Сумасшествие

Пролог

«Мне было 25 лет, - так писал пациент № 154 в своем дневнике, - когда в палату привели девушку. Она не выглядела сумасшедшей, даже не бунтовала, просто зашла в комнату, села на кровать и закрыла глаза. Все местные больные с любопытством разглядывали каждую ее деталь. Мы, психи, всегда уделяли основное внимание мелочам. Они характеризуют человека, даже, когда он и не догадывается об этом. Я пытался рассмотреть, кто же она, но ничего не мог понять. Черные лохматые волосы говорили о ее безумстве, но спокойно лежащие пальцы на подушке утверждали, что она совершенно спокойна. Глаз я так и не лицезрел, она старательно прятала их от окружающих. Ей шла белая одежда. Врачи говорили с ней тихо, чтобы никто не слышал. Девушка практически ничего не отвечала, будто желая от них скорее отделаться. Наконец, медицинские работники удалились, оставив гостью в полном одиночестве. Да, в полном, ибо в сумасшедшем доме не существует никого, кроме тебя и твоих проблем».
Дневники сумасшедших почему-то читают только врачи. Остальные либо боятся, либо считают, что в них нет ничего интересного, но, знаете, мы тоже люди, просто нас посадили в одно здание и сказали, что мы больны. Мы не больны, мы просто живем в другом мире. У нас другие правила, в нас другие души, мы чужие среди вас, но вы замечаете это только тогда, когда мы встаем на путь сопротивления.
Сумасшедшие пишут на другом языке, непонятном обычным людям. Каждое наше слово – символ, каждый наш звук – знак.
«Я пришла в эту комнату и поняла, что на этом-то все и закончилось. Я больше не увижу свет. Тот, мой свет. Врачи обещают меня вылечить. От чего? От себя? Странно. Странно, что здесь вокруг так тихо. Я думала сумасшедшие бегают по стенам, а они мирно таятся по углам. Я не хочу, как они».
Каждые три часа они вкалывали нам какие-то препараты, от которых тошнило и хотелось еще больше убежать в никуда. Добрый старичок в халате, смеясь, пихал мне в рот таблетки, проверяя, чтобы их выпила. Я пила. Мне приходилось глотать эту дрянь.
С течением времени, я начала замечать, что меня тянет в угол. Пальцы нервно сжимались, я месяц не смотрела в зеркало. И вот наступил день первого психологического занятия в группе. Где я встретила его. Человека моего выдуманного мира.


Он.

- Ваше имя, - спросил строгий голос врача.
- Василиса Савишна.
- Ваш возраст.
- Не помню.
- Где жили?
- Дома. Может быть, остановимся?
- Отвечайте на мои вопросы, - после продолжительной паузы добавил, - пожалуйста.
- Я в тюрьме?
- Нет, вы в больнице. Вы готовы работать с нашими врачами?
- О, с удовольствием, - засмеялась Девушка, закачавшись на стуле.
- Перестаньте!
- Испугались? – глядя исподлобья, поинтересовалась Вася.
- О, да Вы еще и играть вздумали.  Ну, посмотрим, что с вами тут станет. А пока разберемся с вами, указывая на молодого человека справа от меня, - Ваше имя.
- Самуил Яковлевич Маршак.
- Ваш возр… Как ваше имя? – сделав дикие глаза, переспросил врач.
- Александр Дмитриев, вы что, плохо слышите? – спрашивал невозмутимым голосом юноша.
- Возраст, - смутился старик.
- 25, послушайте, Валерий Семенович, вы же меня знаете,  что вы все время меня мучаете этими вопросами.. – устало глядя в пол, проговорил пациент.
Я еще тогда не осознала, что Саша говорил очень…  нормально. Более того, любой другой здравый человек позавидовал бы такой речи. Но тогда я была слишком ориентирована на реальность, полностью не понимала, где я, не смотря на то, что в больнице прожила более месяца.
- Не спорьте со мной, Дмитриев! Такова методика.
Так Валерий Семенович Бряхов, а именно такая у него была фамилия, спрашивал и новых и старых пациентов.
Вся процедура была направлена на нашу память. Осознаем ли мы, где мы, что с нами. Все были совершенно адекватными, кроме Марии. Эта девушка постоянно кидалась на врачей, крича, что она обязательно выберется из этого дурдома. Ее одевали в смирительную рубашку и уводили в палату, откуда слышались ее грустные песни. Какие красивые песни сумасшедших. Они забирают все мысли. Абсолютно. Слушая ее, мы оставались наедине с собой.
Палаты у нас были на троих. Запрещалось общение. Любое. Только на специальных собраниях и прогулках. Юноши были в одной части здания, Девушки в другой.
Странно, но в нашей больнице было много пожилых людей. Но они все время молчали.
Прошло еще несколько месяцев. Я почти привыкла к своим ощущениям в этом аду.
С Александром Дмитриевым мы встречались редко. Он был высоким юношей с темными волосами. Почти ни с кем не говорил, был горд , поэтому его не любили врачи. Он язвил им, как и я. Разница лишь в том, что Саша оказался здесь в связи с сильной болезнью. Психологической.  Работа отняла у него многое: время, любимую и собаку. Да, так он и писал мне в письмах, точнее на салфетках. Нам не разрешено было общаться с мужчинами, а мужчинам с женщинами, наверное, чтобы не появилась любовь. Но этого не получилось. Я влюбилась.
«Дорогой Сашенька, давай встретимся сегодня в столовой за 9 столиком? Я очень хочу увидеть твои сумасшедшие глаза. Василиса».
«Любимая моя Васечка, прости, что не смог подойти ближе, глав. Врач смотрел за нами, он видит, что между нами что-то есть, до завтра».
«Саша! Почему тебя нет?»
«Васька, я приду сегодня к тебе, выйди в коридор, мы встретимся в вестибюле».
«Саша, почему ты не пришел?»
«Сашенька, где ты?»
«Александру Дмитриеву, текст отсутствует»
Его выписали. И он ушел. «Саша не написал даже слова мне. Видимо, посчитал меня сумасшедшей и не стал размениваться на мелочи. Я даже ни разу его не поцеловала. Но я отпустила его мысленно, простив и поблагодарив за все те дни, что он мне писал. К тому же он теперь свободен, он «вылечен», а я.. а я все так же больна, и мне не остается ничего другого, как пить эти таблетки, получать дозы в вену и медленно гнить в углу своей палаты».


