Каменный мешок

В ночи этой тёмной, что жизнью зовётся,
блажен тот, кто с верой сей влаги коснётся,
           во тьме этой ночи.
               
                Хуан де ла Крус

 Проснулся. Рука, на которой лежал, затекла. Повернулся на другой бок. Правая нога тут же отозвалась резкой болью, так словно в неё разом вонзили сотни игл. Ранее, когда так случалось, тут же хватался за ноющую ногу и начинал растирать руками её мышцу. Теперь знаю, что достаточно потянуть за большой палец ноги, как судорога почти сразу проходит. Она мучает регулярно, иногда возникая одновременно в обеих ногах. Успокоив боль, пытаюсь уснуть. И чувствую другую боль - в паху. Не вижу, во что превратился мой орган, но понимаю, что вся область воспалена, и, кажется, на яичках образовался гниющий нарыв. Боюсь прикасаться к нему. Когда приносят воду, стараюсь хоть немного промыть их, но помогает это мало. Кожа в паху раздражена, зудит, неприятно липнет к одежде. Иногда болезненно снять её, чтобы справить потребности организма. Стараюсь справлять их по возможности реже. Испражнения никто не убирает. Справляюсь у стены, к которой обращены ноги. Самое страшное - не получается вновь заснуть. Не знаю, день или ночь. Всегда одинаково темно. Не знаю, сколько времени здесь пребываю. Месяц, возможно несколько недель, возможно - дней. Времени нет. Есть отрезок нескончаемой ночи. Ночи извечной, никогда не наступавшей и никогда не проходящей. Равно нет и пространства. Есть сжатая камера, ширина которой чуть больше плечей, высота - значительно ниже роста. Стоять возможно только сильно склонившись. Нет окон. Есть две щели, узкие настолько, что в них не проходят пальцы. Через них не виден - никогда и ничей: ни солнечный, ни искусственный - свет. Иногда сквозь них струится лёгкий поток воздуха, вероятно только при сильном ветре. По этому потоку определил их месторасположение внизу стены. Считать дни нет возможности. Время от времени приносят пищу. Без слов, кто-то отворяет низкую дверцу, и оставляет миску с водой и ломоть хлеба. Еда доставляется нерегулярно. В некоторые дни ничего не доставляется. Также не знаю, в одно ли время приносят пищу или же - что вероятнее - в разное. Боль в паху усилилась. Застонал. Только эта боль мучительна. Слёз давно нет. Стенаний и укоров нет. Привык и смирился со всеми физическими неудобствами. Почти свыкся с гнетущей тьмой и тишиной. Первое время эти два фактора сводили с ума. В течение долгого времени перед глазами только темнота. Даже привыкнув к ней, едва различаю силуэт рук. Слух чрезвычайно обострён: слышу шаги задолго до того, как человек принесёт пищу. Они – единственный звук, доходящий извне, и утверждающий ослабшую веру в то, что есть что-то и кто-то живой, кроме вшей. Вши ползают в спутанных лохматых волосах, в густой бороде, по волосатой поверхности тела, под давно нестиранной и разлагающейся на нём, одеждой. Снять её и использовать как постель, не решаюсь. Холодно. Временами бросает в жар. Рву одежду и волосы, бьюсь о стены. Сил слишком мало, чтобы даже в приступе убиться, прекратив агонию. Когда отпускает, лежу ещё более ослабший и бессильный распорядиться судьбой. Наверное, умру здесь же. Сколько ещё ждать? Сколько времени прошло? Сколько времени предстоит? Времени нет. Без смены дня и ночи. Без ощущений. Его нет. Из ощущений отчётливо воспринимаю только боль. Голод и жажда будто притупились. Исхудал настолько, что, ощупывая лицо, натыкаюсь на глубокие впадины на месте щёк. Хочется спать, но невозможно спать всегда. Болезненно воспринимаю тьму и тишину. Жажду малейшей крупинки света. Малейшего едва различимого звука. Ничего нет. Тьма и тишина. Поначалу пытался думать. О происшедшем. О способах побега. Затем эти мысли стали малозначительными и ненужными. Старался вспоминать прочитанные книги. Припомнить каждую мелочь. Цитировать наизусть проштудированные некогда труды. Сначала вслух, дабы заглушить тишину. Горло уставало, требовало воды. Затем и мысленные логические и связанные построения рушились. Перебивались мыслями о хлебе и воде. Которые затем вытеснили мысли о терзающей боли. Что может вытеснить их? Случится ли так, что все мысли и чувства полностью притупятся? Перестану замечать тишину, темноту, телесные страдания? Могу ли ещё надеяться, что время вновь начнёт свой ход, а пространство расширится? Могу ли? Боже!..
               
                8 октября 2007

 ПРИМЕЧАНИЕ: Хуан де ла Крус провёл девять месяцев в камере такого рода, прежде чем ему удалось бежать. В период своего заключения он написал прекрасные светлые стихи о любви к Богу. История о его мучениях и лишениях, привела к идее этого рассказа. В сжатой форме я попытался передать психологическое состояние узника в каменном мешке в первые недели заключения. Кажется, что мыслей скоро не останется совсем, тем не менее, ещё не понимая этого, заключённый уже тянется к единственному Свету – тому, что в его сердце.