Надежда

Поздний вечер, грязная обшарпанная лестница, знакомые, но в то же время незнакомые люди вокруг. Как она сюда попала? Какими ветрами ее занесло в несвойственную ей остановку. Ведь и не пьет же, не курит. Дымно вокруг, а на душе как-то совсем гадко и неуютно. Она уже последние минут пять не следила за разговором, а рассматривала облупившуюся на стенах краску непонятного цвета. Точнее, он был понятным лет 10 назад, наверное. Да, десять лет назад он был зеленый или синий. А сейчас это просто цвет болота. Что, впрочем, и не удивительно, судя по обстановке.
Практически каждого, из окружающих ее людей, она знала совсем не таким, как сегодня. Бутылка и разлитая водка в принесённые откуда-то кружки. Что-то из закуски… Ее вообще стол мало интересовал. А в ходе последних событий, ее вообще перестало интересовать все. Наверное, кто-то заметил, столь страдальческое выражение ее лица — вокруг загалдели что-то в ее сторону.
— Ну, бери же! — протягивал ей кружку Скульптор.
Она отказывалась, а он упрямствовал.
— Да она ж не пьет… — вспомнил кто-то.
Вот кому она будет благодарна, но только не сейчас — нет сил… совсем нет сил…
— …И никогда не поймут, я вам говорю! — продолжал незаконченную мысль Музыкант. — Людям привычны их мысли и желания — вот это понятно!
—  Искусство должно развиваться, а богатство только мешает этому, разве не так? На полный желудок ты не сможешь мыслить. Тебе захочется спать, потом, извините, в туалет. А куда же денется творчество? Оно угаснет! — Скульптор развел руками, всем видом показывая, как лопнут твои способности при полноте жизни.
Все закивали.
— Давайте выпьем за истину! — предложил парень, сидящий от нее в стороне.
Все подхватили.
Выпили. Закусили. Кто-то начал читать наизусть Есенина. Она подняла глаза — Тимофеева. Войдя в роль, случайно разбрызгала содержимое стакана. Деликатно извинившись, изящным движением стряхнула брызги с руки.
— Какое здесь потрясающее небо, — сказал Музыкант, докуривая сигарету, — сразу столько мыслей…
Он потушил окурок об стену и швырнул в открытое окно.
— Да, осень выдалась золотая. Раскидала краски свои, осталось только собрать их в пахнущий букет, — подтвердила Тимофеева. — А ты чего молчишь?
Она не ответила. Ссылаясь на незаконченные дела дома, ушла.
Пьяные рассуждения и мутные глаза — разве это то, где рождается истина? Она представила себе, как Скульптор, не помня себя, лепит портрет матери с ребенком. Что он вложит в образ самого счастливого мгновения жизни? А в грязи и тоске как может родиться произведение?
Она рыдала, возвращаясь домой. Хорошо, что нет макияжа — отказалась от него уже давно.
Такие светлые и милые — как могли так низко пасть? Не знала их или знала с другой стороны?
Было зябко. Вот уже и метро. Вечером тут так пусто и уютно. Последние пассажиры разбрелись по станции. Из глубины темноты вырвался свет и, громыхая, показался поезд… В свете фар она пообещала себе, что будет идти только вверх.

— Надя, тебе нужно сказать несколько слов. Куда ты пропала?
— Вернулась на пару лет назад, — улыбнулась в ответ та, отрывая взор от фотографии поезда.
Она вышла к гостям. Улыбающиеся лица со стеклянными, ничего не выражающими глазами. Утонченные вкусы, вежливые беседы, светские разговоры… Отовсюду какие-то поздравления. Знала, что это неотъемлемо для выставки, тем более авторской. Ну, почему же она опять чувствует что-то не то? Она окинула взглядом помещение, свои фотоработы, своих «друзей»… Ей захотелось не быть здесь и сейчас. Сжалась, как котенок. Мысли посетителей роились под потолком. Такие тяжелые и не отражающие настроения ее работ. Для чего же она делала выставку? Вот, что было там «наверху», куда пообещала себе идти?
Искала и ищет. И вдруг так отчетливо поняла, что не нашла… Не дошла. Боль. И вдруг — свет софитов, аплодисменты. Вот сейчас, вот здесь будет выбор. И зашептали ей на ухо все, кто мог повлиять на эти шаги. Закружили свои дороги, пытаясь запутать снова и снова. Для кого творчество? Для чего раскрывать знания? Его никто не возьмет.
Из-за света она не могла видеть тех, кто ждет ее речи. Но от этого было даже приятно. Были те, кто ее любит, и они за неё рады. Но рады лишь за её «мечту», только сбывается она только в их понимании.
А чего же сама хотела? Не становиться таким бесполезным существом.
— Прочтите моё послание, — зашептала она, а микрофон усилил ее шепот до механического скрипа, — примите моё дыхание. Вот в этих фотографиях… Проследите смысл и услышьте меня.
Все дружно зааплодировали, принимая паузу за окончание речи. Слезы прыснули из ее глаз, но она их удержала.
— Спасибо, что пришли. Спасибо, что разделили со мной эту важную для меня минуту, — промолвила Надя, потому что знала, что это они хотят услышать. – Прошу всех пройти в зал для фуршета.
Народ двинулся в соседний зал. А она подошла к фотографии с поездом. Посмотрела на фигуру девушки, изображенной на ней, и сняла. Какое-то тепло и радость обуяли ее — прижала к себе и, в чем была, выскочила на улицу.
Весенняя прохлада действовала как лекарство. Вечернее небо улыбалось алыми губами, щекотаемое ветвями высоких деревьев. Надя была счастлива, хотя разумнее было расстроиться — как человек была не понята. Но сама-то поняла! И счастлива. Ведь это все не главное. А ты подарила им то, что пыталась донести до сердца. И понимают тебя каждый по-своему. Но никто не видит твоими глазами. Теперь ты в покое, пусть ходят по своим дорогам.
Надя сидела на скамейке в обнимку со своей фотографией. Улыбалась, плача от счастья. Проезжали машины, проходили люди, удивленно оглядываясь на нее. А она, как букет цветов раскрывалась весенним цветом и ждала чего-то, зная, что будет.
Она просто где-то посередине. И те, что остались в обшарпанной комнате и те, что пьют из высоких красивых бокалов, не будут рядом, а надо ли это? Вспомнила о нем и улыбнулась, как мило он смотрится спящим. Он опоздал и, возможно, не придет. Но это не имело значения, потому что она только сейчас поняла во имя чего всё.
И будут они вместе, она знает, сидя на этой скамеечке рядом… Девушка повернула голову и увидела его. Он бежал к ней.
— Прости меня, я немного задержался! А ты почему тут? Всё уже закончилась? И почему ты раздета?
— Вот — это только для тебя!
Она протянула ему фотографию. Он снял с себя куртку и накинул ей на плечи. Что-то говорил о том, что она сошла с ума — холодина какая. Потом говорил что-то еще, утирая ее слёзы. Спрашивал, суетился. Она улыбалась, говорила, что не в том все дело, что знает теперь всё!
Он выхватил у нее фотографию и положил на скамейку, чтоб помочь ей одеться. Она смеялась, умоляя оставить все как есть. Он ворчал о ее непослушании.
— Ну, как же ты не понимаешь? Ты моя Надежда, а холодный ветер тебя может просто отнять у меня! – шептал он ей на ухо.
А потом что? А потом они ушли. Улыбались, поняв всё только сейчас. А весенний еще прохладный вечер, окутывал песней ветров оставленную фотографию на старой скамейке у высокого дерева. Солнце ушло, уступая дорогу небесным звёздам.

17.01.2009