Пятнадцать минут

Воспоминание о Дмитрии Михайловиче Балашове

С чем можно сравнить человеческую жизнь? Наверное, со многими вещами и явлениями. Я вот, например, часто сравниваю различные эпизоды жизни с многообразными природными явлениями, но чаще с теми, которые любопытное человечество объединяет под названием погода. В жизни, как и в природе, бывают погожие и ненастные дни, прохладные грозовые ливни и знойное безветрие, снежные бураны и суховеи, унылые вечерние сумерки и яркие, непревзойдённой красоты рассветы, которые запоминаются надолго, а порою и навсегда.

Если сесть и как следует задуматься над тем, что ты, собственно, повидал в своей жизни, что знаменательного, судьбоносного запечатлелось в твоей памяти, того самого, что затрагивало бы струны твоей истинной сути и добивалось мелодичного, живительного звучания души, то памятных мгновений такого значения наберётся, увы, совсем немного. Это правда, в жизни обычного человека свершается, как правило, всего лишь несколько поистине знаменательных событий, которые он будет помнить всегда, что бы ни случилось. Ничто не в силах уничтожить воспоминания об этих секундах, минутах, реже часах и совсем уж редко днях. Для меня одним из самых погожих дней в жизни является краткая, но весьма примечательная встреча с Дмитрием Михайловичем Балашовым. Всего пятнадцать минут общения с великим русским писателем оставили в моей памяти неизгладимый след, который снова и снова предстаёт на горизонте моей жизни, как удивительно красочный, безветренный, наполненный чарующими звуками тихого мудрого голоса рассвет...

Ещё до знакомства с творчеством Дмитрия Михайловича я буквально бредил русской стариной. Наиболее сильное впечатление произвела на меня Куликовская битва. «Эх, ведь смогли же мы побить монголов, когда захотели!» - с запоздалой на несколько веков досадой снова и снова  повторял я про себя, читая очередной художественный или документальный материал о знаменитом Донском побоище. Да, мы многое можем, когда по-настоящему захотим. Мы - это весь русский народ, объединённый в единое, многоликое целое великим человеком в паре с великой идеей. Мы действительно можем воплощать в жизнь грандиозные замыслы, о чём свидетельствуют многочисленные примеры из отечественной истории. Правда, мы способны как на прекрасное, так и на ужасное... Но Куликовская битва - это воистину величайший пример несокрушимого единства русского народа, которого так не хватает в наши дни.

Именно в период увлечения историей Куликовской битвы в моей голове постепенно созрела идея сплести кольчугу. Эта затея привлекала меня не только пламенным желанием заиметь собственный рукотворный доспех древнего воина. Кропотливая работа плетения должна была научить терпению, которого мне тогда явно не хватало в жизни.

Работа, которую я выполнял регулярно в свободное от учёбы в мединституте, а позднее от работы врача время, продолжалась на протяжении без малого трёх лет. Учить меня древнему оружейному искусству было некому, поэтому я несколько раз переделывал своё изделие, чтобы добиться максимального сходства с настоящим кольчатым доспехом. Когда окончательный вариант кольчуги был готов примерно на две трети, я впервые познакомился с книгой Дмитрия Михайловича «Младший сын». Как заворожённый я с какой-то глубинной радостью погрузился в мир древней Руси, искусно воспроизведённый неоспоримым литературным талантом Дмитрия Михайловича. Я испытывал истинное упоение от прочтённого, искренне радовался удаче, что, наконец, нашёл именно такую книгу, которую уже давно желал прочесть. Я читал и плёл, плёл и читал, рискуя навлечь на себя недовольство моих домашних, но не в силах ничего поделать с собой. В то время я как раз проживал в Новгороде, куда попал по распределению после окончания Саратовского мединститута. Уже в момент первого знакомства с творчеством Дмитрия Михайловича в областной Новгородской библиотеке я узнал, что автор так полюбившейся мне книги «Младший сын» живёт и работает именно в Новгороде! Мог ли я тогда помыслить о личной встрече с великим писателем? Не, конечно же, не мог. Слишком недосягаемой мне тогда казалась ослепительная вершина, на которой царил величественный талант Дмитрия Михайловича.

На протяжении двух лет я не смел тревожить его. После «Младшего сына» я с нетерпеливой поспешностью прочитал книгу «Великий стол», а затем нарочито медленно насладился третьей книгой «Бремя власти», третьей из серии «Государи московские». К тому времени моя кольчуга была готова. Не бог весть какая искусная работа, но всё же своими руками сплетённая кольчатая рубаха.

