Кошки-мышки

…За окнами бесчинствовал белый зверь. Царапал стекло ледяными когтями, сопел в глубокие щели, выл всю ночь напролет, обгрызая голые ветви приземистых абрикосовых деревьев.
 Дети сидели на широких подоконниках, обложившись подушками да укутавшись в дырявые пледы. Сидели молча и ждали взрослых.
- Девочки, я не могу больше. Страшно, - сказал вдруг кто-то из них, а кто-то вздохнул, и все услышали, как его дыхание дернулось и сорвалось в кашель.
- Молчи лучше, - раздался сиплый мальчишеский голос.
 Детдомовцы липли боками и спинами друг к дружке, и каждый ощущал, как трясет мелкая дрожь соседа.
- Слышите? – сказал маленький Максимка, - Слышите?
- Ну что? Я ничего не слышу, - Андрей был самым старшим. Летом ему должно было быть одиннадцать. 
- Ой! – Дашенька, восьмилетняя Максимкина ровесница и любовь, - Это плачет кто-то, - прошептала она, поглядывая на свою подругу Риту.
 Та сидела рядом с Андреем и раскачивалась взад-вперед, смотря куда-то в пол.
- Неправда. Это ветер, - сказала десятилетняя Оля.
 Немного помолчали. Кто-то снова тяжело вздохнул, на этот раз не закашлявшись.
- Нет, - возразил Максимка, - Плачет.
 Не прекращая качаться, Рита одними губами проговорила: «Плачет».
- Не слышу, - сказал Андрей, прищурив глаза.
- Я тоже, - сказала Оля, покосилась на сестру и увидела, как у той дрожат полные слез зрачки.
- Постойте, - Андрей открыл глаза, - Это там, в большом коридоре. Там кто-то есть. И он.., - мальчик закусил нижнюю губу.
- Скулит, - произнесла Рита, оторвав взгляд от пола и пробежавшись им по лицам детей.

 В самом дальнем углу широкой спальной комнаты, скрючившись, лежала в своей постели Вероника. Она всегда старалась держаться поодаль от всех, и все сторонились ее. Воспитателям никак не удавалось заставить ее носить волосы – где угодно девочка могла найти что-нибудь, чем она могла обрезала хоть сколь-нибудь отраставшие на голове волосы. Она попала в приют два года назад, когда трое домушников повесили ее мать на двери Вероникиной спальни, обрезав косу и затолкав ей в горло. Восьмилетняя девочка была так мала, что изверги не заметили ее под одеялом в собственной постели. Когда они ушли, Вероника увидела, что они сделали: широко распахнутые, остекленевшие, мутные глаза матери смотрели прямо на нее, голова наклонена так, как будто она о чем-то глубоко задумалась, из носа вытекали красные струйки, пропитывая набухающую уродливую «змею» у нее во рту. Коса все еще держалась на резинке, и конец ее так сильно разбух, что стал походить на голову гада, с острых длинных зубов которого капал багровый яд…

 Вероника лежала, не шевелясь, с закрытыми глазами, и все думали, что она спала. Вдруг ее веки сильно напряглись и резко обнажили влажную синеву Вероникиных глаз. Ее прямой, неблуждающий взгляд, взгляд ее матери, пронзи рваную коричневую кожу старой стены. Вероника открыла рот и, скривившись так, будто собиралась вскрикнуть, громко произнесла:
- ЭТО ДЬЯВОЛ!
 Два слова раздались выстрелом в стенах спальной. Сквозь воробьиные детские силуэты пронесся невидимый электрический разряд. Одни подскочили, другие ахнули, самые маленькие хором заревели, не понимая даже почему – все посмотрели на Веронику, которая приподнялась на локтях и дерзко оглядывала каждого.
- Заткнись! – огрызнулась Оля; под бровями у нее сверкали две узкие щелочки, а верхнюю губу она подтянула, зло скалясь, но было видно, что еетоже задело общее чувство, - Дура!
 Все боялись того, что Вероника может что-то добавить.
 И она добавила, покачивая лысой головой, что придавало ее словам большей силы:
- Да! Это он. Я знаю. Он всегда так… В тот день моя мама тоже слышала, как в подъезде мяукал котенок. Так громко. Так жалобно. А потом.., - девочка перевела дыхание, садясь на кровать, обняв колени, - …потом она пошла туда. Но котенка там никакого небыло!
 Вероника все больше повышала голос:
- Понимаете?! Не было там этого гадкого котенка!
- Ну и что? – сказа Андрей.
- Да, что? Что с того, что там его не было?! – громко спросила Оля, пытаясь этим себя подбодрить.