Она.

«Меня выписали, потому что нам нельзя было быть с ней вместе. Меня выписали, сказав, что больше не нуждаюсь в лечение. Но выйдя на воздух, я понял, что болен. Болен еще сильнее, чем когда-либо. Я болен ею. Каждый мой вздох был для нее, каждая мысль была о ней, каждый шаг был от нее и в сторону. Когда я вышел за пределы больницы, последнее, что я увидел, заглянув в окно, это Василису, которая мирно сидя на кровати, положив ноги на подушку, расчесывала свои черные длинные волосы. Я видел, что ей грустно, видел, что нужен ей. А она нужна мне. Но отныне я здоров, а она больна. Между нами целая пропасть общества, и я во что бы то ни стало, заберу ее оттуда».
Так я писал в те дни. Разве может быть что-нибудь романтичнее этого? Моя любовь была заперта в клетке, я знал, что еще некоторое время, и она потеряется. Лекарства начнут действовать, и она станет мне чужой, как и себе.
Но что я мог сделать?
Я ходил к ним, просил выписать Василису. Но администрация строгим голосом отвечала, что это невозможно, пациентка не здорова и требуется в тщательном осмотре. Она думала, что я оставил ее, она не видела меня в окнах, как видел ее я. Она пела. Пела каждую ночь. А я каждую ночь слушал ее и ругал себя, что не могу быть с ней сейчас рядом.
С каждым днем Василиса все реже появлялась на улице, в основном в палате. А потом ей стало скучно. И весь ее мир превратился в противостояние ада и рая. И я потерял свою Василису.


Дьявол во мне

«Я сошла с ума» - последние слова в моем дневнике психиатрической больницы.
Да, я действительно превратилась во что-то странное. В моей голове начались галлюцинации, я видела образы, их было много, они мне снились, я играла ими, но проигрывала в неравном бою.
После трех попыток «научиться летать» меня перевели в комнату, где я постоянно сидела в смирительной рубашке. Я стала агрессивной. Вспоминалась Мария. Та, что так же сходила с ума. В больнице отныне меня уже никто не навещал. Василиса Савишна официально считалась забытой. Ее просто не стало. Но я жила. Там, далеко. В углу своей белой палаты, разговаривая с Богом и Дьяволом, крича и сходя с ума. Я забыла, что значит еда, я не ела и не пила. Я перестала смотреть обычным взглядом, только волчьим и безумным. Не спала, потому что это было все равно, что бодрствовать только лежа. Я официально умирала. Но никто этим не интересовался. Врачам только было это и надо. Меня превратили в подопытного кролика, который медленно сжирал себя изнутри.
Я забыла о Саше. Забыла, кто я. Я стала Альтой. Так отныне я себя именовала. Поправка. Не я. Так меня именовали ОНИ.


Они

Кто это были? О, это хорошо объясняли мои лечащие врачи. Они говорили, что это связано с раздвоением личности, что шизофрения острой направленности. Но это для меня были пустые слова. Я знала, что они есть. Я видела их, и они видели меня.
Однажды я сумела выбраться из комнаты и перегрызла глотку охраннику.  Меня вовремя оттащили, и он остался жив, а я лишь смеялась. На следующий день я не могла пошевелиться, так как в меня вкололи массу препаратов, и я стала мумией.
Тени кружили вокруг меня, их руки тянулись ко мне со всех сторон, они душили меня, тащили куда-то. Я пыталась закрыть глаза и слышала, как они шипят. Все. Постоянно. Слезы ручьями катились из алых глаз.
Один врач решил помочь мне. Он развязал мне руки, и когда я открыла глаза, я увидела Сашу.
Он повел меня по коридору, держа за руку. Мы смеялись, мне было наконец-таки хорошо. Он вывел меня на крышу, сказав, что тут я вылечусь. Мы разговаривали, веселились. Я была самой счастливой на свете. Слезы счастья капали на асфальт где-то далеко внизу.
Саша поцеловал меня и отпустил руку.

Эпилог

Она перетянула веревку на шее, которую нашла под кроватью. Играла, но ее мысли!.. Я не мог поверить, что это случилось. Так молода. Врачи сказали, что ее галлюцинации привели ее на крышу. Что те воспоминания в голове ожили и пришли в реальность, чтобы забрать ее. Она не хотела умирать. Я это знаю.
Врачи. Их эксперименты забрали ее у меня.
Я получил разрешение ее забрать за день до гибели. Не успел..