Незаметно наступил 1990 год. Мой новгородский период жизни медленно, но верно подходил к завершению. Именно поэтому я всё-таки решился не упустить своего шанса на встречу с так полюбившимся мне писателем.

Двадцать первого марта 1990 года я сложил свою кольчугу, сунул её в обычную матерчатую авоську и решительно отправился прямо домой к Дмитрию Михайловичу. Его домашний адрес мне с большой неохотой сообщили в областной Новгородской библиотеке, при этом библиотекарь настойчиво просила не беспокоить по пустякам уважаемого и весьма занятого человека. Я искренне пообещал, что зря беспокоить не буду.

В тот момент, когда я всё-таки решился нанести незваный визит Дмитрию Михайловичу, я уже не думал, что побеспокою понапрасну. Мне просто хотелось искренне поблагодарить писателя за его поистине титанический и прекрасный труд - замечательные, насыщенные прозорливой правдивостью книги о древней истории нашей России. В знак благодарности и признания я нёс свой, несравнимый по значимости, но, как мне думалось, желанный его душе подарок. Слава Богу, я не ошибся в своих ожиданиях.

Итак, проделав необходимый путь, я, наконец, очутился перед входной дверью квартиры Дмитрия Михайловича. После минутного смятения и трепетного ожидания я решился и позвонил. Дверь открыла супруга Дмитрия Михайловича - молодая миловидная русская женщина, увидев которую я вдруг ощутил в душе спокойствие и обрёл уверенность. Лишь совсем недавно я, наконец, узнал, что зовут её Ольга Николаевна. А тогда всё было призрачно, как в тумане, и наполнено каким-то едва уловимым для меня смыслом, который я постигаю до сих пор.

Внешне Ольга Николаевна оказалась именно такой, какой, по моим представлениям, должна была быть жена неординарного творческого человека - спокойная, терпеливая, заботливая, нежная. После обычного обоюдного приветствия я поинтересовался у неё, дома ли Дмитрий Михайлович, ибо он мне очень нужен всего на несколько минут по одному крайне важному делу. В ответ Ольга Николаевна снисходительно и в то же время удивительно по-доброму улыбнулась мне, попросила подождать и отправилась сообщить Дмитрию Михайловичу (хвала небесам, он оказался дома!) о нежданном визитёре. Примерно через полминуты она вернулась и сообщила, что Дмитрий Михайлович сейчас ко мне выйдет, после чего тихо удалилась по своим домашним делам.

И вот из своего кабинета, видимо вынужденный оторваться от своего важного дела, выходит сам Дмитрий Михайлович! Он медленно идёт по коридору, останавливается в шаге от меня и здоровается тихим приятным голосом. Я здороваюсь в ответ, пока не смея протянуть для приветствия руку, и впиваюсь в него восхищённым взглядом истинного почитателя. Небольшого роста, в старого покроя чёрном пиджаке, белой косоворотке, полосатых штанах, заправленных в начищенные хромовые сапоги, Дмитрий Михайлович застыл передо мной в немом ожидании. Аккуратно подстриженные серебряные волосы, такие же усы и борода, красивое лицо и пристальный, изучающий взгляд. Его умные голубовато-серые глаза смотрели на меня, внутрь меня, сквозь меня. Дмитрий Михайлович смотрел на меня, изучая, всего две-три секунды, показавшиеся мне вечностью. Затем, основываясь на ведомом лишь ему глубинном чутье, необычайно занятый человек всё же решил принять меня.

Узнав, что он нужен мне лишь ненадолго и по личному делу, Дмитрий Михайлович провёл меня в свой кабинет, усадил за большой деревянный стол, сел напротив и терпеливо, вежливо спросил, глядя мне прямо в глаза:

- Ну, какое же, собственно, дело привело вас ко мне?

Проглотив подкативший к горлу предательский ком, я сбивчиво ответил:

- Дмитрий Михайлович, я читал ваши книги «Бремя власти», «Великий стол», «Младший сын», - от волнения я перечислил названия книг в обратном от должного порядке. - Они мне очень понравились и... И в благодарность за ваш труд я хочу сделать вам скромный и, смею надеяться, уместный подарок, изготовленный собственными руками. Вот.

С этими словами я встал, обошёл стол слева от меня, встал прямо перед сидящим в молчании Дмитрием Михайловичем, извлёк из авоськи кольчугу и протянул ему.