 Внезапно лицо Вероники исказилось, превратившись в страшную гримасу, и она сказала тихо, но все услышали:
- Перила в подъезде были все измазаны кровью, а на одну, ту, что возле нашей двери была прибита кошачья голова, и из ее пасти торчал кошачий хвост. И знаете что?
- Что? – сказали одновременно несколько голосов.
- Когда через минуту мама и наша соседка, которой она позвонила по телефону, открыли дверь – в подъезде было все как обычно: ни крови, ни кошачьей головы…
 Кто-то подхватил:
- Ни хвоста.
 Вероника вздохнула и добавила:
- Соседка решила, что моя мама чекнулась. И даже пришла к нам на чай… Пришла, чтобы посмотреть на чекнутую маму, а потом всем рассказать, что моя мама ЧЕКНУТАЯ!!! – она опять сорвалась на крик, - Но она ушла, а пришел тот, кто сейчас там, в большом коридоре. Тот, кто тогда сделал малюсенькую ошибочку и пришел сейчас ее исправить. Он пришел за мной!

 В комнате стало тихо. Не слышно было даже дыхания. Малыши как будто бы знали, когда следует прекратить рев. Дети не сводили глаз с Вероники – так несколько столетий назад толпа глазела на ведьму, привязанную к столбу, у босых ног которой уже занималось пламя.

- Глупости, - нарушила тишину Оля, - Твою маму убили бандиты, - но на нее никто не обратил внимания, которое сейчас вдруг было привлечено возней за дверью: будто кто-то терся об нее, шкрябал косяк и издавал тихий писк.
 Зареванные мордашки малышей поразевали слюнявые рты и завертели испуганными глазенками. Лица же детей постарше не уступали в бледности потолку. А сама Вероника положила голову на подушку и уперла взгляд в этот самый потолок.
 Шуршание, скрежет и скулеж за дверью становился все более невыносимым.
- Ах, значит дьявол, да?! – сказала Оля, соскальзывая с подоконника.

 Вероника посмотрела на нее так, что девочке захотелось сесть обратно; но сделать это она уже не могла – Оля взрослая и совсем-совсем не трусиха. По крайней мере, не такая, как ее сестра: фу! Соплячка! Они все… Они все мямли, плаксы и в трусы надули. Она пойдет и откроет дверь, покажет им, чего стоят для нее их дурацкие нюни.
 Всовывая ноги в тапочки-мышата, Оля еще раз посмотрела на всех, ища поддержки, хмыкнула, даже выдавила улыбку и направилась к двери, шарканьем тапок пытаясь изобразить непринужденность.

- Стой!
 Оля оглянулась на голос Андрея. Уголки ее рта слегка дернулись и потянулись вверх – ей нравилось, что боится вместе со всеми и этот бравый самоуверенный тип.
- Остановись, - повторил он, поднимаясь со своего места, чтобы ей помешать.

 Девочка не послушалась, разве что слегка замедлила шаг, когда он ее окликнул. Трусливый сумасброд. И прежде, чем он настиг Олю, та схватилась за дверную ручку и повернула ее.
 В этот момент Вероника, секунду назад лежавшая в кровати и разглядывающая штукатурку, свисавшую на паутине с потолка, вскочила на ноги и истошно завопила. Младшие сочли ее предложение поорать вполне уместным и разразились душераздирающим плачем.

 Тем временем Андрей схватил Олю за плечи и дернул на себя. Как обычно он не рассчитал силу, и они оба повалились на пол.
 Но дверь была уже открыта.

 Вероника кричала до тех пор, пока в легких хватало воздуха, но вот она замолчала. Смолкли частично и тонкие голоса младших.

