- Ничего страшного, у всех так бывает, помиритесь.
- Это в принципе невозможно…
- Ты серьезно?.. И ты никогда к нему не вернешься? – вдруг оживился он.
- Нет, как бы ни было трудно…

Гера стал болтать какие-то несуразицы, а Женька не понимала, чему он радуется. А может, просто пытался ей поднять настроение?
На партию в теннис он все-таки Женьку вытащил. Да, хорошая физическая нагрузка снимает нагрузку психологическую. Освобожденная на какое-то время от душевного бремени, она с усердием принялась за работу. А вечером Гера зашел за ней, чтобы проводить до дому.

ДорОгой Женька вкратце поведала, что временно живет у подруги, пока дирекция ищет для неё жильё. А на вопрос о бывшем муже отвечать не хотелось. Ответила коротко:
- В разводе не бывает виновен один. Только оба виноваты. Он – не идеал, я - не ангел, так и не смогли построить крепкую ячейку общества, не смотря на почти девять прожитых совместно лет.

С этого дня Гера «взял шефство» над Женькой: в доме у Галины хоть и числился муж, но мужской руки, видимо, ни к чему приложено не было. Гера постоянно что-то прикручивал, прибивал, приворачивал, ремонтировал, подолгу играл с ребятишками… и уходил заполночь.
- Такое ощущение, что он не очень домой спешит, - с сарказмом отметила однажды Галка, - может ты его приворожила?
- Ты что? Мы просто друзья, я всего лишь попросила его кран у тебя в ванной посмотреть, который, между прочим, вечно капает так, будто по мозгам стучит.
- И ко всем он по первому зову идет краны ремонтировать? – ехидничала подруга.
- Галка, не задавай идиотских вопросов, - бесилась Женька. Она и сама догадывалась, что Гера неровно к ней дышит. Но боялась в это поверить. Тем более, он ни на чем не настаивал, ничего не просил взамен, как другие мужчины. Он вообще был другим.

Все чаще Гера стал засиживаться в гостях у подружек. Галка после ночного чаепития уже уходила спать, а «друзья» могли говорить до полуночи. Однажды Женька спросила:
- Почему ты не торопишься домой?
- Я сейчас живу у мамы, потому что ушел от жены в тот же день, когда ты - от мужа.
- Вот почему ты каждый вечер звонишь маме – скучаешь по сынишке?
- Да, хотя он чаще бывает с нами, чем со своей матерью, - он грустно улыбнулся.
- Ничего страшного, у всех так бывает, помиритесь…
- Это в принципе невозможно, - теперь уже он говорил её словами.

***
Приближался любимый Женькин праздник – 8 марта. Единственный день в году, когда все мужчины улыбаются, говорят приятные вещи, дарят цветы… когда можно почувствовать себя Женщиной! Красивой, любимой, нежной и неповторимой. Пусть один день… но почувствовать.

На работе планировался концерт (самодеятельный, конечно, силами и придумками мужской половины, с утра находящейся в суетливых хлопотах и эйфории) и праздничный ужин. Выступление «технарей» было не просто забавным и веселым. «Собачий вальс» в фортепианно-голосовом исполнении трех взрослых мужчин, одним из которых был Гера, практически вынуждал всех держаться за животики. Пародии на популярных тогда торговцев с рынка и «маленьких лебедей» в балетных пачках поверх брюк вообще невозможно было передать словами, ЭТО надо было видеть! «Театр самодеятельных артистов» дарил волшебство юмора, потому что так заразительно и открыто Женька не смеялась последние несколько лет.

Цветы и сувениры от профсоюза, премии в конвертиках от дирекции, шампанское, тосты, шары, шутки, викторины от измученных всем этим, но радостных мужчин, принимались как самый приятный подарок жизни.
И жизнь, действительно, была прекрасна и удивительна!

Когда зазвучал популярный в то время «Букет» Александра Барыкина, Гера пригласил Женьку танцевать. Его руки как-то странно были напряжены. В них чувствовалась легкая дрожь, хотя холодно не было.

- Я очень давно тебя люблю, с тех пор, как ты стала у нас работать. Но тогда я думал, что у тебя счастливая семья, и боялся даже надеяться, что мы когда-нибудь можем быть вместе. Я хочу, чтоб это было навсегда! Ты выйдешь за меня?
- Я подумаю, весело и кокетливо произнесла Женька, пребывая в прекрасном праздничном настроении, но поймала себя на мысли – насколько же похоже они думают.

Он нежно обнимал её в танце, и ей, как никогда раньше, не было это противным. Напротив, в его объятиях она чувствовала себя словно защищенной от внешнего мира. Два сердца бились в унисон, и никого вокруг уже не существовало…

Они возвращались после одиннадцати, когда лифт уже отключили, а Галка жила на 9-ом этаже. Женька, глубоко и с сожалением вздохнув, закатила глаза в потолок и только представила: как же она на своих отекших, деревянных ногах доберется до нужной двери, как Гера подхватил её на руки и понес. Она обхватила его за шею, приклонив голову на грудь, а в голове пульсировала мысль: вот бы всю жизнь так!