Я никогда не забуду, как изменились его глаза, когда он, наконец, осознал, зачем я пришёл. Вид сверкающей кольчатой брони, так Дмитрий Михайлович зачастую называл кольчугу в своих исторических романах, буквально ошеломил его. Всего несколько секунд назад его взгляд был деловито-строгим, а теперь, о чудо, глаза его сначала потеплели, затем загорелись, нет, засияли каким-то высшим, лучезарным весельем, которое можно сравнить лишь с неподкупной радостью ребёнка. Какое-то время он молча глядел на кольчугу, перебирая её звенья своими руками, затем его потеплевший взгляд обратился на меня. В голосе его звучало искреннее восхищение, которое тронуло меня до глубины души.

- Прелестно! - скорее выдохнул, а не произнёс Дмитрий Михайлович, а затем повторил почти скороговоркой. - Прелестно, прелестно!

Я положил свой подарок ему на колени и хотел уже было попрощаться, потому что само по себе слово «прелестно», услышанное из уст великого писателя, было высшей наградой за мой скромный труд. Но Дмитрий Михайлович вдруг глянул на меня с озорным прищуром, слегка склонив голову набок, и весело спросил:

- Так какие мои книги вы читали?

- «Бремя власти», «Великий стол», «Младший сын», - ответил я, по-прежнему путая от нахлынувшего на меня радостного волнения очерёдность издания романов.

- «Младший сын», «Великий стол», «Бремя власти», - по-доброму, не журя, поправил меня Дмитрий Михайлович.

- Да, конечно. Простите, я перепутал, от волнения. - Промямлил я в ответ.

Приказав мне знаком снова занять моё место гостя за столом, Дмитрий Михайлович быстро откуда-то извлёк и положил на стол слева от себя три свои книги: два экземпляра романа «Симеон гордый» и один - романа «Ветер времени».

- Как вас правильно величать? - спросил Дмитрий Михайлович, тепло улыбаясь и готовясь сделать дарственные надписи.

Я назвался, он принялся писать. Закончив, Дмитрий Михайлович протянул мне сначала один из экземпляров романа «Симеон гордый» со словами: «Вот эту книгу вы кому-нибудь подарите, здесь просто автограф без имени». Я взял драгоценную книгу и быстро спрятал её в авоську, где раньше была кольчуга. Затем я принял в дар от Дмитрия Михайловича две оставшиеся книги, в которых он сделал для меня одинаковые, скромные, но бесконечно дорогие моему сердцу надписи: «Владимиру Рубцову на добрую память. Д. Балашов». Ещё две книги исчезли в бывшем вместилище кольчуги. Это был самый ценный дар, который я когда-либо получал в жизни.

Но всё хорошее когда-нибудь заканчивается. Неминуемо приближалось окончание моей первой и единственной встречи с выдающимся русским писателем-историком. Она длилась всего лишь пятнадцать минут, но эти минуты с той поры живут во мне долгие годы и будут жить до тех пор, пока бьётся моё сердце. Почувствовав, что отпущенное мне судьбой время встречи подошло к концу, я встал, тепло поблагодарил Дмитрия Михайловича за его бесценный подарок и стал откланиваться. Он проводил меня до самой двери и протянул на прощание руку. Уже не стесняясь, я крепко пожал её, глядя прямо в глаза Дмитрию Михайловичу, ставшего мне чуть ближе, но по-прежнему остающегося на своём избранном, бесконечно далёким от меня пути выдающегося писателя Земли Русской. В эти секунды я старался навсегда запечатлеть его образ в своей памяти, лелея в душе крохотную надежду на то, что когда-нибудь смогу встретиться с ним хотя бы ещё раз. Разве мог я в тот момент подумать, что эта наша встреча будет первой и последней. Конечно же, не мог.

Выйдя на улицу, я отправился домой пешком по старым тихим новгородским улочкам. Согретый незабываемыми воспоминаниями об искреннем, лучезарном взгляде Дмитрия Михайловича, который мне удалось на несколько секунд вызвать к жизни своим рукотворным даром, я шёл, ломая сапогами хрупкий лёд подмёрзших луж, и улыбался. Мою правую руку оттягивала приятная тяжесть авоськи с драгоценными книгами. Я вдыхал полной грудью свежий морозный воздух и был счастлив, как никогда в жизни.

г.Саратов, 26 июля 2007 г.
www.rubzov.ru