Герман

  Марина Ивановна несла домой живого карпа и чувствовала, что совершает большую ошибку. Тревожное ожидание этой ошибки возникло сразу, едва она переступила порог огромного рыбного магазина.

А привлек Марину Ивановна вовсе не прудовой карп, а осетровый бок горячего копчения, по-царски разлегшийся в широкой витрине на фоне натянутой рыболовной сети, штурвала и спасательных кругов. К тому же бок осетра был аппетитно подсвечен коралловым светом, мгновенно заколдовавшим проходящую мимо Марину Ивановну и зародивший в ней мысль о потребности маленькой авантюры. Марина Ивановна легкомысленно согласилась и поплыла по течению за порцией осетрового бока и дюжиной королевских креветок.

Карамба!

Вблизи осетр выглядел не менее достойно, чем на фарфоровом пьедестале.
Продавщица, взвешивающая королевских креветок, хмуро разглядывала бриллиантики Марины Ивановны, скромно сверкавшие в ее небольших ушках.

И тут Марина Ивановна увидела за спиной продавщицы огромный аквариум, заселенный живой рыбой. Сомы, форель, осетры, стерлядь. Но особенно хороши были карпы, золотящие малахитовое пространство аквариума чеканной чешуёй.

Марина Ивановна долго наблюдала за одним, особенно компанейским и нахальным карпом, весело и умело толкавшимся среди гладких подружек, и, внезапно повернувшись к продавщице, сказала: «А дайте-ка мне, вон того, мордастенького!»

Продавщица ловко выловила ошеломленного сачком карпа и бросила на чашу весов. У карпа был рваный хвост.

- Это ему карпихи обкусали, сучки ревнивые, – объяснила хмурая продавщица, - вы не думайте, он абсолютно здоровый.

Королевских креветок положили в закрытый лоток, осетровый бок завернули в пергамент, а притихшего карпа впихнули в прозрачный пакет.

Придя домой, Марина Ивановна убрала креветок и осетра в холодильник, а карпа положила в мойку. Карп лежал на боку и дышал пакетом. Пакет запотевал. Марина Ивановна охнула, обозвав себя дурой, и продырявила душный целлофан. Карп жадно потянул свежий воздух и по собачьи вильнул хвостом.

- Так, теперь дальше, - подумала вслух  Марина Ивановна, пряча за спиной  молоток, - до этого места все было замечательно. Ты молодец, а вот я, кажется, раскисла. Нет, я сейчас соберусь, я громко дочитаю до трех и прости-прощай! Раз, два, три!

На счете «три» Марина Ивановна выронила молоток, истерично засмеялась и открыла кран с холодной водой. Карп пил воду как человек, приникнув к струе.

- Я сейчас сойду с ума, - сказала Марина Ивановна и налила крепкий кофе. Ей нужно было подумать. И первое, что пришло в голову Марине Ивановне, было имя Герман.

- Почему Герман? – спросила себя Марина Ивановна, — это же совершенно не рыбное имя.

Карп протестующе шлепнул хвостом. Он возражал. Ему нравилось имя Герман.

- Хорошо, - сказала Марина Ивановна. – Будешь Германом. Недолго.

Марина Ивановна повязала фартук, включила плиту, налила на сковородку растительное масло. Взяла нож, подержала и положила его на место.

- Нож после молотка, - напомнила себе Марина Ивановна и добавила в кофе коньяк. – Смелее, Марина, подними с пола молоток.

Герман смотрел в окно. Он видел край неба. В его рыжих глазах стояли водопроводные слезы.

- Вот ты паскудник, - сказала Марина Ивановна, пытаясь себя разозлить, - ты еще стихи начни тут читать. Наел харю, бабник.

Карп скромно молчал.

- Герман, - сказала Марина Ивановна, доливая коньяк, - у нас нет выбора, я должна тебя убить, потому что ты рыба. Но я не могу.

Карп благодарно сложил на груди плавники.

- Гад, - беспомощно сказала Марина Ивановна. Она выключила плиту и отнесла карпа в ванну. Наполнила водой до верха и пустила в нее Германа.

Карп поплыл и проплавал в этой ванне два года, поэтому для принятия душа Марина Ивановна ездила к любовнику Аркадию на другой конец города. Аркадий не возражал, он был умным и нерешительным, что подтверждало его умность. Он привычно ухаживал за Мариной Ивановной пять лет безо всякой декларации о конкретных намерениях.