- Я готов носить тебя на руках целую жизнь! – словно читал её мысли Гера.
Но на седьмом этаже она попросила её опустить, жалко ж мужика, еще надорвется! Так и повелось, пока они жили у Галины, у Женьки каждый день был персональный лифт до 7-го этажа.

В этот вечер Гера захотел остаться, объяснив, что маму уже предупредил. И Женьке тоже, почему-то, совсем не хотелось его выпроваживать. Они долго, без слов, смотрели в темноту засыпающего города из кухонного окна, обнявшись и слегка покачиваясь. Он нежно целовал Женькин затылок, вдыхая аромат её волос, все плотнее прижимаясь к её спине и не скрывая жар своего желания.

Он не требовал близости, но довольно искусно ласкал любимую женщину, пока у неё не возникло ответного желания. Медленно и тихо снимая с себя одежды, почти не отрывая губ друг от друга, они переместились в комнату, которую Галка, видимо, о многом догадывавшаяся, оставила для них с уже приготовленной пастелью.

Женька просто уплывала от этой неземной нежности. Его шаловливый язычок, сначала щекотавший ушко, медленно двигался попеременно к мягким теплым бугоркам… потом ниже и ниже…
Нежные пальцы скользили по плечам, набухшим соскам, животу и бедрам. Обрывки плавно текущих стихов, песен так же тепло растекались в её сознании, обволакивая не испытанной доселе, непонятной и притягательной истомой, рождающей завораживающие стоны. Только Он и Она… как единое целое! Даже пространства, будто не существовало!

Ночь была необыкновенной! Впервые в жизни Женька ощутила блаженство секса и испытала оргазм. Ненавистное лицо из далекой юности больше не напоминало о себе. Затянувшийся кошмарный сон длительностью в десять лет закончился. На смену пришло чарующее чувство неги, неуемной страсти, восторга, от которого сдавливало дыхание, и не хватало кислорода… Она поняла, что влюбилась… всерьез и надолго.

Эпилог
Как строили свое счастье и боролись за него Женька и Гера, знают только они! И я. Но это уже совсем другая история. Когда-нибудь я, может, и расскажу о ней читателю.

Мы не виделись с Женькой целых сто лет! Два бокала «Мартини», так и не выпитые до конца, искрились лампочным светом, располагая к дальнейшей беседе и даря воспоминания о нашей дружбе и стремительно ушедших годах.

И сейчас, сидя передо мной как на исповеди, по-прежнему красивая, слегка располневшая, ухоженная Женька, вот уже пять часов подряд, то плача, то смеясь, рассказывала историю своей жизни.
Мы рассматривали фотографии, читали друг другу стихи, вставляя то и дело анекдоты «в тему», и уносились в те нелегкие, но такие прекрасные годы.

- Жень, но ведь были же у тебя и веселые, и счастливые моменты в тот период?
- Конечно, были, Тиночка! Просто, радость не так остро помнится, как боль. Согласись, когда тебя донимает саднящий, незаживающий мозоль, о смешном не думается. А если этот мозоль долгое время на твоем сердце… А счастье… оно настолько зыбко, что много о нем говорить боязно – вдруг сглазишь. За все надо платить…

Она не была безгрешной и откровенно мне в этом признавалась. Главная её беда (как она считала) - это долгое нежелание поверить в новую любовь, в другого мужчину и чистые отношения, неумение радоваться жизни и боязнь общественного мнения, потому что когда-то один подонок, насладившись животным инстинктом, исковеркал нежную ранимую душу, даже не задумавшись, что с ней будет.

Сегодня она счастлива! Двадцать лет, прожитые с Герой, подарили ей то, о чем она мечтала раньше: полноценную семью, внимательного мужа, здоровых деток и заботливую бабушку (Женька выполнила обещание перед своей мамой, которая много лет уже живет с ними).
Действительно, за все надо платить! Кто бы только знал – кому, когда и сколько? Вероятно, Женьке стоило заплатить десятью годами ошибочных мыслей и поступков, чтобы заслужить и выстрадать свое счастье.

Я внимательно слушала подругу, переживая с ней все её испытания, и думала: жизнь гораздо умнее нас! Она наказывает за неверие и нелюбовь, уныние и неприятие! Но стоит нам обрести веру в хорошее, научиться прощать (себя в первую очередь), радоваться каждому мгновению, быть благодарными за то, что нам посылается, не требуя ничего взамен, как жизнь щедро одаривает нас счастьем, которое, быть может, давно рядом, но которое так нелегко разглядеть…