 В темной глубине открывшегося проема мелькнула тень, и на пороге возле босых ног лежавших навзничь Андрея и Оли, возник черный зверь.
 Котенок благодарно мяукнул, выпрямив столбом хвост, и, громко урча, начал тереться об Олину коленку.
 Все облегченно вздохнули, все, кроме неуклюже стоящей у своей кровати лысой девочки.
- Вышвырните его вон! – истерическая нотка в ее голосе дала новый стимул саднившим глоткам малышей. Но запала хватило ненадолго, и многие из них протянули пухленькие ручки ко входу, где уже поднялись с пола смущенный Андрей и ухмыляющаяся Оля, меж ног которой вертелся пушистый моторчик.
 Вероника выглядела так глупо: широко расставленные босые ноги, чуть согнутые в коленях, порванная в подмышке ночная рубашка – дыра открылась, когда девочка вскинула руку, указывая на ужасающего ее кота.
 Ухмылка не сходила с лица Оли. Она наклонилась и взяла котенка на руки. Поглаживая его, она посмотрела на Веронику, которая так неестественно замерла, из открытого рта которой вырывался протяжный хрип – ой! девочки, смотрите, все смотрите на меня! – Оля одарила всех плотоядным прищуром и остановила его на закрывающем двери Андрее, который только и нашелся, что произнес: «Не нужно было».

- Да пошел ты, - огрызнулась Оля и направилась к тому месту, где сидела. Мальчик остался у двери, прислонившись к ней спиной.
«Статуя Лысой Дуры» исчезла – Вероника шмыгнула под одеяло, укрывшись им с головой. Там ее трясло в тихом рыдании.
 Дети, пришедшие, наконец, в себя, окружили Олю Неустрашимую, стали гладить котенка. Сама же виновница событий восседала на подоконнике одновременно, как храм и его алтарь, а люди вокруг служили молебен существу на ее руках.
 
 Послышались отдаленные шаги в большом коридоре. Детдомовцы, не спавшие пол ночи ввиду непогоды, быстро разбежались по кроватям. Наступало утро. Воспитатели шли их будить.
 Оля, как и все другие, легла, забрав к себе в постель новую игрушку. Она не желала, чтобы взрослые прознали о ее находке. За мгновение перед тем, как в комнату вошли и включили предусмотрительно выключенный Андреем свет – хоть какая-то от него польза – Оля подумала о Веронике. Та могла сдать ее с потрохами.

- До-оброе утро, - протянули два голоса, и ребята начали имитировать недовольство, крутясь под одеялами, громко зевать, потягиваться, сбрасывать на тапочки босые ноги…
- Поднимайтесь, поднимайтесь, - проговорили все те же голоса, когда было замечено, что не все дети проснулись, - Идите умывайтесь.
 Воспитательницы давали громкие указания и столь же громко оповещали о дневных занятиях и подготовке к новогоднему утреннику, но их взгляды не улавливали ни единого движения на двух кроватях в дальнем конце комнаты.
- Вероника, Оля, подъем! Вставайте сейчас же или будете наказаны!

 Максимка уже застелил свою постель и вместе с воспитательницами подошел к вероникиной.
 Одеяло было резко откинуто: Вероника лежала неподвижно, ее веки были слегка приоткрытыми – в них не было видно зрачков, а лицо было до синевы бледным.
 Обе женщины вскрикнули и отшатнулись. Дети, все как один, обернулись на них, перестав одеваться и застилать постели.
 Кто-то из малышей снова заплакал. Дети подходили, несмотря на протест воспитательниц, посмотреть на «настоящего мертвеца».
 Максимка, в глазах которого дрожали огромные капли, протянул руку и дернул Веронику за плечо. Один раз, потом другой, посильнее. Его слезы упали ей на рубашку и растаяли в ней.
- Не трогай ее, - сказала одна воспитательница, отодвигая его от покойницы, но тут… Вероника всхлипнула и зашевелилась. Зрачки выползли из-под век. Она вопросительно посмотрела на окруживших ее, а Максимка принялся обнимать лысую девочку.   
 
 Затем все вспомнили об Оле. Дети, что стояли возле ее кровати, потянули одеяло на себя, но вдруг заорали, как первобытные. Их, словно взрывом, отбросило на другую кровать. Дети и взрослые посмотрели на то, что лежало на олиной кровати. Максимка крепче обнял Веронику, а та до боли стиснула его хрупкое тело. Воспитательницы зажали рты ладонями, чтобы не наделать еще пущего крика и паники, но ту одну сильно дернуло, она отвернулась, опустилась на колени и залила дорожку утренним кофе.
 Простынь и подушка были пропитаны кровью, которая со всех краев Олиной кровати лилась на пол. Девочка лежала на спине. Кисти ее  рук были погружены в огромную дыру в животе, где копошились миллионы черных насекомых, увеличивая эту дыру все шире и шире.
Всем вдруг показалось, что она еще жива, потому что ее нижняя челюсть стала двигаться, но спустя секунду меж олиных окровавленых губ возникли волосатые лапки паука.