Марина Ивановна терпеливо чего-то ждала и не навязывалась бы и дальше, если бы не возникшая потребность в полоскании под душем гостеприимного Аркадия. Любовник не расспрашивал о причинах участившихся встреч, а даже наоборот, любезно расширил свой домашний ассортимент пены и соли для романтических ванн. И заменил почти новую эмалированную ванну на премиальное джакузи.

По понедельникам и пятницам Марина Ивановна меняла Герману воду в ванне, дважды в день кормила его отварной картошкой и на десерт притаскивала карпу хорошеньких подружек из родного рыбного магазина. Но Герман не хотел заводить семью и гордо уплывал от настойчивых приставаний карпих к серебряному переливу ванны.

Утром печальная Марина Ивановна возвращала отверженных рыбиц обратно, остро чувствуя в них родственную душу. Продавщица встречала Марину Ивановну как любимую бестолковую дочь и советовала кормить Германа сельдереем для подъема мужской силы. Марина Ивановна сконфуженно смеялась и послушно кормила сельдереем Аркадия.

Однажды любовники поссорились, и Марина Ивановна наговорила Аркадию по телефону много обидных слов, которые накопились в памяти за пять лет знакомства. Причину этой ссоры Марина Ивановна не помнила, потому что главной и единственной причиной являлась их неоформленная семейная жизнь.

Аркадий умело сопротивлялся, ржал как конь и клялся, что Маринка его сейчас разводит. Марина Ивановна бросила трубку и легла поплакать. Она лежала и ждала звонка Аркадия, который должен был клянчить у неё прощения и звать замуж. Но Аркадий не звонил, поэтому Марина Ивановна поревела и заснула.

Проснулась она от запаха жареной рыбы. Марина Ивановна свалилась с кровати, и босиком побежала на кухню. На сковородке, в кольцах жареного лука, лежал Герман. На столе стояли две тарелки. Два фужера и бутылка белого вина.

- Ты извини, я тут похозяйничал, пока ты спала, - сказал Аркадий, вытягивая тугую винную пробку, - но поверь мне на слово, что под жареную рыбу лучше всего пить алиготе, а мадеру под уху. Завтра у нас с тобой будет уха из настоящего судака.

- Но у меня нет судака, - сказала Марина Ивановна, с ужасом глядя на зажаренного Германа.

- Как это нет, - сказал Аркадий и сбросил майку. Под сброшенной майкой забелело сжатое с боков брюхо судака, покрытое мелкой плотной чешуей. – Я самый лучший судак в мире!

От ощущения нехватки воздуха сознание Марины Ивановны по-рыбьи тихо уснуло. И пришло в чувство от настойчивого телефонного звонка. Марина Ивановна с трудом дотянулась до телефона. Звонил Аркадий.

- Напоминаю, что сегодня у нас банный день, – Аркадий был в игривом настроении, – ты не забыла?

- Сейчас, - Марина Ивановна сползла с кровати и пошла с телефоном в ванную.

Герман увлеченно охотился за мочалкой. Он мельком взглянул на Марину Ивановну и нетерпеливо отвернулся. Ему было некогда.

- Аркадий, - строго спросила Марина Ивановна, - ты умеешь жарить рыбу?

- Боже упаси, - откликнулся Аркадий, - я ненавижу рыбу, ни жареную, ни вареную.

- Может, уху любишь? – не отставала Марина Ивановна.

- Нет, - ответил Аркадий, - ни уху, ни рыбную солянку, ни суп из рыбных консервов, ни селедку с луком, ни вяленую воблу, ни анчоусов в маслинах. Абсолютно ничего. Так ты ко мне приедешь?

- Приеду, - сказала Марина Ивановна, - только, пожалуйста, купи мне новую мочалку. Мою старую съел Герман.

- Кто съел? – не понял Аркадий, - какой Герман?

- Не важно, - сказала Марина Ивановна, - я тебя потом с ним познакомлю.

- Погоди, Марина, ты погоди, - сказал Аркадий, - ты выходи за меня, ты же давно меня знаешь, зачем тебе какой-то Герман? Я тебя давно люблю, у нас с тобой и дети будут и вообще все у нас будет! А давай прямо завтра распишемся?

- Хорошо, - сказала Марина Ивановна, - я подумаю.

Она убрала телефон и, взглянув на плескавшегося в воде Германа, перегнулась от приступа смеха и никак не могла остановиться. Марина Ивановна хохотала. До колик. До изнеможения. До счастливых слез.