Города и веси

Aug. 29th, 2007

Я люблю города. Еще я не совсем понимаю смысл загадочного слова «веси», но, наверное, люблю и их тоже. Потому что кроме урбанистического пейзажа у меня захватывает дух от созерцания зеленых листочков, серебристых отблесков солнца на воде, лениво улегшихся на голубое и плоское облаков. Еще в этом списке – старые скворечники, покосившиеся заборчики, баньки из ворованных шпал, спящие лошади с телегами вялой травы, ковер из пожелтевших иголок лиственницы и силуэты оставшихся на ветвях шишечек… Возможно, это и есть – веси. Стати считается, что любить их более «правильно», как начитаться стихов Есенина вместо криминальной хроники. Но города я тоже люблю – не смотря ни на что. На их затвердевших асфальтовых спинах держится мир.

Это ощущение живой энергии города пришло из детства, со временем оно трансформировалось, расширилось – маленькие города становились меньше, появились большие. Когда-то точные слова становились определениями увиденного нового дома, незнакомого квартала. Точность слов утеряна, чувство осталось. Я жила в маленьком старом доме со скрипучими деревянными ступенями в подъезде. Панельные дома и вымощенные возле них грубыми бетонными плитами дорожки назывались чем-то вроде «современности», если бы я в то время нала слово «модерн», возможно применила бы именно его. Теперь то все называется «пресловутой 97-й серией», а тогда фотографии с такими домами и дорожками и выросшей на этих дорожках травой показывали по телевизору после новостей в прогнозе погоды. Там были большие чужие города с новыми недоступными детскому воображению домами. А такими плитами были вымощены тротуарчики на незабываемо-невспоминаемом юге, только те плиты были шестигранными, и трава между ними росла зеленее и веселее.

Какие были в этих домах квартиры? Они были похожи на ту, в которую переехал котенок из детской книжки про строительство новой жизни: обои в рыбку мягких и округлых цветов, подушечки на полу и разноцветные бумажные фантики на ниточках с потолка. Каждый двор из стекла и бетона, пусть потрескавшегося и выщербленного, не безик – его стены пропитаны воздухом той эпохи, когда можно было уйти из дома и не закрывать дверь на ключ. Тополь возле подъезда – это живое существо, свидетель существования каменного монстра напичканного изнутри теплыми человеческими телами и освещенного мыслями и чувствами обитателей.

У этих домов есть молодые братья-близнецы, вылощенные и ровные, с прочными железными дверьми по лестничным клеткам. Их множества, они расу в буквальном смысле, как грибы: если бы грибы могли расти целый год с одинаковой скоростью, то размером не уступили бы девятиэтажкам… Эти новые похожие друг на друга дома – звучание пронзительной высокой ноты, а если не отворачивать взгляда, можно обнаружить, что они тоже живут: из одного окна высунулась в полтуловища старушка и кормит голубей, кто-то выставил не балконе герань вопреки строгой последовательности неизобретательных архитекторов – так она и светится алым пятном на желто-сером боку бетонного короба, на другом окне сидит кошка, лениво свесив наружу хвост. Каждая маленькая крупинка жизни неотделима от города, она часть его: начало и итог, каждый камень города сделан живым существом, каждое живое существо – порождение города.

Я люблю города. Даже те, где никогда не была и не буду. Человек, который говорит, что не любит какой то город, не понимает или не хочет понимать себя, недоволен собой.